Кто-нибудь из прислуги будет ее привозить.Я покачал головой.— В подобном случае не обойтись без активного участия матери.Она нахмурилась.— Знаю. Это не оптимальный вариант. Но, может быть, вы владеете методами, которые хоть сколько-нибудь помогут девочке и без вовлечения в это дело матери? Просто чуточку понизят у нее уровень беспокойства? Дай вообще, любое ваше мероприятие может уменьшить для нее риск стать совсем чокнутой. С вашей стороны это было бы по-настоящему добрым делом.— Возможно, — сказал я. — Если мать не будет сводить на нет все лечение.— Не думаю, что она станет это делать. Она со странностями, но, видимо, по-настоящему любит девочку. Сознание вины в этом случае нам на руку. Подумайте, какой несостоятельной она должна себя чувствовать, зная, что девочка обратилась за помощью к чужим людям. Она понимает, такая обстановка не подходит для воспитания ребенка, но не может вырваться из пут собственной патологии. Она должна чувствовать себя ужасно. Как мне кажется, сейчас самое подходящее время этим воспользоваться. Если девочке станет лучше, то и мамочка, возможно, кое-что уразумеет и попросит помощи для себя самой.— А отец в этой картине как-то фигурирует?— Нет, она вдова. Кажется, это случилось, когда Мелисса была совсем крошкой. Сердечный приступ. У меня такое впечатление, что он был намного старше.— Похоже, вы немало узнали за столь краткий визит.Ее щеки порозовели.— Приходится стараться. Послушайте, я не призываю вас перекраивать всю вашу жизнь и ездить туда регулярно. Но даже если бы нашелся специалист ближе к их дому, от этого ничего бы не изменилось. Мамуля вообще никуда не выезжает. Для нее расстояние в километр все равно что до Марса. И если они решатся попробовать лечение и из этого ничего не получится, то вряд ли можно рассчитывать на вторую попытку. Так что здесь нужен человек компетентный. Послушав вас, я убедилась, что вы как раз подходите для данного случая. Я была бы вам крайне признательна, если бы вы согласились взяться за это дело при таких — не самых благоприятных — условиях. Я постараюсь это компенсировать в будущем — буду направлять к вам пациентов с оптимальным раскладом. Ну как, идет?— Идет.— Я знаю, что кажусь слишком заинтересованной, и, может быть, так оно и есть, но сама мысль о семилетней девчушке, которая вот взяла и позвонила... И этот дом. — Она подняла брови. — Кроме того, я предполагаю, очень скоро моя практика станет настолько плотной, что у меня не будет времени уделять кому бы то ни было столь индивидуальное внимание. Так что мне лучше понаслаждаться жизнью, пока можно, правда?Она опять порылась в саквояже.— Во всяком случае, вот относящиеся к делу сведения. — Она вручила мне листок бумаги — бланк какой-то фармацевтической компании, на котором было написано печатными буквами:Пациент: Мелисса ДИКИНСОН, РОД. 21.6.71Мать: Джина ДИКИНСОНИ номер телефона.Я взял его и положил в карман.— Спасибо, — сказала она. — По крайней мере, получение гонорара не будет затруднительным, они-то уж не пользуются бесплатной медицинской помощью.Я спросил:— Вы их лечащий врач или они ходят к кому-то другому?— По словам матери, у них есть семейный доктор в Сьерра-Мадре, у которого Мелисса время от времени бывала в прошлом — прививки, обычные школьные медосмотры, ничего особенного. Физически она очень здоровая девочка. Но он здесь вообще не фигурирует, и очень давно. Она не хотела к нему обращаться.— И почему же?— Ну, все это лечение. Пятно на репутации. Честно говоря, мне пришлось потрудиться, чтобы «продать» вас. Ведь мы говорим о Сан-Лабрадоре, здесь все еще сопротивляются двадцатому веку. Но она будет сотрудничать с вами — я заставила се взять твердое обязательство. Что касается того, стану ли я их постоянным врачом, это пока неизвестно. Как бы там ни было, если вы захотите проинформировать меня, то я буду рада узнать о ее делах.— Конечно, — сказал я. — Вы только что упомянули школьные медосмотры. Значит, несмотря на свои страхи, она регулярно посещает занятия?— Посещала до недавнего времени. Ее привозили и увозили, а беседы с учителями велись по телефону. Может, там у них это и не кажется таким уж странным, но девочке наверняка было не очень приятно, что мать никогда ни на чем не присутствовала. Тем не менее Мелисса учится потрясающе, у нес кругом «отлично». Мать специально показала мне се табели.Я поинтересовался:— Что вы имеете в виду, говоря «до недавнего времени»?— Недавно у нее начали проявляться кое-какие определенные симптомы школьной фобии — неясные жалобы на самочувствие, слезы по утрам, заявления, что ей страшно идти в школу. Мать позволяла ей оставаться дома. Для меня это огромный, жирный предостерегающий знак.— Разумеется, — сказал я. — Особенно если учесть, какая перед ней ролевая модель.— Именно. Все та же старая биопсихосоциальная цепочка. Полистайте истории болезни — одни цепочки.— Цепочки для плетения кольчуг, — сказал я. — Крепкая броня.Она кивнула.— А вдруг нам удастся на этот раз пробиться сквозь нее? Вот было бы здорово, правда? * * * Весь остаток дня я занимался с пациентами, закончил обработку целой стопки карт. Прибираясь у себя на столе, я слушал запись.Взрослый женский голос: Кэткарт, служба помощи.Детский голос ( еле слышно): Алло.Взрослый голос: Служба помощи. Чем я могу вам помочь? Молчание. Детский голос: Это (шумно дышит, говорит очень тихо)... больница?ВГ: Это служба помощи больницы Кэткарта. Что у тебя случилось?ДГ: Мне нужна помощь. Я.ВГ: Да-да, говори. Молчание. ВГ: Алло? Ты еще тут?ДГ: Я... я боюсь.ВГ: Чего ты боишься, детка?ДГ: Всего. Молчание. ВГ: Там, рядом с тобой, сейчас есть кто-то или что-то, что тебя пугает?ДГ: ... Нет.ВГ: Совсем никого нет?ДГ: Нет.ВГ: Тебе грозит какая-то опасность, малышка? Молчание. ВГ: Ответь, детка.ДГ: Нет.ВГ: Совсем никакой опасности?ДГ: Нет.ВГ: А ты можешь сказать мне, как тебя зовут, малышка?ДГ: Мелисса.ВГ: Мелисса? А дальше?ДГ: Мелисса Энн Дикинсон ( начинает диктовать по буквам). ВГ: ( Перебивает.) Сколько тебе лет, Мелисса?ДГ: Семь.ВГ: Ты звонишь из дома, Мелисса?ДГ: Да.ВГ: А ты знаешь свой адрес, Мелисса? Плачет. ВГ: Тебя кто-то или что-то пугает? Вот сейчас, в эту минуту?ДГ: Нет. Я просто боюсь... всегда.ВГ: Ты всегда боишься?ДГ: Да.ВГ: Но сейчас, прямо сейчас, тебя что-нибудь беспокоит или пугает? Тут, у тебя дома?ДГ: Да.ВГ: Тут что-то есть?ДГ: Нет. Здесь нет ничего такого. Я... (плачет). ВГ: В чем же дело, малышка? Молчание. В Г: Раньше никто у вас дома не тревожил, не беспокоил тебя ничем?ДГ: (Шепчет.) Нет.ВГ: А мама знает, что ты звонишь, Мелисса?ДГ: Нет (плачет). ВГ: Она рассердится, если узнает, что ты звонила?ДГ: Нет. Она...ВГ: Говори, Мелисса.ДГ: ...хорошая.ВГ: Твоя мама хорошая?ДГ: Да.ВГ: Значит, маму ты не боишься?ДГ: Нет.ВГ: А как насчет папы?ДГ: У меня нет папы. Молчание. ВГ: Ты боишься кого-то другого?ДГ: Нет.ВГ: А ты знаешь, чего ты боишься? Молчание. ВГ: Мелисса?ДГ: Темноты... воров... и вообще.ВГ: Так, темноты и воров. И вообще. А ты можешь мне объяснить, малышка, что такое это «вообще»?ДГ: Ну, вообще... всякое, разные вещи! (Плачет.) ВГ: Ладно, дружочек, держись. Мы обязательно тебе поможем. Только не клади трубку, хорошо? Сопение. ВГ: Все в порядке, Мелисса? Ты слушаешь?ДГ: Да.ВГ: Умница. Ну, Мелисса, а ты знаешь свой адрес — как называется улица, на которой ты живешь?ДГ: (Скороговоркой.) Десять, Сассекс-Ноул.ВГ: Повтори это еще раз, пожалуйста.ДГ: Десять. Сассекс. Ноул. Сан-Лабрадор. Калифорния. Девять-один-один-ноль-восемь.ВГ: Очень хорошо. Значит, ты живешь в Сан-Лабрадоре. Это совсем недалеко от нас — от больницы. Молчание. ВГ: Мелисса?ДГ: У вас есть доктор, который может мне помочь? Без уколов.ВГ: Конечно, есть, Мелисса, и я как раз собираюсь договориться с ним о тебе.ДГ: (Очень тихо, невозможно расслышать.) ВГ: Что ты говоришь, Мелисса?ДГ: Спасибо.Послышался треск помех, потом все прекратилось. Я выключил магнитофон и набрал номер, который дала мне Айлин Уэгнер. Ответил высокий мужской голос: «Дом Дикинсонов».— Попросите, пожалуйста, миссис Дикинсон. Это доктор Делавэр, по поводу Мелиссы.На другом конце провода прокашлялись.— Миссис Дикинсон не может подойти, доктор. Но она просила передать, что Мелисса может приезжать к вам на прием в любой день недели, с трех до половины пятого.— Она не говорила, когда сможет принять меня для разговора?— Нет, боюсь, что нет, доктор Делавэр. Но я сообщу ей о вашем звонке. Удобно ли вам это время?Я сверился с расписанием сеансов.— Может быть, в среду? В четыре часа.— Хорошо, доктор. — Он повторил мой адрес и спросил: — Правильно?— Правильно. Но мне хотелось бы побеседовать с миссис Дикинсон перед сеансом.— Я сообщу ей об этом, доктор.— Кто будет привозить Мелиссу?— Я, сэр.— А вы...— Датчи. Джейкоб Датчи.— И ваше отношение к...— Я служу у миссис Дикинсон, сэр. Относительно вашего гонорара, какую форму оплаты вы предпочитаете?— Чек меня вполне устроит, мистер Датчи.— А сумма гонорара?Я назвал ему цифру своей почасовой оплаты.— Хорошо, доктор. До свидания, доктор. * * * На следующее утро посыльный принес ко мне в приемную большой желтый конверт. Внутри оказался розовый конверт меньшего размера, а в нем — сложенный пополам листок розовой почтовой бумаги и чек.Чек был на три тысячи долларов, и на нем стояла надпись: «На лечение Мелиссы». По моим расценкам семьдесят восьмого года, этой суммой можно было оплатить более сорока сеансов лечения. Деньги были сняты со счета в банке «Ферст фидьюшиери траст» в Сан-Лабрадоре. В верхнем левом углу чека было отпечатано:Р.П.Дикинсон, опекунДоверительная собственностьсемьи Дикинсон, 5.11.7110, Сассекс-Ноул,Сан-Лабрадор, Калифорния 91108.Почтовая бумага была плотная, дорогая, с водяными знаками.Я развернул сложенный пополам листок.В верхней части — тиснение черными буквами:РЕДЖИНА ПЭДДОК ДИКИНСОН.Ниже мелким, изящным почерком написано: Дорогой доктор Делавэр, Благодарю вас за Мелиссу. Буду держать с Вами связь. Искренне Ваша, Джина Дикинсон. Бумага пахла духами. Смесь старых роз и альпийского воздуха. Но это не делало слаще содержавшуюся в послании пилюлю:Не звони нам, плебей. Мы сами позвоним. Вот тебе жирный чек, чтобы заткнуть рот.Я набрал номер Дикинсонов. На этот раз трубку сняла женщина. Средних лет, французский акцент, голос более низкий по сравнению с Датчи.Голос другой — песня та же: мадам подойти не может. Нет, она совершенно не знает, когда мадам сможет подойти.Я назвал свое имя, положил трубку и посмотрел на чек. Ну и ну. Лечение еще даже не началось, а я уже потерял контроль над ситуацией. Так дело не пойдет, это не в интересах пациентки. Но я связал себя обязательством перед Айлин Уэгнер.Магнитофонная лента меня связала. ...Доктор, который может мне помочь. Без уколов. Я долго все это обдумывал и в конце концов решил, что продержусь какое-то время и попытаюсь найти хотя бы маленькую зацепку. Посмотрю, удастся ли добиться взаимопонимания с девочкой, какого-то прогресса — достаточного для того, чтобы произвести впечатление на викторианскую принцессу.Доктор Спасение.Потом начну выдвигать требования.Во время перерыва на ленч я получил по чеку деньги. 3 Датчи был лет пятидесяти, среднего роста, полный, с гладко зачесанными, очень черными волосами, разделенными с правой стороны пробором, румяными щеками и ртом, похожим на разрез бритвой. На нем был двубортный костюм из синего сержа Шерстяная ткань.

хорошего, но старомодного покроя, крахмальная белая рубашка, завязанный виндзорским узлом флотский галстук и начищенные до зеркального блеска черные ботинки на чересчур высоких каблуках. Когда я вышел из кабинета, они с девочкой уже стояли посреди приемной; она смотрела вниз, на ковер, а он разглядывал предметы искусства. По выражению его лица было ясно, что мои эстампы не получают проходного балла. Это выражение не изменилось, когда он повернулся ко мне.От него веяло ледяным ливнем Монтаны, но девочка цеплялась за его руку так, будто это была рука Санта-Клауса.Для своего возраста она была маловата ростом, но черты ее лица казались вполне зрелыми, сформировавшимися. Девочка была из тех детей, кого природа раз и навсегда наделяет индивидуальностью, чтобы больше уже к этому не возвращаться. Овальное личико, чуточку не дотягивающее до хорошенького, под челкой цвета скорлупы грецкого ореха. Волосы длинные, почти до пояса, и сверху их перехватывала розовая цветастая лента. У нее были большие, круглые, серо-зеленые глаза, светлые ресницы, вздернутый, обрызганный веснушками нос и мило заостренный подбородок под маленьким, робким ртом. Ее одежда была слишком нарядной для школы: платье в розовый горошек с рукавами фонариком и белым атласным поясом, который был завязан сзади бантом, розовые носочки с кружевной отделкой по краю и белые лаковые туфли с пряжками. Совсем как Алиса из сказки Кэрролла в момент встречи с Червонной Дамой.Эти двое просто стояли там, не двигаясь. Словно виолончель и малая флейта, которым предстояло сыграть некий странный дуэт.Я представился, наклонившись и улыбнувшись девочке. В ответ она уставилась на меня. К своему удивлению, я не обнаружил никаких признаков страха.Совершенно никакой реакции, кроме явно оценивающего взгляда. Если учесть причину, которая привела ее ко мне, то дела мои шли лучше некуда.Ее правая рука пряталась в мясистой левой руке Датчи. Чтобы не заставлять девочку отпустить ее, я снова улыбнулся и протянул свою руку Датчи. Этот жест его явно удивил, он пожал ее с неохотой и отпустил, одновременно высвободив и пальцы девочки.— Ну, я пошел, — объявил он нам обоим. — Сорок пять минут — верно, доктор?— Верно.Он сделал шаг к двери.Я смотрел на девочку, внутренне готовясь к сопротивлению с ее стороны. Но она так и осталась стоять на месте, уставившись на ковер под ногами, плотно прижав руки к бокам.Датчи сделал еще один шаг и остановился. Жуя свою щеку, он вернулся и погладил девочку по голове. Она в ответ улыбнулась ему — как мне показалось, ободряюще.— Пока, Джейкоб, — сказала она. Высокий голос с сильным придыханием. Точно как на пленке.Розовый оттенок со щек Датчи разлился по всему лицу. Он еще немного пожевал изнутри щеку, деревянно опустил руку и что-то пробормотал. Бросив на меня последний пристальный взгляд, он вышел.После того как за ним закрылась дверь, я сказал:— Похоже, Джейкоб — твой хороший друг.Она сказала:— Он слуга моей мамы.— Но он и за тобой присматривает.— Он за всем присматривает.— За всем?— За нашим домом. — Она нетерпеливо постучала ногой. — У меня нет отца, а мама не выходит из дома, так что Джейкоб делает для нас много всего.— Что, например?— Домашние дела: говорит Мадлен и Сабино, и Кармелс, и всем слугам, и людям, которые нам все привозят, что делать. Иногда он готовит еду — закуски и то, что можно есть руками. Если не очень занят. Мадлен готовит горячие блюда. И он водит все машины. Сабино водит только грузовик.— Все машины, — сказал я. — У вас их много?Она кивнула.— Много. Папа любил машины и покупал их до того, как умер. Мама держит их в большом гараже, хотя сама их не водит, и Джейкоб должен их заводить и ездить на них, чтобы у них в моторе ничего не слиплось. Еще есть компания, из которой приезжают мыть их каждую неделю. Джейкоб наблюдает, чтобы они хорошо делали свою работу.— Похоже, Джейкоб — занятой человек.— Очень. А у вас сколько машин?— Всего одна.— А какая?— "Додж-дарт".— "Додж-дарт", — сказала она, задумчиво поджав губы. — У нас такой нет.— Она не очень шикарная. Скорее, довольно потрепанная.— У нас есть одна такая. «Кэди-работяга».— "Кэди-работяга", — сказал я. — Не думаю, что мне приходилось когда-либо слышать о такой модели.— Это та, на которой мы приехали сегодня. Сюда. «Кадиллак-флитвуд-работяга» 1962 года. Она черная и старая. Джейкоб говорит, что это рабочая лошадка.— Тебе нравятся автомобили, Мелисса.Она пожала плечами.— Не особенно.— А как насчет игрушек? У тебя есть любимые?Она снова пожала плечами.— Не знаю.— У меня в кабинете есть игрушки. Пойдем посмотрим?Она в третий раз пожала плечами, но позволила мне проводить ее в кабинет. Как только она оказалась внутри, ее глаза вспорхнули и полетели, останавливаясь на письменном столе, книжных полках, шкафу с игрушками, и вернулись обратно к письменному столу, ни на чем подолгу не задерживаясь. Она сплела пальцы рук, разняла их и стала как-то странно разминать и крутить, будто месила в них комочек теста.Я прошел к шкафу с игрушками, открыл его и показал ей его содержимое.— Здесь у меня много всякой всячины. Настольные игры, куклы, пластилин для лепки. Бумага и карандаши тоже есть. И цветные мелки, если тебе нравится рисовать в цвете.— Почему я должна это делать? — спросила она.— Делать что, Мелисса?— Ну, играть или рисовать. Мама сказала, что мы будем разговаривать.— Мама правильно тебе сказала. Мы будем разговаривать, — сказал я. — Но иногда детям, которые сюда приходят, хочется поиграть или порисовать перед тем, как разговаривать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57