Слабый аромат духов, теперь уже знакомый, защекотал мне ноздри. Смешиваясь с запахом древесных опилок и пота, он будил слишком много воспоминаний.Я высвободил руку. Она схватила ее, прижала к щеке. Наши пульсы слились в один.— Алекс, — сказала она, глядя на меня снизу вверх и часто мигая. — Я ничего не подстраивала, чтобы случилось то, что случилось. Пожалуйста, поверь мне. И то, что я сказала о дружбе, это правда.— Тебе не за что извиняться.— А я почему-то чувствую, что есть за что Я ничего не сказал на это.— Алекс, что же теперь будет?— Не знаю.Она отпустила мою руку, отстранилась и повернулась лицом к верстаку.— А как же она? — спросила она. — Эта учительница. Эта учительница Я говорил ей, что Линда работает директором школы.Понижение в должности в угоду собственному самолюбию.Я сказал.— Она в Техасе. На неопределенное время — болен отец.— Вот как. Печально это слышать. Что-то серьезное?— Сердце Дела его не слишком хороши.Она повернулась лицом ко мне, опять часто мигая. Вспомнила о засоренных артериях собственного отца? А может, была виновата пыль?— Алекс, — сказала она, — я не хочу... Знаю, что не имею права спрашивать тебя об этом, но какая у вас с ней договоренность?Я подошел к верстаку, оперся на него обеими руками и стал смотреть на потолок из рифленой стали.— Нет никакой договоренности, — ответил я. — Мы с ней друзья.— Она расстроится из-за этого?— Не думаю, чтобы это заставило ее разразиться радостным воплем, но я не собираюсь подавать письменный рапорт.Злость, прозвучавшая в моем голосе, заставила ее схватиться за край верстака.Я сказал:— Послушай, извини меня. Просто сейчас столько всего навалилось на мою голову, и я сам чувствую, что... увяз. Не из-за нее — может, лишь в какой-то мере. Но главным образом из-за нас с тобой. Из-за того, что мы вдруг, нежданно-негаданно оказались вместе. Как это было в последний раз... Черт, сколько же прошло времени? Два года?— Двадцать пять месяцев, — уточнила она. — Но кто считает? — Она положила голову мне на грудь, тронула за ухо, тронула за шею.— Могло бы быть и двадцать пять часов, — заметил я. — Или двадцать пять лет.Она глубоко вздохнула.— Мы подходим друг другу, — сказала она. — Я просто забыла, насколько хорошо подходим.Она подошла, подняла руки и положила их мне на плечи.— Алекс, то, что у нас с тобой было, — это как татуировка. Придется очень глубоко резать, чтобы от этого избавиться.— А я представлял себе рыболовные крючки. И каково их выдергивать.Она поморщилась и потрогала свою руку.Я добавил:— Выбирай ту аналогию, которая тебе больше импонирует. И в том и в другом случае будет очень больно.Мы молча смотрели друг на друга, пытаясь смягчить молчание улыбками, но нам это не удалось.Она сказала:— Это могло бы когда-нибудь повториться, Алекс, — разве нет?Ответы переполняли мою голову — разноголосица ответов, противоречивое бормотание. Прежде чем я успел выбрать причину, она прошептала:— Давай хотя бы думать об этом. Что мы теряем, если будем думать об этом?Я ответил:— Даже если бы я хотел, то не мог бы об этом не думать. Тебе принадлежит слишком большая часть меня.Ее глаза наполнились слезами.— Я возьму то, что смогу получить.Я заявил:— Счастливо тебе резать, — и пошел к выходу. Она окликнула меня по имени.Я остановился и оглянулся. Она стояла, уперев руки в бока, с гримасой готовой расплакаться маленькой девочки, от которой женщины, как мне кажется, не избавляются даже с возрастом. Прелюдия к слезам передается, по всей вероятности, через хромосому X. Прежде чем разверзлись хляби небесные, она рывком опустила на глаза очки, взяла напильник, повернулась ко мне спиной и принялась за работу.Я ушел, сопровождаемый тем же шелестящим ритмом самбы, под который проснулся. Желания танцевать я не испытывал. * * * Зная, что надо заполнить день чем-то безличным — иначе сойду с ума, — я поехал в Биомедицинскую библиотеку университета поискать справочный материал для монографии. Я нашел массу вещей, которые выглядели многообещающе на дисплее компьютера, но относящегося к теме оказалось мало. К полудню я выработал массу теплоты, очень мало света и понял, что пора впрягаться и браться за обработку своих собственных данных.Вместо этого я прямо из библиотеки позвонил по автомату в телефонную службу — узнать, кто мне звонил. Из Сан-Лабрадора не звонили, было шесть других звонков, ничего срочного. Я ответил на все. Потом поехал в Уэствуд-Вилледж, переплатил за парковку, нашел кафе, выдававшее себя за ресторан, и стал читать газету, одновременно пытаясь прожевать похожий на резину гамбургер.Ко времени возвращения домой мне удалось протолкнуть день до трех часов пополудни. Я сходил к пруду. Икры немного прибавилось, но рыбки все еще казались вялыми. Я даже засомневался, все ли с ними в порядке, потому что где-то читал, что они могут и покалечиться в судорогах страсти.Меняется лишь спортивная форма, а сама игра — никогда.Я покормил их, подобрал сухие листья. Двадцать минут четвертого. Слегка повозился по хозяйству — это заняло еще полчаса.Когда все предлоги для отсрочки кончились, я пошел в кабинет, вытащил рукопись и принялся за работу. Дело пошло хорошо. Когда я наконец поднял голову от рукописи, то оказалось, что прошло почти два часа.Я подумал о Робин. Ты ведь знаешь, как это бывает: стоит втянуться, и уже не остановишься. Мы подходим друг другу...Импульс одиночества — вот что толкает нас друг к другу. Рыболовные крючки. Работать, работать.Защита усердием в нудной работе.Я сделал над собой усилие и взял ручку. Продолжал работать, пока не кончились все слова и в груди не стало тесно. Было семь часов, когда я поднялся из-за стола, и раздавшийся телефонный звонок обрадовал меня.— Доктор Делавэр, это Джоан из вашей телефонной службы. Вам звонит какая-то Мелисса Дикинсон. Говорит, что у нее к вам крайне срочное дело.— Соедините, пожалуйста.Щелк.— Доктор Делавэр!— Что случилось, Мелисса?— Это мама!— Что с ней?— Она исчезла! Боже мой, пожалуйста, помогите мне. Я не знаю-что-делать! — Подожди, Мелисса. Говори медленнее и скажи мне точно, что произошло.— Она исчезла! Ее нет! Я не могу ее найти нигде — ни на участке, ни в одной из комнат. Я искала — мы все искали — и ее здесь нет! Пожалуйста, доктор Делавэр...— Сколько времени ее уже нет, Мелисса?— С половины третьего! Она уехала в клинику — у нее там в три часа занятия в группе, должна была вернуться к половине шестого, а сейчас уже четыре минуты восьмого, и они тоже не знают, где она. Боже мой!— Кто «они»?— Клиника. Эти Гэбни. Она туда поехала — у нее занятия в группе... с трех до... пяти. Обычно она ездит с Доном... или с кем-нибудь еще. Однажды я ее отвозила, но в этот раз... — Она задыхалась, судорожно глотала воздух.Я сказал:— Если ты чувствуешь, что сбиваешься с дыхания, найди бумажный пакет и медленно дыши в него.— Нет... нет, я в порядке. Должна рассказать вам... все.— Я тебя слушаю.— Да-да. На чем я остановилась? О Боже...— Обычно она ездит с кем-нибудь, но в этот раз...— Она должна была ехать с ним — с Доном, — но решила, что поедет одна! Настаивала на этом! Я сказала ей, что не думаю, что это разумно... Но она заупрямилась — повторяла, что справится, но не смогла! Я знала, что она не сможет, и была права — она не справилась! Но я не хочу, чтобы я была права, доктор Делавэр. Мне не важно, права я или нет, вышло по-моему или нет, вообще ничего не важно! Боже мой, я просто хочу, чтобы она вернулась, хочу, чтобы с ней ничего не случилось!— Она вообще не появлялась в клинике?— Нет! И они позвонили нам только в четыре часа и сказали, что ее не было. Они должны были позвонить сразу, правда?— Сколько нужно времени, чтобы доехать до клиники?— Двадцать минут. Самое большее. Она выезжала за полчаса, этого более чем достаточно. Они должны были понять, когда она не... Если бы они позвонили сразу же, мы бы сразу и начали ее искать. А теперь ее нет уже больше четырех часов. Господи!— Может быть такое, — спросил я, — что по дороге она передумала и поехала куда-нибудь еще вместо клиники?— Куда? Куда она могла поехать?— Я не знаю, Мелисса, но после разговора с твоей мамой я могу понять ее желание... поимпровизировать. Вырваться из рутины. Такое не так уж редко встречается у пациентов, преодолевающих свои страхи, — иногда они становятся немного безрассудными.— Нет! — воскликнула она. — Она бы так не поступила, она бы обязательно позвонила. Она знает, как я буду беспокоиться. Даже Дон волнуется, хотя обычно его ничем не проймешь. Он позвонил в полицию, и они начали искать, но до сих пор не обнаружили ни ее, ни «зарю»...— Так она за рулем своего «роллс-ройса»?— Да...— Но тогда ее наверняка не так уж сложно будет найти, даже в Сан-Лабрадоре.— Тогда почему же никто не видел машину? Как может быть, что никто ее не видел, доктор Делавэр?Я подумал о пустынных улицах и готов был ответить ка это.— Наверняка кто-то ее видел, — сказал я. — Может, у нее случилась поломка — это ведь старая машина. Даже «роллсы» имеют недостатки.— Этого не могло быть. Ноэль содержит все машины в отличной форме, и «заря» была как новенькая. И даже если у нее действительно возникли проблемы, она бы позвонила! Она бы со мной так не поступила. Она ведь как ребенок, доктор Делавэр, — она ни за что там не выживет, она не имеет ни малейшего понятия о том, что такое жизнь там, снаружи. Боже мой! Что, если у нее случился приступ, и она сорвалась со скалы, и теперь лежит там без всякой помощи... Я больше этого не вынесу. Это уж слишком, слишком!В трубке послышались рыдания — такие громкие, что я невольно отстранился.Я услышал, как у нее перехватило дыхание.— Мелисса!..— Я... мне плохо... не могу... дышать...— Расслабься, — скомандовал я. — Ты можешь дышать.Ты прекрасно можешь дышать. Делай это. Дыши размеренно и медленно.На другом конце провода послышался сдавленный вдох.— Дыши, Мелисса. Дыши. Вдох... и выдох. Вдох... и выдох. Почувствуй, как расслабляются и растягиваются мышцы с каждым вдохом и выдохом. Почувствуй, что ты расслабилась. Расслабься. — Я...— Успокойся, Мелисса. Не пытайся разговаривать. Просто дыши и успокаивайся. Дыши глубже и глубже — вдох... и выдох. Вдох... и выдох. Все твое тело тяжелеет, все больше и больше расслабляется. Думай о чем-нибудь приятном — как открывается дверь и входит твоя мама. С ней все в порядке. С ней все будет в порядке.— Но...— Ты просто слушай меня, Мелисса. Делай, что я говорю. Ты не поможешь ей, если выйдешь из строя. Ты не поможешь ей тем, что будешь расстраиваться, или тем, что будешь волноваться. Тебе надо быть в самой лучшей форме, так что продолжай дышать и расслабляться. Ты сидишь или стоишь?— Нет, я...— Возьми стул и сядь.Шорох, потом удар.— Вот... я сижу.— Хорошо. Теперь найди удобное положение. Вытяни ноги и расслабься. Дыши медленно и глубоко. С каждым вдохом и выдохом расслабление становится все более глубоким.Молчание.— Мелисса?— Все... все нормально. — Шумный выдох.— Прекрасно. Хочешь, чтобы я приехал?Шепотом сказанное «да».— Тогда тебе надо продержаться столько времени, сколько я пробуду в пути. Это займет по меньшей мере полчаса.— Хорошо.— Ты уверена? Я могу остаться у телефона, пока ты не придешь в норму.— Нет... Да. Я в норме. Пожалуйста, приезжайте. Пожалуйста.— Держись и не сдавайся, — сказал я. — Я уже еду. 13 В темноте пустынные улицы казались еще пустыннее. Когда я одолевал подъем на Сассекс-Ноул, у меня в зеркале заднего вида возникли автомобильные фары и остались там с постоянством двойной луны. Когда я повернул к сосновым воротам дома номер 10, над фарами зажглась красная мигалка.Я остановился, выключил двигатель и стал ждать. Усиленный динамиком голос сказал:— Выходите из машины, сэр.Я повиновался. Патрульная машина сан-лабрадорской полиции уткнулась в мой задний бампер — с зажженными фарами и работающим двигателем. На меня пахнуло запахом бензина и теплом от радиатора. Красная мигалка окрашивала мою рубашку в розовый цвет, обесцвечивала и снова окрашивала.Дверца со стороны водителя открылась, и вышел полицейский. Крупный и широкий. Одну руку он держал у бедра. Поднял какой-то предмет. Луч фонаря ослепил меня, и я рефлекторно поднял руку.— Обе руки вверх, чтобы я мог их видеть, сэр.Я опять повиновался. Луч прошелся по мне вверх и вниз.Жмурясь, я сказал:— Я доктор Алекс Делавэр, врач Мелиссы Дикинсон. Меня ожидают.Полицейский подошел ближе, попал в круг света, исходившего от галогенового светильника на левом столбе ворот, и оказался белым молодым человеком с тяжелой выступающей челюстью, младенчески-розовой кожей и толстым приплюснутым носом. Его шляпа была низко надвинута на лоб. В телевизионной комедии он получил бы прозвище Лось.— Кто вас ожидает, сэр? — Луч опустился, осветив мои брюки.— Семья.— Какая семья?— Семья Дикинсон-Рэмп. Мелисса Дикинсон позвонила мне относительно своей матери и попросила приехать. Миссис Рэмп уже нашлась?— Как вы сказали вас зовут, сэр?— Делавэр. Алекс Делавэр. — Кивком головы я указал на ящик переговорного устройства. — Вы можете позвонить в дом и проверить это.Он переваривал мое предложение как нечто чрезвычайно трудное для понимания.Я спросил:— Можно мне опустить руки?— Перейдите к задней части вашего автомобиля, сэр. Поставьте руки на багажник. — Не спуская с меня глаз, он подошел к переговорнику. Нажатие кнопки — и голос Дона Рэмпа спросил:— Да?— Это офицер Скопек из сан-лабрадорской полиции, сэр. Нахожусь у ваших ворот, и здесь у меня какой-то джентльмен, который утверждает, что является другом семьи.— Кто этот человек?— Мистер Делавэр.— А, да. Все в порядке, офицер.Из переговорника послышался другой голос, громкий и властный:— Что-нибудь уже есть, Скопек?— Нет, сэр.— Продолжайте искать.— Да, сэр. — Скопек коснулся своей шляпы и выключил ручной фонарь.Сосновые створки ворот начали плавно скользить внутрь. Я открыл дверцу «севильи»Скопек пошел за мной и подождал, пока я не повернул ключ в зажигании. Когда я включил скорость, он просунул лицо в окно со стороны водителя и сказал:— Извините за причиненное неудобство, сэр. — Но в его тоне ничего извиняющегося не было.— Вы ведь лишь выполняете приказ, не так ли?— Да, сэр. * * * Размещенные среди деревьев прожектора подсветки и низковольтные светильники направленного освещения создавали ночной пейзаж, который пришелся бы по душе Уолту Диснею. Перед особняком стоял полнометражный «бьюик-седан». С задним прожектором и массой антенн.Дверь открыл Рэмп, одетый в синий блейзер, серые фланелевые брюки и рубашку в синюю полоску с воротничком безупречной формы; из кармашка торчал темно-бордовый квадратик. Но этот фешенебельный антураж не мешал видеть, что он расстроен. И зол.— Доктор. — Не подав руки и предоставив мне самому закрыть дверь, он поспешил вернуться в дом.Я вошел в холл. Перед зеленой лестницей стоял еще один человек, который внимательно рассматривал кожицу у основания одного из своих ногтей. Когда я подошел ближе, он поднял глаза. Окинул меня взглядом.Он был на вид лет шестидесяти с небольшим, ростом чуть выше метра восьмидесяти, здоровяк, с большим крепким животом; его редкие седые волосы были напомажены бриль-кремом, мясистые черты сгрудились на широком лице цвета сырой поджелудочной железы. Очки в стальной оправе на толстом носу, жирные щеки сдавили маленький привередливый рот. На нем был серый костюм, кремовая рубашка, галстук в серую и черную полоску. Масонская булавка. На лацкане значок в виде американского флага. Зуммер на поясе. Обувь сорок четвертого размера.Он продолжал рассматривать меня.Рэмп сказал:— Доктор, это наш начальник полиции, Клифтон Чикеринг. Шеф, это доктор Делавэр, психиатр Мелиссы.По первому взгляду Чикеринга я понял, что разговор шел обо мне. Второй его взгляд дал мне понять, что он думает о психиатрах. Я подумал, что, если скажу ему, что я психолог, его мнение обо мне вряд ли изменится, но все-таки сделал эту поправку.Он сказал:— Доктор. — Он и Рэмп переглянулись. Он кивнул Рэмпу. Рэмп со злостью уставился на меня.— Какого черта, — рявкнул он, — вы не сказали нам, что этот подонок вернулся в город?— Вы имеете в виду Макклоски?— А вы что, знаете еще одного подонка, который хотел бы причинить вред моей жене?— Мелисса рассказала мне о нем конфиденциально. Я должен был с этим считаться.— О, черт! — Рэмп повернулся ко мне спиной и стал ходить взад и вперед по холлу.Чикеринг спросил:— У девушки были особые причины хранить эту информацию в тайне?— Почему вы не спросите у нее самой?— Я спрашивал. Она говорит, что не хочет тревожить мать.— Значит, вы получили ответ на ваш вопрос.Чикеринг сказал «угу» и посмотрел на меня так, словно он — замдиректора школы, а я — подросток-психопат.— Она могла бы сказать мне, — сказал Рэмп, остановившись. — Если бы я знал, то смотрел бы в оба, черт побери!Я спросил:— Что-нибудь указывает на то, что в этом исчезновении замешан Макклоски?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57