— Фрея! — Он бросился за ней.
— Простите, — произнес у него над ухом визгливый женский голос, — вы не Джек Мэдисон? — Он услышал перезвон браслетов, и чья-то наманикюренная птичья лапка схватила его за предплечье. — Мой муж сказал, что вы знаете Карсона Макгуайра. Члены нашего маленького общества любителей чтения в Тоттеридже хотели бы узнать, что он на самом деле собой представляет.
— Извините. — В ноздри бил сильный запах духов и лака для волос. — Мне надо кое-что сделать. Потом я вас разыщу. — Джек вырвался из цепких объятий миссис Суиндон-Смайт.
Но Фрея исчезла. Он ее потерял. Джек зашел в дом. Там было прохладно и тихо. Он заглянул в пустую библиотеку, зашел на кухню. Из крана медленно капала вода. Бедивер спал, прижавшись к плите. Открыв глаза, он доброжелательно, как истинный джентльмен, поприветствовал Джека помахиванием хвоста.
— Где она? — спросил Джек.
Ему показалось, что из смежной с кухней каморки послышался еле уловимый звук. Он вышел в коридор, заставленный всяким хламом, наугад заглядывая в дверные проемы. Она стояла спиной к нему в какой-то кладовке и что-то делала возле раковины.
Он облегченно улыбнулся:
— Фрея, я хотел…
— Убирайся!
Она развернулась, и что-то ударилось ему в низ живота. Джек инстинктивно перехватил это что-то, но смотрел он на Фрею. Она сняла шляпу. Лицо ее было серым, глаза — злые припухлые щелки.
— Что с тобой, любимая? Что случилось? — Джек не знал, что и думать.
— Как ты мог? — закричала она. — После всего, что я тебе рассказала. Ведь ты знал, как я к ней отношусь. Как мог ты вот так просто взять и трахнуть мою маленькую суку-сестричку?!
Джек проглотил слюну. Плохо дело.
— Так получилось. Я пытался поспать в библиотеке, а она…
— Тэш, из всех ты выбрал именно ее! Что с тобой не так, Джек? Ты словно пес, который задирает лапу у каждого столба.
— Ты не понимаешь! Она практически меня соблазнила.
— О конечно.
— Но это правда! Она вошла ко мне и разделась догола…
— Чушь, Джек. И ты думаешь, я тебе поверю? В ночь накануне свадьбы?
— Честное слово. — Он беспомощно развел руками. — Прости. Я был на тебя зол.
— И решил, мол, ладно, пойду пересплю с Тэш, вот посмеемся над старой унылой Фреей!
— Нет!
— Да! Она сама мне хвасталась. Хотела доказать, что я не могу никому понравиться хотя бы самую малость, настолько, чтобы заслужить хоть капельку верности, — что мои чувства ни черта не стоят, что я сама ничего не стою. И самое ужасное, что она права.
— Это неправда!
— Ты даже рассказал ей, что мы не настоящая пара, что ты притворялся. Представь, как мне это приятно! Представь, какое это будет для нее удовольствие: год за годом все глубже всаживать нож. Но эй, кому какое дело? Джек Мэдисон сбросил напрягу, и не все ли равно, какой ценой?
— Все было не так. — Джеку казалось, что его подхватила какая-то темная волна и несет в водоворот. Он пытался нащупать твердую почву. — Это ничего не значило.
— Но это кое-что значит для меня! — Фрея ударила себя кулаком в грудь так сильно, что Джек услышал хруст. Внезапно нахлынувшая нежность вылилась в желание обнять ее, приласкать. Но ее глаза сверкали ненавистью. — Что ты за друг? Я просила тебя об одном — притвориться, будто мы пара, на четыре паршивых дня. Но ты и этого не смог — одно искушение, и ты готов. Ты просто жалок, Джек!
— Эй, погоди. Это ты меня оттолкнула. Ничего бы никогда не случилось, если бы мы…
— О, ради Бога, начни взрослеть! «Это ничего не значило», «это не моя идея»… Да мне глубоко плевать, с кем и как ты занимаешься сексом. Речь не о Тэш, речь о тебе. О том, что ты за никчемное создание!
Слова ее, жестокие и непререкаемые как приговор, сыпались ему на голову огненным градом.
— Во всем всегда виноваты другие: твой отец, твой издатель, Тэш, я. Лишь бы выкрутиться! Ты хочешь постоянного обожания, но при этом не желаешь палец о палец ударить, чтобы его заслужить. Ты как золотым дождем был усыпан всеми благами, которыми только может одарить человека судьба, и ты сам, сам промотал все дары — один за другим. Ты слишком бесхребетен, чтобы совершить хоть что-нибудь, будь то ради женщины, или друга, или твоего собственного дела — романа, который ты никогда не напишешь.
— Это нечестно!
— Разве? — Лицо ее перекосило презрение. — Позволь мне сказать тебе правду, Джек. Ты не писатель. Ты испорченный дилетант, живущий на папочкины деньги и транжирящий время на людей типа Кэндис Твинк и Лео Браннигана. Ты никогда не закончишь свой роман из-за собственной чертовой лени! Никогда не станешь настоящим писателем, потому что тебе на всех плевать!
Фрея прерывисто вздохнула. Наступила тишина. Он ощутил боль. Оказалось, что Фрея запустила в него букетом роз. Шип проткнул кожу. Из ранки показалась кровь.
Когда она заговорила вновь, голос ее звучал тихо и безнадежно, и это было еще опаснее, чем когда она злилась.
— Я открыла тебе всю мою жизнь, Джек. Дом, мой отец, моя мачеха, что я чувствую к каждому из них. Я думала, ты тот человек, на которого я могу положиться. Тот, кому я могу доверять. Кого могу уважать. Я думала, мы друзья…
Голос ее сорвался. Голова поникла. Джек видел, что она плачет. В груди его словно открылась пещера, и оттуда выкатился тяжелый камень.
Она посмотрела ему в лицо. Глаза ее были влажными от слез.
— Я стараюсь хорошо к тебе относиться, Джек, но не могу…
Он шагнул к ней:
— Фрея…
— Уходи! — Она отшвырнула его руку и чуть не упала. Схватилась за край раковины. — Убирайся! Убирайся из этого дома и из моей жизни! Я не хочу тебя больше видеть! Никогда!
Глава 30
В летний сезон, да еще в выходные, ни одного места на ближайший рейс до Нью-Йорка не было. Джеку пришлось провести ночь в аэропорту Хитроу среди усталых пассажиров, таких же бедолаг, как и он, скорчившихся в креслах зала ожидания, по которому то и дело сновали уборщики с метлами. Ночь прошла в неспокойном сне, перебиваемом громкими объявлениями об очередном рейсе и прочими внешними шумами.
Наконец в воскресенье утром ему предложили место на рейсе неких «Средневосточных авиалиний», и он протянул свою кредитную карточку, даже не поинтересовавшись ценой билета. Ему хотелось как можно скорее попасть домой. Исчезнуть из аэропорта до того, как явится Фрея, — он должен был лететь в Нью-Йорк вместе с ней, если бы все не пошло из рук вон плохо.
И вот он находился в этом странном пространстве — в салоне самолета, оглушенный гулом двигателей, работающих плохо из-за негодной вентиляции, ослепленный бесконечным мельканием экрана телевизора, на котором разворачивалась какая-то арабская драма. Его место было средним из пяти в ряду. Он едва уместился между пышнотелыми кувейтскими дамами, завернутыми в шали. Все, кроме него, были или арабами, или индийцами. Все объявления делались на арабском. В соответствии с требованиями ислама крепких напитков во время полета не предлагали. Но это его устраивало.
Джек чувствовал себя усталым и больным. И глубоко несчастным. Ему хотелось забыться, но уснуть он не мог. Перед глазами стояли сцены из недавнего прошлого. Он видел Фрею, прыгающую на кровати и мечущую в него подушки. Слышал голос Гая — суховатый и серьезный: «Я рад, что есть кому о ней позаботиться». Но чаще всего он слышал последние слова Фреи, болезненно горькие, жалящие словно змея. Может, ее приговор справедлив? Он совершил большую ошибку. И все же он не заслуживал такого глубокого презрения.
Она не дала ему шанса ответить. Словно в тумане, он собрал сумку, набросал краткую благодарственную записку Гаю и Аннабел, оставив ее на кухонном столе, и как вор выскользнул из дома. И сейчас голова его распухала от возможных ответов и объяснений. Мысли требовали словесного выражения. Наконец он достал рюкзак из-под сиденья, вытащил ручку и писательский блокнот. Откинул крохотный пластиковый стол, собрался с мыслями и начал писать.
«Дорогая Фрея.
Я знаю, ты скомкаешь это письмо, как только увидишь, от кого оно, но прошу тебя, не делай этого. Хотя бы раз выслушай то, что хочет сказать кто-то другой.
Да, я спал с Тэш. Совершил чудовищную глупость, и я искренне сожалею об этом. Следует, правда, учесть, что я был зол и пьян, а она намеренно хотела меня соблазнить. Но что сделано, то сделано. Я не горжусь своим поступком. Не считаю Тэш своей «победой». Я раскаиваюсь в содеянном.
Но, Фрея, давай будем честными. Объясни, почему мне не следовало спать с Тэш или с любой другой женщиной? Ты меня не хочешь — это ясно как день. Ты вышвырнула меня из спальни — помнишь? Так зачем все драматизировать?»
Джек пробежал глазами написанное. И тут тоненький голосок совести подсказал ему, что он не совсем прав. Но слова Фреи уже возвращались к нему, наплывали, захлестнули волной, наполняя гневом и яростью. Последние несколько дней он прыгал, как дрессированная собачка, в каждое кольцо, которое она ему подставляла, послушный и преданно заглядывающий в глаза. И после этого она смеет называть его никчемным!
«Правда в том, что твоя гордость задета. Ты не хочешь меня, но все должны были думать, что я безумно тебя люблю. А ведь это не совсем честно. Разве нет? И вообще как-то по-детски. Ты вбила себе в голову что-то такое про возраст, Фрея. А правда в том, что ты красива и пользуешься успехом, но как-то так получилось, что в данный момент ты „не у дел“. Конец истории. Ты считаешь, что все в Корнуолле только и делают, что над тобой глумятся, ты целиком поглощена лишь собой.
Почему бы тебе для разнообразия не подумать о других? О твоем бедном отце, например, который тебя обожает и получает в ответ лишь твои холодные отповеди, как и все остальные. Ты винишь его в том, что он женился, предав твою мать, которая двадцать лет назад умерла. А что было делать бедному парню — ждать, пока драгоценная дочка разрешит ему пожить собственной жизнью?
Плохо, что твоя мать умерла, но ведь и для него это был удар. Он и Аннабел старались дать тебе дом, которому позавидовали бы многие. Но ты не захотела там жить, уехала, селилась в самых дерьмовых квартирах в Нью-Йорке. С чего бы это? Ты не бездомная, ты сделала себя бездомной; ты хочешь быть бездомной, чтобы жалеть себя и доказывать всем, что ты жертва».
Джек остановился. Фрея не жертва, она самая храбрая из женщин, которых он знал. Но сейчас он не думал об этом. Шлюзы открылись, и долго сдерживаемое возмущение стремительно выплеснулось на бумагу.
«И как насчет меня?»
Он писал, отчаянно царапая бумагу.
«Мы столько лет были друзьями. Я позволил тебе пожить в моей квартире. Поехал с тобой в Англию, потому что ты отчаянно в этом нуждалась. Думал, что у нас все здорово. Но ошибся. В эпизоде с Тэш ты явно перегнула палку, он был для тебя лишь предлогом, чтобы оскорбить меня и показать, как мало я для тебя значу.
Я знаю, что далек от совершенства. Но по крайней мере я человечен, тянусь к людям, пусть я лентяй, дилетант и бездельник. В то время как ты при первом же промахе отвергаешь тех, кто тебе предан и кто любит тебя.
О'кей! Ладно, Фрея. Можешь выбросить на помойку десять лет дружбы. Мне есть о чем думать».
О чем, например? Джек мысленно задал себе этот вопрос. И поставил в конце жирную точку. Ручка зависла над листком, но вскоре снова забегала, выводя строку за строкой.
«Мне жаль, что ты невысокого мнения обо мне как о писателе. Хорошо узнать правду после стольких лет. Твое мнение будет поддерживать меня, когда я буду дописывать роман без жалованья, без издателя и без квартиры, в которой можно работать. К счастью, я не утратил веры в себя».
Джек перестал писать и прикусил кончик ручки. Он представил себе потертую папку на своем столе с черновыми набросками, далекими от совершенства. Закончит ли он когда-нибудь свой роман? Может, переметнуться к Лео, и тогда он получит более солидный аванс от другого издательства? Вот именно — славный новенький контракт с кучей нулей. И пусть она называет его дилетантом. Что она вообще смыслит в творчестве?
«Ты не понимаешь, как трудно написать книгу — достичь глубин собственной души и…»
В этот момент Джек как раз и достиг глубин собственной души. Рука его неподвижно зависла в воздухе. Надолго. Затем он швырнул ручку с такой яростью, что обе кувейтские дамы подпрыгнули и, недоумевая, посмотрели на него. Пусть себе пялятся. Он закрыл глаза и откинулся в кресле.
Все, что он увидел там, в глубине, было сведенное гримасой боли лицо Фреи и слезы у нее в глазах. Он ее обидел. Заставил плакать. Причинил ей боль. Он пытался разложить вину на двоих, скрупулезно оценивая виновность каждого, что так же жестоко и бессмысленно, как предложение Соломона разрубить надвое младенца.
Он внимательно прочел написанное. Он презирал себя. Со страниц соскакивали осколки правды. А настоящая правда рвала ему сердце.
Фрея права. Секс с Тэш тут ни при чем. Главное, что он предал Фрею, рассказал ее злейшему врагу, зачем приехал на свадьбу.
И насчет книги она права. Он сам виноват, что не закончил роман, — не его отец, не агент, не отсутствие денег или времени.
Возможно, и насчет его таланта она права. Пытался ли он всерьез заглянуть себе в душу (что бы под этим ни подразумевалось)? Или же не решался? Боялся наткнуться на пустоту. Джек сгреб в широкой ладони листы и смял их, скатав в комок. Он сжимал бумажный шарик в кулаке все сильнее, пока тот не стал совсем маленьким.
«Я пытаюсь хорошо относиться к тебе, но не могу…»
Он не винил ее. Он был неудачником. Пропащим. И он заставил ее плакать.
«Я не хочу больше тебя видеть».
Ну что ж, прекрасно. И не увидит.
Глава 31
Фрея мечтала лишь об одном — поскорее увидеться с Кэт. Кэт поймет. Кэт откроет бутылку с чем-нибудь, и они будут сидеть допоздна. Кэт поможет ей разобрать Джека по косточкам. Вместе они назовут Тэш своим именем — шлюхой и змеей. Наконец Фрея сможет дать волю возмущению и жалости к себе — и то и другое придется держать под контролем еще целые сутки. Только бы выдержать. Только бы пламя, пылавшее в ней, не спалило ее.
Она сказала своим, что у Джека заболел отец — сердечный приступ — и он полетел домой. Она была почти уверена в том, что отец ей не поверил, в ее рассказе было слишком много темных мест. (Почему она сама не поехала с ним, чтобы поддержать в трудную минуту? Почему, на худой конец, не довезла его до вокзала? Почему, наконец, так странно выглядит?) Фрея видела, что ее скрытность обижает и ранит отца, но изменить что-то было не в ее силах. Велико было искушение выставить Тэш настоящей сукой перед ее собственной мамочкой — и ее «папочкой», — но у Фреи не хватило бы духу причинить им такую боль. Да и признаться в случившемся было бы для нее унизительно. И хотя ей до боли хотелось, чтобы ее пожалели и утешили, сказать правду она не могла — все, связанное с Джеком, было замешено на ее собственной лжи. Сославшись на головную боль, она ушла к себе и легла, свернувшись калачиком, на огромную кровать, терзаясь воспоминаниями о мстительных откровениях Тэш. Ее клонило в сон, но уснуть она не могла. Джек забыл пижаму, и она так и осталась висеть на дверной ручке. Это усугубляло страдания Фреи. Наконец она не выдержала, соскочила с кровати и сунула пижаму в мусорную корзину. От пижамы еще пахло Джеком.
Весь обратный путь в самолете она плакала. Ненавидела себя за эту демонстрацию слабости, смущалась под любопытными взглядами, но ничего не могла с собой поделать — слишком устала и измучилась. Словно в полусне, она поймала такси до своего нового дома. Крохотная, унылая квартирка в самом недорогом квартале в Виллидж. Две комнатушки, никакого вида из окна, тихо и пусто. На полу в спальне кучей были свалены вещи, которые она привезла из квартиры Джека. Холодильник пустой. На улице шел дождь.
Задержавшись только для того, чтобы принять душ и переодеться в чистые джинсы и рубашку, Фрея, уже собравшись выходить, решила все же позвонить Кэт — удостовериться, что она дома. Впрочем, где еще может быть Кэт в девять вечера в воскресенье, в дождь? Номер оказался занят, а ждать Фрее не хотелось. Она накинула плащ и выскочила на улицу — руки в карманах, голова опущена, чтобы дождь в лицо не хлестал. Кэт жила всего в нескольких кварталах отсюда. Фрея буквально бежала. Пожав руку привратнику — старому другу, она бросилась к лифту. Слезы подступили к глазам — Фрея мысленно повторяла то, что собиралась рассказать подруге. Ей не терпелось услышать, как Кэт будет клеймить позором мужской род. Ведь с недавних пор она сделалась мужененавистницей, не так ли? Фрея знала, стоит хорошенько разозлиться, и боль утихнет.
И вот она уже звонит в дверь. Скорее! Никакого движения, ни единого звука. Фрея позвонила еще. Она прислонилась щекой к двери и застонала от отчаяния. Где ты? Она потянула носом. Раз, другой. Разве это не аромат легендарных итальянских спагетти? Фрея в третий раз позвонила и принялась колотить в дверь кулаками.
— Это я! — вопила она. — Открой!
За дверью кто-то зашевелился, затем щелкнул замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40