— Пукки — ее дитя. Вы — мужчина, вы не понимаете, что это значит.
— Ошибаетесь, понимаю! Мистер Бламберг хоть и мужчина, но любит… собаку.
— Вы даже не можете заставить себя произнести «Пукки» вслух. Думаете, это сюсюканье.
— Нет, я так не думаю.
— Тогда скажите.
Майкл закатил глаза. Какой абсурд! Он еще не встречал такую странную женщину.
— Пукки, — выдавил он из себя.
Она сверлила его своими жаркими карими глазами, и тут на него нашло какое-то сумасшествие.
— Пукки, Пукки, Пукки. Я люблю тебя, Пукки. Иди к мамочке, Пукки. Перестань гадить на ковер, Пукки.
Кэт как-то по-особенному скривила рот. Она смеялась!
За дверью раздался шум. Кто-то нажал на ручку.
— Эй, вы про нас не забыли?
— Разумеется, мы про вас не забыли, мистер Бламберг, — спокойно ответил Майкл. — Мы сейчас как раз обсуждаем, как в равных пропорциях разделить между вами собаку.
— Да уж…
Как только адвокаты вернулись за стол переговоров, зазвонил телефон. Майкл и Кэт кинулись к своим портфелям. Звонили на мобильник Майклу. Он бросил на Кэт взгляд, исполненный мужского превосходства, и с важным видом произнес:
— Петерсон слушает.
— Микки! Слава Богу, я до тебя дозвонилась.
Мамочка — только этого ему не хватало.
— В чем проблема? — спросил он деловым тоном. — Я сейчас замещаю мистера Рейнертсона, и у меня важное дело, так что не могу…
— Немедленно приезжай ко мне. Здесь нестерпимая духота, а я не могу включить кондиционер. У меня сейчас будет приступ.
Майкл прижал трубку к уху и склонился над столом, чтобы никто ничего не услышал.
— Ты уверена, что правильно его включала? — шепотом спросил он.
— Говори громче, Микки! Что ты там шепчешь?
— Вызови мастера! — сказал он, болезненно ощущая на себе взгляд трех пар глаз. Три пары ушей насторожились, прислушиваясь.
— Мастер занят. Мне не хочется его беспокоить.
— Мама, это их работа.
— Ты не мог бы забежать на минутку? Я тебя о многом не прошу. Всего лишь крохотная услуга. Или ты хочешь, чтобы твоя бедная мамочка умерла в одиночестве в чужом городе?
— Отель «Плаза» едва ли…
— Это деловая встреча или чертов цирк? — Мистер Бламберг стукнул кулаком по столу.
— Лоренс, не нервничай, у тебя язва.
— Ну и что? Этим людям нет до нас дела. Им нужны только наши деньги. Надо же, отель «Плаза»! Я поговорю с Фредом. Кого он там держит, в своей чертовой компании? Этот парень даже не знал, кто такой Пукки.
Майкл чувствовал, как по лбу потекла струйка пота. Он зажал наушник телефона большим пальцем и повернулся к клиенту:
— Простите, мистер Бламберг… миссис Бламберг, мисс да Филиппо. Это… срочный звонок. Я сейчас вернусь.
Майкл выбежал в соседнюю комнату.
— Мама, ты не могла бы не орать? У меня совещание. Я не могу приехать. Позвони в администрацию, пусть тебе пришлют мастера. Встретимся за ужином, как договорились.
В ответ тишина. Затем обиженный голос:
— Наверное, мне следует взять билет на ближайший рейс и вернуться домой.
— Возвращайся, если хочешь.
— Лучше бы мне вообще не приезжать. Ты за всю неделю не нашел для матери ни минуты.
— Мама, я не мог. Я работаю.
— Знай я, что из тебя получится, не отказывала бы себе во всем, чтобы отправить тебя учиться в колледж.
Майкл с силой стукнул себя телефоном по голове.
— Что за шум? Ты слышал, что я сказала?
— Слышал. А сейчас я должен с тобой попрощаться.
— У тебя женщина, да? Я чувствую по голосу. Какая-то нью-йоркская выскочка…
Чаша терпения Майкла переполнилась. Он выключил телефон и прислонился лбом к холодной стене. Из носа текло, глаза слезились. Ему так хотелось уйти, оставив Бламбергов копаться в собственном грязном белье. Он все равно завалил это дело, и полноправным партнером в фирме ему не стать. Он вспомнил мисс да Филиппо, ее презрительный взгляд. Она считает его закомплексованным занудой и к тому же бесчувственным эгоистом — конторской крысой. В общем-то ее мнение не так уж и важно для него, однако… Майкл бодро высморкался, расправил плечи и вошел в комнату.
Он не поверил своим глазам. Все трое сидели рядышком. Кэт прижимала к глазам платок — похоже, она плакала, а Бламберги утешали ее.
— Так, молодой человек, — сурово оглядев его, сказала миссис Бламберг, — думаю, вы должны извиниться перед Катериной.
Майкл нахмурился:
— Что?
— Надо научиться переступать через всякие мелкие проблемы. Все влюбленные ссорятся, даже такие, со стажем, как мы.
Влюбленные! Майкл вперил безумный взгляд в Кэт, ее глаза молили хранить молчание.
— Надо научиться признавать свою вину, — продолжала миссис Бламберг. Она улыбнулась мужу, который выглядел счастливым, словно после причастия. — Представьте, мы собирались развестись после пятидесяти счастливо прожитых лет.
— Представьте… — чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, еле слышно повторил Майкл, ничего не понимая.
— Ну же, — подталкивала его миссис Бламберг, — извинитесь.
Катерина между тем делала ему знаки — мол, извинись. Майкл проглотил слюну.
— Я прошу прощения.
— Я вас прощаю. — Она выглядела не менее смущенной.
— Ну давай же, обними ее.
После недолгого колебания Майкл шагнул к Кэт. Та поднялась ему навстречу. Он обнял ее за плечи, а она положила голову ему на грудь. От ее волос исходил пряный запах. «Ка-те-ри-на», — пропело у него в груди.
— Вот и хорошо, — произнес мистер Бламберг.
— Сейчас мы вас покинем, так что вы сможете побыть наедине, — сказала миссис Бламберг. — Пошли, Лоренс.
— Не забудь свою сумочку, Джесси. Она всегда ее забывает.
— Кто бы говорил! Вспомни про свои очки! Лоренс вечно их ищет.
— Вот они, со мной.
— Это потому, что я тебе их дала.
Рука об руку, ласково пикируясь, они вышли из комнаты.
Как только за ними закрылась дверь, Майкл обернулся к Катерине:
— Что произошло? Что вы им сказали?
Она подошла к столу и стала собирать свои бумаги.
— Я им сказала, что вы разорвали нашу помолвку.
— Нашу… что?
— Я сказала, что ваша мама не одобрила ваш выбор и хочет, чтобы вы меня бросили. — Она вопросительно посмотрела на него и запальчиво воскликнула: — Мне надо было что-то придумать!
— Зачем?
— Ради Бламбергов, конечно.
— Но…
— Ведь совершенно ясно: они не хотят разводиться, и я подумала, что мы можем прекратить эту глупую игру.
— Но… вы же плакали!
— Это мой коронный номер. — Она поправила волосы, похожие на грозовую тучу. — Я умею плакать, если это мне нужно.
— Понятно, — сказал Майкл, абсолютно ничего не понимая. Еще несколько минут назад все было запутано так, что концов не найти, а эта необыкновенная женщина тугой узел в мгновение ока превратила в гладкую шелковую ленту.
Майкл смотрел, как она ловко складывает документы.
— Ну… спасибо, — сказал он наконец.
Она взглянула на него и улыбнулась. Потрясающая метаморфоза!
Майкл хотел что-то сказать, но вместо этого чихнул.
— Вам надо срочно принять меры, — спокойно сказала она. — У вас в бронхах хрипы.
Майкл вдруг почувствовал, как непривлекательно выглядит с красным носом и слезящимися глазами, в этом ужасном костюме.
— Я пытаюсь, — сказал он. — Колдрекс, кодеин, всякие капли для носа — все перепробовал.
— Чепуха! У вас дисбаланс между инь и ян. Я вижу. Вам нужны витамины. Вы любите орехи?
— Ну… да… когда они к месту…
— Их место — в вашем желудке. Чтобы заставить антитела работать, вам необходим витамин «Е». Здесь неподалеку есть «Лавка здоровья». Сейчас напишу адрес. — С кипучей энергией, заряжавшей, казалось, все, за что бы она ни бралась, Кэт вырвала листок из своей записной книжки, написала что-то размашистым почерком и, сложив листок, подала ему. — Ну а теперь мне пора.
— Спасибо. Э… Мисс да Филиппо… Катерина…
Майкл замолчал. Ему не хотелось ее отпускать, но он не мог придумать предлог, чтобы ее задержать.
— Да? — Она настороженно, с любопытством, посмотрела на него, словно на диковинного зверя. Майкл не помнил, чтобы на него вот так когда-нибудь смотрели женщины. Глаза у нее оказались не чисто карими, а с желтыми кошачьими искорками.
— Я… это… — В голове было пусто. Майкл нахмурился. И вдруг его осенило: — Не могли бы вы поговорить с Фре-ей, разъяснить это недоразумение с иском. Я был бы вам очень признателен.
— С Фреей? — Эта просьба, казалось, не то напугала, не то озадачила ее.
— Вы ведь увидитесь, не так ли?
— Конечно. Без проблем. — Она стала засовывать папки в портфель. Сейчас возьмет сумочку и… уйдет!
— Подождите! Вместе поедем в лифте. — Майкл стал собирать свои документы. Но быстро не получалось.
— Сожалею, но мне пора. Пока!
Двигаясь, словно маленький, но весьма энергичный торнадо, она схватила портфель и умчалась, помахав ему на прощание рукой.
Майкл остался один в маленькой мрачной комнате. Он посмотрел на сложенный вдвое желтый листок, развернул его. Там был адрес магазина «Афродизиа» и еще название некоторых продуктов, ничего больше. Он смял листок в ладони и разочарованно выругался.
— Вот тебе на орехи, — сказал он.
Глава 14
— …И мне кажется, что та часть, в которой Мак рубит свою мать на куски, несколько тривиальна.
— Так было задумано, Мона. Ироничная ссылка на избитость, банальность насилия в нашем обществе.
— Но зачем он ее съел?
— Разве непонятно? Это и есть всепожирающая страсть, на которую я намекнул в первом параграфе.
— С кетчупом?
— Ты этого не уловила, верно? Кетчуп — это символ.
— В самом деле? Символ чего?
— Крови, наверное, — осторожно вмешался Джек. — Да, Лестер?
Лестер задумчиво посмотрел в потолок и кивнул. На Лестере была, как всегда, безупречно, слишком безупречно, отглаженная рубашка и неизменный галстук. Лысина его тускло поблескивала, волосы он зачесывал наподобие монахов периода инквизиции. Мог ли написать это письмо Лестер? — гадал Джек. Лестер всегда приходил в класс первым и садился на одно и то же место. Его последний рассказ, где он в гротескной манере описывает, как мать закормила сына до такой степени, что в результате он разрубил ее на куски и съел, не в силах справиться с обжорством, типичен для Лестера. Если кто и знаком не понаслышке с силами Тьмы, так это Лестер.
— Почему мужчины рубят на куски именно матерей, а не отцов? Хотела бы я однажды увидеть славную сцену кастрации. — Это уже Рита, толстая пятидесятилетняя дама, не так давно ставшая феминисткой. Но ненависть Риты к мужчинам носила чисто теоретический характер. Узнай она о Джеке и Кэндис, просто посмеялась бы. Или нет?
Джек попытался сосредоточиться, переводя взгляд с одного на другого.
— Давайте попробуем проследить развитие характера Большого Мака. Кто хочет выступить?
Натан, как всегда, начал трепаться, в то время как Мона, очевидно задетая тем, что ее щелкнули по носу с этим символическим кетчупом, демонстративно принялась чистить ногти заколкой для волос. Она была бледной и тощей и принадлежала к тому типу женщин, которым нравится вызывать жалость. Джек изучающе смотрел на нее. Уж не она ли написала письмо? В качестве мести?
Письмо он получил накануне. К счастью, Фрея к этому времени уже ушла на работу, так что никто не видел его потрясения. А Джек и в самом деле испытал шок. Он привык к тому, что его любят, считают душкой. Черт, он и в самом деле был славным парнем, разве нет? Но все утро, пока он пытался что-то написать, мысль о том, что над ним нависла угроза, не давала ему покоя. В конце концов он вытащил смятую бумагу из корзины для мусора и, разгладив листок, стал вчитываться в него в поисках намека на авторство. Сознание того, что кто-то так сильно его ненавидит, неприятно щекотало нервы. Он гадал, не получил ли подобное письмо кто-то из администрации, из тех, на кого он работал. Его работа преподавателя предполагала, в частности, «безупречное» поведение. Об этом ему было сказано во время подписания контракта. До сих пор Джек не задумывался над этим. Вокруг него всегда крутились девицы, и заводить интрижки со студентками не было нужды. Угораздило же его связаться с Кэндис! Джек нахмурился. Только сейчас до него дошло, какую глупость он совершил.
Каким бы ни было его личное мнение о некоторых преподавателях семинаров по творчеству (серые, бездарные выпускники университетов, имеющие всего две-три публикации — рассказы, в заштатных журналах), равно как и о студентах, посещающих эти семинары (не знакомых ни с правилами правописания, ни с синтаксисом, не желающих ничего читать), семинары по творчеству считались уважаемым и доходным бизнесом для людей из академической среды. У Джека были неплохие рекомендации. К тому же у него вышла книга. Он регулярно писал статьи в толстые журналы, тем самым внося посильный вклад в литературное наследие нации. Иногда он тешил себя мыслью, что когда ему наскучит литературный террариум Нью-Йорка, он удалится в какой-нибудь тихий университетский городок и будет там профессорствовать. А в свободное время — писать книги.
Сейчас эта маленькая американская мечта была под угрозой. Американское академическое образование переживало эпоху маккартизма. Преподаватель мог не являться хорошим специалистом, но должен был иметь кристально чистую репутацию. Он не смел даже прикрыть дверь, когда беседовал один на один со своей студенткой из страха быть обвиненным в сексуальных домогательствах. Любой намек на панибратство, не говоря уже о флирте или, не дай Бог, романчике, мог стать поводом для немедленного увольнения с волчьим билетом.
Джек взглянул на Кэндис, сидящую на противоположном от Моны конце стола, необычайно тихую и скромную. «Какого черта она так грубо переигрывает?» — подумал Джек со злостью. Не упоминая о письме, он сказал ей, что они должны всячески скрывать свои отношения, но это не значит, что она должна строить из себя монашку. Все наверняка заметили, что за все время она не произнесла ни слова. Почувствовав на себе его взгляд, Кэндис подняла глаза, прикусила губу и густо покраснела. Господи Боже!
Между тем Натан и Лестер дошли до опасной черты в своем споре, не устарело ли само понятие о характере персонажа в современной литературе. Джек уже пожалел, что инициировал этот спор. Он попросил их написать рассказ о любви. Вообще о любви. Не обязательно к женщине. Результаты оказались плачевными. Из страха быть заклеванными своими же сокурсниками за слащавость и сентиментальность изложения студенты представили любовь в самой извращенной форме: любовь к наркотикам, любовь к убийству, любовь во время Холокоста, любовь, которая оборачивается изнасилованием, и, разумеется, инцест, — унылая проба пера начинающего. Единственное светлое пятно — история любви двух школьников-изгоев, любовь и предательство — работа такая трогательная и субтильная, что Джек едва не поддался искушению ее украсть. Впрочем, он мог бы это сделать без риска для себя. Карлос, одержимый навязчивой идеей графоман, считал, что ни одна из его работ не может быть опубликована, поскольку никогда не будет доведена до совершенства — «отточена».
В этом и состоит извечная проблема учителей: если тебе и повезет и ты обнаружишь пару студентов с истинным талантом, они всегда найдут способ его саботировать. В своем стремлении к оригинальности они пишут триллеры, не способные никого вогнать в дрожь, или историю любви, в которой любовью и не пахнет, детективы, в которых нет ничего, кроме бессвязного бормотания автора в духе подражания литературе «потока сознания». Писатели становятся врагами самим себе — они не хотят, чтобы им помогали.
Джек откинул волосы и провел по ним рукой. Ну пусть он потеряет работу… Не так уж хорош этот академический мир, чтобы лезть в него, расталкивая себе подобных и обдирая локти, доказывая, что ты не хуже остальных, кичащихся своими дипломами… И уж конечно, этот мир не стоит того, чтобы жить в вечном страхе. Почему, черт возьми, он не может иметь отношений со взрослой совершеннолетней женщиной, если даже она его студентка?
Джек присоединился к дискуссии, доказывая, что «Биг Мак», несмотря на впечатляющий разворот сюжета и несколько мощных фраз, «не катит».
— Почему «не катит»? — попробовал копнуть Джек.
Тишина.
Неуверенный голос с галерки:
— Я понимаю, что никогда не смогу писать так, как Лестер, но то, что он пишет, не вызывает у меня никаких чувств.
— Чувства! — презрительно усмехнулся Лестер.
— Женские штучки, — поддакнул Натан.
Женщина, которая осмелилась высказаться, лет сорока, старомодно одетая, густо покраснела. Джек вспомнил, что она работает санитаркой и не имеет даже среднего образования.
— Вы очень проницательны, Лиза, — тепло сказал он. — Попали в самое яблочко. — Джек откинулся на стуле и заложил руки за голову. — Хорошо. Что для писателя, на ваш взгляд, самое важное?
— Раздобыть себе классного агента, — заявил Натан.
Все рассмеялись.
Джек улыбнулся, подождал, пока стихнет шум, и сказал:
— Самое важное для писателя — это быть правдивым. Я говорю об эмоциональной правдивости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Ошибаетесь, понимаю! Мистер Бламберг хоть и мужчина, но любит… собаку.
— Вы даже не можете заставить себя произнести «Пукки» вслух. Думаете, это сюсюканье.
— Нет, я так не думаю.
— Тогда скажите.
Майкл закатил глаза. Какой абсурд! Он еще не встречал такую странную женщину.
— Пукки, — выдавил он из себя.
Она сверлила его своими жаркими карими глазами, и тут на него нашло какое-то сумасшествие.
— Пукки, Пукки, Пукки. Я люблю тебя, Пукки. Иди к мамочке, Пукки. Перестань гадить на ковер, Пукки.
Кэт как-то по-особенному скривила рот. Она смеялась!
За дверью раздался шум. Кто-то нажал на ручку.
— Эй, вы про нас не забыли?
— Разумеется, мы про вас не забыли, мистер Бламберг, — спокойно ответил Майкл. — Мы сейчас как раз обсуждаем, как в равных пропорциях разделить между вами собаку.
— Да уж…
Как только адвокаты вернулись за стол переговоров, зазвонил телефон. Майкл и Кэт кинулись к своим портфелям. Звонили на мобильник Майклу. Он бросил на Кэт взгляд, исполненный мужского превосходства, и с важным видом произнес:
— Петерсон слушает.
— Микки! Слава Богу, я до тебя дозвонилась.
Мамочка — только этого ему не хватало.
— В чем проблема? — спросил он деловым тоном. — Я сейчас замещаю мистера Рейнертсона, и у меня важное дело, так что не могу…
— Немедленно приезжай ко мне. Здесь нестерпимая духота, а я не могу включить кондиционер. У меня сейчас будет приступ.
Майкл прижал трубку к уху и склонился над столом, чтобы никто ничего не услышал.
— Ты уверена, что правильно его включала? — шепотом спросил он.
— Говори громче, Микки! Что ты там шепчешь?
— Вызови мастера! — сказал он, болезненно ощущая на себе взгляд трех пар глаз. Три пары ушей насторожились, прислушиваясь.
— Мастер занят. Мне не хочется его беспокоить.
— Мама, это их работа.
— Ты не мог бы забежать на минутку? Я тебя о многом не прошу. Всего лишь крохотная услуга. Или ты хочешь, чтобы твоя бедная мамочка умерла в одиночестве в чужом городе?
— Отель «Плаза» едва ли…
— Это деловая встреча или чертов цирк? — Мистер Бламберг стукнул кулаком по столу.
— Лоренс, не нервничай, у тебя язва.
— Ну и что? Этим людям нет до нас дела. Им нужны только наши деньги. Надо же, отель «Плаза»! Я поговорю с Фредом. Кого он там держит, в своей чертовой компании? Этот парень даже не знал, кто такой Пукки.
Майкл чувствовал, как по лбу потекла струйка пота. Он зажал наушник телефона большим пальцем и повернулся к клиенту:
— Простите, мистер Бламберг… миссис Бламберг, мисс да Филиппо. Это… срочный звонок. Я сейчас вернусь.
Майкл выбежал в соседнюю комнату.
— Мама, ты не могла бы не орать? У меня совещание. Я не могу приехать. Позвони в администрацию, пусть тебе пришлют мастера. Встретимся за ужином, как договорились.
В ответ тишина. Затем обиженный голос:
— Наверное, мне следует взять билет на ближайший рейс и вернуться домой.
— Возвращайся, если хочешь.
— Лучше бы мне вообще не приезжать. Ты за всю неделю не нашел для матери ни минуты.
— Мама, я не мог. Я работаю.
— Знай я, что из тебя получится, не отказывала бы себе во всем, чтобы отправить тебя учиться в колледж.
Майкл с силой стукнул себя телефоном по голове.
— Что за шум? Ты слышал, что я сказала?
— Слышал. А сейчас я должен с тобой попрощаться.
— У тебя женщина, да? Я чувствую по голосу. Какая-то нью-йоркская выскочка…
Чаша терпения Майкла переполнилась. Он выключил телефон и прислонился лбом к холодной стене. Из носа текло, глаза слезились. Ему так хотелось уйти, оставив Бламбергов копаться в собственном грязном белье. Он все равно завалил это дело, и полноправным партнером в фирме ему не стать. Он вспомнил мисс да Филиппо, ее презрительный взгляд. Она считает его закомплексованным занудой и к тому же бесчувственным эгоистом — конторской крысой. В общем-то ее мнение не так уж и важно для него, однако… Майкл бодро высморкался, расправил плечи и вошел в комнату.
Он не поверил своим глазам. Все трое сидели рядышком. Кэт прижимала к глазам платок — похоже, она плакала, а Бламберги утешали ее.
— Так, молодой человек, — сурово оглядев его, сказала миссис Бламберг, — думаю, вы должны извиниться перед Катериной.
Майкл нахмурился:
— Что?
— Надо научиться переступать через всякие мелкие проблемы. Все влюбленные ссорятся, даже такие, со стажем, как мы.
Влюбленные! Майкл вперил безумный взгляд в Кэт, ее глаза молили хранить молчание.
— Надо научиться признавать свою вину, — продолжала миссис Бламберг. Она улыбнулась мужу, который выглядел счастливым, словно после причастия. — Представьте, мы собирались развестись после пятидесяти счастливо прожитых лет.
— Представьте… — чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, еле слышно повторил Майкл, ничего не понимая.
— Ну же, — подталкивала его миссис Бламберг, — извинитесь.
Катерина между тем делала ему знаки — мол, извинись. Майкл проглотил слюну.
— Я прошу прощения.
— Я вас прощаю. — Она выглядела не менее смущенной.
— Ну давай же, обними ее.
После недолгого колебания Майкл шагнул к Кэт. Та поднялась ему навстречу. Он обнял ее за плечи, а она положила голову ему на грудь. От ее волос исходил пряный запах. «Ка-те-ри-на», — пропело у него в груди.
— Вот и хорошо, — произнес мистер Бламберг.
— Сейчас мы вас покинем, так что вы сможете побыть наедине, — сказала миссис Бламберг. — Пошли, Лоренс.
— Не забудь свою сумочку, Джесси. Она всегда ее забывает.
— Кто бы говорил! Вспомни про свои очки! Лоренс вечно их ищет.
— Вот они, со мной.
— Это потому, что я тебе их дала.
Рука об руку, ласково пикируясь, они вышли из комнаты.
Как только за ними закрылась дверь, Майкл обернулся к Катерине:
— Что произошло? Что вы им сказали?
Она подошла к столу и стала собирать свои бумаги.
— Я им сказала, что вы разорвали нашу помолвку.
— Нашу… что?
— Я сказала, что ваша мама не одобрила ваш выбор и хочет, чтобы вы меня бросили. — Она вопросительно посмотрела на него и запальчиво воскликнула: — Мне надо было что-то придумать!
— Зачем?
— Ради Бламбергов, конечно.
— Но…
— Ведь совершенно ясно: они не хотят разводиться, и я подумала, что мы можем прекратить эту глупую игру.
— Но… вы же плакали!
— Это мой коронный номер. — Она поправила волосы, похожие на грозовую тучу. — Я умею плакать, если это мне нужно.
— Понятно, — сказал Майкл, абсолютно ничего не понимая. Еще несколько минут назад все было запутано так, что концов не найти, а эта необыкновенная женщина тугой узел в мгновение ока превратила в гладкую шелковую ленту.
Майкл смотрел, как она ловко складывает документы.
— Ну… спасибо, — сказал он наконец.
Она взглянула на него и улыбнулась. Потрясающая метаморфоза!
Майкл хотел что-то сказать, но вместо этого чихнул.
— Вам надо срочно принять меры, — спокойно сказала она. — У вас в бронхах хрипы.
Майкл вдруг почувствовал, как непривлекательно выглядит с красным носом и слезящимися глазами, в этом ужасном костюме.
— Я пытаюсь, — сказал он. — Колдрекс, кодеин, всякие капли для носа — все перепробовал.
— Чепуха! У вас дисбаланс между инь и ян. Я вижу. Вам нужны витамины. Вы любите орехи?
— Ну… да… когда они к месту…
— Их место — в вашем желудке. Чтобы заставить антитела работать, вам необходим витамин «Е». Здесь неподалеку есть «Лавка здоровья». Сейчас напишу адрес. — С кипучей энергией, заряжавшей, казалось, все, за что бы она ни бралась, Кэт вырвала листок из своей записной книжки, написала что-то размашистым почерком и, сложив листок, подала ему. — Ну а теперь мне пора.
— Спасибо. Э… Мисс да Филиппо… Катерина…
Майкл замолчал. Ему не хотелось ее отпускать, но он не мог придумать предлог, чтобы ее задержать.
— Да? — Она настороженно, с любопытством, посмотрела на него, словно на диковинного зверя. Майкл не помнил, чтобы на него вот так когда-нибудь смотрели женщины. Глаза у нее оказались не чисто карими, а с желтыми кошачьими искорками.
— Я… это… — В голове было пусто. Майкл нахмурился. И вдруг его осенило: — Не могли бы вы поговорить с Фре-ей, разъяснить это недоразумение с иском. Я был бы вам очень признателен.
— С Фреей? — Эта просьба, казалось, не то напугала, не то озадачила ее.
— Вы ведь увидитесь, не так ли?
— Конечно. Без проблем. — Она стала засовывать папки в портфель. Сейчас возьмет сумочку и… уйдет!
— Подождите! Вместе поедем в лифте. — Майкл стал собирать свои документы. Но быстро не получалось.
— Сожалею, но мне пора. Пока!
Двигаясь, словно маленький, но весьма энергичный торнадо, она схватила портфель и умчалась, помахав ему на прощание рукой.
Майкл остался один в маленькой мрачной комнате. Он посмотрел на сложенный вдвое желтый листок, развернул его. Там был адрес магазина «Афродизиа» и еще название некоторых продуктов, ничего больше. Он смял листок в ладони и разочарованно выругался.
— Вот тебе на орехи, — сказал он.
Глава 14
— …И мне кажется, что та часть, в которой Мак рубит свою мать на куски, несколько тривиальна.
— Так было задумано, Мона. Ироничная ссылка на избитость, банальность насилия в нашем обществе.
— Но зачем он ее съел?
— Разве непонятно? Это и есть всепожирающая страсть, на которую я намекнул в первом параграфе.
— С кетчупом?
— Ты этого не уловила, верно? Кетчуп — это символ.
— В самом деле? Символ чего?
— Крови, наверное, — осторожно вмешался Джек. — Да, Лестер?
Лестер задумчиво посмотрел в потолок и кивнул. На Лестере была, как всегда, безупречно, слишком безупречно, отглаженная рубашка и неизменный галстук. Лысина его тускло поблескивала, волосы он зачесывал наподобие монахов периода инквизиции. Мог ли написать это письмо Лестер? — гадал Джек. Лестер всегда приходил в класс первым и садился на одно и то же место. Его последний рассказ, где он в гротескной манере описывает, как мать закормила сына до такой степени, что в результате он разрубил ее на куски и съел, не в силах справиться с обжорством, типичен для Лестера. Если кто и знаком не понаслышке с силами Тьмы, так это Лестер.
— Почему мужчины рубят на куски именно матерей, а не отцов? Хотела бы я однажды увидеть славную сцену кастрации. — Это уже Рита, толстая пятидесятилетняя дама, не так давно ставшая феминисткой. Но ненависть Риты к мужчинам носила чисто теоретический характер. Узнай она о Джеке и Кэндис, просто посмеялась бы. Или нет?
Джек попытался сосредоточиться, переводя взгляд с одного на другого.
— Давайте попробуем проследить развитие характера Большого Мака. Кто хочет выступить?
Натан, как всегда, начал трепаться, в то время как Мона, очевидно задетая тем, что ее щелкнули по носу с этим символическим кетчупом, демонстративно принялась чистить ногти заколкой для волос. Она была бледной и тощей и принадлежала к тому типу женщин, которым нравится вызывать жалость. Джек изучающе смотрел на нее. Уж не она ли написала письмо? В качестве мести?
Письмо он получил накануне. К счастью, Фрея к этому времени уже ушла на работу, так что никто не видел его потрясения. А Джек и в самом деле испытал шок. Он привык к тому, что его любят, считают душкой. Черт, он и в самом деле был славным парнем, разве нет? Но все утро, пока он пытался что-то написать, мысль о том, что над ним нависла угроза, не давала ему покоя. В конце концов он вытащил смятую бумагу из корзины для мусора и, разгладив листок, стал вчитываться в него в поисках намека на авторство. Сознание того, что кто-то так сильно его ненавидит, неприятно щекотало нервы. Он гадал, не получил ли подобное письмо кто-то из администрации, из тех, на кого он работал. Его работа преподавателя предполагала, в частности, «безупречное» поведение. Об этом ему было сказано во время подписания контракта. До сих пор Джек не задумывался над этим. Вокруг него всегда крутились девицы, и заводить интрижки со студентками не было нужды. Угораздило же его связаться с Кэндис! Джек нахмурился. Только сейчас до него дошло, какую глупость он совершил.
Каким бы ни было его личное мнение о некоторых преподавателях семинаров по творчеству (серые, бездарные выпускники университетов, имеющие всего две-три публикации — рассказы, в заштатных журналах), равно как и о студентах, посещающих эти семинары (не знакомых ни с правилами правописания, ни с синтаксисом, не желающих ничего читать), семинары по творчеству считались уважаемым и доходным бизнесом для людей из академической среды. У Джека были неплохие рекомендации. К тому же у него вышла книга. Он регулярно писал статьи в толстые журналы, тем самым внося посильный вклад в литературное наследие нации. Иногда он тешил себя мыслью, что когда ему наскучит литературный террариум Нью-Йорка, он удалится в какой-нибудь тихий университетский городок и будет там профессорствовать. А в свободное время — писать книги.
Сейчас эта маленькая американская мечта была под угрозой. Американское академическое образование переживало эпоху маккартизма. Преподаватель мог не являться хорошим специалистом, но должен был иметь кристально чистую репутацию. Он не смел даже прикрыть дверь, когда беседовал один на один со своей студенткой из страха быть обвиненным в сексуальных домогательствах. Любой намек на панибратство, не говоря уже о флирте или, не дай Бог, романчике, мог стать поводом для немедленного увольнения с волчьим билетом.
Джек взглянул на Кэндис, сидящую на противоположном от Моны конце стола, необычайно тихую и скромную. «Какого черта она так грубо переигрывает?» — подумал Джек со злостью. Не упоминая о письме, он сказал ей, что они должны всячески скрывать свои отношения, но это не значит, что она должна строить из себя монашку. Все наверняка заметили, что за все время она не произнесла ни слова. Почувствовав на себе его взгляд, Кэндис подняла глаза, прикусила губу и густо покраснела. Господи Боже!
Между тем Натан и Лестер дошли до опасной черты в своем споре, не устарело ли само понятие о характере персонажа в современной литературе. Джек уже пожалел, что инициировал этот спор. Он попросил их написать рассказ о любви. Вообще о любви. Не обязательно к женщине. Результаты оказались плачевными. Из страха быть заклеванными своими же сокурсниками за слащавость и сентиментальность изложения студенты представили любовь в самой извращенной форме: любовь к наркотикам, любовь к убийству, любовь во время Холокоста, любовь, которая оборачивается изнасилованием, и, разумеется, инцест, — унылая проба пера начинающего. Единственное светлое пятно — история любви двух школьников-изгоев, любовь и предательство — работа такая трогательная и субтильная, что Джек едва не поддался искушению ее украсть. Впрочем, он мог бы это сделать без риска для себя. Карлос, одержимый навязчивой идеей графоман, считал, что ни одна из его работ не может быть опубликована, поскольку никогда не будет доведена до совершенства — «отточена».
В этом и состоит извечная проблема учителей: если тебе и повезет и ты обнаружишь пару студентов с истинным талантом, они всегда найдут способ его саботировать. В своем стремлении к оригинальности они пишут триллеры, не способные никого вогнать в дрожь, или историю любви, в которой любовью и не пахнет, детективы, в которых нет ничего, кроме бессвязного бормотания автора в духе подражания литературе «потока сознания». Писатели становятся врагами самим себе — они не хотят, чтобы им помогали.
Джек откинул волосы и провел по ним рукой. Ну пусть он потеряет работу… Не так уж хорош этот академический мир, чтобы лезть в него, расталкивая себе подобных и обдирая локти, доказывая, что ты не хуже остальных, кичащихся своими дипломами… И уж конечно, этот мир не стоит того, чтобы жить в вечном страхе. Почему, черт возьми, он не может иметь отношений со взрослой совершеннолетней женщиной, если даже она его студентка?
Джек присоединился к дискуссии, доказывая, что «Биг Мак», несмотря на впечатляющий разворот сюжета и несколько мощных фраз, «не катит».
— Почему «не катит»? — попробовал копнуть Джек.
Тишина.
Неуверенный голос с галерки:
— Я понимаю, что никогда не смогу писать так, как Лестер, но то, что он пишет, не вызывает у меня никаких чувств.
— Чувства! — презрительно усмехнулся Лестер.
— Женские штучки, — поддакнул Натан.
Женщина, которая осмелилась высказаться, лет сорока, старомодно одетая, густо покраснела. Джек вспомнил, что она работает санитаркой и не имеет даже среднего образования.
— Вы очень проницательны, Лиза, — тепло сказал он. — Попали в самое яблочко. — Джек откинулся на стуле и заложил руки за голову. — Хорошо. Что для писателя, на ваш взгляд, самое важное?
— Раздобыть себе классного агента, — заявил Натан.
Все рассмеялись.
Джек улыбнулся, подождал, пока стихнет шум, и сказал:
— Самое важное для писателя — это быть правдивым. Я говорю об эмоциональной правдивости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40