За исключением того, что комната была пуста: ни смеха детей, ни ласкового голоса мужа.
В спальне четвертого этажа она опустилась на колени, чтобы зажечь огонь, и потом поняла, что не может подняться. Она так устала, ее руки, и ноги просто притягивало к земле. Она осталась там, где была, и, прислонившись к кушетке, немного прикрыла глаза, глядя на огонь. Мысли ее были медленными, тяжелыми, они уползали подальше от комнаты в нью-йоркском отеле, медленно концентрируясь на сегодняшнем дне и предстоящих неделях, пустых, мертвых неделях без ее семьи, на длинных часах, когда будет создаваться новая жизнь, не принадлежащая ни ей, ни Стефании. «Как я создам жизнь не существовавшего ранее человека?»
Когда миссис Тиркелл постучала и внесла поднос с чаем, она поднялась, села за круглый стол у окна и стала просматривать маленькую пачку писем.
— А что, об остальном позаботился Сидни Джонс?
— Он забирает ее раз в несколько дней. — Она неуверенно топталась на месте. — Миссис Андерсен, могу я узнать… вы останетесь надолго? Будете ли принимать гостей? Или вы приехали продать дом? Я не знаю, какие мне строить планы, видите ли…
Сабрина посмотрела на свое круглое отражение в серебряном чайнике и на отражение чайника в залитом дождем окне. Их было два. «Когда-то и меня было две».
— Я останусь насовсем, миссис Тиркелл! — В первый раз она произнесла эти слова вслух. Они прозвучали резко, как удары, забивающие крышку. — Надеюсь, вы останетесь со мной, как были с моей сестрой.
— Ох, я останусь, конечно, останусь. Ничего большего я и не хочу. Но… ваш муж, мэм? Ваши дети? Ваш дом в Америке?
— Мой дом здесь, — сказала Сабрина, прекращая разговор. — Дети со своим отцом, в школе, там, где и должны быть. «Мне надо сказать что-то еще, нельзя, чтобы люди думали, что я просто бросила семью». — Возможно, они приедут ко мне на летние каникулы. Я не вижу на подносе «Таймс».
— О Господи, я забыла, столько всего сразу случилось. Я принесу ее, мэм, а потом снова схожу на рынок, потому что купила недостаточно для… вы будете принимать гостей, мэм?
— Не сразу. Но я будут, есть дома.
Миссис Тиркелл вышла, затем вернулась с газетой и снова ушла, великолепно сдерживая свое любопытство. Когда она через час вернулась забрать поднос, Сабрина переоделась в мягкий шерстяной халат и сидела в кресле перед огнем.
— Миссис Андерсен, для меня будет большая честь остаться у вас. Я глубоко уважала и высоко ценила леди Лонгворт, и мне ее очень не хватает. Если я смогу остаться с вами, это будет так, как если бы я ее не потеряла.
— Спасибо, — сказала Сабрина. — Я ценю это больше, чем могу сказать.
И никто из них не коснулся странного, неожиданного приезда из Америки без багажа Стефании Андерсен, чтобы сделать Лондон своим постоянным домом и жить жизнью своей сестры.
И был еще один дом, с призрачными комнатами, плачами, голосами, которые цеплялись где-то на краю ее сознания, что бы она ни делала. Каждую ночь, ворочаясь на шелковых простынях, она протягивала руку, стремясь дотянуться до Гарта, почувствовать, засыпая, привычное тепло его тела, надежное объятие его рук. Но этого не было, не было ничего, и она каждый раз резко просыпалась, вспоминая все и ощущая пустоту, в которой тонула. Пустоту в себе, в своей постели, в своем молчащем пустом доме.
Но утром, по пути на работу, она спланировала первый день своей новой жизни: Николс и Брайан в «Амбассадоре», совещание с Сидни о финансах, ленч с Габриэль и покупки. А через несколько дней она начнет звонить своим друзьям, даст им знать, что она здесь.
В «Амбассадоре» Николс и Брайан обсуждали крохотную трещинку на красном комоде, датированном 1766-м годом. Ящики комода были украшены квадратными пластинками севрского фарфора, а поставец над ними — круглыми пластинками в центре дверей. На верхушке были золоченые часы с распростертыми в обе стороны, как руки в молитве, золотыми канделябрами. Еще на верхушке торчали две фигурки черного дерева. Сабрина от дверей, забавляясь, глядела на нелепую красоту вещи.
— Где вы его отыскали? — спросила она. — Я уже много лет не встречала Кармина. Николс вскочил, приложил руку к груди.
— Дорогая моя Стефания! Как ты нас испугала! Мы понятия не имели… Ты бы дала нам знать…
— Брайан, — промолвила Сабрина, — у вас тоже нелады с сердцем?
— Нет. — Он, улыбаясь, взял ее руку. — Я рад вас видеть.
Она задумчиво кивнула.
— Николс, пожалуйста, пройдем в мой кабинет. Брайан, вы присмотрите за выставочным залом?
— Конечно.
— Я бы хотела позже поговорить с вами.
— Разумеется.
— Очень симпатичный парень, — заметил Николс, следуя за ней. — Но скажи мне, дорогая Стефания, откуда ты знаешь мебель Мартина Кармина? Сабрина никогда не рассказывала нам, что у тебя такие обширные знания. Я потрясен. Видимо, мы многого не знаем о тебе.
Она присела за стол вишневого дерева, пробежала пальцами по его полированной поверхности.
— Николс, я понимаю вашу тревогу. Вы боитесь, что я начну вмешиваться в то, как вы ведете дела в «Амбассадоре» или продам его кому-нибудь. Разрешите мне прояснить вам ситуацию. Первое: «Амбассадор» не продается, ни вам, ни кому, другому. Второе: я собираюсь им управлять, как это делала Сабрина, но с вашим участием. Так что, как видите, вам следовало волноваться вдвое меньше, чем вы это делали.
— Моя дорогая леди…
— Извините. — Она подошла к двери. — Брайан, можно нам чая… Пожалуйста! Она вернулась на свой стул и уставилась на Николса.
— Из наших недавних телефонных разговоров у меня создалось впечатление, что вы собираетесь скрыть от меня некоторые финансовые и ассортиментные дела.
— Моя дорогая Стефания!
— Конечно, поскольку книги ведет Брайан, а за ним наблюдает Сидни, вам надо быть очень ловким. Но ведь мы с вами оба знаем, что вы очень ловки. Я считала, что такой личный разговор сделает ненужным мой разговор с Брайаном и Сидни. Наступила заминка. Бурная энергия Николса стихла.
— Вы же понимаете, Стефания, что мы понятия не имели, когда вы вернетесь и надолго ли. Да и вернетесь ли вообще. Даже теперь, хотя вы говорите, что будете управлять магазином, я не могу себе представить, как вы будете это делать из Америки. Именно мы несем ежедневную ответственность за…
— Я приехала, чтобы остаться, Николс. Жить в своем доме на Кэдоган-сквер и управлять «Амбассадором».0
— Вы ушли от мужа? От детей?
— Я остаюсь здесь. Нам не надо больше ничего обсуждать. Что касается партнерства, которого вы добивались от Сабрины, я предлагаю следующее: вы будете наблюдать за «Амбассадором» и «Блакфордом» и покупать вещи у дилеров. Я буду покупать для обоих магазинов на аукционах и заниматься меблировкой домов и реставрацией. Брайан будет вести документацию для «Амбассадора»: накладные, банковские счета, налоги, корреспонденцию и тому подобное, а Эмилия сделает то же самое в «Блакфорде». Разделение финансов между нами будет проработано и оформлено Сидни Джонсом. Вы согласны?
Ошеломленный Николс кивнул.
— Я найму аудитора, чтобы проверить ведение бухгалтерских книг и Брайаном, и Эмилией, так как наши финансы будут переплетаться. Вы, Брайан и я будем регулярно советоваться по вопросам покупки и продажи, где возможно объединяя наши операции в целях экономии. Как вы считаете, это осуществимо?
— Стефания. — Николс откашлялся. — В Китае вы казались такой тихой. Вы изменились оттого, что Сабрина мне не доверяла?
— Напротив. Она вам доверяла. Но последние несколько недель по телефону вы разговаривали как-то уклончиво. Я этого не потерплю.
— Уверяю вас, Стефания…
— Завтра я поручу Сидни начать готовить бумаги по партнерству. Это вас устраивает?
— Знаете, все это просто сверхъестественно… Вы так похожи на Сабрину. Просто фантастично. Скажите, часто вы обе думали одинаково?
— Часто. — Она поднялась и протянула ему руку. — Ну, как, Николс, будем мы друзьями? Он вскочил:
— Да, да, конечно. Мы же всегда были друзьями, ведь, правда? Честно говоря, я не согласился бы на партнерство с кем-нибудь другим. Но вы, дорогая моя, совершенно исключительны. И потом, должен вам сказать, что за эти последние недели я узнал, что Сабрина создала «Амбассадору» замечательную репутацию. Если у вас такая же сноровка, как у нее, а самоуверенность, я вижу, такая же, нас ждет изумительное будущее. Право, трудно даже вообразить, как далеко мы сможем пойти.
— Да, я предполагала, ваши чувства именно таковы. — Она улыбнулась так мило, что только спустя несколько минут Николс осознал, насколько хорошо она поняла его жажду владеть долей в «Амбассадоре».
— А теперь, прежде чем я поговорю с Брайаном, как вы считаете, сколько предложить ему жалованья? А может, лучше небольшую долю собственности магазина? Николс смутился. Сначала она взяла в свои руки инициативу, как Сабрина, а потом спросила его совета, как сделала бы Стефания. «Или, — подумал он, — как если бы они уже были партнерами». Он сделал одно предложение. Когда она одобрила его, он сделал второе, и вот уже они выработали рабочее соглашение, которое устраивало обоих.
— Я приведу его, — сказал Николс и, быстро встав на цыпочки, поцеловал ее в щеку. — Необыкновенно, — произнес он и вышел из кабинета.
Сабрина стояла у стола, ожидая их, и чувствовала, как струится кровь в ее жилах. Она рискнула, предположив, что Николс утаивает информацию и готовится отобрать у нее «Амбассадор». И потому, что она не ошиблась, теперь все было у нее под контролем, а ее энергия, знания, целеустремленность — все было при ней. Два магазина обеспечат ей прочный тыл, а раз Николс и Брайан возьмут на себя часть ее работы, она сможет специализироваться на реставрации и меблировке, а вечерами встречаться только с узким кругом тех людей, которых действительно хотела видеть, а не с теми, кто может пригодиться ее делу.
И если она сосредоточится на этом, то сможет построить себе новую жизнь и запрятать в самый дальний тайный уголок души смех двоих детей и ласковый голос мужа.
— Ленч? — прервала ее мысли Габриэль. — Мне жаль прерывать вашу работу, Стефания, но я подумала, что вы могли забыть. А я все утро ждала этого.
— Хорошо, Габи. Мы можем пойти сейчас.
Габриэль хотела рыбы.
— Мы поделим рыбное ассорти, ладно? Мне слишком много одной, но оно такое красивое, что я не могу устоять. Ой, вы себе не представляете, как я рада, что вы здесь. Вы ведь вообразить себе не можете, как ужасно, когда не с кем поговорить. А, черт, что я говорю, конечно, вы это понимаете. Стефания, вы меня прогоните или мне просто заткнуться и молча есть?
— Ни то ни другое. — Сабрина вдруг обнаружила, что смеется. Смесь наигранной детскости и взаправдашней уязвимости, составлявшая обаяние Габриэль, была именно тем, что ей было нужно. «Мне надо, — подумала она, — чтобы было о ком заботиться, кроме себя».
— Расскажи мне о Бруксе, — попросила она. Габриэль поделила между ними порцию рыбного ассорти и намазала маслом второй рогалик.
— Я невероятно голодная. Я несколько недель не ела и теперь ем все время. Он хочет на мне жениться. Я ему сказала, что хочу сначала поговорить с вами.
— Почему?
— Потому что вы для меня как Сабрина. Она, должно быть, вам рассказывала обо мне, а никого другого я не знаю. Есть еще Александра, но она в Рио, да и она все равно никогда меня не любила. Я собиралась позвонить вам в Америку, и вот вы здесь. Вы скучаете по детям?
— Да.
— А по мужу?
— Ты собиралась рассказать мне о Бруксе.
— Да, правильно, собиралась. Ну, он нашел своих шпионов. Один в Лондонском отделении продавал торговые названия и стратегию торговли «Раймер косметике», а другой на бернской фабрике продавал им же химические рецептуры. Поэтому Бруксу и понадобилось столько времени, чтобы их обнаружить: он знал, что ни один человек, кроме меня, не мог знать то и другое.
— Но почему он решил, что ты это делала?
— Тот шпион в Берне сказал кому-то, что я продала информацию Раймеру. Когда этот слух распространился, кто-то написал об этом Бруксу. А тут Раймер выпустил в продажу новейшую косметику Брукса, и он потерял миллионы и винил в этом меня, потому что у меня был доступ к его личным папкам. Он все это сопоставил и вышвырнул меня вон. Не знаю, что бы я делала без Сабрины. У меня никогда не было такой уверенности в себе, как у нее, или вашей душевной силы. Вы обе всегда умели преодолеть все трудности, по-моему, оттого, что вы были друг у друга. А у меня никого не было… А, черт, простите меня, Стефания, я снова не то ляпнула. Вам, наверное, ее ужасно не хватает.
Сабрина молчала, ожидая, когда схлынет волна боли и одиночества. Подошел метрдотель и склонился к ней:
— Миссис Андерсен, мы хотим принести вам свои соболезнования. Мы все восхищались леди Лонгворт, она всегда была такой любезной, такой доброй ко всем. Сабрина признательно наклонила голову. Боль стихла, перешла в ноющую сердечную тяжесть, которая теперь была с ней всегда — Стефания, Гарт, Пенни, Клифф и тысячи этих «могло бы быть».
— Ты хотела бы свадьбу на Кэдоган-сквер? — спросила она Габриэль.
— О, Стефания, неужели можно? Как замечательно! Я, было, подумала об этом, но, конечно, без вас это было невозможно, а теперь, когда вы здесь, все можно устроить идеально.
— Приходите с Бруксом в пятницу обедать, и мы спланируем вашу свадьбу. Миссис Тиркелл надо будет знать число гостей.
— А вы будете стоять около меня во время церемонии? Я всегда хотела, чтобы Сабрина стояла рядом со мной… Стефания, вас не раздражает, что я думаю о вас как о Сабрине? Но вы двое… все, знаете ли, так путается…
— Я знаю.
После ленча Сабрине надо было выполнить еще одно обещание. На Пэлл-Мэлл у Питера Дэйна она рассматривала старинные доспехи.
— Неполный комплект, — объяснила она владельцу, — какой-нибудь маленький…
— Минуточку, у меня есть такой. — Он знал Сабрину, и после того как выразил ей свое сочувствие голосом, скрежещущим, как доспехи, которые продавал, он исчез где-то в глубине своей лавчонки и вынес маленький щит, нарядно украшенный грифоном, охраняющим замок. — Им пользовался один из детей Сесилов, когда в десятилетнем возрасте практиковался на турнирах.
«Это идеально», — решила Сабрина и, выписывая чек, представила, как Клифф будет им хвастаться, а потом повесит в спальне на стенку, чтобы он напоминал ему о матери, которая так любила его.
У Фолкнера она подобрала целую коллекцию художественной бумаги для Пенни: японский пергамент, акварельную, листы мраморной бумаги с фантастическими разводами и веленевую с неровными краями. Потом она купила одну из самых больших коробок с масляными красками, а затем, представив себе, восторженное лицо Пенни, зашла к Коллет за набором восточных кисточек и фломастеров.
— Брайан, — спросила она, вернувшись в «Амбассадор», — как отправить эту громоздкую кучу в Америку?
— Так же, как мы отправляем туда громоздкие предметы искусства. Предоставьте это мне, миссис Андерсен.
— Подождите. Еще одна вещь. — Она исчезла в кабинете и вернулась через минуту с запечатанным конвертом. — Все это должно быть отправлено по этому адресу. Щит, художественные пособия и письмо: «Мои дорогие Пенни и Клифф! Я думаю, о вас и скучаю, и каждый раз, когда я закрываю глаза, я вас ясно себе представляю. Я не могу дотянуться через океан и обнять вас, вместо этого я посылаю вам подарки, которые обещала. Я вас люблю обоих».
И записка для Гарта:
«Что бы ты ни решил рассказать Пенни и Клиффу, пожалуйста, разреши им принять подарки. Я больше не буду им писать и посылать, что бы то ни было еще, если только ты мне не позволишь. Но я обещала послать им подарки сразу, как приеду в Лондон. Пожалуйста, разреши мне выполнить свое обещание. Это последняя моя просьба».
Больше она ничего не могла сделать для своей семьи, только томиться по ним и ждать, когда боль разлуки притупится. Но она забыла о своей матери.
Лаура позвонила в субботу днем, когда Сабрина и Габриэль собрались идти покупать свадебное платье.
— Стефания, что, во имя неба, происходит? Гарт говорит, что ты остаешься в Лондоне на неопределенное время. Что все это значит?
— То, что сказано, то и значит, мама. Я теперь живу здесь.
— А Гарт и твои дети?
— Мама, ты же знаешь ответ. Они в Эванстоне.
— Ты оставила своих детей?
— Я оставила… Да. Они с Гартом.
— Ты от него ушла?
— Да.
— На какое время?
— На какое… сколько понадобится.
— Понадобится! Чтобы что сделать? Уничтожить чудесный брак, прекрасный дом и жизни двух…
— Пожалуйста, мама, не надо…
— Почему не надо? Ты понимаешь, что ты бросаешь? Лучшего…
— Мама, перестань. Пожалуйста! Гарт и я, мы оба решили, что мне надо уехать. Нам и так хватило боли, не надо, чтобы еще ты добавляла. Может быть, когда-нибудь я смогу рассказать тебе всю историю, но сейчас не могу. Тебе просто надо мне поверить в то, что я делаю все правильно.
— Стефания, — сказал Гордон по параллельной трубке. Его голос был еле слышен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
В спальне четвертого этажа она опустилась на колени, чтобы зажечь огонь, и потом поняла, что не может подняться. Она так устала, ее руки, и ноги просто притягивало к земле. Она осталась там, где была, и, прислонившись к кушетке, немного прикрыла глаза, глядя на огонь. Мысли ее были медленными, тяжелыми, они уползали подальше от комнаты в нью-йоркском отеле, медленно концентрируясь на сегодняшнем дне и предстоящих неделях, пустых, мертвых неделях без ее семьи, на длинных часах, когда будет создаваться новая жизнь, не принадлежащая ни ей, ни Стефании. «Как я создам жизнь не существовавшего ранее человека?»
Когда миссис Тиркелл постучала и внесла поднос с чаем, она поднялась, села за круглый стол у окна и стала просматривать маленькую пачку писем.
— А что, об остальном позаботился Сидни Джонс?
— Он забирает ее раз в несколько дней. — Она неуверенно топталась на месте. — Миссис Андерсен, могу я узнать… вы останетесь надолго? Будете ли принимать гостей? Или вы приехали продать дом? Я не знаю, какие мне строить планы, видите ли…
Сабрина посмотрела на свое круглое отражение в серебряном чайнике и на отражение чайника в залитом дождем окне. Их было два. «Когда-то и меня было две».
— Я останусь насовсем, миссис Тиркелл! — В первый раз она произнесла эти слова вслух. Они прозвучали резко, как удары, забивающие крышку. — Надеюсь, вы останетесь со мной, как были с моей сестрой.
— Ох, я останусь, конечно, останусь. Ничего большего я и не хочу. Но… ваш муж, мэм? Ваши дети? Ваш дом в Америке?
— Мой дом здесь, — сказала Сабрина, прекращая разговор. — Дети со своим отцом, в школе, там, где и должны быть. «Мне надо сказать что-то еще, нельзя, чтобы люди думали, что я просто бросила семью». — Возможно, они приедут ко мне на летние каникулы. Я не вижу на подносе «Таймс».
— О Господи, я забыла, столько всего сразу случилось. Я принесу ее, мэм, а потом снова схожу на рынок, потому что купила недостаточно для… вы будете принимать гостей, мэм?
— Не сразу. Но я будут, есть дома.
Миссис Тиркелл вышла, затем вернулась с газетой и снова ушла, великолепно сдерживая свое любопытство. Когда она через час вернулась забрать поднос, Сабрина переоделась в мягкий шерстяной халат и сидела в кресле перед огнем.
— Миссис Андерсен, для меня будет большая честь остаться у вас. Я глубоко уважала и высоко ценила леди Лонгворт, и мне ее очень не хватает. Если я смогу остаться с вами, это будет так, как если бы я ее не потеряла.
— Спасибо, — сказала Сабрина. — Я ценю это больше, чем могу сказать.
И никто из них не коснулся странного, неожиданного приезда из Америки без багажа Стефании Андерсен, чтобы сделать Лондон своим постоянным домом и жить жизнью своей сестры.
И был еще один дом, с призрачными комнатами, плачами, голосами, которые цеплялись где-то на краю ее сознания, что бы она ни делала. Каждую ночь, ворочаясь на шелковых простынях, она протягивала руку, стремясь дотянуться до Гарта, почувствовать, засыпая, привычное тепло его тела, надежное объятие его рук. Но этого не было, не было ничего, и она каждый раз резко просыпалась, вспоминая все и ощущая пустоту, в которой тонула. Пустоту в себе, в своей постели, в своем молчащем пустом доме.
Но утром, по пути на работу, она спланировала первый день своей новой жизни: Николс и Брайан в «Амбассадоре», совещание с Сидни о финансах, ленч с Габриэль и покупки. А через несколько дней она начнет звонить своим друзьям, даст им знать, что она здесь.
В «Амбассадоре» Николс и Брайан обсуждали крохотную трещинку на красном комоде, датированном 1766-м годом. Ящики комода были украшены квадратными пластинками севрского фарфора, а поставец над ними — круглыми пластинками в центре дверей. На верхушке были золоченые часы с распростертыми в обе стороны, как руки в молитве, золотыми канделябрами. Еще на верхушке торчали две фигурки черного дерева. Сабрина от дверей, забавляясь, глядела на нелепую красоту вещи.
— Где вы его отыскали? — спросила она. — Я уже много лет не встречала Кармина. Николс вскочил, приложил руку к груди.
— Дорогая моя Стефания! Как ты нас испугала! Мы понятия не имели… Ты бы дала нам знать…
— Брайан, — промолвила Сабрина, — у вас тоже нелады с сердцем?
— Нет. — Он, улыбаясь, взял ее руку. — Я рад вас видеть.
Она задумчиво кивнула.
— Николс, пожалуйста, пройдем в мой кабинет. Брайан, вы присмотрите за выставочным залом?
— Конечно.
— Я бы хотела позже поговорить с вами.
— Разумеется.
— Очень симпатичный парень, — заметил Николс, следуя за ней. — Но скажи мне, дорогая Стефания, откуда ты знаешь мебель Мартина Кармина? Сабрина никогда не рассказывала нам, что у тебя такие обширные знания. Я потрясен. Видимо, мы многого не знаем о тебе.
Она присела за стол вишневого дерева, пробежала пальцами по его полированной поверхности.
— Николс, я понимаю вашу тревогу. Вы боитесь, что я начну вмешиваться в то, как вы ведете дела в «Амбассадоре» или продам его кому-нибудь. Разрешите мне прояснить вам ситуацию. Первое: «Амбассадор» не продается, ни вам, ни кому, другому. Второе: я собираюсь им управлять, как это делала Сабрина, но с вашим участием. Так что, как видите, вам следовало волноваться вдвое меньше, чем вы это делали.
— Моя дорогая леди…
— Извините. — Она подошла к двери. — Брайан, можно нам чая… Пожалуйста! Она вернулась на свой стул и уставилась на Николса.
— Из наших недавних телефонных разговоров у меня создалось впечатление, что вы собираетесь скрыть от меня некоторые финансовые и ассортиментные дела.
— Моя дорогая Стефания!
— Конечно, поскольку книги ведет Брайан, а за ним наблюдает Сидни, вам надо быть очень ловким. Но ведь мы с вами оба знаем, что вы очень ловки. Я считала, что такой личный разговор сделает ненужным мой разговор с Брайаном и Сидни. Наступила заминка. Бурная энергия Николса стихла.
— Вы же понимаете, Стефания, что мы понятия не имели, когда вы вернетесь и надолго ли. Да и вернетесь ли вообще. Даже теперь, хотя вы говорите, что будете управлять магазином, я не могу себе представить, как вы будете это делать из Америки. Именно мы несем ежедневную ответственность за…
— Я приехала, чтобы остаться, Николс. Жить в своем доме на Кэдоган-сквер и управлять «Амбассадором».0
— Вы ушли от мужа? От детей?
— Я остаюсь здесь. Нам не надо больше ничего обсуждать. Что касается партнерства, которого вы добивались от Сабрины, я предлагаю следующее: вы будете наблюдать за «Амбассадором» и «Блакфордом» и покупать вещи у дилеров. Я буду покупать для обоих магазинов на аукционах и заниматься меблировкой домов и реставрацией. Брайан будет вести документацию для «Амбассадора»: накладные, банковские счета, налоги, корреспонденцию и тому подобное, а Эмилия сделает то же самое в «Блакфорде». Разделение финансов между нами будет проработано и оформлено Сидни Джонсом. Вы согласны?
Ошеломленный Николс кивнул.
— Я найму аудитора, чтобы проверить ведение бухгалтерских книг и Брайаном, и Эмилией, так как наши финансы будут переплетаться. Вы, Брайан и я будем регулярно советоваться по вопросам покупки и продажи, где возможно объединяя наши операции в целях экономии. Как вы считаете, это осуществимо?
— Стефания. — Николс откашлялся. — В Китае вы казались такой тихой. Вы изменились оттого, что Сабрина мне не доверяла?
— Напротив. Она вам доверяла. Но последние несколько недель по телефону вы разговаривали как-то уклончиво. Я этого не потерплю.
— Уверяю вас, Стефания…
— Завтра я поручу Сидни начать готовить бумаги по партнерству. Это вас устраивает?
— Знаете, все это просто сверхъестественно… Вы так похожи на Сабрину. Просто фантастично. Скажите, часто вы обе думали одинаково?
— Часто. — Она поднялась и протянула ему руку. — Ну, как, Николс, будем мы друзьями? Он вскочил:
— Да, да, конечно. Мы же всегда были друзьями, ведь, правда? Честно говоря, я не согласился бы на партнерство с кем-нибудь другим. Но вы, дорогая моя, совершенно исключительны. И потом, должен вам сказать, что за эти последние недели я узнал, что Сабрина создала «Амбассадору» замечательную репутацию. Если у вас такая же сноровка, как у нее, а самоуверенность, я вижу, такая же, нас ждет изумительное будущее. Право, трудно даже вообразить, как далеко мы сможем пойти.
— Да, я предполагала, ваши чувства именно таковы. — Она улыбнулась так мило, что только спустя несколько минут Николс осознал, насколько хорошо она поняла его жажду владеть долей в «Амбассадоре».
— А теперь, прежде чем я поговорю с Брайаном, как вы считаете, сколько предложить ему жалованья? А может, лучше небольшую долю собственности магазина? Николс смутился. Сначала она взяла в свои руки инициативу, как Сабрина, а потом спросила его совета, как сделала бы Стефания. «Или, — подумал он, — как если бы они уже были партнерами». Он сделал одно предложение. Когда она одобрила его, он сделал второе, и вот уже они выработали рабочее соглашение, которое устраивало обоих.
— Я приведу его, — сказал Николс и, быстро встав на цыпочки, поцеловал ее в щеку. — Необыкновенно, — произнес он и вышел из кабинета.
Сабрина стояла у стола, ожидая их, и чувствовала, как струится кровь в ее жилах. Она рискнула, предположив, что Николс утаивает информацию и готовится отобрать у нее «Амбассадор». И потому, что она не ошиблась, теперь все было у нее под контролем, а ее энергия, знания, целеустремленность — все было при ней. Два магазина обеспечат ей прочный тыл, а раз Николс и Брайан возьмут на себя часть ее работы, она сможет специализироваться на реставрации и меблировке, а вечерами встречаться только с узким кругом тех людей, которых действительно хотела видеть, а не с теми, кто может пригодиться ее делу.
И если она сосредоточится на этом, то сможет построить себе новую жизнь и запрятать в самый дальний тайный уголок души смех двоих детей и ласковый голос мужа.
— Ленч? — прервала ее мысли Габриэль. — Мне жаль прерывать вашу работу, Стефания, но я подумала, что вы могли забыть. А я все утро ждала этого.
— Хорошо, Габи. Мы можем пойти сейчас.
Габриэль хотела рыбы.
— Мы поделим рыбное ассорти, ладно? Мне слишком много одной, но оно такое красивое, что я не могу устоять. Ой, вы себе не представляете, как я рада, что вы здесь. Вы ведь вообразить себе не можете, как ужасно, когда не с кем поговорить. А, черт, что я говорю, конечно, вы это понимаете. Стефания, вы меня прогоните или мне просто заткнуться и молча есть?
— Ни то ни другое. — Сабрина вдруг обнаружила, что смеется. Смесь наигранной детскости и взаправдашней уязвимости, составлявшая обаяние Габриэль, была именно тем, что ей было нужно. «Мне надо, — подумала она, — чтобы было о ком заботиться, кроме себя».
— Расскажи мне о Бруксе, — попросила она. Габриэль поделила между ними порцию рыбного ассорти и намазала маслом второй рогалик.
— Я невероятно голодная. Я несколько недель не ела и теперь ем все время. Он хочет на мне жениться. Я ему сказала, что хочу сначала поговорить с вами.
— Почему?
— Потому что вы для меня как Сабрина. Она, должно быть, вам рассказывала обо мне, а никого другого я не знаю. Есть еще Александра, но она в Рио, да и она все равно никогда меня не любила. Я собиралась позвонить вам в Америку, и вот вы здесь. Вы скучаете по детям?
— Да.
— А по мужу?
— Ты собиралась рассказать мне о Бруксе.
— Да, правильно, собиралась. Ну, он нашел своих шпионов. Один в Лондонском отделении продавал торговые названия и стратегию торговли «Раймер косметике», а другой на бернской фабрике продавал им же химические рецептуры. Поэтому Бруксу и понадобилось столько времени, чтобы их обнаружить: он знал, что ни один человек, кроме меня, не мог знать то и другое.
— Но почему он решил, что ты это делала?
— Тот шпион в Берне сказал кому-то, что я продала информацию Раймеру. Когда этот слух распространился, кто-то написал об этом Бруксу. А тут Раймер выпустил в продажу новейшую косметику Брукса, и он потерял миллионы и винил в этом меня, потому что у меня был доступ к его личным папкам. Он все это сопоставил и вышвырнул меня вон. Не знаю, что бы я делала без Сабрины. У меня никогда не было такой уверенности в себе, как у нее, или вашей душевной силы. Вы обе всегда умели преодолеть все трудности, по-моему, оттого, что вы были друг у друга. А у меня никого не было… А, черт, простите меня, Стефания, я снова не то ляпнула. Вам, наверное, ее ужасно не хватает.
Сабрина молчала, ожидая, когда схлынет волна боли и одиночества. Подошел метрдотель и склонился к ней:
— Миссис Андерсен, мы хотим принести вам свои соболезнования. Мы все восхищались леди Лонгворт, она всегда была такой любезной, такой доброй ко всем. Сабрина признательно наклонила голову. Боль стихла, перешла в ноющую сердечную тяжесть, которая теперь была с ней всегда — Стефания, Гарт, Пенни, Клифф и тысячи этих «могло бы быть».
— Ты хотела бы свадьбу на Кэдоган-сквер? — спросила она Габриэль.
— О, Стефания, неужели можно? Как замечательно! Я, было, подумала об этом, но, конечно, без вас это было невозможно, а теперь, когда вы здесь, все можно устроить идеально.
— Приходите с Бруксом в пятницу обедать, и мы спланируем вашу свадьбу. Миссис Тиркелл надо будет знать число гостей.
— А вы будете стоять около меня во время церемонии? Я всегда хотела, чтобы Сабрина стояла рядом со мной… Стефания, вас не раздражает, что я думаю о вас как о Сабрине? Но вы двое… все, знаете ли, так путается…
— Я знаю.
После ленча Сабрине надо было выполнить еще одно обещание. На Пэлл-Мэлл у Питера Дэйна она рассматривала старинные доспехи.
— Неполный комплект, — объяснила она владельцу, — какой-нибудь маленький…
— Минуточку, у меня есть такой. — Он знал Сабрину, и после того как выразил ей свое сочувствие голосом, скрежещущим, как доспехи, которые продавал, он исчез где-то в глубине своей лавчонки и вынес маленький щит, нарядно украшенный грифоном, охраняющим замок. — Им пользовался один из детей Сесилов, когда в десятилетнем возрасте практиковался на турнирах.
«Это идеально», — решила Сабрина и, выписывая чек, представила, как Клифф будет им хвастаться, а потом повесит в спальне на стенку, чтобы он напоминал ему о матери, которая так любила его.
У Фолкнера она подобрала целую коллекцию художественной бумаги для Пенни: японский пергамент, акварельную, листы мраморной бумаги с фантастическими разводами и веленевую с неровными краями. Потом она купила одну из самых больших коробок с масляными красками, а затем, представив себе, восторженное лицо Пенни, зашла к Коллет за набором восточных кисточек и фломастеров.
— Брайан, — спросила она, вернувшись в «Амбассадор», — как отправить эту громоздкую кучу в Америку?
— Так же, как мы отправляем туда громоздкие предметы искусства. Предоставьте это мне, миссис Андерсен.
— Подождите. Еще одна вещь. — Она исчезла в кабинете и вернулась через минуту с запечатанным конвертом. — Все это должно быть отправлено по этому адресу. Щит, художественные пособия и письмо: «Мои дорогие Пенни и Клифф! Я думаю, о вас и скучаю, и каждый раз, когда я закрываю глаза, я вас ясно себе представляю. Я не могу дотянуться через океан и обнять вас, вместо этого я посылаю вам подарки, которые обещала. Я вас люблю обоих».
И записка для Гарта:
«Что бы ты ни решил рассказать Пенни и Клиффу, пожалуйста, разреши им принять подарки. Я больше не буду им писать и посылать, что бы то ни было еще, если только ты мне не позволишь. Но я обещала послать им подарки сразу, как приеду в Лондон. Пожалуйста, разреши мне выполнить свое обещание. Это последняя моя просьба».
Больше она ничего не могла сделать для своей семьи, только томиться по ним и ждать, когда боль разлуки притупится. Но она забыла о своей матери.
Лаура позвонила в субботу днем, когда Сабрина и Габриэль собрались идти покупать свадебное платье.
— Стефания, что, во имя неба, происходит? Гарт говорит, что ты остаешься в Лондоне на неопределенное время. Что все это значит?
— То, что сказано, то и значит, мама. Я теперь живу здесь.
— А Гарт и твои дети?
— Мама, ты же знаешь ответ. Они в Эванстоне.
— Ты оставила своих детей?
— Я оставила… Да. Они с Гартом.
— Ты от него ушла?
— Да.
— На какое время?
— На какое… сколько понадобится.
— Понадобится! Чтобы что сделать? Уничтожить чудесный брак, прекрасный дом и жизни двух…
— Пожалуйста, мама, не надо…
— Почему не надо? Ты понимаешь, что ты бросаешь? Лучшего…
— Мама, перестань. Пожалуйста! Гарт и я, мы оба решили, что мне надо уехать. Нам и так хватило боли, не надо, чтобы еще ты добавляла. Может быть, когда-нибудь я смогу рассказать тебе всю историю, но сейчас не могу. Тебе просто надо мне поверить в то, что я делаю все правильно.
— Стефания, — сказал Гордон по параллельной трубке. Его голос был еле слышен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65