В нескольких дюймах над ними топали сапоги, и грубые мужские голоса задавали быстрые вопросы. Сабрина различила слово «оружие» и ответ мальчика: «Нет». Но потом она услышала, как на пол посыпались ящики.
Дрожь пробежала по телу Стефании. Сабрина крепко обняла сестру.
— Подожди! — прошептала она ей на ухо. — Они скоро уйдут. Положись на меня. — Она закрыла глаза, это было не так страшно, как смотреть по сторонам и ничего не видеть.
— Живот болит, — прошептала Стефания. Сабрина кивнула. Ей тоже было нехорошо. Запах гнилых овощей бил в нос. Ее затошнило. Она уткнулась носом в жакет и сделала глубокий вдох. Немного полегчало. Мужчины над ними заспорили. Ребенок заплакал. В темноте Сабрина почувствовала, как что-то ползет у нее по ноге.
Она тряхнула рукой, но то же самое почувствовала и Стефания, слегка вскрикнула и попыталась встать. Сабрина потянула ее вниз.
— Нет, — прошептала она, подумав, что плач ребенка заглушил крик Стефании. Она провела руками по Стефании. Пауки. Один пополз по ее пальцам, и она сбросила его на грязный пол.
Сабрина дрожала. Она изо всех сил старалась выглядеть храброй, но страх Стефании передался ей. Теперь с каждым шагом наверху она ждала, что их найдут, изнасилуют, убьют или будут держать для выкупа. Их изрежут на мелкие кусочки и пошлют родителям по частям. И мама будет плакать. Они никогда не увидят родителей. Думая об этом, Сабрина заплакала, как будто весь ужас стал реальностью.
Потом вдруг все закончилось. Мальчик сказал громко:
— Мой отец.
Мужчина спросил:
— Где?
Мальчик ответил:
— На Кипре.
Голоса мужчин изменились. Один из них засмеялся и сказал:
— Патриот.
Шаги направились к выходу. Хлопнула дверь. Слышался тоненький плач ребенка.
Сабрина продолжала упорно отряхивать свои ноги и ноги Стефании, крепко обнимая сестру другой рукой. В воцарившейся тишине она почувствовала новую опасность: а вдруг этот мальчик будет держать их здесь? А если он положит что-нибудь тяжелое на крышку люка, чтобы они не смогли выйти наружу? Она подскочила и ударилась головой. Стало больно. Но она толкнула потолок, пытаясь нащупать крышку люка.
— Ты куда? — прошептала Стефания испуганно, но Сабрина отчаянно двигала взад-вперед руками по потолку.
Что-то острое поранило ее пальцы, и тут она поняла, что это крышка люка. В этот момент мальчик открыл люк. Сабрина заморгала, почувствовав облегчение и стыд. Он был так же молод и так же напуган, как и они. Как только она могла подумать, что он может причинить им зло?
Когда мальчик вытащил сестер наружу, Сабрина и Стефания посмотрели друг на друга. Они выглядели помятыми, их лица были измазаны грязью и слезами. Исцарапанные пальцы Сабрины кровоточили. Мальчик расставлял по местам разбросанные ящики. Маленькие дети затихли на кушетке.
Теперь, когда все кончилось, Сабрину снова охватило любопытство.
— Что они искали? — спросила она.
— Оружие, — ответил мальчик. — Это — греческие патриоты, сражающиеся за независимость на Кипре.
Сабрина вспомнила что-то из школьной программы.
— А почему они воюют здесь?
— Чтобы победить турок. — Мальчик буквально выплюнул это слово.
— Но разве здесь есть турки?
— Нет. На Кипре. Воюют против греков. Мой отец там. Я должен быть с ним, воевать против турок.
— Тогда кто же стреляет на улицах? — требовательно спросила Сабрина, топнув ногой.
— Греки, турки и полиция, — сказал мальчик.
— Где твоя мама? — спросила Сабрина.
— Умерла. Моя тетя должна быть здесь, но она запаздывает.
— Умерла! О Сабрина, мы должны бы… — Стефании стало неловко.
Но Сабрина внимательно посмотрела на мальчика.
— Ты бы действительно воевал? — спросила она.
— Если бы у меня было оружие, — ответил он, — я бы убивал. Глаза Сабрины потемнели.
— Как тебя зовут?
— Дмитрий Каррас. В комнате стало тихо. На улице тоже все замерло.
— Сабрина, — сказала Стефания. — Уже поздно. Не пора ли нам идти? И может быть… раз его мама умерла… мы могли бы…
— …взять их с нами, — закончила мысль Сабрина.
Дмитрий выступил вперед:
— Я забочусь о сестренках.
— Да, — сказала Сабрина. — Но пойдемте с нами. Пообедаем вместе, — предложила она так же грациозно, как ее мама на дипломатических приемах. — Наш шофер отвезет вас домой, как только вы захотите.
Дмитрий не мог оторвать от нее глаз. Такая гордая и красивая. Как королева.
— О’кей, — наконец произнес он.
В этот момент прибыли пожарные. Перед ними прошли пятеро детей. Греческая девочка несла на руках ребенка, а греческий мальчик, не отрываясь, смотрел на двух совершенно одинаковых американок, грязных, чумазых, но действительно очень красивых. Пожарные отвезли детей в полицию, а полицейские доставили их по адресу, который они назвали, в американское посольство.
Один из полицейских предварительно позвонил родителям девочек, и когда они прибыли на место, у посольства собралась большая толпа. Лаура выпорхнула из дома и обняла дочерей, сокрушаясь по поводу испачканной одежды и окровавленных ладошек Сабрины. За ней вышел Гордон с каменным лицом. Заработали фотовспышки. Репортеры, как и все, полагали, что киприоты похитили двух дочерей-двойняшек у американского дипломата.
Сабрина ощутила восхитительное тепло материнских рук. Все вокруг было хорошо. Потом, вспомнив о Дмитрии, она осмотрелась и увидела, как мальчик уходит сквозь толпу репортеров.
— Стой! — громко скомандовала она. Она и Стефания вырвались из рук Лауры и побежали к нему. — Это наши друзья. Они спасли нас. Я пригласила их на обед.
— Сабрина! — ледяным голосом произнес Гордон. — Ни слова больше. Ты достаточно натворила неприятностей из-за своей безответственности. Сколько раз я должен предупреждать тебя?..
Сабрина замерла, открыв рот. Они были дома. Почему отец ругает ее? Он даже не обнял их. Она достаточно настрадалась за этот день, сильно устала и почувствовала себя в безопасности, когда увидела посольство и маму, которая обняла их… Почему папа заставляет ее чувствовать себя так ужасно? Слезы полились из ее глаз.
— Твое потворство своим желаниям показало, что тебе совершенно наплевать на мою карьеру. Ты втянула в неприятную историю свою сестру, этих детей. Иди домой. Я определю для тебя наказание, когда…
— Это не Сабрина! Ты!.. — Сквозь слезы Сабрина увидела, как Стефания колотит кулачком по руке отца. Стефания тоже расплакалась. — Она — Стефания, а не Сабрина. Ты спутал нас Ты не можешь обвинять ее перед всеми, она ничего не сделала, и, как бы там ни было, идея выскочить из машины пришла нам обеим в голову совершенно одновременно. Тео расскажет. А потом начался бой и мы спрятались. Ты не можешь обвинять Сабрину… Стефанию… любую из нас.
Репортеры приблизились к ним.
— Сэр, можно юной леди… Сабрине? Или Стефании?.. Рассказать нам, что произошло… Гордон, растерявшись, переводил взгляд с Сабрины на Стефанию и обратно. Сабрина слышала его голос:
— Какого черта, я полагал, что… Но тут выступила вперед Лаура.
— Никаких интервью, пожалуйста, — сказала она. — Девочки перевозбуждены и не очень хорошо себя чувствуют.
Ее и саму парализовал страх и ощущение вины. Ей казалось, что она недостаточно много сделала для своих дочерей, мало заботилась о них, а теперь, может быть, их уже нет в живых. Но настойчивые репортеры и опасность скандального отношения к происшедшему со стороны Гордона заставили Лауру вспомнить о своем долге. Она решила на время забыть о своих душевных муках. С ними можно подождать. Об этом она будет думать потом, когда придет в себя и останется наедине со своими мыслями.
— Сабрина, Стефания, пригласите детей в дом. Дайте им поесть и ждите меня в офисе вашего отца. Сейчас же! — распорядилась она, и девочки побежали с сияющими лицами, а за их спинами учтивый, обходительный, мягкий Гордон обещал репортерам дать необходимые пояснения на следующий день.
Но сенсационные рассказы появились в утренних газетах без официальной версии Гордона, сопровождаемые большими фотографиями Сабрины и Стефании рядом с греческими детьми. К этому времени девочки были заперты в отельных спальнях, но служанка принесла им газеты, а когда родители ушли, выпустила сестер. Сабрина танцевала в комнате Стефании с газетой в руках.
— Еще никогда я не видела своих фотографий в газете. На первой странице, прямо как мама и папа! И тут еще сказано, что они нашли тетю Дмитрия! О, Стефания, какие приключения! Столько всего произошло!
Стефания сидела у окна. Она была смущена, все казалось ей перевернутым вверх дном.
— Папочка уволил Тео, — тихо сказала она. Сабрина замерла на месте.
— Я знаю. — Она села на подоконник. — Некрасиво получилось. Папочка ведь знает, что Тео не виноват. Я хочу, чтобы он не выгонял его. Но все остальное так здорово…
— А как быть с плохими новостями? — заплакала Стефания. — Мама и папа очень рассержены. Посол сказал, что они неуправляемы, а американцам непозволительно быть вовлеченными в уличные бои…
— Но мы этого и не делали, — прервала ее Сабрина.
— А также мы виноваты в том, что уволили Тео. Я чувствую себя плохо.
— Я тоже. — Сабрина выглянула в окно. Ранки на ее пальцах болели, и она прижала их к холодному стеклу. — Каждый сходит с ума по-своему. Мы действительно наделали глупостей, но все это здорово интересно, не так ли?
— Я знаю… Было интересно… Теперь же все кончилось…
— Все в школе увидят нас в газетах…
— … и будут так завидовать…
— Держу пари, у них никогда не было подобного приключения…
— Даже если бы они оказались в такой же ситуации, они бы струсили, а не вели бы себя так храбро, как ты.
— Я трусила, и ты знаешь это. Каждый раз, когда они ходили над нашими головами…
— Но ты была храброй, Сабрина. Ты всегда такая. Я хотела бы быть такой, как ты.
— Не говори глупости, конечно же, и ты смелая. Ты сказала папочке, что ты — это я.
— О, я должна была что-то сделать после своей трусости в подвале. По крайней мере, теперь мы обе наказаны, а не только ты.
— Ты видела папочкино лицо? Нам удалось его обмануть!
— Но мама знала.
— Она знает, какую одежду каждая из нас носит.
— А папа едва смотрит на нас. Они помолчали, думая о своем отце.
— Стефания, — медленно сказала Сабрина. — А что, если не может быть приключений без того, чтобы получалось плохое и хорошее одновременно? Ты бы отказалась что-то предпринять?
— О, я не знаю. Я полагаю, что нет. Хотелось бы только каким-нибудь образом знать, что нас ждет…
— Но мы же не знаем. — Они смотрели на птицу, сидевшую на ветке дерева возле окна так близко, что можно было разглядеть перышки. Сабрина любила сидеть рядом со Стефанией, именно так, удобно и мирно. Иногда ей хотелось быть такой же, как Стефания, не спорить со своими родителями и учителями, не думать, что существуют опасности. Но Сабрина была так неутомима, что не могла подолгу сидеть спокойно, и, как ни странно, она думала, что мама считает ее жизненные ценности самыми верными.
Поэтому иногда Сабрина спорила или старалась выполнить рискованный гимнастический трюк, особенно когда учителя запрещали делать это.
Но большей частью Сабрине доставляло удовольствие выкидывать разные штуки, потому что так много в мире непознанного, что предстояло открыть.
— Вот что я думаю, — сказала она Стефании, которая сидела тихо, ожидая, как поступит сестра. — Пусть лучше произойдет что-то плохое, чем не будет никаких приключений вовсе. Стефания задумалась.
— Да, — кивнула она. — Самое хорошее — это то, что ты рядом со мной. Потому что без тебя ничего в жизни не происходило бы. Вообще. Хотя я и не люблю неприятностей.
Позже девочки читали о прекращении войны на Кипре. Дмитрий и его сестры уехали со своей тетей, а Сабрина и Стефания изучали греческие газеты и журналы, надеясь найти какие-либо сообщения о ком-нибудь по фамилии Каррас. Но ничего не было, и, наконец, они переехали в Париж, так и не узнав, как сложилась дальше судьба их друзей.
Гордон Хартуэлл был назначен поверенным в делах посольства Соединенных Штатов Америки в Париже летом 1960 года. В том же году президент Макариос занял свой офис на независимом острове Кипре, а Джон Кеннеди был избран президентом США. Но какие бы изменения ни происходили в мире, жизнь Сабрины и Стефании протекала так же, как в Афинах. Они сняли дом, который стал для них частицей Америки, посещали американскую школу, ходили за покупками на блошиные рынки на окраине Парижа только со своей матерью. И никогда одни.
Но Лаура знала, какой заряд энергии таится в Сабрине, и, когда девочкам исполнилось четырнадцать, она позволила им участвовать в общественной жизни вместе с детьми дипломатов из других посольств. Начались пикники, совместные купания, танцы, поездки за город в страну виноградников, походы на футбол, конноспортивные состязания, теннис, велосипедные гонки и лыжные праздники. У девочек появились друзья из десятка стран, в их разговоре появился акцент и всевозможные словечки, как будто у девочек возникла собственная страна, отдельная от всего мира.
Но потом снова все изменилось. В один из зимних вечеров за обедом родители сообщили сестрам великую новость. Президент США назначил Гордона послом в Алжир. Но здесь возникла проблема. Лаура сообщила, что Алжир только что завоевал независимость и там неспокойно. Возможна опасность для иностранцев. И уж конечно там не место для американских девочек.
— Но есть школа-интернат в Швейцарии, — продолжала она. — Может быть, там вам будет лучше.
Они перебрали дюжину рекомендованных школ. «Институт Джульетт» была средней школой с безупречной репутацией. Под доброжелательным диктаторским руководством профессора Л. Е. Боссарда богатые юные леди становились воспитанными дамами, закаленными спортсменками и образованными настолько, чтобы легко поступить в любой французский, американский или английский университет. Правила здесь были строгие, учащиеся находились под постоянным контролем. Профессор Боссард хотел быть уверенным, что ни один скандал не затронет воспитанниц или их родителей.
— Папа займет свой пост весной, — сказала Лаура Сабрине и Стефании. А она останется с ними в Париже до конца учебного года. Затем Гордон присоединится к ним, и они все вместе отправятся в Швейцарию, чтобы посмотреть, как девочки устроятся под крылышком профессора Боссарда.
Сабрина грустно посмотрела на родителей. Вот ради чего мама старалась все эти годы. Отец стал послом. Мама победила и теперь отсылает их прочь.
— Дело не в Алжире, — сказала она, — а в том, что папочка стал послом и вы не хотите, чтобы мы доставляли беспокойство таким важным людям, как вы.
Лаура ударила ее по лицу. Это было впервые в ее жизни. Ей сразу же стало стыдно.
— Прости меня, — сказала она дочери, — но с твоей стороны говорить со мной так…
— Она не хотела тебя оскорбить, — быстро проговорила Стефания, — но мы не хотим от вас уезжать.
— Нет, я имела в виду именно то, что сказала, — ответила Сабрина. — И я хочу уехать. Я не хочу оставаться с людьми, которым я не нужна.
Глаза Лауры вспыхнули, но она старалась говорить мягко и с чувством:
— Конечно же, ты нужна нам, мы будем скучать без вас. Но мы не можем отказаться от назначения. Алжир — город, где все еще продолжаются беспорядки, подходящей школы там нет…
— Ничего, все нормально, — продолжала Сабрина. — Я все понимаю. — У нее даже заболел живот от того, как она ненавидела мать в этот момент и отца тоже, который смотрел в окно, как будто его ничего не касалось. — Судя по тому, что мы слышали, в Швейцарии прекрасная школа. Мы там хорошо проведем время, не так ли, Стефания? Я полагаю, нам нужно больше практиковаться во французском. Мы должны начать прямо сейчас. Стефания, не хочешь ли подняться со мной наверх позаниматься французским?
Возникла долгая пауза. Семья Хартуэллов сидела неподвижно за обеденным столом в своем прекрасном парижском доме. Потом все тяжело вздохнули, затем Сабрина встала, за ней Стефания, и они обе пошли наверх, чтобы быть вместе.
Глава 3
Точно в 22.00 двери из красного дерева в главном бальном зале гостиницы «Женева» распахнулись, и показался венецианский дворец, сделанный из папье-маше и красочно оформленный. Мраморные колонны поддерживали раскрашенный потолок, арочные окна выходили на нарисованные каналы с гондолами и гондольерами. На лакированном полу бального зала по кругу были расставлены столы. На каждом были орхидеи и столовые приборы — фарфор и серебро. Как только двери зала открылись, он превратился в калейдоскоп из четырехсот юных лиц в смокингах и бальных платьях, собравшихся на свой выпускной бал.
Они пришли из десяти избранных мужских и женских школ, расположенных на берегу Женевского озера, и они знали друг друга многие годы по различным событиям светской жизни, поездкам в великие столицы Европы и на спортивные состязания. Только что, утром этого дня, они участвовали в соревнованиях ежегодного спортивного фестиваля Женевского озера, последний раз использовали шансы завоевать призы для своих школ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Дрожь пробежала по телу Стефании. Сабрина крепко обняла сестру.
— Подожди! — прошептала она ей на ухо. — Они скоро уйдут. Положись на меня. — Она закрыла глаза, это было не так страшно, как смотреть по сторонам и ничего не видеть.
— Живот болит, — прошептала Стефания. Сабрина кивнула. Ей тоже было нехорошо. Запах гнилых овощей бил в нос. Ее затошнило. Она уткнулась носом в жакет и сделала глубокий вдох. Немного полегчало. Мужчины над ними заспорили. Ребенок заплакал. В темноте Сабрина почувствовала, как что-то ползет у нее по ноге.
Она тряхнула рукой, но то же самое почувствовала и Стефания, слегка вскрикнула и попыталась встать. Сабрина потянула ее вниз.
— Нет, — прошептала она, подумав, что плач ребенка заглушил крик Стефании. Она провела руками по Стефании. Пауки. Один пополз по ее пальцам, и она сбросила его на грязный пол.
Сабрина дрожала. Она изо всех сил старалась выглядеть храброй, но страх Стефании передался ей. Теперь с каждым шагом наверху она ждала, что их найдут, изнасилуют, убьют или будут держать для выкупа. Их изрежут на мелкие кусочки и пошлют родителям по частям. И мама будет плакать. Они никогда не увидят родителей. Думая об этом, Сабрина заплакала, как будто весь ужас стал реальностью.
Потом вдруг все закончилось. Мальчик сказал громко:
— Мой отец.
Мужчина спросил:
— Где?
Мальчик ответил:
— На Кипре.
Голоса мужчин изменились. Один из них засмеялся и сказал:
— Патриот.
Шаги направились к выходу. Хлопнула дверь. Слышался тоненький плач ребенка.
Сабрина продолжала упорно отряхивать свои ноги и ноги Стефании, крепко обнимая сестру другой рукой. В воцарившейся тишине она почувствовала новую опасность: а вдруг этот мальчик будет держать их здесь? А если он положит что-нибудь тяжелое на крышку люка, чтобы они не смогли выйти наружу? Она подскочила и ударилась головой. Стало больно. Но она толкнула потолок, пытаясь нащупать крышку люка.
— Ты куда? — прошептала Стефания испуганно, но Сабрина отчаянно двигала взад-вперед руками по потолку.
Что-то острое поранило ее пальцы, и тут она поняла, что это крышка люка. В этот момент мальчик открыл люк. Сабрина заморгала, почувствовав облегчение и стыд. Он был так же молод и так же напуган, как и они. Как только она могла подумать, что он может причинить им зло?
Когда мальчик вытащил сестер наружу, Сабрина и Стефания посмотрели друг на друга. Они выглядели помятыми, их лица были измазаны грязью и слезами. Исцарапанные пальцы Сабрины кровоточили. Мальчик расставлял по местам разбросанные ящики. Маленькие дети затихли на кушетке.
Теперь, когда все кончилось, Сабрину снова охватило любопытство.
— Что они искали? — спросила она.
— Оружие, — ответил мальчик. — Это — греческие патриоты, сражающиеся за независимость на Кипре.
Сабрина вспомнила что-то из школьной программы.
— А почему они воюют здесь?
— Чтобы победить турок. — Мальчик буквально выплюнул это слово.
— Но разве здесь есть турки?
— Нет. На Кипре. Воюют против греков. Мой отец там. Я должен быть с ним, воевать против турок.
— Тогда кто же стреляет на улицах? — требовательно спросила Сабрина, топнув ногой.
— Греки, турки и полиция, — сказал мальчик.
— Где твоя мама? — спросила Сабрина.
— Умерла. Моя тетя должна быть здесь, но она запаздывает.
— Умерла! О Сабрина, мы должны бы… — Стефании стало неловко.
Но Сабрина внимательно посмотрела на мальчика.
— Ты бы действительно воевал? — спросила она.
— Если бы у меня было оружие, — ответил он, — я бы убивал. Глаза Сабрины потемнели.
— Как тебя зовут?
— Дмитрий Каррас. В комнате стало тихо. На улице тоже все замерло.
— Сабрина, — сказала Стефания. — Уже поздно. Не пора ли нам идти? И может быть… раз его мама умерла… мы могли бы…
— …взять их с нами, — закончила мысль Сабрина.
Дмитрий выступил вперед:
— Я забочусь о сестренках.
— Да, — сказала Сабрина. — Но пойдемте с нами. Пообедаем вместе, — предложила она так же грациозно, как ее мама на дипломатических приемах. — Наш шофер отвезет вас домой, как только вы захотите.
Дмитрий не мог оторвать от нее глаз. Такая гордая и красивая. Как королева.
— О’кей, — наконец произнес он.
В этот момент прибыли пожарные. Перед ними прошли пятеро детей. Греческая девочка несла на руках ребенка, а греческий мальчик, не отрываясь, смотрел на двух совершенно одинаковых американок, грязных, чумазых, но действительно очень красивых. Пожарные отвезли детей в полицию, а полицейские доставили их по адресу, который они назвали, в американское посольство.
Один из полицейских предварительно позвонил родителям девочек, и когда они прибыли на место, у посольства собралась большая толпа. Лаура выпорхнула из дома и обняла дочерей, сокрушаясь по поводу испачканной одежды и окровавленных ладошек Сабрины. За ней вышел Гордон с каменным лицом. Заработали фотовспышки. Репортеры, как и все, полагали, что киприоты похитили двух дочерей-двойняшек у американского дипломата.
Сабрина ощутила восхитительное тепло материнских рук. Все вокруг было хорошо. Потом, вспомнив о Дмитрии, она осмотрелась и увидела, как мальчик уходит сквозь толпу репортеров.
— Стой! — громко скомандовала она. Она и Стефания вырвались из рук Лауры и побежали к нему. — Это наши друзья. Они спасли нас. Я пригласила их на обед.
— Сабрина! — ледяным голосом произнес Гордон. — Ни слова больше. Ты достаточно натворила неприятностей из-за своей безответственности. Сколько раз я должен предупреждать тебя?..
Сабрина замерла, открыв рот. Они были дома. Почему отец ругает ее? Он даже не обнял их. Она достаточно настрадалась за этот день, сильно устала и почувствовала себя в безопасности, когда увидела посольство и маму, которая обняла их… Почему папа заставляет ее чувствовать себя так ужасно? Слезы полились из ее глаз.
— Твое потворство своим желаниям показало, что тебе совершенно наплевать на мою карьеру. Ты втянула в неприятную историю свою сестру, этих детей. Иди домой. Я определю для тебя наказание, когда…
— Это не Сабрина! Ты!.. — Сквозь слезы Сабрина увидела, как Стефания колотит кулачком по руке отца. Стефания тоже расплакалась. — Она — Стефания, а не Сабрина. Ты спутал нас Ты не можешь обвинять ее перед всеми, она ничего не сделала, и, как бы там ни было, идея выскочить из машины пришла нам обеим в голову совершенно одновременно. Тео расскажет. А потом начался бой и мы спрятались. Ты не можешь обвинять Сабрину… Стефанию… любую из нас.
Репортеры приблизились к ним.
— Сэр, можно юной леди… Сабрине? Или Стефании?.. Рассказать нам, что произошло… Гордон, растерявшись, переводил взгляд с Сабрины на Стефанию и обратно. Сабрина слышала его голос:
— Какого черта, я полагал, что… Но тут выступила вперед Лаура.
— Никаких интервью, пожалуйста, — сказала она. — Девочки перевозбуждены и не очень хорошо себя чувствуют.
Ее и саму парализовал страх и ощущение вины. Ей казалось, что она недостаточно много сделала для своих дочерей, мало заботилась о них, а теперь, может быть, их уже нет в живых. Но настойчивые репортеры и опасность скандального отношения к происшедшему со стороны Гордона заставили Лауру вспомнить о своем долге. Она решила на время забыть о своих душевных муках. С ними можно подождать. Об этом она будет думать потом, когда придет в себя и останется наедине со своими мыслями.
— Сабрина, Стефания, пригласите детей в дом. Дайте им поесть и ждите меня в офисе вашего отца. Сейчас же! — распорядилась она, и девочки побежали с сияющими лицами, а за их спинами учтивый, обходительный, мягкий Гордон обещал репортерам дать необходимые пояснения на следующий день.
Но сенсационные рассказы появились в утренних газетах без официальной версии Гордона, сопровождаемые большими фотографиями Сабрины и Стефании рядом с греческими детьми. К этому времени девочки были заперты в отельных спальнях, но служанка принесла им газеты, а когда родители ушли, выпустила сестер. Сабрина танцевала в комнате Стефании с газетой в руках.
— Еще никогда я не видела своих фотографий в газете. На первой странице, прямо как мама и папа! И тут еще сказано, что они нашли тетю Дмитрия! О, Стефания, какие приключения! Столько всего произошло!
Стефания сидела у окна. Она была смущена, все казалось ей перевернутым вверх дном.
— Папочка уволил Тео, — тихо сказала она. Сабрина замерла на месте.
— Я знаю. — Она села на подоконник. — Некрасиво получилось. Папочка ведь знает, что Тео не виноват. Я хочу, чтобы он не выгонял его. Но все остальное так здорово…
— А как быть с плохими новостями? — заплакала Стефания. — Мама и папа очень рассержены. Посол сказал, что они неуправляемы, а американцам непозволительно быть вовлеченными в уличные бои…
— Но мы этого и не делали, — прервала ее Сабрина.
— А также мы виноваты в том, что уволили Тео. Я чувствую себя плохо.
— Я тоже. — Сабрина выглянула в окно. Ранки на ее пальцах болели, и она прижала их к холодному стеклу. — Каждый сходит с ума по-своему. Мы действительно наделали глупостей, но все это здорово интересно, не так ли?
— Я знаю… Было интересно… Теперь же все кончилось…
— Все в школе увидят нас в газетах…
— … и будут так завидовать…
— Держу пари, у них никогда не было подобного приключения…
— Даже если бы они оказались в такой же ситуации, они бы струсили, а не вели бы себя так храбро, как ты.
— Я трусила, и ты знаешь это. Каждый раз, когда они ходили над нашими головами…
— Но ты была храброй, Сабрина. Ты всегда такая. Я хотела бы быть такой, как ты.
— Не говори глупости, конечно же, и ты смелая. Ты сказала папочке, что ты — это я.
— О, я должна была что-то сделать после своей трусости в подвале. По крайней мере, теперь мы обе наказаны, а не только ты.
— Ты видела папочкино лицо? Нам удалось его обмануть!
— Но мама знала.
— Она знает, какую одежду каждая из нас носит.
— А папа едва смотрит на нас. Они помолчали, думая о своем отце.
— Стефания, — медленно сказала Сабрина. — А что, если не может быть приключений без того, чтобы получалось плохое и хорошее одновременно? Ты бы отказалась что-то предпринять?
— О, я не знаю. Я полагаю, что нет. Хотелось бы только каким-нибудь образом знать, что нас ждет…
— Но мы же не знаем. — Они смотрели на птицу, сидевшую на ветке дерева возле окна так близко, что можно было разглядеть перышки. Сабрина любила сидеть рядом со Стефанией, именно так, удобно и мирно. Иногда ей хотелось быть такой же, как Стефания, не спорить со своими родителями и учителями, не думать, что существуют опасности. Но Сабрина была так неутомима, что не могла подолгу сидеть спокойно, и, как ни странно, она думала, что мама считает ее жизненные ценности самыми верными.
Поэтому иногда Сабрина спорила или старалась выполнить рискованный гимнастический трюк, особенно когда учителя запрещали делать это.
Но большей частью Сабрине доставляло удовольствие выкидывать разные штуки, потому что так много в мире непознанного, что предстояло открыть.
— Вот что я думаю, — сказала она Стефании, которая сидела тихо, ожидая, как поступит сестра. — Пусть лучше произойдет что-то плохое, чем не будет никаких приключений вовсе. Стефания задумалась.
— Да, — кивнула она. — Самое хорошее — это то, что ты рядом со мной. Потому что без тебя ничего в жизни не происходило бы. Вообще. Хотя я и не люблю неприятностей.
Позже девочки читали о прекращении войны на Кипре. Дмитрий и его сестры уехали со своей тетей, а Сабрина и Стефания изучали греческие газеты и журналы, надеясь найти какие-либо сообщения о ком-нибудь по фамилии Каррас. Но ничего не было, и, наконец, они переехали в Париж, так и не узнав, как сложилась дальше судьба их друзей.
Гордон Хартуэлл был назначен поверенным в делах посольства Соединенных Штатов Америки в Париже летом 1960 года. В том же году президент Макариос занял свой офис на независимом острове Кипре, а Джон Кеннеди был избран президентом США. Но какие бы изменения ни происходили в мире, жизнь Сабрины и Стефании протекала так же, как в Афинах. Они сняли дом, который стал для них частицей Америки, посещали американскую школу, ходили за покупками на блошиные рынки на окраине Парижа только со своей матерью. И никогда одни.
Но Лаура знала, какой заряд энергии таится в Сабрине, и, когда девочкам исполнилось четырнадцать, она позволила им участвовать в общественной жизни вместе с детьми дипломатов из других посольств. Начались пикники, совместные купания, танцы, поездки за город в страну виноградников, походы на футбол, конноспортивные состязания, теннис, велосипедные гонки и лыжные праздники. У девочек появились друзья из десятка стран, в их разговоре появился акцент и всевозможные словечки, как будто у девочек возникла собственная страна, отдельная от всего мира.
Но потом снова все изменилось. В один из зимних вечеров за обедом родители сообщили сестрам великую новость. Президент США назначил Гордона послом в Алжир. Но здесь возникла проблема. Лаура сообщила, что Алжир только что завоевал независимость и там неспокойно. Возможна опасность для иностранцев. И уж конечно там не место для американских девочек.
— Но есть школа-интернат в Швейцарии, — продолжала она. — Может быть, там вам будет лучше.
Они перебрали дюжину рекомендованных школ. «Институт Джульетт» была средней школой с безупречной репутацией. Под доброжелательным диктаторским руководством профессора Л. Е. Боссарда богатые юные леди становились воспитанными дамами, закаленными спортсменками и образованными настолько, чтобы легко поступить в любой французский, американский или английский университет. Правила здесь были строгие, учащиеся находились под постоянным контролем. Профессор Боссард хотел быть уверенным, что ни один скандал не затронет воспитанниц или их родителей.
— Папа займет свой пост весной, — сказала Лаура Сабрине и Стефании. А она останется с ними в Париже до конца учебного года. Затем Гордон присоединится к ним, и они все вместе отправятся в Швейцарию, чтобы посмотреть, как девочки устроятся под крылышком профессора Боссарда.
Сабрина грустно посмотрела на родителей. Вот ради чего мама старалась все эти годы. Отец стал послом. Мама победила и теперь отсылает их прочь.
— Дело не в Алжире, — сказала она, — а в том, что папочка стал послом и вы не хотите, чтобы мы доставляли беспокойство таким важным людям, как вы.
Лаура ударила ее по лицу. Это было впервые в ее жизни. Ей сразу же стало стыдно.
— Прости меня, — сказала она дочери, — но с твоей стороны говорить со мной так…
— Она не хотела тебя оскорбить, — быстро проговорила Стефания, — но мы не хотим от вас уезжать.
— Нет, я имела в виду именно то, что сказала, — ответила Сабрина. — И я хочу уехать. Я не хочу оставаться с людьми, которым я не нужна.
Глаза Лауры вспыхнули, но она старалась говорить мягко и с чувством:
— Конечно же, ты нужна нам, мы будем скучать без вас. Но мы не можем отказаться от назначения. Алжир — город, где все еще продолжаются беспорядки, подходящей школы там нет…
— Ничего, все нормально, — продолжала Сабрина. — Я все понимаю. — У нее даже заболел живот от того, как она ненавидела мать в этот момент и отца тоже, который смотрел в окно, как будто его ничего не касалось. — Судя по тому, что мы слышали, в Швейцарии прекрасная школа. Мы там хорошо проведем время, не так ли, Стефания? Я полагаю, нам нужно больше практиковаться во французском. Мы должны начать прямо сейчас. Стефания, не хочешь ли подняться со мной наверх позаниматься французским?
Возникла долгая пауза. Семья Хартуэллов сидела неподвижно за обеденным столом в своем прекрасном парижском доме. Потом все тяжело вздохнули, затем Сабрина встала, за ней Стефания, и они обе пошли наверх, чтобы быть вместе.
Глава 3
Точно в 22.00 двери из красного дерева в главном бальном зале гостиницы «Женева» распахнулись, и показался венецианский дворец, сделанный из папье-маше и красочно оформленный. Мраморные колонны поддерживали раскрашенный потолок, арочные окна выходили на нарисованные каналы с гондолами и гондольерами. На лакированном полу бального зала по кругу были расставлены столы. На каждом были орхидеи и столовые приборы — фарфор и серебро. Как только двери зала открылись, он превратился в калейдоскоп из четырехсот юных лиц в смокингах и бальных платьях, собравшихся на свой выпускной бал.
Они пришли из десяти избранных мужских и женских школ, расположенных на берегу Женевского озера, и они знали друг друга многие годы по различным событиям светской жизни, поездкам в великие столицы Европы и на спортивные состязания. Только что, утром этого дня, они участвовали в соревнованиях ежегодного спортивного фестиваля Женевского озера, последний раз использовали шансы завоевать призы для своих школ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65