— Их не надо ниоткуда брать. Они уже есть и живут там в бараках. Я строю им новую жизнь. В глазах Александры сверкнули живые огоньки.
— А я почему-то думала, что города… существовали всегда, что они Богом сотворены…
— Эту работу Бог доверил мне.
Стефания неожиданно для самой себя стала наблюдать за взглядами, которыми обменивались Антонио и Александра, за тем, как они говорили между собой, слушали друг друга, присматривались друг к другу, ожидая чего-то долгожданного… Впрочем, возможно, Стефании это только показалось.
Но она подумала и еще об одной вещи, касающейся Антонио и Александры. Дело в том, что они были очень похожими. Оба поднялись «из грязи в князи» благодаря природному уму и решимости, используя на пути своего возвышения все, что могло помочь им в этом. И оба мечтали найти спутника жизни, который оценил бы их по-настоящему и в то же время не сковывал личную свободу.
— Александра, — сказала Стефания. — Я должна сегодня пораньше прийти домой. Нужно позвонить в Америку. Ты, надеюсь, извинишь меня?
Александра подмигнула ей так быстро, что никто, кроме Стефании, ничего не заметил.
— Позвони мне в любое время, когда захочешь. Поболтаем.
— Я пойду с тобой, — вызвался Брукс. — Я хотел спросить…
Их взгляды встретились, и губы Стефании изогнулись в неохотной улыбке. Он нравился ей. Видимо, им одновременно пришла в голову мысль оставить Антонио наедине с Александрой. А он проницателен… Если бы только он не обидел Габи накануне столь сильно, он мог бы стать Стефании очень хорошим другом.
Дома она подробно рассказала Габриэль о прошедшем вечере. Бедняжка свернулась клубочком в огромном мягком кресле у камина. Одета она была в один из халатов Стефании, а вернее, Сабрины. Глаза у нее были покрасневшие. Видимо, снова плакала. Однако она оживлялась по мере того, как Стефания продолжала свой рассказ.
— Я должна позвонить ему! — наконец вскричала Габриэль. — Он больше всего ненавидит признавать свои ошибки. В конце концов, тут есть и моя вина: я давно должна была спросить его, что происходит, поговорить с ним спокойно…
— Габи, ты не права, — твердо сказала Стефания и присела на подлокотник кресла. — Не упрекай себя ни в чем. Конечно, тебе следовало вывести его на откровенный разговор, но основная вина лежит на нем: он поверил какой-то грязной истории и обвинил тебя, даже не поговорив. Габриэль печально вздохнула:
— Да… Сабрина, ты так хорошо разбираешься в людях. «Как же, знаю», — с горькой усмешкой подумала Стефания, отправив Габриэль спать.
Надо же! Давать практические жизненные советы женщине, которая поменяла столько любовников, сколько у Стефании не было платьев! Она подумала о Гарте, сидящем на их кухне, читающем газету… А она обычно стояла у разделочного стола к нему спиной и молча готовила ужин. "Я давно должна была начать серьезный разговор о том, что между нами происходит! Я не должна была верить грязной анонимке. А я поверила. Точно так же, как и Брукс поверил сфабрикованной истории о виновности Габи. Я виновата еще и в том, что мы отдалились друг от друга. Я виновата не меньше, поэтому мы черт знает, когда последний раз занимались любовью. Я хотела наказать его… За что? За то, что он Гарт Андерсен? За то, что у него карьера и призвание ученого, а у меня только прогоревший бизнес? И семья? Впрочем, это и его семья тоже. У него все было… И семья, и признание, и карьера.
И вот теперь я отыгралась за все, не так ли? Обвела его вокруг пальца по высшему разряду! Ушла так, что он этого даже не заметил. И обнаружила, что могу жить и сама по себе, между прочим.
Неправда, тут же оборвала себя в мыслях Стефания. — Мне нужна семья. Просто сейчас у меня не хватает времени как следует подумать о ней и о нас с Гартом".
Дела в «Амбассадоре» шли своим чередом. Стефания получила уже, три новых заказа на ноябрь и декабрь. «Я уже не смогу этим заняться, — с сожалением подумала она. — Эта будет делать Сабрина». Она еще раз сходила на аукцион с Николсом, где он снова поднял вопрос о партнерстве.
— Я еще думаю над этим, — ответила ему Стефания. — Скоро дам тебе знать о своем решении.
В пятницу она проверяла, так ли, как она просила, была расставлена мебель на двух верхних этажах нового дома Макса. Перед уходом из дома миссис Тиркелл собрала ей в корзинку обед, но Стефания в последний момент забыла о ней и пришла в дом Макса с пустыми руками. Когда все рабочие, получив от нее похвалы, ушли и она осталась одна, Стефания вдруг поняла, что страшно проголодалась. На счастье, в машине лежала корзина с остатками еды, которую она брала с собой на последний аукцион.
«Первая трапеза в моем новом доме?» — подумала она, сев прямо на щит в кабинете и приступив к еде. Она как раз доставала из полупустой корзины десерт, когда в дверях появился Макс.
— Обед в честь новоселья? — весело проговорил он. — А меня не пригласили, вот досада! Она удивленно подняла на него глаза:
— Как ты вошел?
— При помощи ключа. Сегодня у тебя неприемный день?
Она засмеялась:
— Ну что ты все издеваешься? Поймал на слове и рад? Он хитро взглянул на нее.
— Похоже, ты забыла, что я в этом доме вообще-то собираюсь жить.
— Похоже, забыла, — улыбнулась Стефания. — Позволила себе задуматься и унестись мыслями в заоблачные выси. Я тут и вправду распоряжаюсь, как хозяйка, но не беспокойся: до того, чтобы въехать сюда, дело не дойдет.
— Если бы и въехала сюда, дом от этого стал бы только краше. Я присяду?
— Разумеется.
Она показала ему на местечко рядом с собой и тут же стала наполнять ему тарелку печеньем, паштетом и десертом.
— Это твое новоселье и твой торжественный обед. Прости, что нет вина.
— Минуточку. Он куда-то ушел и через пару минут вернулся с бутылкой и штопором.
— Ты всегда носишь при себе «Божоле»? — спросила Стефания, наблюдая за тем, как он ловко откупоривает вино.
— Только сегодня. Дом нельзя назвать домом, пока в нем нет кровати, стола и бутылки вина. Ты сообщила мне, что первое и второе уже привезено и поставлено на место. Так что мне оставалось только захватить третье. Эй, а ведь у нас нет бокалов! Она протянула ему свой стакан.
— Я снова прошу прощения. Не рассчитывала на твое общество.
— Будем пить из одного.
Пока они ели и пили, он рассказал ей о своих планах организовать художественную галерею, которая будет заниматься продажей гобеленов из Восточной Европы.
— Ты обязательно должна посмотреть на них. Огромные полотна. Смелые. Энергичные. Я бы хотел повесить одно из них в этом доме. На длинную стену в гостиной. Как тебе эта мысль?
— Ты не нуждаешься в моем одобрении. Если ты хочешь иметь что-нибудь в своем доме, это исключительно твое личное дело.
— Я очень ценю твои суждения, поэтому и советуюсь. Может, ты мне покажешь, что удалось сделать?
— С удовольствием. Стефания закрыла корзинку с обедом и не спеша, направилась к двери, пытаясь настроить себя так, чтобы еще раз вкусить полную радость удавшегося дела. Действительно, она сама не могла понять, почему до его прихода рассматривала это жилое пространство в качестве своего собственного. Наверное, потому что вложила в оформление дома всю душу.
Но пришел Макс, и сразу стало ясно, что хозяин здесь именно он. Они медленно ходили по дому, и их окружала тишина, казавшаяся Стефании таинственной. Она глубоко дышала, чтобы унять разволновавшееся сердце.
Но дом был также и частью ее самой, и, прогуливаясь по его комнатам, она почти забыла о присутствии Макса Она знала, что ей, конечно же, не удалось достичь той легкости, почти невесомости, какая была присуща стилю сестры. Она не смогла, подобно ей, выстроить остроумных комбинаций и добиться неожиданных контрастов в тканях и линиях… Но в то же время она могла успокоить себя тем, что Макс Стуйвезант не имел никакого понятия о стиле ее сестры. «Дайте мне Александру и тогда увидите, на что я способна», — говорила про себя Стефания.
И все же комнаты приобрели ни с чем не сравнимую элегантность. Из каждого помещения Стефании удалось создать уютное жилье. Как правило, в комнатах было два или три больших предмета мебели и несколько малых для создания симметрии и равновесия. Стены были покрыты салатовым шелком и замшей. В некоторых комнатах она использовала ткани и дерево более темных оттенков. Освещение было в основном рассеянное, но кое-где свет как бы взрывался яркостью, что не нарушало общей гармонии, а, наоборот, придавало ей какую-то особую чувственность и отстраненность. В общем, облике этажей ощущалась мягкая интимность, и даже что-то вроде тайны, что было очень близко характеру Макса.
Выходя на середину каждой комнаты и предварительно включив свет, чтобы рассеять октябрьскую сумрачность, Стефания испытывала чувство воодушевления и гордости за себя, хотя передавала Максу свои описания в сухих, коротких фразах. Она сообщила ему, что здесь она почти все закончила, осталось сделать последние штрихи, после чего можно будет переходить к оформлению нижних этажей.
— Я не смогу все сделать сама, — спокойно сказала она. — У меня есть время только до понедельника. Но основная работа уже выполнена.
Макс вел себя сдержанно и только кивал. Когда осмотр верхних этажей закончился, они оказались в холле четвертого этажа, где из открытых дверей спальни вырывалась полоса света. Он взял руки Стефании в свои.
— Все сделано великолепно. Я ничего не собираюсь менять.
С этими словами Макс стал целовать ее руки, кончик каждого пальца, чувствуя своими губами дрожь, которая пробегала по ним. Стефания склонила голову ему на грудь, и он обнял ее одной рукой. Через несколько секунд Макс уже вводил ее в спальню. На раздумья времени почти не оставалось, но ее это не волновало. Макс плотной тенью заслонил от нее весь мир, все ее мысли… Начиная с того вечера, когда он танцевал с ней в «Аннабели». И сегодня, с той самой минуты, когда он появился в дверях кабинета, она поняла, что осталось сделать последний шаг. Последний шаг от той Стефании Андерсен, которая приехала в Лондон четыре недели назад.
«Почему бы мне и не сделать этот шаг? — защищаясь от увещевания своего внутреннего голоса, подумала она. — У Гарта есть Сабрина. Я не могу поверить, что за все это время они ни разу…»
Объятие Макса стало плотнее. Одну руку он положил к ней на затылок. Она увидела его полураскрытый рот. И желание потопило в ней осторожность.
«Мой! — ликующе подумала она. — Мой! Мой дом, который я создала собственными руками. И мой любовник. И моя жизнь, которая была жизнью Сабрины…»
Макс раздел ее и уложил на кровать, а потом снял свою одежду. Он стоял над ней и рассматривал ее стройное тело.
— Я так долго ждал, — услышала Стефания глухо прозвучавший голос.
Затем он лег рядом с ней. Его мощное тело и вьющиеся каштановые волосы смутным силуэтом выступали из сумерек, в которые была погружена комната. Тень. Большая тень с крепкими, холодными руками. Она попыталась обнять его, но он покачал головой. Закинув обе ее руки за голову, он придавил их к кровати одной своей рукой, а другой принялся изучать нежные изгибы ее трепетавшего от его прикосновений тела. Она чувствовала, как судорожно сокращаются ее мышцы, как ее душит желание и мучит его неторопливость. Он склонился головой к ее соскам. Чуть прижал их зубами и затем сразу же стал полосовать их своим умелым и быстрым, словно плеть, языком.
Вдруг она почувствовала, как его лижущие поцелуи стали быстро опускаться по ее телу, с грудей к животу и еще ниже, неуклонно приближаясь к темнеющему бугорку плоти, которая испуганно пульсировала от этого приближения.
— Нет… — слабо простонала Стефания.
Она попыталась увернуться в сторону и заставить его лечь на себя сверху, но Макс продолжал крепко держать ее руки за головой.
Стефания в изнеможении от стыда и желания прикрыла глаза. В ее ушах поднялся оглушительный звон, когда она поняла, что он взял ее ртом, нежно покусывая складки ее плоти и продвигаясь языком все глубже и глубже. Она решила замереть, лежать неподвижно, отчаянно моля судьбу, чтобы она парализовала ее тело так же, как парализовала ее мысли. Но безумное желание захлестывало ее всепоглощающей волной. Она хотела вырваться из обручей боли и наслаждения, которые он доставлял ей своим неутомимым ртом, но вместо этого ее бедра непроизвольно и ритмично задвигались ему навстречу, шея выгнулась. В какой-то момент шумно дышавшая Стефания поняла, что подступает неистовая кульминация, и издала слабый крик освобождения от сладкого напряжения. Крик, в котором прозвучало счастье и блаженство.
Потом она потеряла всякое ощущение реальности происходящего. Сквозь какую-то дымку в сознании Стефания поняла, что он, наконец, отпустил ее там. В следующую секунду она увидела перед собой его лицо, встретилась взглядом с взглядом его внимательных и непроницаемых серых глаз.
Он вошел в нее мягко, незаметно для нее и задвигался медленно и ритмично, словно прислушивался не к своим, а к ее ощущениям. Ей было уже все равно. Но это в мыслях. Тело же требовало еще и еще радости, оно не желало ждать. Стефания задвигала бедрами, положила руки на его ягодицы и изо всех сил прижала его к себе, пытаясь сделать так, чтобы он вошел в нее как можно глубже.
В ушах звенело. Казалось, всю спальню наполнила невозможная какофония звуков. Ее губы беззвучно шевелились, снова и снова произнося его имя.
Макс смотрел на нее и улыбался.
— Душенька, что с тобой? — спросила Александра в понедельник утром, когда Стефания наливала им обеим чай в своем кабинете. — Ты выглядишь очень усталой. Стефания слабо улыбнулась:
— В выходные мне не удалось, как следует выспаться. Зато ты выглядишь просто очаровательно. Я ведь так и невидела тебя после нашего итальянского ужина.
— Я как раз хотела поговорить с тобой об этом. И… об Антонио. Ты как, не против?
— Разве я могу тебе в чем-нибудь отказать?
— Серьезно?
— Серьезно. Видишь ли, Александра, он ждет… Ладно, не буду переваливать на твои плечи свои нелегкие переживания.
— Душенька, вспомни, сколько раз за последний год ты говорила мне о том, чего он ждет? И сколько раз я сама рассказывала тебе, чего я жду?
Не понимая еще, куда она клонит, Стефания удивленно посмотрела на нее.
— Ты, наверное, думаешь сейчас о том представлении, которое я закатила тогда Бруксу? — Она отпила глоток чая и откусила крохотный кусочек пирожного. — Я дразнила его не потому, что люблю Габриэль. По-моему, она просто дурочка. А потому, что меня очень огорчает, что самодовольные мужчины считают своим долгом ломать любящих их женщин. Впрочем, с тех самых пор, как мы познакомились, я всегда считала, что это именно тот мужчина, который мне нужен.
— Брукс?!
— Отчасти. Не тот мерзавец, который хочет, чтобы маленькая девочка обожала его, а другой… удачливый, уверенный в себе, строящий свою империю и защищающий ее всеми средствами. Именно это я и ищу так долго в мужчинах. Такому мужчине я могу доверить построить для меня замок и помочь мне решить жизненные проблемы. До сих пор со всем этим мне приходилось справляться самостоятельно, ты знаешь… И я устала. Антонио достаточно богат для того, чтобы купить мне все, чего бы я ни захотела. И он позволит мне управлять частью его империи. Я буду для него чем-то большим, чем просто игрушка. Я буду помогать ему строить города. Это желание сильно во мне. Да и зачем ему сопротивляться? Если он взамен потребует, что бы я сосредоточилась на нем, находилась всегда поблизости, — это будет честно. В конце концов, как долго мне еще будет тридцать пять? А вернее, как долго еще я буду выглядеть на тридцать пять? Пойми, сердечко, я хочу принадлежать величественному человеку, я хочу, чтобы обо мне заботились, но при этом не отнимали личной свободы и, наконец, я хочу работать. Вот у тебя есть возможность работы, а у меня нет.
Стефания покачала свою чашку. Несколько крупных чаинок сначала взвились в хороводе, а потом осели на дно в виде причудливого цветка. Этот цветок почему-то напомнил ей о семье. «Сегодня понедельник, — подумала она. — Сабрине будут делать повторный рентген».
— Сабрина? Ты меня слушаешь? Тебе надо с собой что-то делать. Ты выглядишь так устало… Сонно…
— Нет, я слушаю. Ты описала все очень красиво. Только ни разу не упомянула про любовь. Как так, Александра?
— А, любовь… Антонио говорит, что любовь придет позже. Об этом говорится в одной древней гуаранийской легенде. Но я так думаю: если мы станем друзьями, то я буду вполне удовлетворена. Возможно, это лучшее, на что мы можем надеяться.
— Прошу прощения, миледи, — прервал их разговор Брайан. — Но мистер Майкл Бернард должен поговорить с вами об одном очень важном деле.
Александра тут же энергично поднялась со своего места.
— До свидания, душенька. Через неделю мы улетаем в Рио.
— Так скоро?
— Не говори Антонио. Я думаю, нечего тянуть. Слишком плотный график:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65