Мужчина позади нас читает газету. Я указываю на него Тому.
– И даже не спортивную колонку, – качает он головой.
– Ну, по крайней мере у нас хорошие места, – замечаю я.
Ребята соглашаются, но не слишком радостно. И вообще мужчины в зале выглядят подавленными, мрачными, будто считают, что виноваты в слабой игре. Вижу, что многие девушки поощрительно похлопывают своих парней. Их гораздо больше, чем я думала.
Наша команда безнадежно проигрывает и поспешно покидает зал. Впрочем, победители тоже не задерживаются на площадке. Зрители, уставшие от скучной игры, тянутся к выходу, недовольно ворча.
– Сегодня вечером в метро будут беспорядки, – предполагает Том.
– Ропот недовольства, – соглашается Рой.
Как ни странно, я прекрасно провела время, но, похоже, я в меньшинстве. Мы решаем пока не ехать в метро. Я предлагаю съесть по куску пиццы, и мы садимся в автобус, идущий к центру города. Пассажиры угрюмы и молчаливы, хотя, возможно, они просто устали.
Усевшись за круглый столик в уютной забегаловке, едим свою пиццу. Сыр возвращает нас к жизни, а может быть, масло.
– Мы хотели, чтобы твой первый баскетбольный матч стал особенным. – Том смущен.
– А разве он не был таким? Я никогда прежде не видела, чтобы фанат схватил тренера за галстук и играл с ним в перетягивание каната.
– Так бывает, – соглашается Том.
– И, разумеется, это был вовсе не первый баскетбольный матч в моей жизни.
Ребята удивлены.
– Я училась в колледже, болела за своих.
– Какие еще тайны ты скрываешь? – интересуется Том.
– Холли – современная женщина, – говорит Рой. – И ее жизнь представляет собой запутанную цепочку следов и полна секретов, которые она накопила за годы активной общественной жизни. Холли опытна в баскетбольных интригах.
– Расскажи нам, – просит Том.
– Я никогда не проливала на себя пиво, если вы это хотите услышать.
– Как я и думал, – подводит итог Том.
Мы расстаемся с Роем на углу, но Том провожает современную женщину до самых дверей. Он протягивает руку, словно намереваясь пожать мою, и наши пальцы сплетаются. Но я словно наблюдаю за этой сценой со стороны в ожидании какого-то знака. Боюсь, я действительно чего-то жду, момента, когда Том наконец наклонится и поцелует меня. Но вот я уже не жду – и вот он, наш первый настоящий поцелуй. Когда он заканчивается, Том все еще держит мою руку. Надо что-то сказать, но мне ничего не приходит в голову. Я бы хотела произнести что-нибудь не слишком забавное, но с долей юмора. Однако стою молча.
Том смотрит на мою ладонь.
– Ты такая тихая, спокойная, – говорит он.
– Я? – Вообще-то мы все считаем именно Тома тихим и спокойным.
– Я сижу на работе рядом с тобой, – продолжает он. – Ты часами не издаешь ни звука, не откашливаешься, не вздыхаешь, хранишь полное молчание.
Я улыбаюсь, несколько смущенная тем, что кто-то, оказывается, прислушивается к моим вздохам, но все же мне приятно.
– Не знаю, что сказать, – признаюсь я.
– Нет-нет, все в порядке, это замечательно, – успокаивает меня Том. – Твое молчание, я имею в виду. Я все равно всегда знаю, что ты рядом. О Господи, я становлюсь болтлив, как Рой.
– Вовсе нет, – возражаю я.
Том все не отпускает мою руку, бережно держа ее в ладонях. Может, именно этого я и хочу? Чтобы кто-то приходил в восторг от моих рук? Возможно, чтобы отвлечь меня от созерцания конечностей или по каким-то своим причинам, но Том целует меня еще раз.
– Доброй ночи, – говорит он.
И медленно отступает, не выпуская моей руки. И лишь когда наши пальцы наконец размыкаются, Том уходит совсем.
Вхожу в квартиру, продолжая думать о поцелуе. Будь рядом Мария, мы оценили бы его по десятибалльной шкале. Но отчего-то это не кажется удачной идеей. Пытаюсь вспоминать о других поцелуях в моей жизни, но в голове пусто. Затем все же припоминаю несколько. Этот в сравнении с другими очень хорош: техника исполнения плюс элемент неожиданности. (Я думала, мы еще долго будем разглядывать наши руки.) Неожиданность поцелуя может сыграть и плохую роль, но может стать и выигрышным моментом, как в моем случае. Ловлю себя на том, что слишком много анализирую. Но уж лучше это, чем новости по телевизору.
В общем, вечер удался, и я праздную это, влезая в старый джемпер, в котором иногда сплю. Расстилаю постель, надеваю мягкие носочки – один розовый, второй красный. Я бы нанесла на лицо маску, если бы у меня был крем. За неимением косметических средств взбиваю подушку и, наконец, залезаю в постель.
Раздается стук в дверь, очень знакомый стук. Некоторое время я размышляю, не стоит ли проигнорировать его, просто лежать и расслабляться в своих любимых носочках. Почему бы не остаться в постели, а наутро решить, что стук мне просто приснился? Но нет же, дитя привычки, я поднимаюсь и открываю.
– Здорово, Холли, – весело приветствует меня мой бывший супруг Джош.
В этот момент я понимаю, что совершенно не хочу его видеть сейчас; лучше бы осталась в постели. Наверное, вид у меня такой грустный, словно накануне проиграла моя любимая команда. Джош выглядит прекрасно, как и женщина рядом с ним.
– Холли, это Лорен, моя невеста.
Она вежливо пожимает мою руку, а глаза ее словно говорят: «Это была не моя идея». Лорен чуть моложе меня, с волнистыми, свободно спадающими на спину волосами. На ней черный джемпер модели «на все случаи жизни». Достаточно свободный, он при этом элегантно облегает фигуру, не оставляя сомнений в том, что Лорен стройная и подтянутая беззаботная женщина. И в одинаковых носках. Я предпочла бы захлопнуть дверь и спрятаться в ванной, пока они не уйдут, однако бормочу: «Приятно познакомиться», и приглашаю их войти.
На добрых пять минут повисает молчание, хотя, возможно, это пятнадцать долгих секунд. Или двадцать.
– Уже довольно поздно, – замечаю я.
– Я хотел, чтобы вы познакомились, – сообщает Джош. – Мы приходили раньше, но не застали тебя.
Если бы это был кто-то другой, я подумала бы, что он злобный и мстительный тип. Но это Джош, и я понимаю: он просто не отдает себе отчета в том, что иные ситуации смущают окружающих. В данный момент эта черта его характера не кажется мне особенно привлекательной.
– Да, меня не было, но теперь вы застали меня.
Если бы я съела лишний ломтик пиццы или если бы мы шли чуть медленнее, они оставили бы эту идею и сейчас бы я мирно спала. В одиночестве, что имеет определенные преимущества, особенно если вы храпите.
– Джош так тепло всегда рассказывает о вас, – говорит Лорен, явно чувствуя, что мне не по себе. – Замечательно, что вы остались друзьями.
– Конечно, – соглашаюсь я.
Думаю, не предложить ли им выпить, но тут же отметаю эту идею. Замечаю, что Лорен смотрит на мои носки.
– Лорен работает над диссертацией, – сообщает Джош. Лорен с улыбкой кивает, старательно скрывая облупленный лак на ногте большого пальца. Это внушает мне симпатию к ней. – И очень помогает мне в работе, разумеется, – добавляет Джош.
– Как продвигается книга?
Надеюсь, мне удастся произнести еще пару любезных фраз, прежде чем я попрошу их удалиться.
– Она вот-вот выйдет. Твой приятель Том очень помог. Он вовремя заметил массу ошибок. – Я киваю. Не хочу говорить с Джошем о Томе. Мне кажется, что Джош, упоминая о нем, вторгается в мою личную жизнь, хотя, конечно, сам Джош ни о чем подобном не помышлял. – А как твои дела? – интересуется Джош.
– Много работы, но все хорошо.
– Уже поздно. – Лорен смотрит на Джоша.
Я и так это понимаю, разумеется.
– О, действительно! – восклицает Джош.
– Спасибо, что заглянули. – Постепенно я вытесняю гостей из комнаты.
– Я так рад, что вы познакомились, – искренне уверяет Джош.
Прощаясь, пожимаю руку Лорен. Интересно, куда они отправятся дальше? Потащит ли Джош ее куда-нибудь еще, на свидание с ее бывшим парнем, например. А может, они сразу пойдут домой. Впрочем, об этом я думать не хочу. Джош обнимает меня абсолютно равнодушно, как того, с кем не скоро увидишься и о ком почти не вспоминаешь.
Засыпая, стараюсь не думать о мужчинах, но их образы постоянно проплывают перед глазами. Я не в силах это контролировать. Представляю, как все они сидят на стадионе, каждый болеет за свою команду. Странно, тренеры в своих шикарных костюмах прыгают и свистят вместе с публикой на трибунах вместо того, чтобы, как обычно, орать на игроков. То, что это сон, я осознаю, только когда зрители начинают в восторге дружно и ритмично стучать ногами в пол, – лишь тогда я просыпаюсь и понимаю: кто-то стучит в дверь. Опять.
– Здорово, Холли.
– Джош, нет, уже действительно поздно.
– Я знаю.
Он продолжает молча стоять. Воображаю его в роли баскетбольного тренера – вот ужас-то. Джош входит, хотя его никто вообще-то не приглашал. Садится вновь на тот же стул.
– Она ведь милая, правда? – спрашивает он и добавляет: – Лорен. – На случай если я забыла как зовут его пассию.
– Да, милая, – соглашаюсь я. – Слишком милая, поэтому и не возразила против того, чтобы ты притащил ее сюда.
– Что ты, – удивляется Джош. – Лорен действительно хотела с тобой познакомиться. Она знает, как я к тебе отношусь.
– Джош, я в самом деле желаю тебе добра. Может, сегодня вечером меньше, чем обычно. – Я начинаю злиться из-за того, что он прервал мой радостный сон. – Но думаю, для меня это слишком, особенно если вспомнить, что происходило между нами последние несколько месяцев и о чем я не желаю спрашивать тебя сейчас, а возможно, и вообще никогда.
– О! – восклицает Джош и тут же замолкает. Хорошо, что я не задала серьезных вопросов, поскольку едва ли получила бы серьезные ответы.
– Итак, принимая во внимание наши отношения и то, куда они могли нас привести, но, как выясняется, вовсе никуда не вели, полагаю, я держалась предельно корректно, предельно мило, не так ли?
– Разумеется. – Джош явно собирается продолжить, но я не позволяю ему этого сделать.
– Отлично. Тогда послушай: я хочу, чтобы ты прекратил заскакивать сюда. Эти сюрпризы мне не нужны. Женись. Переезжай в другой город. И я смогу спать спокойно. И обрету возможность спокойно бодрствовать.
– Я просто… – бормочет Джош.
Я начинаю расхаживать по комнате, размахивая руками. Сейчас я действительно люблю свою квартиру.
– Я не могу сказать, что безумно счастлива последнее время, но и не слишком несчастна. Я относительно счастлива, я в порядке. У меня есть квартира, пусть и небольшая, удобная одежда. У меня есть открытка с котенком на холодильнике. – И я показываю в сторону кухни, которую тоже по-настоящему люблю сейчас. – И мне нравится моя жизнь. Мне удобно и уютно. Но если мне придется еще выслушивать от тебя, как восхитительна твоя новая-будущая-жена или как безумно счастлив ты сам… – Я умолкаю, заметив, что Джош как-то странно смотрит на меня, вернее, куда-то за меня. – Что? – спрашиваю я.
– У тебя на стене сидит огромная бабочка.
Оборачиваюсь. У меня на стене сидит огромная бабочка. Джош осторожно ловит ее двумя пальцами, подходит к окну и выпускает, возвращается к своему стулу, садится – все это одно долгое плавное движение. И мой гнев испаряется, будто вылетел за окно вместе с бабочкой. Чувствую себя так, словно меня околдовали.
– Ты считаешь, мне следует на ней жениться? – спрашивает Джош.
Чары рассеиваются.
– Черт побери, Джош. – Пожалуй, я скорее устала, чем разозлилась. – Не задавай мне таких вопросов. С этим мы покончили. Мы покончили со всем.
– Но ты гораздо рассудительнее меня, – замечает он.
Если бы сейчас не было так поздно, я, может, и подумала бы, что это значит. Мы были женаты. Развелись по моей инициативе, когда я не могла уже выносить неспособность или нежелание Джоша думать о будущем или хотя бы мыслить более конкретно. Или я просто хотела, чтобы он больше думал обо мне. Джош что, считает мое решение о разводе благоразумным? Или он имеет в виду нечто менее значительное, например, мою способность накрывать на стол? Наверное, я никогда не узнаю, что Джош имел в виду.
– А ты спрашивал у кого-нибудь совета, когда женился на мне?
– Нет.
– И вот что получилось, да?
– Вовсе нет, я до сих пор рад, что женился на тебе. Мне совсем не хотелось расставаться с тобой, но сейчас я полагаю, что это необходимый этап в нашем развитии.
– Научный подход, – хмыкаю я.
Он лишь пожимает плечами. Глубоко вздохнув, устраиваюсь на диване. Джош безнадежен. Его невозможно ненавидеть. Он таков, каков есть. И больше не принадлежит мне, так что нечего волноваться по этому поводу.
– Женись на ней, если хочешь и если она согласна, – устало говорю я. – Но даже не думай пригласить меня на свадьбу.
Джош разглядывает свои поношенные туфли: один из шнурков явно кто-то долго жевал.
– Какая же свадьба без тебя? – улыбается Джош.
– Нормальная. Я больше не желаю слышать об этой свадьбе. Ты теперь сам по себе. Мы оба сами по себе. Джош, я серьезно.
– О'кей, – кивает он и встает. – Но мне неприятно думать, что ты теперь совершенно посторонний для меня человек.
– Привыкай, пожалуйста. Кроме того, я еще и официально, по документам, совершенно посторонний человек.
Я делаю приветственный жест, вскидывая руки, как гимнастка, выполнившая трудный элемент.
Джош вновь кивает. Он уходит, а я машу ему на прощание с дивана – на этот раз ни объятий, ни поцелуев. Для одного вечера поцелуев достаточно. Когда Джош наконец, выходит, поднимаюсь и запираю за ним дверь. Затем достаю из сумочки использованные билеты и прикрепляю их магнитом к дверце своего дребезжащего холодильника. Возвращаюсь в постель и пытаюсь уснуть.
Глава 16
ЛЮБОВЬ ВО ВРЕМЕНА УПАДКА
В офисе царит неприятная тишина; она нервирует меня. Хочется, чтобы поблизости оказалась баскетбольная площадка, полная орущих детей, или по крайней мере лаяли собаки. Такая тишина повисает, когда вы внезапно просыпаетесь среди ночи и не можете понять, где находитесь, хотя вы в своей комнате, где еще несколько часов назад чувствовали себя в абсолютной безопасности. Подобная тишина наступает после того, как вы обнаруживаете на своем рабочем столе официальное письмо от руководства. Что и произошло с нами сегодня утром.
Наше издательство перешло в собственность одной из крупнейших компаний, «Маквиттон паблишинг». Прежде из научной литературы она выпускала небольшую серию под названием «Всякая всячина». Как гласит официальное письмо, некоторые отделы нашего предприятия будут «реорганизованы», а часть сотрудников – «освобождены от своих должностей с тем, чтобы применить свои силы в других сферах деятельности». Ожидайте следующей информации, сообщает письмо. Новость, влекущая за собой следующие новости, – всегда дурной знак.
– «Мы искренне сожалеем о неудобствах, которые наше решение может причинить сотрудникам», – зачитывает мне вслух Том, хотя в тексте, лежащем на моем столе, сказано то же самое.
Произнесенное вслух, все это звучит еще более устрашающе, словно нечто неизвестное, некая мрачная тень скрывается за этими словами. Мы собираемся небольшими группками вокруг своих столов. Замечаю Карла; он сочувственно, но с явным удовольствием успокаивает нескольких девиц сразу.
– «Сотрудники, которых не коснется реорганизация, получат новые должности в соответствии с опытом работы», – читает Том дальше.
– В смысле? – спрашивает Нина.
– Они дадут нам пинка под зад и вышвырнут в реальный мир, – переводит Моник.
– В твоем исполнении это звучит как-то лучше, – замечает Том.
Меня чуть поташнивает, и в животе такое неприятное ощущение, будто я приняла лекарство, вызывающее побочный эффект. Полагаю, сейчас мне не стоит садиться за руль и управлять сложными механизмами.
В мой «кубик» входит Моник. Нина уже здесь, пристроилась на коровьей табуретке, тупо глядя в свой экземпляр письма.
– Предлагаю всем сегодня поработать над своими резюме, – говорит Моник.
– Ты знала об этом? – спрашиваю я.
Она пожимает плечами:
– Слухи всегда бродят. Некоторые из них вы игнорируете из-за своей самоуверенности или глупости.
– Мы все окажемся на улице, – печально, с ноткой отчаяния произносит Нина.
– Сходи купи себе булочку, – предлагает Моник.
В письме говорится, что окончательное оформление сделки и реорганизация состоятся через два месяца. Тех, кому придется уйти, проинформируют за две недели, и они получат «достаточное выходное пособие». Мне от этого не легче. Я работаю здесь уже много лет, сразу после колледжа. Работала, когда была замужем за Джошем, когда Джейни впервые расторгла помолвку. Я сижу на одном и том же стуле уже более восьми лет. Его тоже «подвергнут реорганизации»? Когда я пришла сюда работать, мои родители еще были женаты. Мне нравится здесь, нравится повседневная суета, нравится работа, которой у меня, возможно, не будет уже через два месяца. Все эти мысли стремительно проносятся в сознании, Я заберу домой свою коровью табуретку, и там она займет место в углу или под кухонным столом. Бесполезная. Уволенная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– И даже не спортивную колонку, – качает он головой.
– Ну, по крайней мере у нас хорошие места, – замечаю я.
Ребята соглашаются, но не слишком радостно. И вообще мужчины в зале выглядят подавленными, мрачными, будто считают, что виноваты в слабой игре. Вижу, что многие девушки поощрительно похлопывают своих парней. Их гораздо больше, чем я думала.
Наша команда безнадежно проигрывает и поспешно покидает зал. Впрочем, победители тоже не задерживаются на площадке. Зрители, уставшие от скучной игры, тянутся к выходу, недовольно ворча.
– Сегодня вечером в метро будут беспорядки, – предполагает Том.
– Ропот недовольства, – соглашается Рой.
Как ни странно, я прекрасно провела время, но, похоже, я в меньшинстве. Мы решаем пока не ехать в метро. Я предлагаю съесть по куску пиццы, и мы садимся в автобус, идущий к центру города. Пассажиры угрюмы и молчаливы, хотя, возможно, они просто устали.
Усевшись за круглый столик в уютной забегаловке, едим свою пиццу. Сыр возвращает нас к жизни, а может быть, масло.
– Мы хотели, чтобы твой первый баскетбольный матч стал особенным. – Том смущен.
– А разве он не был таким? Я никогда прежде не видела, чтобы фанат схватил тренера за галстук и играл с ним в перетягивание каната.
– Так бывает, – соглашается Том.
– И, разумеется, это был вовсе не первый баскетбольный матч в моей жизни.
Ребята удивлены.
– Я училась в колледже, болела за своих.
– Какие еще тайны ты скрываешь? – интересуется Том.
– Холли – современная женщина, – говорит Рой. – И ее жизнь представляет собой запутанную цепочку следов и полна секретов, которые она накопила за годы активной общественной жизни. Холли опытна в баскетбольных интригах.
– Расскажи нам, – просит Том.
– Я никогда не проливала на себя пиво, если вы это хотите услышать.
– Как я и думал, – подводит итог Том.
Мы расстаемся с Роем на углу, но Том провожает современную женщину до самых дверей. Он протягивает руку, словно намереваясь пожать мою, и наши пальцы сплетаются. Но я словно наблюдаю за этой сценой со стороны в ожидании какого-то знака. Боюсь, я действительно чего-то жду, момента, когда Том наконец наклонится и поцелует меня. Но вот я уже не жду – и вот он, наш первый настоящий поцелуй. Когда он заканчивается, Том все еще держит мою руку. Надо что-то сказать, но мне ничего не приходит в голову. Я бы хотела произнести что-нибудь не слишком забавное, но с долей юмора. Однако стою молча.
Том смотрит на мою ладонь.
– Ты такая тихая, спокойная, – говорит он.
– Я? – Вообще-то мы все считаем именно Тома тихим и спокойным.
– Я сижу на работе рядом с тобой, – продолжает он. – Ты часами не издаешь ни звука, не откашливаешься, не вздыхаешь, хранишь полное молчание.
Я улыбаюсь, несколько смущенная тем, что кто-то, оказывается, прислушивается к моим вздохам, но все же мне приятно.
– Не знаю, что сказать, – признаюсь я.
– Нет-нет, все в порядке, это замечательно, – успокаивает меня Том. – Твое молчание, я имею в виду. Я все равно всегда знаю, что ты рядом. О Господи, я становлюсь болтлив, как Рой.
– Вовсе нет, – возражаю я.
Том все не отпускает мою руку, бережно держа ее в ладонях. Может, именно этого я и хочу? Чтобы кто-то приходил в восторг от моих рук? Возможно, чтобы отвлечь меня от созерцания конечностей или по каким-то своим причинам, но Том целует меня еще раз.
– Доброй ночи, – говорит он.
И медленно отступает, не выпуская моей руки. И лишь когда наши пальцы наконец размыкаются, Том уходит совсем.
Вхожу в квартиру, продолжая думать о поцелуе. Будь рядом Мария, мы оценили бы его по десятибалльной шкале. Но отчего-то это не кажется удачной идеей. Пытаюсь вспоминать о других поцелуях в моей жизни, но в голове пусто. Затем все же припоминаю несколько. Этот в сравнении с другими очень хорош: техника исполнения плюс элемент неожиданности. (Я думала, мы еще долго будем разглядывать наши руки.) Неожиданность поцелуя может сыграть и плохую роль, но может стать и выигрышным моментом, как в моем случае. Ловлю себя на том, что слишком много анализирую. Но уж лучше это, чем новости по телевизору.
В общем, вечер удался, и я праздную это, влезая в старый джемпер, в котором иногда сплю. Расстилаю постель, надеваю мягкие носочки – один розовый, второй красный. Я бы нанесла на лицо маску, если бы у меня был крем. За неимением косметических средств взбиваю подушку и, наконец, залезаю в постель.
Раздается стук в дверь, очень знакомый стук. Некоторое время я размышляю, не стоит ли проигнорировать его, просто лежать и расслабляться в своих любимых носочках. Почему бы не остаться в постели, а наутро решить, что стук мне просто приснился? Но нет же, дитя привычки, я поднимаюсь и открываю.
– Здорово, Холли, – весело приветствует меня мой бывший супруг Джош.
В этот момент я понимаю, что совершенно не хочу его видеть сейчас; лучше бы осталась в постели. Наверное, вид у меня такой грустный, словно накануне проиграла моя любимая команда. Джош выглядит прекрасно, как и женщина рядом с ним.
– Холли, это Лорен, моя невеста.
Она вежливо пожимает мою руку, а глаза ее словно говорят: «Это была не моя идея». Лорен чуть моложе меня, с волнистыми, свободно спадающими на спину волосами. На ней черный джемпер модели «на все случаи жизни». Достаточно свободный, он при этом элегантно облегает фигуру, не оставляя сомнений в том, что Лорен стройная и подтянутая беззаботная женщина. И в одинаковых носках. Я предпочла бы захлопнуть дверь и спрятаться в ванной, пока они не уйдут, однако бормочу: «Приятно познакомиться», и приглашаю их войти.
На добрых пять минут повисает молчание, хотя, возможно, это пятнадцать долгих секунд. Или двадцать.
– Уже довольно поздно, – замечаю я.
– Я хотел, чтобы вы познакомились, – сообщает Джош. – Мы приходили раньше, но не застали тебя.
Если бы это был кто-то другой, я подумала бы, что он злобный и мстительный тип. Но это Джош, и я понимаю: он просто не отдает себе отчета в том, что иные ситуации смущают окружающих. В данный момент эта черта его характера не кажется мне особенно привлекательной.
– Да, меня не было, но теперь вы застали меня.
Если бы я съела лишний ломтик пиццы или если бы мы шли чуть медленнее, они оставили бы эту идею и сейчас бы я мирно спала. В одиночестве, что имеет определенные преимущества, особенно если вы храпите.
– Джош так тепло всегда рассказывает о вас, – говорит Лорен, явно чувствуя, что мне не по себе. – Замечательно, что вы остались друзьями.
– Конечно, – соглашаюсь я.
Думаю, не предложить ли им выпить, но тут же отметаю эту идею. Замечаю, что Лорен смотрит на мои носки.
– Лорен работает над диссертацией, – сообщает Джош. Лорен с улыбкой кивает, старательно скрывая облупленный лак на ногте большого пальца. Это внушает мне симпатию к ней. – И очень помогает мне в работе, разумеется, – добавляет Джош.
– Как продвигается книга?
Надеюсь, мне удастся произнести еще пару любезных фраз, прежде чем я попрошу их удалиться.
– Она вот-вот выйдет. Твой приятель Том очень помог. Он вовремя заметил массу ошибок. – Я киваю. Не хочу говорить с Джошем о Томе. Мне кажется, что Джош, упоминая о нем, вторгается в мою личную жизнь, хотя, конечно, сам Джош ни о чем подобном не помышлял. – А как твои дела? – интересуется Джош.
– Много работы, но все хорошо.
– Уже поздно. – Лорен смотрит на Джоша.
Я и так это понимаю, разумеется.
– О, действительно! – восклицает Джош.
– Спасибо, что заглянули. – Постепенно я вытесняю гостей из комнаты.
– Я так рад, что вы познакомились, – искренне уверяет Джош.
Прощаясь, пожимаю руку Лорен. Интересно, куда они отправятся дальше? Потащит ли Джош ее куда-нибудь еще, на свидание с ее бывшим парнем, например. А может, они сразу пойдут домой. Впрочем, об этом я думать не хочу. Джош обнимает меня абсолютно равнодушно, как того, с кем не скоро увидишься и о ком почти не вспоминаешь.
Засыпая, стараюсь не думать о мужчинах, но их образы постоянно проплывают перед глазами. Я не в силах это контролировать. Представляю, как все они сидят на стадионе, каждый болеет за свою команду. Странно, тренеры в своих шикарных костюмах прыгают и свистят вместе с публикой на трибунах вместо того, чтобы, как обычно, орать на игроков. То, что это сон, я осознаю, только когда зрители начинают в восторге дружно и ритмично стучать ногами в пол, – лишь тогда я просыпаюсь и понимаю: кто-то стучит в дверь. Опять.
– Здорово, Холли.
– Джош, нет, уже действительно поздно.
– Я знаю.
Он продолжает молча стоять. Воображаю его в роли баскетбольного тренера – вот ужас-то. Джош входит, хотя его никто вообще-то не приглашал. Садится вновь на тот же стул.
– Она ведь милая, правда? – спрашивает он и добавляет: – Лорен. – На случай если я забыла как зовут его пассию.
– Да, милая, – соглашаюсь я. – Слишком милая, поэтому и не возразила против того, чтобы ты притащил ее сюда.
– Что ты, – удивляется Джош. – Лорен действительно хотела с тобой познакомиться. Она знает, как я к тебе отношусь.
– Джош, я в самом деле желаю тебе добра. Может, сегодня вечером меньше, чем обычно. – Я начинаю злиться из-за того, что он прервал мой радостный сон. – Но думаю, для меня это слишком, особенно если вспомнить, что происходило между нами последние несколько месяцев и о чем я не желаю спрашивать тебя сейчас, а возможно, и вообще никогда.
– О! – восклицает Джош и тут же замолкает. Хорошо, что я не задала серьезных вопросов, поскольку едва ли получила бы серьезные ответы.
– Итак, принимая во внимание наши отношения и то, куда они могли нас привести, но, как выясняется, вовсе никуда не вели, полагаю, я держалась предельно корректно, предельно мило, не так ли?
– Разумеется. – Джош явно собирается продолжить, но я не позволяю ему этого сделать.
– Отлично. Тогда послушай: я хочу, чтобы ты прекратил заскакивать сюда. Эти сюрпризы мне не нужны. Женись. Переезжай в другой город. И я смогу спать спокойно. И обрету возможность спокойно бодрствовать.
– Я просто… – бормочет Джош.
Я начинаю расхаживать по комнате, размахивая руками. Сейчас я действительно люблю свою квартиру.
– Я не могу сказать, что безумно счастлива последнее время, но и не слишком несчастна. Я относительно счастлива, я в порядке. У меня есть квартира, пусть и небольшая, удобная одежда. У меня есть открытка с котенком на холодильнике. – И я показываю в сторону кухни, которую тоже по-настоящему люблю сейчас. – И мне нравится моя жизнь. Мне удобно и уютно. Но если мне придется еще выслушивать от тебя, как восхитительна твоя новая-будущая-жена или как безумно счастлив ты сам… – Я умолкаю, заметив, что Джош как-то странно смотрит на меня, вернее, куда-то за меня. – Что? – спрашиваю я.
– У тебя на стене сидит огромная бабочка.
Оборачиваюсь. У меня на стене сидит огромная бабочка. Джош осторожно ловит ее двумя пальцами, подходит к окну и выпускает, возвращается к своему стулу, садится – все это одно долгое плавное движение. И мой гнев испаряется, будто вылетел за окно вместе с бабочкой. Чувствую себя так, словно меня околдовали.
– Ты считаешь, мне следует на ней жениться? – спрашивает Джош.
Чары рассеиваются.
– Черт побери, Джош. – Пожалуй, я скорее устала, чем разозлилась. – Не задавай мне таких вопросов. С этим мы покончили. Мы покончили со всем.
– Но ты гораздо рассудительнее меня, – замечает он.
Если бы сейчас не было так поздно, я, может, и подумала бы, что это значит. Мы были женаты. Развелись по моей инициативе, когда я не могла уже выносить неспособность или нежелание Джоша думать о будущем или хотя бы мыслить более конкретно. Или я просто хотела, чтобы он больше думал обо мне. Джош что, считает мое решение о разводе благоразумным? Или он имеет в виду нечто менее значительное, например, мою способность накрывать на стол? Наверное, я никогда не узнаю, что Джош имел в виду.
– А ты спрашивал у кого-нибудь совета, когда женился на мне?
– Нет.
– И вот что получилось, да?
– Вовсе нет, я до сих пор рад, что женился на тебе. Мне совсем не хотелось расставаться с тобой, но сейчас я полагаю, что это необходимый этап в нашем развитии.
– Научный подход, – хмыкаю я.
Он лишь пожимает плечами. Глубоко вздохнув, устраиваюсь на диване. Джош безнадежен. Его невозможно ненавидеть. Он таков, каков есть. И больше не принадлежит мне, так что нечего волноваться по этому поводу.
– Женись на ней, если хочешь и если она согласна, – устало говорю я. – Но даже не думай пригласить меня на свадьбу.
Джош разглядывает свои поношенные туфли: один из шнурков явно кто-то долго жевал.
– Какая же свадьба без тебя? – улыбается Джош.
– Нормальная. Я больше не желаю слышать об этой свадьбе. Ты теперь сам по себе. Мы оба сами по себе. Джош, я серьезно.
– О'кей, – кивает он и встает. – Но мне неприятно думать, что ты теперь совершенно посторонний для меня человек.
– Привыкай, пожалуйста. Кроме того, я еще и официально, по документам, совершенно посторонний человек.
Я делаю приветственный жест, вскидывая руки, как гимнастка, выполнившая трудный элемент.
Джош вновь кивает. Он уходит, а я машу ему на прощание с дивана – на этот раз ни объятий, ни поцелуев. Для одного вечера поцелуев достаточно. Когда Джош наконец, выходит, поднимаюсь и запираю за ним дверь. Затем достаю из сумочки использованные билеты и прикрепляю их магнитом к дверце своего дребезжащего холодильника. Возвращаюсь в постель и пытаюсь уснуть.
Глава 16
ЛЮБОВЬ ВО ВРЕМЕНА УПАДКА
В офисе царит неприятная тишина; она нервирует меня. Хочется, чтобы поблизости оказалась баскетбольная площадка, полная орущих детей, или по крайней мере лаяли собаки. Такая тишина повисает, когда вы внезапно просыпаетесь среди ночи и не можете понять, где находитесь, хотя вы в своей комнате, где еще несколько часов назад чувствовали себя в абсолютной безопасности. Подобная тишина наступает после того, как вы обнаруживаете на своем рабочем столе официальное письмо от руководства. Что и произошло с нами сегодня утром.
Наше издательство перешло в собственность одной из крупнейших компаний, «Маквиттон паблишинг». Прежде из научной литературы она выпускала небольшую серию под названием «Всякая всячина». Как гласит официальное письмо, некоторые отделы нашего предприятия будут «реорганизованы», а часть сотрудников – «освобождены от своих должностей с тем, чтобы применить свои силы в других сферах деятельности». Ожидайте следующей информации, сообщает письмо. Новость, влекущая за собой следующие новости, – всегда дурной знак.
– «Мы искренне сожалеем о неудобствах, которые наше решение может причинить сотрудникам», – зачитывает мне вслух Том, хотя в тексте, лежащем на моем столе, сказано то же самое.
Произнесенное вслух, все это звучит еще более устрашающе, словно нечто неизвестное, некая мрачная тень скрывается за этими словами. Мы собираемся небольшими группками вокруг своих столов. Замечаю Карла; он сочувственно, но с явным удовольствием успокаивает нескольких девиц сразу.
– «Сотрудники, которых не коснется реорганизация, получат новые должности в соответствии с опытом работы», – читает Том дальше.
– В смысле? – спрашивает Нина.
– Они дадут нам пинка под зад и вышвырнут в реальный мир, – переводит Моник.
– В твоем исполнении это звучит как-то лучше, – замечает Том.
Меня чуть поташнивает, и в животе такое неприятное ощущение, будто я приняла лекарство, вызывающее побочный эффект. Полагаю, сейчас мне не стоит садиться за руль и управлять сложными механизмами.
В мой «кубик» входит Моник. Нина уже здесь, пристроилась на коровьей табуретке, тупо глядя в свой экземпляр письма.
– Предлагаю всем сегодня поработать над своими резюме, – говорит Моник.
– Ты знала об этом? – спрашиваю я.
Она пожимает плечами:
– Слухи всегда бродят. Некоторые из них вы игнорируете из-за своей самоуверенности или глупости.
– Мы все окажемся на улице, – печально, с ноткой отчаяния произносит Нина.
– Сходи купи себе булочку, – предлагает Моник.
В письме говорится, что окончательное оформление сделки и реорганизация состоятся через два месяца. Тех, кому придется уйти, проинформируют за две недели, и они получат «достаточное выходное пособие». Мне от этого не легче. Я работаю здесь уже много лет, сразу после колледжа. Работала, когда была замужем за Джошем, когда Джейни впервые расторгла помолвку. Я сижу на одном и том же стуле уже более восьми лет. Его тоже «подвергнут реорганизации»? Когда я пришла сюда работать, мои родители еще были женаты. Мне нравится здесь, нравится повседневная суета, нравится работа, которой у меня, возможно, не будет уже через два месяца. Все эти мысли стремительно проносятся в сознании, Я заберу домой свою коровью табуретку, и там она займет место в углу или под кухонным столом. Бесполезная. Уволенная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22