– А может, вы бы зашли ко мне? Вы ведь обещали научить меня танцевать.Вообще-то она никогда ничего такого не обещала, но спорить не стала.– И мне все-таки кажется, что суши вам понравилось бы, если б вы мне поверили, – добавил он.– Я вам верю.Назавтра, когда Лиза подала заявление об уходе и сообщила о своем намерении вернуться в Лондон, Джеку хватило учтивости сказать:– Нам повезло, что ты у нас так долго задержалась. Но и ей хватило чутья понять, что от горя он не умирает.– Вы могли бы заменить меня Трикс, – невинно предложила она.– Разумеется, мы поду… Ох, хорошо ты меня поймала! – рассмеялся Джек. 64 В продуваемом всеми ветрами Рингсенде, в доме у моря нервно здоровались мужчина и женщина. Неподвижное, черное море наблюдало сквозь незашторенные окна, как он привел ее в комнату, где перед тем наводил порядок несколько часов кряду. Море давно уже знало Джека Дивайна и прежде ни разу не видело его в такой лихорадке. Заметьте, если уж на то пошло, свою фланелевую рубаху он мог бы выгладить, а джинсы надеть нерваные.Женщина присела на вычищенный диван, провела рукой по уложенным в парикмахерской волосам. Одернула кофточку, отчего сразу вспомнила о новом кружевном белье, специально для этого случая купленном.– Ты голодна? – спросил Джек, протягивая ей бокал вина.– Просто умираю от голода, – соврала она.Джек расставил на маленьком столике соевый соус, имбирь, положил палочки для еды и другие необходимые для суши аксессуары, затем заботливо пододвинул к Эшлин досочку с маленькими рисовыми конвертиками.– Там ничего такого нет, – заверил он. – Это суши для…– …начинающих, я знаю. А что, если первый кусок я съем без васаби? Чтобы входить в курс дела постепенно? – спросила Эшлин.– Хорошо, как хочешь…Но от Эшлин не укрылась промелькнувшая на его лице тень разочарования, и она расстроилась. Он так старался!– Все-таки попробую, – решилась она. – Пусть лучше все будет как положено! Разные вкусы дополняют друг друга.– Только если ты уверена. Не хочу тебя спугнуть.Он аккуратно положил точно по центру суши крохотный, прозрачный ломтик имбиря, палочками разгладил неровные края. Эшлин наслаждалась тем, как он хлопочет – и все ради нее.– Готова? – спросил он, протягивая ей суши. Эшлин открыла рот.Джек внимательно следил за ее реакцией.– Вкусно, – наконец улыбнулась Эшлин. – Необычно, но вкусно.Она попробовала суши с огурцом, с соевым творогом тофу, с крабами и авокадо, а потом осмелела так, что съела даже одну штуку с лососем.– Ты молодчина, – радовался Джек, как будто она сделала нечто действительно достойное внимания. – Так что, когда будешь готова танцевать сальсу…– Знаешь, мне трудновато будет показать тебе все как надо, – скороговоркой выпалила она, – потому что в танце должен вести мужчина.– А ты все-таки попробуй!– Но…– В самых общих чертах, – усмехнулся он.– У нас нужной музыки нет.– А какая нужна? Что-нибудь кубинское?– Да, – протянула Эшлин, осознавая свой промах. Она-то надеялась, что у него вряд ли водится такая музыка!Итак, деваться было некуда.– Ладно, бог с ней, с музыкой. Сойдет та, что звучит сейчас. Так, встаем оба.Джек проворно вскочил на ноги, и Эшлин удивилась, какой он высокий, как будто видела его в первый раз.– Лицом друг к другу.Они повернулись друг к другу лицом. Вот только расстояние между ними было не меньше трех метров.– Можно немного ближе, – предложила она.Джек сделал шаг к ней, она – к нему и наконец оказалась прямо перед ним. Слишком близко подходить она не решилась, но его запах она чувствовала и отсюда.– Теперь одной рукой обними меня. Если хочешь, – поспешно добавила она.Он послушно положил руку ей на талию. Эшлин на мгновение задержала свою над его плечом и после некоторой заминки опустила. Сквозь рубашку она ощущала тепло его тела.– А эту куда? – помахал он свободной рукой.– Этой берешь мою.– Хорошо.Он настолько непринужденно и спокойно сжал ее руку в своей большой, сухой ладони, что и Эшлин смогла расслабиться. Она просто учит его танцевать, и прикасаться при этом друг к другу совершенно естественно.– Когда я делаю шаг назад, ты делаешь шаг вперед, понял?– Покажи.– Смотри.Она отвела ногу назад, и его нога тотчас двинулась вперед.– Теперь наоборот, – продолжала Эшлин. – Ты назад, а я к тебе. И еще раз.Они повторили несколько раз, с каждым разом все красивее, ускоряя темп, пока на полушаге Джек не остановился, а Эшлин, продолжая двигаться, столкнулась с ним – и тесно прижалась бедром к его бедру. Она замерла, но он не отстранялся. Оба стояли неподвижно, застыв в танце. Подбородок Джека приходился как раз на уровне глаз Эшлин, и она рассеянно подумала: «Ему надо побриться». Это очень помогает – в такие минуты думать о чем-нибудь обычном. Потому что в закоулках сознания бродят совсем иные мысли.– Эшлин, посмотри на меня, пожалуйста! – услышала она голос Джека прямо у себя над ухом.«Не могу!»А потом вдруг смогла. Она запрокинула лицо к нему, встретила взгляд его черных, бездонных глаз, и губы их сошлись в крепком поцелуе, которого они оба ждали так долго. Эшлин захлестнуло чувство освобождения, что-то раскрылось внутри; обычно это происходило постепенно, а в этот раз пришло внезапно, обрушилось на нее, нетерпеливое, мощное.Джек держал ее лицо в ладонях, и они целовались, пока не стало больно губам, но и тогда все не могли оторваться друг от друга.– Прости, – шепнул Джек.– Все хорошо, – ответила Эшлин тоже шепотом. Постепенно поцелуи сделались легче, спокойнее и нежнее, и его губы теперь прикасались к ней с мимолетной легкостью. Музыка все еще играла, и они медленно кружились ей в такт.Эшлин запустила руки Джеку под рубашку, с наслаждением провела ладонями вверх по гладкой спине. Тела прижимались друг к другу все теснее, его ладони поддерживали ее сзади, привлекая еще ближе, и Эшлин чувствовала, что плывет, что тает от блаженства. Сколько времени так прошло, она не знала. Может, десять минут, а может, два часа, но вдруг рубашка Джека оказалась у Эшлин в руках.– Хитрая какая, – пробормотал Джек. – Беру с тебя рубашку и ставлю на твои ботинки.– Ладно, – согласилась она, еле сдерживая сердцебиение. – А что это значит? Мне разуться?– И рубашку снять. Вижу, в покер ты не играешь, придется объяснить тебе правила. Так, рубашку долой. – Он уже помогал ей выпростать руки из рукавов. – Теперь говори: ставлю на твои джинсы.– Ставлю на твои джинсы. – Она вздрогнула, когда Джек начал медленно расстегивать пуговицы на джинсах. Она выждала еще полминуты, трясущимися руками расстегнула «молнию» на своих брюках и, путаясь, стащила их.– Носки! – объявил он, но шутливый тон никак не соответствовал пристальному, настойчивому взгляду. У Эшлин сдавило горло, все тело ныло от желания, а между тем они уже стояли лицом друг к другу, Джек в белых коротких трусах, она – в новом боди с утяжкой на талии.– Правила понятны? – спросил Джек каким-то чужим, незнакомым ей голосом.Эшлин медленно кивнула, оглядывая его стройные, длинные ноги, скульптурные бицепсы, черную поросль на груди, узкой полоской спускавшуюся на плоский живот.– Думаю, да.– Теперь ты.Удивившись себе самой, Эшлин рассмеялась. С талией, без талии – она была более, чем когда-либо, уверена в себе.Протянув руку, она дотронулась до резинки трусов – и была вознаграждена тем, как вздрогнул Джек. Тогда она запустила палец за резинку и чуть оттянула. Говорить нужды не было. И так ясно, чего ей хотелось.Джек шагнул к ней, стянул с себя трусы, прикрываясь рукой. Эшлин зачарованно смотрела: это было невероятно эротично.Они пошли наверх, в спальню. Там, на свежезастеленной постели, Джек одним медленным движением раздел Эшлин. Делал он это настолько неторопливо, расстегивая по одному крючку, ленивыми движениями раздевая ее, что она чуть не вскрикнула от нетерпения. Наконец ни одной преграды не осталось.– Ты точно хочешь этого? – спросил Джек.– А ты как думаешь? – улыбнулась она.– Может, это все по инерции.– Нет никакой инерции, – мягко возразила Эшлин. – Разве ты не видишь сам?Он вдруг замер:– А ты не на спор это делаешь?Эшлин от души расхохоталась:– Вот, значит, как! Ну конечно же! Трикс на нас с тобой поставила по-крупному.Они прильнули друг к другу, и каждое прикосновение, каждое движение было нежно и вкрадчиво. А потом все чаще и чаще стало дыхание, и страсть все набирала силу, и они перестали быть нежными, а стали безудержны, нетерпеливы и грубы. Эшлин впилась ногтями в ягодицы Джека, он укусил ее за грудь. И они покатились в обнимку по кровати, и он вошел в нее одним резким, мощным толчком, вскинул ее на себя, и она обхватила его руками и ногами.Потом они лежали обнявшись, обессиленные и счастливые. Но вдруг Эшлин стало страшно. Что, если теперь, переспав с нею, Джек ее бросит?– Эшлин, – негромко произнес Джек, – ты – самое лучшее, что со мною случалось в жизни.И все ее сомнения развеялись.– Вот только меня мучает вопрос, – продолжал он, помолчав, – будешь ли ты уважать меня утром?– Не волнуйся, – сонно отозвалась Эшлин. – Я тебя и раньше не уважала.Он шлепнул ее легонько.– Разумеется, я буду уважать тебя утром, – поспешила успокоить его Эшлин. – Может, днем проигнорирую, но утром могу гарантировать тебе мое безраздельное уважение. 65 В первый понедельник апреля, за неделю до возвращения в Лондон, Лизе по почте пришло извещение об окончательном решении суда. Развод состоялся. Еще не вскрыв конверт, она уже знала, что там; как ни глупо это звучит, почувствовала исходящие от бумаги недобрые флюиды.Первым побуждением было спрятаться от известия, засунуть конверт под стопку книг и сделать вид, будто так ничего и не получала. Потом, вздохнув, Лиза быстро открыла письмо. Сколько уже раз ей приходилось делать неприятные вещи. Если прятать голову в песок, ничего хорошего не выйдет. Но действовать надо быстро и решительно, одним рывком, как срываешь с болячки пластырь.Голова у нее была поразительно ясная. Лиза заметила, как дрогнули пальцы, потянув из конверта бумаги, как пляшут перед глазами строчки. Потом слова встали на свои места, и Лиза начала вчитываться в текст. Вот и все… Никаких недомолвок, жизни то ли в браке, то ли врозь, – все решено и подписано. Конец.С той же предельной ясностью Лиза отметила, что почему-то не испытывает никакого облегчения. Наоборот, тело налилось тяжестью, будто поднялась температура – и ни радости, ни облегчения она не испытывала.«А может, послеразводная тоска вообще не проходит? Значит, надо научиться жить с нею…»Вот Фифи, получив документы о подтверждении развода, устроила грандиозный праздник. Почему же ей, Лизе, не хочется последовать ее примеру? Все дело в том, признала Лиза, что у нее нет ненависти к Оливеру. Вот размазня, даже разозлиться как следует не может!Она сложила бумагу пополам и заставила себя думать о хорошем. Все пройдет, она привыкнет. Когда-нибудь. Лондон – большой город. Она встретит другого человека. Хотя все эти «другие» такие никчемные! В сравнении – да. Но если перестать мерить всех по Оливеру, то, быть может, будет легче.А оказавшись в Лондоне, надо стараться не видеть его. Конечно, по работе их пути время от времени будут пересекаться, и тогда они будут вежливо улыбаться друг другу. До тех пор, пока не смогут спокойно встречаться, работать вместе и не думать о том, что могло бы получиться, живи они вместе. Пройдет время, и однажды, когда-нибудь, это не будет иметь ни малейшего значения.«Но сейчас я проиграла, – признала Лиза в порыве уничижительной честности. – Проиграла, и сама виновата. Этого уже не поправишь, не прогонишь из памяти; так и придется жить с этим до конца».Ее жизнь всегда была суммой ее побед. Успех за успехом – и вот Лиза стала такой, какова она есть теперь. А это поражение, где его место? Должно же быть место и для неудач, ибо сейчас Лиза поняла одно: жизнь – череда событий, и неудачи значат в ней не меньше, чем удачи.«Боль меня изменила, – с удивлением подумала она. – Боль, которая еще очень долго не утихнет, сделала меня другой. Даже если я сама того не хотела.И я рада, что была замужем за Оливером, да, рада! Сейчас мне плохо, грустно, я злюсь, что сама все разрушила, но я чему-то научилась и постараюсь сделать выводы…Это лучшее, что можно сделать…»Лиза тяжко вздохнула, взяла сумочку и, как истинный боец, отправилась на работу.В редакции творилась невообразимая суматоха: готовились к прощальной вечеринке в ее честь, в пятницу. Дело было почти такое же сложное, как презентация журнала. Лиза планировала покинуть Дублин в блеске славы. Она уже сообщила Трикс, что назначает ее лично ответственной за подарок.
В самом конце того рабочего дня, спускаясь на лифте в вестибюль, Лиза отвела Эшлин в сторонку. Ей не давало покоя еще одно дело.– Хочу, чтобы ты знала, – с нажимом сказала она, – что я в первую очередь выдвигала твою кандидатуру на место главного редактора и пела тебе хвалы перед начальством. Мне жаль, что назначили не тебя.– Это ничего, я ненавижу командовать, – возразила Эшлин. – Я по жизни подчиненная, а мы не менее важны, чем руководители.Лиза рассмеялась ее самообладанию:– Хотя эта девочка, которую назначили, вроде ничего. Могло быть и хуже: вдруг бы выбрали Трикс!Она не сомневалась, что однажды Трикс будет издавать свой журнал – причем рукой столь твердой, что сама Лиза по сравнению с ней покажется матерью Терезой. Но в данный момент мысли Трикс были заняты другим. Торговцу рыбой указали на дверь, и его место в сердце Трикс занял Келвин. Безумный служебный роман набирал обороты, но пока считался секретом.Двери лифта открылись, Лиза подтолкнула Эшлин и недобро усмехнулась:– Смотри, кто там стоит.А стояла там Клода собственной персоной, взволнованная и растерянная.– Что ей нужно? – воинственно спросила Лиза. – Пришла увести у тебя Джека? Вот дрянь! Хочешь, я ей скажу, что ее муженек пытался меня трахнуть?– Предложение замечательное, – словно издалека услышала Эшлин собственный голос, – но спасибо, не надо.– Точно? Ладно, тогда до завтра.Как только Лиза ушла, Клода шагнула к Эшлин:– Если хочешь, чтобы я ушла, скажи сразу, но я подумала, может, мы поговорим?От неожиданности Эшлин совсем опешила и не сразу нашлась что сказать.– Пойдем в паб, туг рядом.Они сели за столик, сделали заказ, и все это время Эшлин против воли не могла оторвать глаз от Клоды. Бывшая подруга выглядела хорошо; волосы она остригла, и это ей шло.– Я пришла извиниться, – робко начала она. – Я о многом передумала за последние месяцы. Я теперь совсем другая.Эшлин молча кивнула.– Теперь я вижу, какой была эгоисткой и как жестоко поступила, – выдавила Клода. – Мое наказание в том, чтобы жить дальше с тем злом, которое я сама посеяла. Ты меня ненавидишь, и не знаю, давно ли ты видела Дилана, но он в ужасном состоянии. Он так зол, и он так изменился…Эшлин не могла не согласиться. Ей тоже не нравились перемены, которые произошли с Диланом.– Ты знала, что я просила его вернуться, а он отказался?Эшлин кивнула. Об этом Дилан разве что по национальному телевидению не объявил.– И поделом мне, да? – вымученно улыбнулась Клода. Эшлин не ответила.– Дом в Доннибруке мы продали, и я с детьми живу теперь в Грейстоунз. Очень далеко, но это все, на что хватило денег. Отныне я – мать-одиночка, поскольку Дилан решил, что с опекой не справится. Учиться на ошибках тяжко…– Зачем ты все это затеяла? – резко перебила ее Эшлин.От ее суровости Клода испуганно съежилась.– Сама часто задаю себе этот вопрос.– И? Какие выводы? Не повезло с мужем? Они все не без недостатков, уверяю тебя.Клода нервно сглотнула.– Наверно, дело не только в этом. Мне вообще не следовало выходить за Дилана. Может, и трудно в такое поверить, но, по-моему, он никогда мне по-настоящему не нравился. Просто за таких, как он, обычно выходят замуж: красивый, обаятельный, ответственный, с хорошей работой… – Она с тревогой посмотрела на Эшлин, чье мрачное лицо не обещало ничего хорошего. – Мне было двадцать лет, я ничего не понимала, да и эгоистка была та еще…Клода изо всех сил жаждала сочувствия и понимания.– А что же Маркус?– Мне так не хватало развлечений и веселья!– Ну, пошла бы прыгнула с парашютом.– Или на плоту через пороги, – жалобно кивнула Клода, но Эшлин даже не улыбнулась.– Меня мучили нереализованность и фрустрация, – сделала она еще одну попытку. – Временами я чувствовала, что меня как будто душат…– Молодые мамы часто маются от скуки, – отрезала Эшлин. – Да и мало ли с кем такое случается. Но они не пускаются во все тяжкие. И не уводят парней у лучших подруг.– Знаю, знаю, знаю! Я теперь сама все вижу, но тогда-то себе отчета не отдавала! Прости меня, я просто думала, будто могу позволить себе все, что хочу, если я так несчастна.– Но почему с Маркусом? Почему с моим другом?Покраснев, Клода опустила глаза и принялась разглядывать свою коленку. Говорить то, что она собралась сказать, было весьма рискованно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47