– Я никогда еще не работал, – сглотнув, сказал Бу.– Может, пора бы начать?– Не могу же я всю жизнь бить баклуши!– Гм… да, – согласился Джек, не зная, смеяться или плакать.– Да успокойтесь вы, – подтолкнул его локтем Бу и улыбнулся. – А чем я буду заниматься: только книжным обозрением или чем-то другим тоже?– Гм… – совсем смешался Джек, – скорее чем-то другим.
Наутро, придя на работу, он преподнес эту новость Эшлин, будто подарок.– Я нашел Бу и рассказал ему о работе на телестудии. Кажется, он заинтересовался.– Здорово!Однако воодушевление в голосе совершенно не соответствовало потерянному выражению ее лица.– У него плоховато с одеждой, поэтому я велел ему зайти сюда и поговорить с Келвином. У нас в отделе мод полно никому не нужных мужских шмоток, там ему хватит одеться с головы до ног.Эшлин притихла и замерла. До сих пор она не уронила ни единой слезы, но слов Джека было почти достаточно, чтобы растопить даже ее.– Это очень мило с вашей стороны, – глядя в пол, пробормотала она.– Вот только, – смущенно продолжал Джек, – сначала Бу почему-то думал, что мы хотим поручить ему книжное обозрение для «Колин». Отчего это?Эшлин распрямилась, расправила плечи:– Ну, пытайте.Сказавши, она тут же пожалела об этом. На лице Джека промелькнуло что-то такое, от чего она замерла на полувздохе, вдруг испугавшись, что понемногу оживает.– Книжное обозрение? – рассеянно переспросила она и тут вспомнила. – Я же носила ему книжки, что нам присылали на отзыв. Те, которые больше никому не понадобились. И он всегда говорил, понравилось ему или нет.– Вот и хорошо. С понедельника он работает на телестудии курьером. А книжными обозрениями для «Колин» заведует Лиза. Но мы всегда можем спросить у нее, – бодро подытожил Джек.
Заливаясь слезами, Клода отперла входную дверь.– Что такое? – ахнул Маркус.– Дилан. Он мерзавец.– Что он сделал? – осведомился Маркус, следуя за ней в кухню.– Поделом мне! – Клода села за стол, вытерла мокрые глаза. – Я не говорю, что не заслужила этого. Но это так тяжело! Когда бы он ни пришел, у него вечно для меня плохие новости, и мне становится ужасно плохо.– Так что он сделал? – опять спросил Маркус.– Отобрал у меня все мои кредитные карточки. И закрыл наш общий счет. Теперь будет каждый месяц выдавать пособие. Угадай, сколько?Всхлипывая, Клода назвала столь жалкую сумму, что Маркус воскликнул:– Пособие? Да это же смешно! Клода улыбнулась дрожащими губами:– Я была плохой девочкой, так чего ж мне ждать?– Но его долг заботиться о тебе, ты ведь ему жена! Пылкие слова Маркуса как-то не соответствовали его действиям: говоря, он рылся в стоявших на подоконнике ящиках со всякой мелочью.– Наверно, он не думает, что по-прежнему должен обо мне заботиться… – возразила Клода и ненадолго замолчала. – Ты что делаешь?– Ручку ищу.– На. – Ручка нашлась в пенале Крейга. – А теперь что ты делаешь?– Да так, просто… – Маркус нацарапал что-то на обрывке бумаги. – Ничего. Пойдем в постельку, – промурлыкал он, уткнувшись Клоде в затылок.– Думала, так и не позовешь.Она улыбнулась уже не так жалобно, встала и направилась в гостиную. Но Маркус не спешил идти за нею. Прелесть подросткового секса на жестком диване уже начала ему приедаться.– Идем наверх.– Нет, нельзя.– Да сколько еще будет продолжаться этот маскарад? Ну же, Клода, – завел он. – Они ведь совсем маленькие. И ничего не понимают.– Вот паршивец, – хихикнула она. – Только не шуми.– В таком случае ты не будь такой офигенно соблазнительной.– Постараюсь, – усмехнулась Клода.Секс, как всегда, был головокружительный. Ей удалось забыться, раствориться в Маркусе, не думать ни о своем позоре, ни о стесненном материальном положении. Маркус входил в нее сильно, грубо, часто – и вдруг замедлил движение.– Быстрее! – выдохнула Клода.Но он двигался все тише и наконец совсем замер.– Что такое?– Клода, – предостерегающе протянул он, глядя куда-то в сторону, и она стала поспешно выбираться из-под него, испытывая ужас, – я забыл запереть дверь!На пороге, изумленно глядя на Маркуса, стоял Крейг.– Папа? – дрожащим голоском произнес он и заплакал.– Мама, это Лиза.– Здравствуй, милая, – ласково сказала Полина. – Как я рада тебя слышать!– И я тебя. – У Лизы сдавило горло от нежности в мамином голосе. – Слушай, я тут хотела в следующие выходные приехать к вам в гости. Если тебе удобно, – поспешно добавила она.– Господи, ну конечно! Мы с папой счастливы будем тебя повидать.Лиза и сама, наверное, не могла бы объяснить, почему ей вдруг страшно захотелось к маме.– Я тебя очень жду, детка моя милая! Ты так меня порадовала.В голосе Полины было столько радости и тепла, что Лиза не на шутку засомневалась, не выдумала ли она, что родителям с нею неловко и неуютно. Не сама ли она в этом виновата?
Эшлин потеряла счет дням. Мир для нее по-прежнему оставался юдолью скорби, но она умудрялась все же работать. Раньше она всегда стеснялась собственной усидчивости, но теперь смутно понимала, что, вероятно, в усидчивости и заключено ее спасение.– Гороскопы на ноябрь готовы, – помахала пачкой распечаток Трикс. – Идите все сюда, сейчас я вслух прочитаю.Работа мгновенно прекратилась.– Прочти про Скорпиона, – взмолилась Эшлин.– Ты ведь Рыбы.– А мне интересно про Скорпиона. И еще про Козерога.Скорпионом была Клода, а Козерогом – Маркус, и Эшлин хотела знать, что там у них получится в ноябре. Джек Дивайн поймал ее взгляд и в ответ посмотрел грустно и укоризненно. Он-то все понимал. Эшлин поспешно отвернулась. Она имеет право читать любые гороскопы, а могла бы устроить и кое-что похуже. Вот Джой вообще предлагала напустить на Маркуса и Клоду порчу.Согласно гороскопу Клоду и Маркуса ждал весьма неровный месяц, с подъемами и спадами. В это верилось легко.– А вы кто, ДД? – спросила Трикс.– Для вас – мистер Дивайн… Весы, – вздохнул он, видя, что Трикс упрямо ждет ответа по существу. – Но только я в эти звездные бредни не верю. Как и все Весы!
Десять минут пешком до приемной доктора Макдьюитта были подобны прогулке под обстрелом. Эшлин больше всего хотелось провалиться сквозь землю, чтобы ее никто не видел и она не встретила бы никого. Надо было признать – она смертельно боялась встречи с Маркусом или Клодой.А впереди ждал неприятный разговор с доктором.– Как переносите прозак? – спросил он.– Нормально, – уныло улыбнулась Эшлин. – Простите, сэр, а вы не выпишете мне еще?– Побочные эффекты?– Голова немного кружится, и руки дрожат, а так ничего.– Аппетит пропал?– Его все равно не было.– А вы знаете, что это лекарство нельзя смешивать с алкоголем?– Гм… да.Просить ее не пить – это уж слишком!– Как проходит лечение у психотерапевта?– Знаете, я не пошла.– Но я ведь вам дал его координаты…– Да, но я не могу позвонить туда. Не могу никак решиться.– Вот еще! – рассердился доктор, поднял трубку, набрал номер, потом еще один.Закончив короткий разговор, доктор повесил трубку, написал что-то на листке из блокнота.– Каждый вторник, в шесть часов. Не будете ходить к психотерапевту, не будет вам больше прозака.«Вот вредина!» – разозлилась Эшлин. Уныло тащась обратно по Темпл-Бар, она услышала крик:– Эй, Эшлин!Ее догонял молодой человек в каких-то невообразимых ботинках, настоящая жертва моды, в которой она не сразу узнала Бу. Его волосы блестели, на лице появился румянец, и неожиданно для себя Эшлин рассмеялась.– Каким ты стал красавцем, – восхищенно заметила она.– На работу бегу, у меня смена с двух до десяти. – Бу вдруг громко рассмеялся. – Представляешь, что я такое говорю?!А потом принялся пылко благодарить Эшлин:– На телестудии так здорово! Они мне часть денег выплатили авансом, чтобы я устроился в общежитие.– А работа тебе по силам? – поинтересовалась Эшлин. Она искренне тревожилась о том, что после уличной вольницы Бу тяжко будет привыкать к расписанному по часам и минутам рабочему дню, к дисциплине и ответственности.– Это курьером-то? – фыркнул Бу. – Как нечего делать! Даже в этих ботинках.– Прикольные шмотки, – похвалила Эшлин, оглядывая безумного покроя куртку, невероятную рубашку и очень оригинальные ботинки – словно из «Звездных войн».– Выгляжу, как полный шизик, – снова захохотал Бу. – Хуже всего ботинки. Там у вас в редакции Келвин отдал мне скопом все самые чумовые тряпки, но они хотя бы чистые, а нормальную одежду я куплю с получки. Погоди-ка! Сейчас еще раз повторю.Он причмокнул губами и с наслаждением произнес:– Куплю с получки.Его радость оказалась заразительна.– Хорошо, что все у тебя устраивается, – улыбнулась Эшлин.– А кого за это благодарить? Только тебя! И Джеку передай спасибо. Он классный! – Бу с горящими глазами ждал, чтобы Эшлин с этим согласилась.– Да, классный, – смущенно признала она. Когда, интересно, Джек Дивайн успел стать таким хорошим?– А ты слышала, что я сначала думал, что буду вести в журнале книжное обозрение? – хохотнул Бу. – А вообще-то я хочу быть оператором. Или звукорежиссером. Или диктором!Вернувшись в редакцию, Эшлин собралась с духом и попросила Лизу по вторникам отпускать ее с работы пораньше.– Мне не станут выписывать прозак, если я не пройду курс у психотерапевта.Лиза явно была не в восторге.– Мне надо согласовать это с Джеком, а ты тогда приходи пораньше, чтобы все успеть, – недовольно буркнула она.Но потом смягчилась. Да и она могла позволить себе проявить милосердие. «Мне, по крайней мере, психотерапевт не нужен, – самодовольно подумала она. – И прозак я не принимаю». 61 Как-то вечером в субботу, примерно через месяц после всех потрясающих событий, Тед должен был выступать на вечере юмора. Маркус тоже был в программе.– Надеюсь, ты не обидишься, – с наигранной легкостью сказала Эшлин, – только я за тебя болеть не пойду.– Да что ты, Эшлин, я все понимаю!– Но когда-то тебе придется снова начать выходить на люди, – строго заметила Джой.– Чужих там не будет, – вкрадчиво подхватил Тед, – только друзья, с которыми ты еще не знакома.– А точнее, – перебила Джой, – чужих не будет, будут друзья мужского пола, с которыми ты уже была знакома.– Чужих не будет, – раздраженно отмахнулась Эшлин, – будут только бывшие друзья, с которыми я еще не знакома.Она пребывала в нервном напряжении до самого воскресенья, когда снова увиделась с Тедом и очень старалась не задавать вопросов, но в конце концов не выдержала.– Тед, извини, а он там был? Тед кивнул утвердительно.– Обо мне не спрашивал? – еле слышно выдавила Эшлин.– Я с ним не общался, – скороговоркой выпалил Тед. Эшлин была разочарована. Тед непременно должен был поговорить с Маркусом, чтобы Маркус мог спросить его о ней! Хотя, если б он действительно поговорил с Маркусом, у нее было бы чувство, будто ее предали.– А она там была?Чувствуя себя по уши виноватым, Тед снова кивнул.Эшлин замолчала. Как бы ни хотелось ей думать иначе, она заранее знала, что Клода будет на вечере, потому что по субботам Дилан навещал детей, заодно исполняя обязанности няньки. Эшлин оставалось лишь проклинать свою память, сохранившую в мельчайших подробностях все, что Дилан поведал ей о двух голубках. Лучше б ей ничего не знать, но побороть любопытство она была не в силах.Эшлин отчетливо представляла себе, как Клода пожирает глазами Маркуса, а он – ее. Пауза тянулась так долго, что Тед уже подумал, что вывернулся и вопросов больше не будет. Мало-помалу он начал успокаиваться – но слишком рано! Эшлин сдавленным голосом спросила:– Они друг в друга очень влюблены? Это заметно, да?– Еще чего, – фыркнул Тед, сочтя за лучшее не упоминать, что перед выступлением Маркус объявил: «Посвящается Клоде».
После того как Крейг застал их в постели, Маркус убедил Клоду, что за семь бед ответ все равно один, и теперь почти каждую ночь оставался у нее. Все складывалось лучше, чем можно было ожидать: дети вроде бы приняли его, и иногда Клода даже наслаждалась покоем.Все собрались за кухонным столом. Молли рисовала цветы, Крейг делал уроки, Клода ему помогала, а Маркус работал над новым текстом.Все было благостно и безмятежно.– Клода, – сказал Маркус, – хочу прочесть тебе один кусок.– Дай мне еще десять минут. Хочу закончить с Крейгом.Через некоторое время, когда Клода в который раз показывала Крейгу, как пишется большая буква К, Маркус не выдержал.– Клода, слушай!– Еще минутку, дорогой, и я вся твоя.Громко хлопнула кухонная дверь. Клода вскинула голову. Что случилось?Но Маркуса уже и след простыл.
Был конец октября, четверг, половина восьмого вечера. В редакции остались только Джек и Эшлин. Джек выключил свет у себя в кабинете, запер дверь и подошел к столу Эшлин.– Как дела? – вкрадчиво спросил он.– Отлично. Вот дописываю статью о проститутках.– Нет, я имел в виду… вообще. С психотерапией, с лекарствами? Помогает?– Наверное.– Моя мама говорит, время – лучший лекарь, – сообщил он. – Помню, когда у меня было разбито сердце и я думал, что никогда уже не оправлюсь…– У вас было разбито сердце? – переспросила Эшлин с искренним недоверием.– А вы думали, у меня его вовсе нет?– Не думала, но…– Да ладно, скажите честно, что думали.– Нет, – вспыхнув, возразила Эшлин и отвернулась, чтобы он не увидел, как она улыбается. – Это из-за Мэй? – не удержавшись, полюбопытствовала она.– Из-за той, что была до Мэй. Ее звали Ди. Мы очень долго были вместе, она меня бросила, и я в конце концов это пережил. Переживете и вы.– Да, но Дженнифер, мой психотерапевт, говорит, что у меня дело не только в разбитом сердце.– А в чем еще?Он спросил так мягко и по-доброму, что Эшлин, не успев опомниться, рассказала ему все – о маминой депрессии, о ритуалах и правилах, которые она придумала, чтобы как-то с этим справляться.– Вот вам и мисс Чинить-Паять, – закончила она. Джек изменился в лице.– Простите, – быстро сказал он. – Простите, что я…– Да ладно. Это ведь правда.– Да? Потому вы и носите в сумке столько всего, потому не любите никого огорчать?– Кажется, Дженнифер именно так и думает.– А что думаете вы?– Наверно, то же самое, – вздохнула Эшлин.Она не стала говорить, что еще Дженнифер предположила, будто по этой же причине Эшлин всегда выбирает мужчин, которых надо воспитывать и приводить в порядок. После первого взрыва возмущения Эшлин с нею согласилась: она была нужна почти всем своим парням, в том числе милому разгильдяю Фелиму и настырному юмористу Маркусу, и ей это нравилось.– А что говорит Дженнифер о вашей Weltschmerz?– Говорит, что мне уже легче, даже если я сама того не замечаю. Еще говорит, у меня будут периодически случаться приступы, но я могу что-нибудь делать, чтобы держать это под контролем. Например, пойду в добровольную организацию, помогать таким, как Бу… Тем, кому не повезло встретить своего Джека Дивайна! – шутливо добавила она.Джек с притворной скромностью опустил глаза и сквозь ресницы бросил быстрый взгляд на Эшлин, а потом их взгляды встретились.Веселиться почему-то расхотелось, и они замолчали, по инерции продолжая глупо улыбаться.Первым опомнился Джек.– Господи, Эшлин, – с преувеличенным воодушевлением воскликнул он, – я так рад! Знаете, Бу замечательно справляется с работой на телестудии.– Это все вы устроили, – подхватила Эшлин. Действительно, последние два месяца она жила в таком тумане, что даже не поблагодарила его по-человечески.– Да бросьте вы! – Снова встречаться глазами было опасно. А когда не знаешь, о чем говорить, лучше всего говорить о погоде. – Дождь льет как из ведра. Вас не подвезти до дома?Он оперся ладонями о стол, и Эшлин вдруг вспомнила, как он мыл ей голову. Теплые, сильные руки, блаженное ощущение покоя, жар мощного тела…– Нет, нет, – поспешно спохватилась она. – Я еще посижу.– А на танцы вы теперь не ходите? – к ее удивлению, спросил Джек.Эшлин покачала головой. Танцевать ей давно уже не хотелось.– Может, потом еще пойду, ну, когда все утрясется…– А вы не показали бы мне как-нибудь самые простые па?Ничего более невероятного Эшлин представить себе не могла.– Ладно, – кивнула она. – Устроим вечеринку с сальсой и суши.– Ловлю на слове. Джек пошел к выходу.– Как дела у Мэй? – спросила вдогонку Эшлин.– Хорошо, мы видимся иногда.– Передавайте ей привет от меня. По-моему, она очень милая.– Передам. Она теперь встречается с каким-то садовником.– По имени Кормак? – вырвалось у Эшлин. На лице Джека отразился благоговейный ужас:– А вы откуда знаете?!
Среди ночи у Лизы зазвонил телефон. Она вскочила с колотящимся сердцем. Не дай бог, что-нибудь с мамой или папой? Не успела она добежать, включился автоответчик, и мужской голос начал диктовать сообщение.Оливер. И говорит громче обычного.– Прошу прощения, Лиза Эдвардс, – внятно произнес он, – ты все-таки изменилась.Она схватила трубку.– Что?!– И тебе привет. Тогда, в Дублине, ты гоняла с мальчишками в футбол, и я сказал, что ты изменилась, а ты ответила, что нет. Солнце, ты мне соврала!– Оливер, сейчас без двадцати пять. Утра!– Я понимаю, но с тех самых пор это не дает мне покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47