Он только ждал, когда станет ясно, каких высот она сможет достичь. Он не хотел вмешиваться, пока ее статус не упрочится и Кейт не станет признанной знаменитостью. Всемирно известной звездой номер один. Не раньше.
Внезапно началась война, и он отложил воплощение своего замысла. Четыре года он служил в морской пехоте – трудные, страшные четыре года… Он вернулся с войны, разгоряченный насилием и готовый на что угодно.
Готовый заняться Кейт…
Он бросил последний взгляд на фотографию Кейт в газете. Как она великолепно выглядела! Как дивно… Неотразимая! Но все же это была просто Кейт.
Просто его жена.
Час пробил, Кетти, душка. Я уже здесь.
Бросив десятицентовую монетку на столик для официантки, Квентин Флауэрз встал, оставив сигарету дымиться в пепельнице. Он направился к двери кафе, открыл ее пинком и вступил на залитый солнцем бульвар Санта-Моника. Он был в Калифорнии. Он был в Голливуде.
2
Ив Синклер проснулась в одиночестве.
Комната была в полумраке. Она не знала, была ли еще ночь или уже наступил день. В ее голове было пусто – память замутнена изрядной порцией алкоголя, выпитого с вечера. Впрочем, так было слишком часто последние четыре года. Слагаемыми ее жизни были спиртное, наркотики, бесчисленные, часто едва знакомые мужчины и кошмарные мысли по ночам. Казалось, от ее былой гордости не осталось и следа.
Она лежала на кушетке в комнате своего дома в Малибу. Она могла слышать волны, накатывающиеся на берег снаружи, тревожные и зловещие. Они открыла глаза с болезненным усилием. Мгновение она смотрела перед собой, как смотрело бы немое существо на заре мира, вглядываясь в темноту как в нечто абсолютно беспросветное, неизведанное и бездушное.
Потом она пришла в себя настолько, чтобы понять, кто она такая.
Прострация сменилась рыданиями. Мир приоткрыл знакомое лицо, уродливое и безнадежное. Еще одно утро. Она проснулась. Дикая головная боль, вызванная похмельем, начала разрывать мозг.
Она встала и поплелась в ванную, натыкаясь на стулья, кушетки, столы, уставленные полупустыми бутылками со спиртным. Она открыла аптечку, не зажигая света в ванной, и взяла четыре таблетки аспирина. Свежая водопроводная вода на вкус казалась взятой со дна грязного пруда – такими искаженными стали ее вкусовые рецепторы.
Так и не взглянув на себя в зеркало – ее лицо было зрелищем, которое все труднее было вынести в последние годы, – она стояла и ждала, сможет ли проглотить таблетки без осложнений.
К ее приятному удивлению, желудок принял их. Она помедлила еще мгновение, прежде чем добавить фенамин к химической смеси внутри себя. Затем проглотила несколько таблеток от тошноты и пошла на кухню.
Там был кавардак. Она отпустила прислугу почти на неделю, предпочитая мирно пить в одиночестве. Ее руки тряслись, когда она положила кофе ложкой в кофеварку, налила воды, поставила вариться. Ей удалось выбросить несколько бутылок из-под пива и ликера и остатки пищи со стола. Но потом ее силы иссякли, она вернулась в гостиную, закурила сигарету и стала ждать, пока будет готов кофе и подействует фенамин.
Она окинула комнату наметанным взглядом, ставшим зорким за эти годы отчаяния. Она искренне не могла вспомнить, был ли с нею сегодняшней ночью мужчина. Все говорило за то, что вчера она пила не одна. Сигаретных окурков было больше, чем достаточно для одного человека. Подушки разбросаны на кушетках повсюду. Отдавала ли она свою плоть незнакомцу на большой кушетке у камина? Или это было на полу?
Она не знала. Если кто и был здесь до того, он уже ушел. Кто бы он ни был.
Тоска одиночества пронзила Ив при этой мысли. На какое-то мгновение она почувствовала себя маленькой и беззащитной. Она была словно крохотной девочкой внутри тела взрослой женщины, беззвучно плачущей в поисках тепла, которого не было, ласки, которой не было, когда она смотрела на кольца дыма, поднимавшегося от сигареты. Сигарета была в пальцах взрослого, которые не могли принадлежать ей.
Ее пальцы дрожали теперь так сильно, что Ив потянулась к ближайшей бутылке, плеснула в бокал то, что оказалось виски, и выпила это залпом. Она закрыла глаза, чувствуя, как жидкость буквально разливается по ее внутренностям. Ее физическая боль была сильной. Но она не шла ни в какое сравнение с болью душевной, которую различные наркотики должны были бы заглушить.
Ив сидела на кушетке, слушая неумолкающий шорох прибоя и готовясь к борьбе с тем, что стало сильнее ее. Так было каждое утро – попытки не пить, попытки не помнить. Не думать.
За последние четыре года Ив утратила свой блеск и статус звезды, которого она добилась такой дорогой ценой, и погрузилась в небытие. Голливудский кошмар, поглотивший так много друзей и врагов на ее памяти, наконец настиг и ее. Она сломалась.
Из-за Джозефа Найта. Из-за его «Бархатной паутины».
Его фильм получил восемь наград Академии, включая приз за лучшую картину. Он сам получил «Оскара» как лучший режиссер.
Кейт Гамильтон, инженю, получившая отнятую у Ив роль, была награждена «Оскаром» как лучшая актриса.
В пылу дифирамбов, которые пелись этому фильму, Джозефу Найту и Кейт – ее провозгласили самой выдающейся актрисой мира после одной-единственной роли, – Ив Синклер была забыта. Ее капризы на съемочной площадке и ее изгнание Найтом стали преданием старины глубокой. Все утонуло в блеске славы Найта и его жены, его новоиспеченной звезды.
Казалось, никто в Голливуде не помнил об Ив Синклер после того, как Кейт заняла ее место. И поэтому никто, кроме самой Ив и ее агента, не заметил, что все ее заслуги пошли псу под хвост в тот самый день, когда Найт выпроводил ее со съемок «Бархатной паутины».
Ее родная студия решила, что она больше не существует. Для нее не было сценариев. Ее почтовый ящик пустовал. Никто из руководства студии не отвечал на ее телефонные звонки. Ее перестали приглашать даже на самые захудалые мероприятия и вечеринки.
Молчание телефона было красноречивым. Оно было зловещим. Когда прошли первые адские недели, Ив Синклер увидела глубину постигшей ее катастрофы. Ее по-детски взрывное и упрямое поведение на съемочной площадке Найта не только ударило по ее репутации. Случилось нечто худшее. Кейт Гамильтон своей великолепной игрой ввела в обиход эталон нового имиджа ведущих актрис, новый стиль. Это был земной, чувственный образ, трагический и глубокий. И он сразу же снискал любовь публики, поразил ее воображение. Когда это произошло, образ Ив Синклер, изящный, но несколько рафинированный и холодный, отошел в прошлое.
Почти в одночасье с Ив было все кончено. Публика, с привычной жадностью до новых имен и короткой памятью, быстро забыла ее. Студии больше не нуждались в ней. Там было полно других актрис, более молодых, второстепенных молодых звезд, которых они могли натаскать так, что они будут подражать Кейт, пытаясь приобщиться хотя бы к крупице ее славы.
Все вели себя так, будто Ив Синклер никогда не существовала.
Благодаря невероятным усилиям ее агента родная студия изредка предлагала ей роли во второразрядных картинах – мордобойных поделках, мелодрамах с ограблениями, вестернах и даже дешевых мюзиклах. Ив отказалась ото всех предложений. Она знала, что появление в подобном фильме означает конец ее карьеры знаменитой звезды. Ей нужно переждать бурю и постараться взять реванш позднее. Быть может, ее час еще настанет.
После четырех предложений наступило полное молчание. На Ив поставили крест.
Буквально в течение нескольких недель после истории с «Бархатной паутиной» она выпала из списка десяти актрис, делавших самые большие кассовые сборы. Ив знала – вернуться туда она уже не сможет никогда.
И все из-за Джозефа Найта. И Кейт Гамильтон.
В течение первых месяцев после катастрофы Ив просиживала часами в своей комнате, думая, как уменьшить свои потери. Она припоминала каждого студийного чиновника или звезду, которым она оказала какую-либо услугу. Она вертела эту мысль под разными углами, думая о каждой сомнительной, бесчестной и даже грубой и непристойной попытке, которую она может предпринять, чтобы вернуть себе хотя бы малую часть того, чего лишилась.
Но все было напрасно. Все ее хорошо отточенное оружие было бесполезно сейчас. Не было продюсеров, которых можно было соблазнить, не было талантливых режиссеров, которых она могла перетянуть на свою сторону, не было блестящих сценаристов, которым она могла посулить различные блага за то, что они напишут сценарий, достойный ее таланта. Голливуд повернулся к ней большой широкой спиной.
И все из-за невероятного, просто безумного факта, что в роковой для Ив момент Джозеф Найт попался на ее пути и отрава его обаяния проникла ей в сердце и ослабила ее железный контроль над собственной карьерой.
Когда эта горькая правда дошла наконец до сознания Ив, она начала пить. Она увидела, что алкоголь был драгоценным противоядием от нестерпимой боли, которая разрывала ее душу постоянно. Казалось, что в ее венах вместо крови текло отчаяние.
Вскоре она стала мешать алкоголь с наркотиками и с радостью отметила, что стена между нею и реальным миром стала толще. Она перестала думать о своей карьере. Ее единственной мыслью было – как убить время, каждый день до того, как придет ночь.
У нее поменялся круг знакомых – появилось много порочных, извращенных, принадлежащих к малообеспеченным слоям общества, с которыми можно было пить. И спать. После она с трудом могла припомнить их лица. По крайней мере, ей не нужно было тревожиться, что в один прекрасный день она может столкнуться с ними на какой-нибудь вечеринке. Ее давно уже не приглашали никуда.
По-настоящему их и не было здесь, этих мимолетных приятелей с нечистым дыханием, неискренними голосами, руками, членами и языками. Ив была одна.
Она была одинока на этой земле– что было самой сутью ее муки. Это было состояние, которым она гордилась в былые времена – когда ей сопутствовал успех. Но теперь она была одинокой в своей агонии, «банкротом», «бывшая некто» – как это называли в Голливуде. Никто в этом мире не болел за ее судьбу, не заботился о ней. Никто не замечал ее боли, ее отчаяния, не старался успокоить ее своей человеческой добротой…
Однажды Ив затосковала по матери. Вернее, по идее матери. Не по тому хваткому, эгоистичному существу, которое помогло Ив строить ее карьеру так много лет назад, но по настоящей, обычной матери, с ее лаской, заботой, которая возьмет ее в свои объятия и утрет ее слезы.
Но этого не было. Не было никого.
Бутылка стала ее единственным другом. И тревожная тьма – то ли день, то ли ночь, – которая отделяла ее от волн, берега, людей на земле, стала ее единственным убежищем.
Убежищем, которое позволяло не смотреть в зеркало на свое лицо, не думать о потерянном прошлом и о будущем, которое никогда не настанет.
…Она все еще сидела на кончике стула, ожидая, когда утихнет головная боль, как вдруг услышала звонок.
Она с трудом добралась до телефона и взяла трубку. Это был ее агент.
– Как дела, Ив? – спросил он. Ив горько улыбнулась, почувствовав неловкость в его голосе. Он знал, как она жила. Он старался звонить ей как можно реже, потому что не хотел быть свидетелем ее безнадежного положения.
Несколько радиопередач и рекламных шоу, участия в которых ему удалось добиться для Ив (ему приходилось заниматься этим самому, потому что департамент рекламы ее студии больше не замечал ее существования и тем более не собирался предпринимать ради нее каких-либо шагов), ни к чему не привели. Сначала она согласилась на несколько предложений, но ее состояние было настолько очевидным, что всякий, кто видел ее, мысленно желал, чтобы она вовсе не появлялась перед публикой.
За последние шесть месяцев таких предложений не было вовсе.
Но сегодня у него были для нее кое-какие новости.
– Послушай, Иви, – сказал он. – У меня есть для тебя кое-что очень, очень грандиозное. Невероятно грандиозное. Но тебе придется решиться на многое. Не время думать о своем «я». Речь идет о твоем будущем. Это может быть началом чего-то огромного, новой эпохи в твоей карьере, если ты верно раскинешь карты.
– О чем ты говоришь? – Ив спросила хрипло, с трудом.
– У меня в руках сценарий, – ответил он. – Я только что окончил его читать. Здесь есть великолепная роль для тебя. Просто потрясающая. Не думаю, что кто-нибудь на свете мог бы сыграть ее так, как ты, – если, конечно, ты постараешься.
Ив стояла, потерянная в полумраке гостиной, пытаясь унять бурю в своем мозгу.
– Что это за роль? – спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.
– Ты сама увидишь. Я сейчас тебе его пришлю, – сказал Фредди. – Ты не поверишь своим глазам.
– Кто ее предлагает? – спросила Ив.
– Видишь ли, все немножко сложнее, – ответил Фредди в некотором замешательстве. – Это не совсем предложение. Они еще не решили, кто будет ее играть. Такие вот дела… Но я имею там некоторое влияние. Так что они будут очень, очень заинтересованы в твоей кинопробе.
– В моей кинопробе? – воскликнула Ив, на секунду забыв о головной боли. – Ты хочешь сказать, что мне потребуется проба? Как ты думаешь, Фредди, кто я? Ив Синклер не нуждается в испытаниях!
Наступила пауза. Молчание Фредди было красноречивым. Он ждал, пока Ив остынет и взглянет фактам в лицо. Те дни, когда она была звездой, миновали. Ей нужно браться за работу, пока это еще возможно. Она выбрала неудачное время для капризов.
– Мне очень жаль, детка, – сказал Фредди. – Я сделал все, что мог. По правде говоря, они боятся предлагать эту роль тебе, потому что ты можешь с ходу отказаться от нее.
Он лгал – никто даже и не думал об Ив в качестве актрисы, – но надеялся, что его ложь выведет ее из летаргии.
– О ком… о ком ты говоришь? – выдавила из себя Ив.
– Дело в том… Этот новый фильм будет снимать Джозеф Найт.
Ив стала смертельно-бледной. Ее руки начали дрожать.
Новый фильм Найта! И он интересуется ею в качестве главной героини! Возможно ли это? Может ли Найту войти в голову сумасшедшая идея реставрировать ее карьеру после того, как он разрушил ее собственными руками?
– Ты шутишь, Фредди, – сказала она наконец. Ей удалось улыбнуться. – Это что – утка для колонки слухов? «Ив Синклер будет играть главную роль в фильме Джозефа Найта…»
Несмотря на свою иронию, Ив начала приходить в радостное возбуждение. Ее пальцы, держащие трубку, стали ледяными.
Опять наступила неловкая пауза.
– Дело в том, золотко, – начал Фредди, – что это не совсем главная роль.
Лицо Ив омрачилось. В этот момент ее возбуждение начало сменяться подавленностью. Какие еще новые унижения приготовил для нее этот человек? Когда же конец ее мучениям, связанным с Джозефом Найтом?
На другом конце провода Фредди кусал губы в замешательстве. Он надеялся, что Ив уже слышала о том, что Кейт Гамильтон будет играть главную роль в новом фильме Найта. Но теперь он вдруг понял, что Ив ничего не знает, потому что перестала читать газеты, и еще – никто из ее знакомых не рискнул бы упомянуть при ней о будущем триумфе Кейт Гамильтон.
– Кто же играет главную роль?
– Видишь ли, это Кейт Гамильтон, – проговорил Фредди осторожно. – Но поверь мне, солнышко, что вторая по значению роль даже лучше, чем главная. Это выдающаяся, невероятная роль. Поверь мне!
– И они предлагают мне эту роль? – спросила Ив. – Они предлагают мне пробу?
– Понимаешь… – начал Фредди. – Не то чтобы они ее предлагают. Но я могу это устроить. Нет, серьезно, я могу это устроить. Однажды они взглянут на вещи моими глазами… Я имею в виду, что никто лучше тебя не справится… Не сыграет так, как ты…
Ив почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Ей казалось, что она сейчас упадет в обморок. Как, думала она, как дошла до такого падения, как? Ее гордая сущность? Ее блестящее положение в Голливуде?.. Они не предлагают ей даже пробу. Фредди просто положил глаз на сценарий и думает, что она сумеет проявить себя с лучшей стороны в этой кинопробе, если он на коленях будет умолять Найта и его компанию допустить к ней Ив.
Какая гримаса судьбы! Всего несколько лет назад Ив была столпом Голливуда. А сегодня она дошла до того, что должна упасть в ноги тому самому человеку, который сбросил ее с Олимпа, умоляя дать ей второстепенную роль – вернее, кинопробу на второстепенную роль в фильме, главную роль в котором будет играть актриса, четыре года назад занявшая ее место и способствовавшая гибели ее карьеры!
Ив потянулась к бутылке виски. Но не было стакана. Ей придется выпить прямо из горла.
Она колебалась.
Какие-то колесики завертелись в ее мозгу, заржавелые, но все еще жизнеспособные. Она и прежде попадала в переделки– когда с ее карьерой было все о'кей – и с ловкостью преступника и талантом звезды спасала себя из самых безнадежных ситуаций.
Никогда ее положение не было еще таким жалким. До этого момента она была уверена, что она конченый человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Внезапно началась война, и он отложил воплощение своего замысла. Четыре года он служил в морской пехоте – трудные, страшные четыре года… Он вернулся с войны, разгоряченный насилием и готовый на что угодно.
Готовый заняться Кейт…
Он бросил последний взгляд на фотографию Кейт в газете. Как она великолепно выглядела! Как дивно… Неотразимая! Но все же это была просто Кейт.
Просто его жена.
Час пробил, Кетти, душка. Я уже здесь.
Бросив десятицентовую монетку на столик для официантки, Квентин Флауэрз встал, оставив сигарету дымиться в пепельнице. Он направился к двери кафе, открыл ее пинком и вступил на залитый солнцем бульвар Санта-Моника. Он был в Калифорнии. Он был в Голливуде.
2
Ив Синклер проснулась в одиночестве.
Комната была в полумраке. Она не знала, была ли еще ночь или уже наступил день. В ее голове было пусто – память замутнена изрядной порцией алкоголя, выпитого с вечера. Впрочем, так было слишком часто последние четыре года. Слагаемыми ее жизни были спиртное, наркотики, бесчисленные, часто едва знакомые мужчины и кошмарные мысли по ночам. Казалось, от ее былой гордости не осталось и следа.
Она лежала на кушетке в комнате своего дома в Малибу. Она могла слышать волны, накатывающиеся на берег снаружи, тревожные и зловещие. Они открыла глаза с болезненным усилием. Мгновение она смотрела перед собой, как смотрело бы немое существо на заре мира, вглядываясь в темноту как в нечто абсолютно беспросветное, неизведанное и бездушное.
Потом она пришла в себя настолько, чтобы понять, кто она такая.
Прострация сменилась рыданиями. Мир приоткрыл знакомое лицо, уродливое и безнадежное. Еще одно утро. Она проснулась. Дикая головная боль, вызванная похмельем, начала разрывать мозг.
Она встала и поплелась в ванную, натыкаясь на стулья, кушетки, столы, уставленные полупустыми бутылками со спиртным. Она открыла аптечку, не зажигая света в ванной, и взяла четыре таблетки аспирина. Свежая водопроводная вода на вкус казалась взятой со дна грязного пруда – такими искаженными стали ее вкусовые рецепторы.
Так и не взглянув на себя в зеркало – ее лицо было зрелищем, которое все труднее было вынести в последние годы, – она стояла и ждала, сможет ли проглотить таблетки без осложнений.
К ее приятному удивлению, желудок принял их. Она помедлила еще мгновение, прежде чем добавить фенамин к химической смеси внутри себя. Затем проглотила несколько таблеток от тошноты и пошла на кухню.
Там был кавардак. Она отпустила прислугу почти на неделю, предпочитая мирно пить в одиночестве. Ее руки тряслись, когда она положила кофе ложкой в кофеварку, налила воды, поставила вариться. Ей удалось выбросить несколько бутылок из-под пива и ликера и остатки пищи со стола. Но потом ее силы иссякли, она вернулась в гостиную, закурила сигарету и стала ждать, пока будет готов кофе и подействует фенамин.
Она окинула комнату наметанным взглядом, ставшим зорким за эти годы отчаяния. Она искренне не могла вспомнить, был ли с нею сегодняшней ночью мужчина. Все говорило за то, что вчера она пила не одна. Сигаретных окурков было больше, чем достаточно для одного человека. Подушки разбросаны на кушетках повсюду. Отдавала ли она свою плоть незнакомцу на большой кушетке у камина? Или это было на полу?
Она не знала. Если кто и был здесь до того, он уже ушел. Кто бы он ни был.
Тоска одиночества пронзила Ив при этой мысли. На какое-то мгновение она почувствовала себя маленькой и беззащитной. Она была словно крохотной девочкой внутри тела взрослой женщины, беззвучно плачущей в поисках тепла, которого не было, ласки, которой не было, когда она смотрела на кольца дыма, поднимавшегося от сигареты. Сигарета была в пальцах взрослого, которые не могли принадлежать ей.
Ее пальцы дрожали теперь так сильно, что Ив потянулась к ближайшей бутылке, плеснула в бокал то, что оказалось виски, и выпила это залпом. Она закрыла глаза, чувствуя, как жидкость буквально разливается по ее внутренностям. Ее физическая боль была сильной. Но она не шла ни в какое сравнение с болью душевной, которую различные наркотики должны были бы заглушить.
Ив сидела на кушетке, слушая неумолкающий шорох прибоя и готовясь к борьбе с тем, что стало сильнее ее. Так было каждое утро – попытки не пить, попытки не помнить. Не думать.
За последние четыре года Ив утратила свой блеск и статус звезды, которого она добилась такой дорогой ценой, и погрузилась в небытие. Голливудский кошмар, поглотивший так много друзей и врагов на ее памяти, наконец настиг и ее. Она сломалась.
Из-за Джозефа Найта. Из-за его «Бархатной паутины».
Его фильм получил восемь наград Академии, включая приз за лучшую картину. Он сам получил «Оскара» как лучший режиссер.
Кейт Гамильтон, инженю, получившая отнятую у Ив роль, была награждена «Оскаром» как лучшая актриса.
В пылу дифирамбов, которые пелись этому фильму, Джозефу Найту и Кейт – ее провозгласили самой выдающейся актрисой мира после одной-единственной роли, – Ив Синклер была забыта. Ее капризы на съемочной площадке и ее изгнание Найтом стали преданием старины глубокой. Все утонуло в блеске славы Найта и его жены, его новоиспеченной звезды.
Казалось, никто в Голливуде не помнил об Ив Синклер после того, как Кейт заняла ее место. И поэтому никто, кроме самой Ив и ее агента, не заметил, что все ее заслуги пошли псу под хвост в тот самый день, когда Найт выпроводил ее со съемок «Бархатной паутины».
Ее родная студия решила, что она больше не существует. Для нее не было сценариев. Ее почтовый ящик пустовал. Никто из руководства студии не отвечал на ее телефонные звонки. Ее перестали приглашать даже на самые захудалые мероприятия и вечеринки.
Молчание телефона было красноречивым. Оно было зловещим. Когда прошли первые адские недели, Ив Синклер увидела глубину постигшей ее катастрофы. Ее по-детски взрывное и упрямое поведение на съемочной площадке Найта не только ударило по ее репутации. Случилось нечто худшее. Кейт Гамильтон своей великолепной игрой ввела в обиход эталон нового имиджа ведущих актрис, новый стиль. Это был земной, чувственный образ, трагический и глубокий. И он сразу же снискал любовь публики, поразил ее воображение. Когда это произошло, образ Ив Синклер, изящный, но несколько рафинированный и холодный, отошел в прошлое.
Почти в одночасье с Ив было все кончено. Публика, с привычной жадностью до новых имен и короткой памятью, быстро забыла ее. Студии больше не нуждались в ней. Там было полно других актрис, более молодых, второстепенных молодых звезд, которых они могли натаскать так, что они будут подражать Кейт, пытаясь приобщиться хотя бы к крупице ее славы.
Все вели себя так, будто Ив Синклер никогда не существовала.
Благодаря невероятным усилиям ее агента родная студия изредка предлагала ей роли во второразрядных картинах – мордобойных поделках, мелодрамах с ограблениями, вестернах и даже дешевых мюзиклах. Ив отказалась ото всех предложений. Она знала, что появление в подобном фильме означает конец ее карьеры знаменитой звезды. Ей нужно переждать бурю и постараться взять реванш позднее. Быть может, ее час еще настанет.
После четырех предложений наступило полное молчание. На Ив поставили крест.
Буквально в течение нескольких недель после истории с «Бархатной паутиной» она выпала из списка десяти актрис, делавших самые большие кассовые сборы. Ив знала – вернуться туда она уже не сможет никогда.
И все из-за Джозефа Найта. И Кейт Гамильтон.
В течение первых месяцев после катастрофы Ив просиживала часами в своей комнате, думая, как уменьшить свои потери. Она припоминала каждого студийного чиновника или звезду, которым она оказала какую-либо услугу. Она вертела эту мысль под разными углами, думая о каждой сомнительной, бесчестной и даже грубой и непристойной попытке, которую она может предпринять, чтобы вернуть себе хотя бы малую часть того, чего лишилась.
Но все было напрасно. Все ее хорошо отточенное оружие было бесполезно сейчас. Не было продюсеров, которых можно было соблазнить, не было талантливых режиссеров, которых она могла перетянуть на свою сторону, не было блестящих сценаристов, которым она могла посулить различные блага за то, что они напишут сценарий, достойный ее таланта. Голливуд повернулся к ней большой широкой спиной.
И все из-за невероятного, просто безумного факта, что в роковой для Ив момент Джозеф Найт попался на ее пути и отрава его обаяния проникла ей в сердце и ослабила ее железный контроль над собственной карьерой.
Когда эта горькая правда дошла наконец до сознания Ив, она начала пить. Она увидела, что алкоголь был драгоценным противоядием от нестерпимой боли, которая разрывала ее душу постоянно. Казалось, что в ее венах вместо крови текло отчаяние.
Вскоре она стала мешать алкоголь с наркотиками и с радостью отметила, что стена между нею и реальным миром стала толще. Она перестала думать о своей карьере. Ее единственной мыслью было – как убить время, каждый день до того, как придет ночь.
У нее поменялся круг знакомых – появилось много порочных, извращенных, принадлежащих к малообеспеченным слоям общества, с которыми можно было пить. И спать. После она с трудом могла припомнить их лица. По крайней мере, ей не нужно было тревожиться, что в один прекрасный день она может столкнуться с ними на какой-нибудь вечеринке. Ее давно уже не приглашали никуда.
По-настоящему их и не было здесь, этих мимолетных приятелей с нечистым дыханием, неискренними голосами, руками, членами и языками. Ив была одна.
Она была одинока на этой земле– что было самой сутью ее муки. Это было состояние, которым она гордилась в былые времена – когда ей сопутствовал успех. Но теперь она была одинокой в своей агонии, «банкротом», «бывшая некто» – как это называли в Голливуде. Никто в этом мире не болел за ее судьбу, не заботился о ней. Никто не замечал ее боли, ее отчаяния, не старался успокоить ее своей человеческой добротой…
Однажды Ив затосковала по матери. Вернее, по идее матери. Не по тому хваткому, эгоистичному существу, которое помогло Ив строить ее карьеру так много лет назад, но по настоящей, обычной матери, с ее лаской, заботой, которая возьмет ее в свои объятия и утрет ее слезы.
Но этого не было. Не было никого.
Бутылка стала ее единственным другом. И тревожная тьма – то ли день, то ли ночь, – которая отделяла ее от волн, берега, людей на земле, стала ее единственным убежищем.
Убежищем, которое позволяло не смотреть в зеркало на свое лицо, не думать о потерянном прошлом и о будущем, которое никогда не настанет.
…Она все еще сидела на кончике стула, ожидая, когда утихнет головная боль, как вдруг услышала звонок.
Она с трудом добралась до телефона и взяла трубку. Это был ее агент.
– Как дела, Ив? – спросил он. Ив горько улыбнулась, почувствовав неловкость в его голосе. Он знал, как она жила. Он старался звонить ей как можно реже, потому что не хотел быть свидетелем ее безнадежного положения.
Несколько радиопередач и рекламных шоу, участия в которых ему удалось добиться для Ив (ему приходилось заниматься этим самому, потому что департамент рекламы ее студии больше не замечал ее существования и тем более не собирался предпринимать ради нее каких-либо шагов), ни к чему не привели. Сначала она согласилась на несколько предложений, но ее состояние было настолько очевидным, что всякий, кто видел ее, мысленно желал, чтобы она вовсе не появлялась перед публикой.
За последние шесть месяцев таких предложений не было вовсе.
Но сегодня у него были для нее кое-какие новости.
– Послушай, Иви, – сказал он. – У меня есть для тебя кое-что очень, очень грандиозное. Невероятно грандиозное. Но тебе придется решиться на многое. Не время думать о своем «я». Речь идет о твоем будущем. Это может быть началом чего-то огромного, новой эпохи в твоей карьере, если ты верно раскинешь карты.
– О чем ты говоришь? – Ив спросила хрипло, с трудом.
– У меня в руках сценарий, – ответил он. – Я только что окончил его читать. Здесь есть великолепная роль для тебя. Просто потрясающая. Не думаю, что кто-нибудь на свете мог бы сыграть ее так, как ты, – если, конечно, ты постараешься.
Ив стояла, потерянная в полумраке гостиной, пытаясь унять бурю в своем мозгу.
– Что это за роль? – спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.
– Ты сама увидишь. Я сейчас тебе его пришлю, – сказал Фредди. – Ты не поверишь своим глазам.
– Кто ее предлагает? – спросила Ив.
– Видишь ли, все немножко сложнее, – ответил Фредди в некотором замешательстве. – Это не совсем предложение. Они еще не решили, кто будет ее играть. Такие вот дела… Но я имею там некоторое влияние. Так что они будут очень, очень заинтересованы в твоей кинопробе.
– В моей кинопробе? – воскликнула Ив, на секунду забыв о головной боли. – Ты хочешь сказать, что мне потребуется проба? Как ты думаешь, Фредди, кто я? Ив Синклер не нуждается в испытаниях!
Наступила пауза. Молчание Фредди было красноречивым. Он ждал, пока Ив остынет и взглянет фактам в лицо. Те дни, когда она была звездой, миновали. Ей нужно браться за работу, пока это еще возможно. Она выбрала неудачное время для капризов.
– Мне очень жаль, детка, – сказал Фредди. – Я сделал все, что мог. По правде говоря, они боятся предлагать эту роль тебе, потому что ты можешь с ходу отказаться от нее.
Он лгал – никто даже и не думал об Ив в качестве актрисы, – но надеялся, что его ложь выведет ее из летаргии.
– О ком… о ком ты говоришь? – выдавила из себя Ив.
– Дело в том… Этот новый фильм будет снимать Джозеф Найт.
Ив стала смертельно-бледной. Ее руки начали дрожать.
Новый фильм Найта! И он интересуется ею в качестве главной героини! Возможно ли это? Может ли Найту войти в голову сумасшедшая идея реставрировать ее карьеру после того, как он разрушил ее собственными руками?
– Ты шутишь, Фредди, – сказала она наконец. Ей удалось улыбнуться. – Это что – утка для колонки слухов? «Ив Синклер будет играть главную роль в фильме Джозефа Найта…»
Несмотря на свою иронию, Ив начала приходить в радостное возбуждение. Ее пальцы, держащие трубку, стали ледяными.
Опять наступила неловкая пауза.
– Дело в том, золотко, – начал Фредди, – что это не совсем главная роль.
Лицо Ив омрачилось. В этот момент ее возбуждение начало сменяться подавленностью. Какие еще новые унижения приготовил для нее этот человек? Когда же конец ее мучениям, связанным с Джозефом Найтом?
На другом конце провода Фредди кусал губы в замешательстве. Он надеялся, что Ив уже слышала о том, что Кейт Гамильтон будет играть главную роль в новом фильме Найта. Но теперь он вдруг понял, что Ив ничего не знает, потому что перестала читать газеты, и еще – никто из ее знакомых не рискнул бы упомянуть при ней о будущем триумфе Кейт Гамильтон.
– Кто же играет главную роль?
– Видишь ли, это Кейт Гамильтон, – проговорил Фредди осторожно. – Но поверь мне, солнышко, что вторая по значению роль даже лучше, чем главная. Это выдающаяся, невероятная роль. Поверь мне!
– И они предлагают мне эту роль? – спросила Ив. – Они предлагают мне пробу?
– Понимаешь… – начал Фредди. – Не то чтобы они ее предлагают. Но я могу это устроить. Нет, серьезно, я могу это устроить. Однажды они взглянут на вещи моими глазами… Я имею в виду, что никто лучше тебя не справится… Не сыграет так, как ты…
Ив почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Ей казалось, что она сейчас упадет в обморок. Как, думала она, как дошла до такого падения, как? Ее гордая сущность? Ее блестящее положение в Голливуде?.. Они не предлагают ей даже пробу. Фредди просто положил глаз на сценарий и думает, что она сумеет проявить себя с лучшей стороны в этой кинопробе, если он на коленях будет умолять Найта и его компанию допустить к ней Ив.
Какая гримаса судьбы! Всего несколько лет назад Ив была столпом Голливуда. А сегодня она дошла до того, что должна упасть в ноги тому самому человеку, который сбросил ее с Олимпа, умоляя дать ей второстепенную роль – вернее, кинопробу на второстепенную роль в фильме, главную роль в котором будет играть актриса, четыре года назад занявшая ее место и способствовавшая гибели ее карьеры!
Ив потянулась к бутылке виски. Но не было стакана. Ей придется выпить прямо из горла.
Она колебалась.
Какие-то колесики завертелись в ее мозгу, заржавелые, но все еще жизнеспособные. Она и прежде попадала в переделки– когда с ее карьерой было все о'кей – и с ловкостью преступника и талантом звезды спасала себя из самых безнадежных ситуаций.
Никогда ее положение не было еще таким жалким. До этого момента она была уверена, что она конченый человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63