Мне бы следовало немного подзаработать, прежде чем я доберусь до Сан-Диего. Я – хороший механик, могу качать бензин и не боюсь тяжелой работы.
Ивелл Стимсон задумался. Конечно, на бензоколонке было много физической работы – починка забора, плотничные работы, погрузка и мойка, связанные с тяжелой нагрузкой, – все то, что было не по силам Кейт.
И главное, были кое-какие свободные деньги, которые можно было потратить…
Он посмотрел в глаза молодому человеку. Старик увидел в них искренность и юношескую уверенность в своих силах. Это его впечатлило. Безусловно – редкая удача найти такого молодого человека в помощники, тем более всего на несколько недель.
– Я могу платить вам пятнадцать долларов в неделю, – проговорил Стимсон. – Включая питание. В задней части дома есть комнатка, позади кухни. Не особо красивая, но жить в ней можно.
– Спасибо, сэр. Вы не пожалеете. Я обещаю.
– Называй меня Ивелл. Или – отец, если хочешь.
Они обменялись рукопожатием, затем парень припарковал свой автомобиль, вынул чемодан и отправился в отведенную ему комнату сменить одежду.
В тот же день, в полдень, у бензоколонки остановилась машина. Барахлил мотор на низких скоростях. Молодой человек, носивший необычное имя Квентин Флауэрз, нашел причину неисправности и почистил клапан. Ивелл Стимсон улыбнулся про себя.
Он набрел на вторую золотую жилу.
Пришла весна, необычайно теплая, затем лето, жаркое и пыльное. Квентин остался на бензоколонке дольше, чем предполагал вначале. Он объяснил это тем, что хочет накопить побольше денег, прежде чем отправиться в Сан-Диего. Казалось, ему нравилась его работа, и он справлялся с ней отлично. Благодаря Квентину дела на бензоколонке шли хорошо, как никогда. Он был хорошим механиком и буквально очаровывал посетителей своим умом и красноречием.
Он рассказал Кейт буквально все о себе, о своей семье в Сиэтле, о своей замужней сестре, овдовевшей матери и тех тяжелых последствиях, которые принесли трудные времена их семейству. Он говорил о своих невзгодах с оттенком горечи, но в речах его сквозила такая уверенность в будущем, что это как-то сглаживало грустный осадок, который оставался после его разговоров о трудном прошлом.
По его рассказам, он был парнем, который любит путешествовать. Дело, которым он собирался заниматься в Сан-Диего, было связано с розничной торговлей, поставленной на широкую ногу. Руководил всем его дядя. Квентин считал, что это будет только началом – у него были большие планы. Он собирался получить диплом колледжа, связанного с одной из деловых профессий, причем обучаться по вечерам, после рабочего дня. Парень решил заняться менеджментом. Он был убежден, что тяжелые времена не могут длиться вечно. Надо только пережить их, и когда дела пойдут к лучшему, он будет во всеоружии и готов к новой карьере.
– Конечно, я потерплю, – говорил он Кейт за кофе в ресторанчике. – Но это – одна из моих добродетелей. Все придет к тому, кто ждет, как любил повторять мой отец.
Квентин не уставал говорить о себе и о своих планах. Но не разговоры убеждали Кейт. Сильное впечатление на нее производила его непоколебимая целеустремленность. Это была та черта характера, которой она сама была лишена, девушка была в этом отношении легкомысленной – несмотря на то что прекрасно работала. В Квентине была какая-то внутренняя сила, словно электрический заряд во взгляде серых глаз, который притягивал Кейт.
Проходило лето, и Кейт почувствовала, что начинает присматриваться к юноше.
Она видела татуировку на его руках, когда он работал в майке на насосе. Он был худощав, но тело его было сильным. Пальцы, запачканные машинным маслом и смазкой, были длинными и крепкими.
Иногда, особенно когда стояла жара, Кейт выглядывала из окна и смотрела, как он работал без рубашки, подправляя забор или перенося тяжелое оборудование с места на место, – на лбу у него выступал пот. У него была немного впалая грудь, стройная талия. Вид напряженных мужских мускулов привлекал ее взгляд. Квентин размахивал топором с отчаянной силой.
Первый раз в жизни Кейт смотрела на тело мужчины с интересом. Дома в Плейнфилде она не обращала никакого внимания на мальчиков, учившихся с ней в школе. А после нападения на нее отчима она вообще не думала об отношениях между мужчиной и женщиной. Жизнь у Ивелла Стимсона помогла Кейт забыть весь этот кошмар.
Но глядя на Квентина, работавшего на заднем дворе, Кейт вновь ощутила то странное, почти болезненное чувство, возникавшее в ее растущем теле – в груди, в паху.
Она обнаружила, что ей все труднее отвести взгляд от Квентина, когда он работал. Чаще всего он трудился без рубашки под ее окнами. Погода становилась все жарче. Один или два раза девушка спросила себя, делает ли он это сознательно. После небольшого раздумья Кейт отвергла эту мысль.
Квентин обходился с нею с большим уважением, несмотря на некоторую дружескую фамильярность. Он слышал рассказ Ивелла о том, что Кейт – его племянница, и старался, как мог, оберегать и защищать ее. Иногда, когда посетители ресторанчика проявляли к девушке уж слишком живой интерес, Ивелл испытывал большое облегчение от мысли, что Квентин неподалеку и может защитить Кейт.
Но для самой Кейт все было не так просто. Она чувствовала, что Квентин мало-помалу буквально заполонил ее мысли. Чувство было одновременно тревожным и успокаивающим. Она надеялась, что он скоро уедет, чтобы заняться своим делом в Сан-Диего, и жизнь пойдет по-прежнему.
Но в один прекрасный день правда, которую Кейт скрывала от самой себя, обнаружилась.
Был знойный июльский воскресный день.
Ивелл отправился в город купить специй для кухни. Квентин вызвался поехать с ним, но Ивелл попросил его присмотреть за насосом, пока Кейт будет готовить.
Кейт и Пам работали весь день и закрыли ресторанчик в шесть. Они вместе убрались на кухне, и, после того как Пам ушла, Кейт отправилась наверх принять душ.
Ивелл все не возвращался, но она не беспокоилась, так как знала, что он – большой любитель поболтать и, наверно, встретил какого-нибудь старого друга в городе. Он частенько задерживался допоздна.
Квентин был еще внизу – возился с насосом. Кейт вошла в душевую, стянула униформу, сняла лифчик и трусики и встала под воду.
Душ теперь работал прекрасно, так как месяц назад Квентин починил его. Горячая вода ударяла в Кейт упругими струями, мыло, смывавшее грязь и запахи ресторана, возвращало коже ощущение свежести и чистоты.
На мгновение она посмотрела наверх, в то место, откуда вытекает вода, и подумала о сильных руках Квентина, работавшего внизу. Она словно видела его стройное, напряженное тело с сильными мускулами, татуировку на его руках. Она вспомнила, что ей давно уже чудилась какая-то загадка в его глазах, когда он смотрел на нее.
– Квентин, – услышала она свой собственный голос. Рука ее водила выскальзывающий кусочек мыла вдоль живота, груди, и имя сорвалось с ее губ почти бессознательно.
Кейт покраснела. Женский трепет, сладкие волны во всем ее теле в эти последние недели не оставляли никакого сомнения. Она стала женщиной, с женскими чувствами и мечтами.
Она провела мылом между ног, вверх и вниз, к отливающим серебром бедрам, затем – к потаенному месту, которое отвечало на ее прикосновение. Ее собственные мысли шокировали ее. Долгое время она была наедине с собой. Теперь, казалось, ее тело стало жить самостоятельной жизнью.
Немного озадаченная, Кейт закончила намыливать себя и вымыла волосы. Она вышла из душа в купальном халате, который купила после того, как оказалась здесь, волосы были обмотаны полотенцем.
Внезапно она замерла. Квентин стоял прямо перед ней, загораживая ей дорогу в спальню. В его глазах было знакомое, немного странно-нежное выражение.
– Полегче стало? – спросил он. Она приподняла бровь.
– Что ты имеешь в виду? – сказала она.
– Нет ничего лучше душа в жаркий день. Это здорово – освежиться! Я бы и сам не прочь вымыться после тяжелого рабочего дня на солнце.
Он был в майке. Его руки казались сильными и даже немного опасными – с татуировкой на каждом бицепсе. Улыбка на его лице была, безусловно, странная, в глазах – выражение, которого она раньше не видала.
– Отлично, я уже закончила, – сказала Кейт. – Можешь идти в душ.
Ее слова прозвучали фальшиво. Квентин никогда не пользовался домашним душем. Он всегда мылся под навесом во дворе. Но она была неспособна обдумывать свои слова, сказала первое, что ей пришло в голову. Ей хотелось пройти мимо него в свою комнату.
– Нет, – сказал Квентин двусмысленно и остался стоять на месте, глядя на нее.
Она сделала шаг по направлению к нему. Он по-прежнему не двигался с места.
– Могу я пройти? – спросила Кейт нервно. – Я хочу пройти в свою комнату. Пожалуйста.
Он ничего не ответил. Она увидела, что взгляд его скользнул со свежевымытого лица к контурам груди и бедер под купальным халатом и дальше – вниз к ее ногам.
Она покраснела.
– Квентин, – сказала она раздраженно, – ты думаешь уйти с моей дороги? Я хочу одеться…
– Почему ты произнесла мое имя? – спросил он неожиданно, делая шаг вперед, чтобы закрыть ей проход более основательно. Его лицо было вблизи ее лица. Удивительно, но от него вовсе не пахло машинным маслом или бензином. От него веяло свежестью и чистотой.
«Видимо, он успел помыться», – подумала Кейт.
Но его слова вернули ее к действительности.
– Я… что? – спросила она. – О чем ты говоришь?
– Только что, – улыбнулся молодой человек. – В душевой. Ты сказала «Квентин». Я хорошо слышал.
Глаза Кейт широко раскрылись. Она смотрела на него молча, словно он был прокурор. Она еще гуще покраснела.
– Что?.. – сказала она опять. – Я не понимаю.
– Пойдем со мной, – сказал Квентин, дотронувшись до ее локтя. – Я хочу тебе кое-что показать.
Он повел ее вниз в спальню Ивелла Стимсона – через холл наверх. Она увидела старую кровать с латунной передней стенкой, фотографии жены и дочери Стимсона. В комнате все дышало стариной. В ней была какая-то затхлость. Кейт почувствовала себя немного дурно.
К ее удивлению, Квентин открыл стенной шкаф и подтолкнул туда Кейт.
Поколебавшись, она пошла. Это было старое, очень глубокое сооружение. На стене висело треснувшее зеркало. Квентин сдвинул его в сторону. Позади зеркала была дыра.
– Посмотри, – сказал он, указывая на дыру.
Она заглянула. Глаза ее широко раскрылись. Отсюда прекрасно просматривалась душевая. Можно было увидеть все тело стоявшего внутри, вверх от коленей.
У Кейт остановилось дыхание. Странная, пугающая дрожь пробежала по ее телу. Она почувствовала, что Квентин – за ее спиной.
– Я заметил, – сказал он, – что старик старается всегда быть наверху, когда ты принимаешь душ. Он быстро отправлялся туда из ресторанчика или поднимался к себе, если до того слушал внизу радио. Однажды, когда его не было дома, а ты была внизу, я занялся небольшим расследованием. Мне было нетрудно догадаться, в чем дело.
Наступила пауза. Взгляд его был пронизывающим, но в нем искрилась доброта.
– Теперь ты все знаешь, – сказал он.
Кейт стояла как вкопанная. Она не могла найти слов, словно онемела. Все, что она принимала как подарок судьбы в течение девяти месяцев, предстало в новом свете. И этот свет шел прямо из блестящих глаз Квентина.
– Я его не виню, – сказал он. – Старый пень закис в одиночестве. Он не имел в виду ничего плохого. Какой вред может принести взгляд?
Он не двигался, но Кейт почувствовала себя словно прикованной. Она не могла пройти мимо него. Она посмотрела в сторону, смущенная его взглядом.
– Ты – очень хорошенькая, – сказал он спокойно. – И у тебя прекрасное тело. Я ему завидую.
Кейт почувствовала дрожь. Она поняла, что сейчас, пока она мылась, Квентин смотрел на нее так же, как Ивелл Стимсон любовался все девять месяцев. Теперь у нее нет от него секретов. К тому же он слышал, как Кейт произнесла его имя.
Наступило молчание. Она хотела сказать Квентину, чтобы он оставил ее в покое и занялся своим делом. Но его пристальный взгляд и его крепкое тело, закрывавшее ей дорогу из шкафа, словно лишили ее воли.
– Почему ты произнесла мое имя? – спросил он.
Кейт задрожала. Она ничего не ответила. Но теперь ее смущенный взгляд был устремлен прямо на него.
Очень медленно он сделал шаг к ней и взял ее щеки в свои ладони. Его пальцы коснулись ее висков, гладя и лаская. Потом он коснулся мокрых волос под полотенцем.
Ее глаза были полузакрыты. Позади была дыра в стене. Одежда на вешалках колыхалась от движения двух тел в тесном пространстве.
Затем две руки двинулись вниз вдоль ее шеи, затем скользнули по плечам под купальным халатом, обнажая их. Халат упал на талию, оставив неприкрытой пышную девичью грудь. Квентин изучающе смотрел на нее.
– Ты такая красивая, – сказал он.
Потом он поцеловал ее. Это был мягкий, легкий и нежный поцелуй, как прикосновение пера птицы. Он коснулся каждой щеки, прежде чем дотронуться до губ. Болезненная жажда, томившая ее все последние месяцы, спазмом сковала ее. Его язык скользнул к ней в рот, зажигая пламя восторга во всем ее теле.
Руки дошли до груди и гладили ее нежно, большой палец ласкал соски, которые твердели от его прикосновения.
Кейт поняла, что должно сейчас случиться. Ее тело долго ждало этого момента. Она старалась оттянуть это как можно дольше, потому что помнила все, что было с нею прежде – ее отчим, мучительные ночи, которые она, ребенком, проводила без сна, слушая животные стоны из спальни матери.
Она не боролась и не протестовала. Она хотела этого.
Квентин медленно развязал узел на ее талии, и халат сразу же упал с тихим шорохом к ее ногам. Она была совершенно обнаженной. Она смотрела в его глаза – он восхищался ее телом. Она ощущала таинственный жар мужского желания внутри его, когда он смотрел на ее грудь, ее гладкую смуглую кожу, ее бедра и незакрытую сердцевину ее.
– Ты произнесла мое имя, – пробормотал он.
Она ничего не сказала. Его руки ласкали ее грудь, потом скользнули к ее бедрам. Он опять поцеловал ее.
Потом он взял ее на руки и понес в спальню. Он казался невероятно сильным. Хотя Кейт не была миниатюрной молодой женщиной, да и он не производил впечатления мощно сложенного мужчины, он нес ее так легко, словно она была куклой.
Когда он положил ее обнаженное тело на кровать, теплый воздух комнаты ласкал ее кожу почти что с чувственной нежностью.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее грудь, легкие прикосновения его языка рождали волны желания во всем ее теле.
Он выпрямился и снял рубашку. Грудная клетка и руки, которыми она восхищалась издалека, были теперь так близко к ней, что она ощущала свежий аромат его кожи.
Он присел на край кровати и наклонился над ней. Его рука скользила от ее брови к носу, от подбородка к груди, вдоль живота к пупку. Потом его пальцы коснулись треугольника между ее ног.
Он опять поцеловал ее, нежно, и встал, чтобы снять джинсы. Увидев взгляд ее глаз, он остановился.
– Ты когда-нибудь делала это? – спросил он.
Она покачала головой, выражение ее лица было искренним, как у школьницы.
Казалось, он размышлял какое-то мгновение. Его пальцы были все еще на застежке брюк.
Наконец он улыбнулся.
– Ну, тогда твой первый раз будет и самым лучшим, – сказал он, расстегивая джинсы.
Он сбросил их и подошел к ней. С восхищением она увидела его напрягшуюся плоть, когда он накрыл ее своим телом.
У нее перехватило дыхание, когда она впервые ощутила мужскую наготу, прижавшуюся к ее коже. Ее руки обняли его спину.
По ее телу прокатились неожиданные волны, мощные и всепобеждающие, заставляя ее краснеть, задыхаться и стонать опять и опять. Казалось, ее тело не принадлежало ей.
Наконец источник ее жара был готов принять его. Он почувствовал это сразу. Его поцелуи стали более страстными, пальцы медленно и жадно гладили ее кожу, и когда ее ноги распластались, чтобы принять его, он вошел в нее.
Пронзительная боль, которую она ощутила при этом, была прелюдией к наслаждению, и поэтому она не думала о ней. Он был нетороплив и нежен, словно следовал за болью осторожно, входя и выходя из нее, успокаивая ее своими поцелуями. Почти сразу же его жаркая плоть превратила ее боль в наслаждение.
Никогда она еще не испытывала ничего подобного. Она открывала для себя свое тело словно со стороны. Она трепетала, ощущая мощь его плоти внутри себя. Она замирала перед тайной собственного физического желания. Казалось, это пролило новый свет на все, что она пережила – ее одиночество, ее долгие бессонные ночи, полные тревоги, ее неприятности в школе, ее ощущение, что какая-то особенная судьба ожидает ее.
То, что Квентин делал сейчас с нею, и неописуемый восторг ее тела, который она испытывала от происходящего с ней, казалось, давало ответ на вопрос, о котором она думала так долго. Не окончательный ответ, не единственный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Ивелл Стимсон задумался. Конечно, на бензоколонке было много физической работы – починка забора, плотничные работы, погрузка и мойка, связанные с тяжелой нагрузкой, – все то, что было не по силам Кейт.
И главное, были кое-какие свободные деньги, которые можно было потратить…
Он посмотрел в глаза молодому человеку. Старик увидел в них искренность и юношескую уверенность в своих силах. Это его впечатлило. Безусловно – редкая удача найти такого молодого человека в помощники, тем более всего на несколько недель.
– Я могу платить вам пятнадцать долларов в неделю, – проговорил Стимсон. – Включая питание. В задней части дома есть комнатка, позади кухни. Не особо красивая, но жить в ней можно.
– Спасибо, сэр. Вы не пожалеете. Я обещаю.
– Называй меня Ивелл. Или – отец, если хочешь.
Они обменялись рукопожатием, затем парень припарковал свой автомобиль, вынул чемодан и отправился в отведенную ему комнату сменить одежду.
В тот же день, в полдень, у бензоколонки остановилась машина. Барахлил мотор на низких скоростях. Молодой человек, носивший необычное имя Квентин Флауэрз, нашел причину неисправности и почистил клапан. Ивелл Стимсон улыбнулся про себя.
Он набрел на вторую золотую жилу.
Пришла весна, необычайно теплая, затем лето, жаркое и пыльное. Квентин остался на бензоколонке дольше, чем предполагал вначале. Он объяснил это тем, что хочет накопить побольше денег, прежде чем отправиться в Сан-Диего. Казалось, ему нравилась его работа, и он справлялся с ней отлично. Благодаря Квентину дела на бензоколонке шли хорошо, как никогда. Он был хорошим механиком и буквально очаровывал посетителей своим умом и красноречием.
Он рассказал Кейт буквально все о себе, о своей семье в Сиэтле, о своей замужней сестре, овдовевшей матери и тех тяжелых последствиях, которые принесли трудные времена их семейству. Он говорил о своих невзгодах с оттенком горечи, но в речах его сквозила такая уверенность в будущем, что это как-то сглаживало грустный осадок, который оставался после его разговоров о трудном прошлом.
По его рассказам, он был парнем, который любит путешествовать. Дело, которым он собирался заниматься в Сан-Диего, было связано с розничной торговлей, поставленной на широкую ногу. Руководил всем его дядя. Квентин считал, что это будет только началом – у него были большие планы. Он собирался получить диплом колледжа, связанного с одной из деловых профессий, причем обучаться по вечерам, после рабочего дня. Парень решил заняться менеджментом. Он был убежден, что тяжелые времена не могут длиться вечно. Надо только пережить их, и когда дела пойдут к лучшему, он будет во всеоружии и готов к новой карьере.
– Конечно, я потерплю, – говорил он Кейт за кофе в ресторанчике. – Но это – одна из моих добродетелей. Все придет к тому, кто ждет, как любил повторять мой отец.
Квентин не уставал говорить о себе и о своих планах. Но не разговоры убеждали Кейт. Сильное впечатление на нее производила его непоколебимая целеустремленность. Это была та черта характера, которой она сама была лишена, девушка была в этом отношении легкомысленной – несмотря на то что прекрасно работала. В Квентине была какая-то внутренняя сила, словно электрический заряд во взгляде серых глаз, который притягивал Кейт.
Проходило лето, и Кейт почувствовала, что начинает присматриваться к юноше.
Она видела татуировку на его руках, когда он работал в майке на насосе. Он был худощав, но тело его было сильным. Пальцы, запачканные машинным маслом и смазкой, были длинными и крепкими.
Иногда, особенно когда стояла жара, Кейт выглядывала из окна и смотрела, как он работал без рубашки, подправляя забор или перенося тяжелое оборудование с места на место, – на лбу у него выступал пот. У него была немного впалая грудь, стройная талия. Вид напряженных мужских мускулов привлекал ее взгляд. Квентин размахивал топором с отчаянной силой.
Первый раз в жизни Кейт смотрела на тело мужчины с интересом. Дома в Плейнфилде она не обращала никакого внимания на мальчиков, учившихся с ней в школе. А после нападения на нее отчима она вообще не думала об отношениях между мужчиной и женщиной. Жизнь у Ивелла Стимсона помогла Кейт забыть весь этот кошмар.
Но глядя на Квентина, работавшего на заднем дворе, Кейт вновь ощутила то странное, почти болезненное чувство, возникавшее в ее растущем теле – в груди, в паху.
Она обнаружила, что ей все труднее отвести взгляд от Квентина, когда он работал. Чаще всего он трудился без рубашки под ее окнами. Погода становилась все жарче. Один или два раза девушка спросила себя, делает ли он это сознательно. После небольшого раздумья Кейт отвергла эту мысль.
Квентин обходился с нею с большим уважением, несмотря на некоторую дружескую фамильярность. Он слышал рассказ Ивелла о том, что Кейт – его племянница, и старался, как мог, оберегать и защищать ее. Иногда, когда посетители ресторанчика проявляли к девушке уж слишком живой интерес, Ивелл испытывал большое облегчение от мысли, что Квентин неподалеку и может защитить Кейт.
Но для самой Кейт все было не так просто. Она чувствовала, что Квентин мало-помалу буквально заполонил ее мысли. Чувство было одновременно тревожным и успокаивающим. Она надеялась, что он скоро уедет, чтобы заняться своим делом в Сан-Диего, и жизнь пойдет по-прежнему.
Но в один прекрасный день правда, которую Кейт скрывала от самой себя, обнаружилась.
Был знойный июльский воскресный день.
Ивелл отправился в город купить специй для кухни. Квентин вызвался поехать с ним, но Ивелл попросил его присмотреть за насосом, пока Кейт будет готовить.
Кейт и Пам работали весь день и закрыли ресторанчик в шесть. Они вместе убрались на кухне, и, после того как Пам ушла, Кейт отправилась наверх принять душ.
Ивелл все не возвращался, но она не беспокоилась, так как знала, что он – большой любитель поболтать и, наверно, встретил какого-нибудь старого друга в городе. Он частенько задерживался допоздна.
Квентин был еще внизу – возился с насосом. Кейт вошла в душевую, стянула униформу, сняла лифчик и трусики и встала под воду.
Душ теперь работал прекрасно, так как месяц назад Квентин починил его. Горячая вода ударяла в Кейт упругими струями, мыло, смывавшее грязь и запахи ресторана, возвращало коже ощущение свежести и чистоты.
На мгновение она посмотрела наверх, в то место, откуда вытекает вода, и подумала о сильных руках Квентина, работавшего внизу. Она словно видела его стройное, напряженное тело с сильными мускулами, татуировку на его руках. Она вспомнила, что ей давно уже чудилась какая-то загадка в его глазах, когда он смотрел на нее.
– Квентин, – услышала она свой собственный голос. Рука ее водила выскальзывающий кусочек мыла вдоль живота, груди, и имя сорвалось с ее губ почти бессознательно.
Кейт покраснела. Женский трепет, сладкие волны во всем ее теле в эти последние недели не оставляли никакого сомнения. Она стала женщиной, с женскими чувствами и мечтами.
Она провела мылом между ног, вверх и вниз, к отливающим серебром бедрам, затем – к потаенному месту, которое отвечало на ее прикосновение. Ее собственные мысли шокировали ее. Долгое время она была наедине с собой. Теперь, казалось, ее тело стало жить самостоятельной жизнью.
Немного озадаченная, Кейт закончила намыливать себя и вымыла волосы. Она вышла из душа в купальном халате, который купила после того, как оказалась здесь, волосы были обмотаны полотенцем.
Внезапно она замерла. Квентин стоял прямо перед ней, загораживая ей дорогу в спальню. В его глазах было знакомое, немного странно-нежное выражение.
– Полегче стало? – спросил он. Она приподняла бровь.
– Что ты имеешь в виду? – сказала она.
– Нет ничего лучше душа в жаркий день. Это здорово – освежиться! Я бы и сам не прочь вымыться после тяжелого рабочего дня на солнце.
Он был в майке. Его руки казались сильными и даже немного опасными – с татуировкой на каждом бицепсе. Улыбка на его лице была, безусловно, странная, в глазах – выражение, которого она раньше не видала.
– Отлично, я уже закончила, – сказала Кейт. – Можешь идти в душ.
Ее слова прозвучали фальшиво. Квентин никогда не пользовался домашним душем. Он всегда мылся под навесом во дворе. Но она была неспособна обдумывать свои слова, сказала первое, что ей пришло в голову. Ей хотелось пройти мимо него в свою комнату.
– Нет, – сказал Квентин двусмысленно и остался стоять на месте, глядя на нее.
Она сделала шаг по направлению к нему. Он по-прежнему не двигался с места.
– Могу я пройти? – спросила Кейт нервно. – Я хочу пройти в свою комнату. Пожалуйста.
Он ничего не ответил. Она увидела, что взгляд его скользнул со свежевымытого лица к контурам груди и бедер под купальным халатом и дальше – вниз к ее ногам.
Она покраснела.
– Квентин, – сказала она раздраженно, – ты думаешь уйти с моей дороги? Я хочу одеться…
– Почему ты произнесла мое имя? – спросил он неожиданно, делая шаг вперед, чтобы закрыть ей проход более основательно. Его лицо было вблизи ее лица. Удивительно, но от него вовсе не пахло машинным маслом или бензином. От него веяло свежестью и чистотой.
«Видимо, он успел помыться», – подумала Кейт.
Но его слова вернули ее к действительности.
– Я… что? – спросила она. – О чем ты говоришь?
– Только что, – улыбнулся молодой человек. – В душевой. Ты сказала «Квентин». Я хорошо слышал.
Глаза Кейт широко раскрылись. Она смотрела на него молча, словно он был прокурор. Она еще гуще покраснела.
– Что?.. – сказала она опять. – Я не понимаю.
– Пойдем со мной, – сказал Квентин, дотронувшись до ее локтя. – Я хочу тебе кое-что показать.
Он повел ее вниз в спальню Ивелла Стимсона – через холл наверх. Она увидела старую кровать с латунной передней стенкой, фотографии жены и дочери Стимсона. В комнате все дышало стариной. В ней была какая-то затхлость. Кейт почувствовала себя немного дурно.
К ее удивлению, Квентин открыл стенной шкаф и подтолкнул туда Кейт.
Поколебавшись, она пошла. Это было старое, очень глубокое сооружение. На стене висело треснувшее зеркало. Квентин сдвинул его в сторону. Позади зеркала была дыра.
– Посмотри, – сказал он, указывая на дыру.
Она заглянула. Глаза ее широко раскрылись. Отсюда прекрасно просматривалась душевая. Можно было увидеть все тело стоявшего внутри, вверх от коленей.
У Кейт остановилось дыхание. Странная, пугающая дрожь пробежала по ее телу. Она почувствовала, что Квентин – за ее спиной.
– Я заметил, – сказал он, – что старик старается всегда быть наверху, когда ты принимаешь душ. Он быстро отправлялся туда из ресторанчика или поднимался к себе, если до того слушал внизу радио. Однажды, когда его не было дома, а ты была внизу, я занялся небольшим расследованием. Мне было нетрудно догадаться, в чем дело.
Наступила пауза. Взгляд его был пронизывающим, но в нем искрилась доброта.
– Теперь ты все знаешь, – сказал он.
Кейт стояла как вкопанная. Она не могла найти слов, словно онемела. Все, что она принимала как подарок судьбы в течение девяти месяцев, предстало в новом свете. И этот свет шел прямо из блестящих глаз Квентина.
– Я его не виню, – сказал он. – Старый пень закис в одиночестве. Он не имел в виду ничего плохого. Какой вред может принести взгляд?
Он не двигался, но Кейт почувствовала себя словно прикованной. Она не могла пройти мимо него. Она посмотрела в сторону, смущенная его взглядом.
– Ты – очень хорошенькая, – сказал он спокойно. – И у тебя прекрасное тело. Я ему завидую.
Кейт почувствовала дрожь. Она поняла, что сейчас, пока она мылась, Квентин смотрел на нее так же, как Ивелл Стимсон любовался все девять месяцев. Теперь у нее нет от него секретов. К тому же он слышал, как Кейт произнесла его имя.
Наступило молчание. Она хотела сказать Квентину, чтобы он оставил ее в покое и занялся своим делом. Но его пристальный взгляд и его крепкое тело, закрывавшее ей дорогу из шкафа, словно лишили ее воли.
– Почему ты произнесла мое имя? – спросил он.
Кейт задрожала. Она ничего не ответила. Но теперь ее смущенный взгляд был устремлен прямо на него.
Очень медленно он сделал шаг к ней и взял ее щеки в свои ладони. Его пальцы коснулись ее висков, гладя и лаская. Потом он коснулся мокрых волос под полотенцем.
Ее глаза были полузакрыты. Позади была дыра в стене. Одежда на вешалках колыхалась от движения двух тел в тесном пространстве.
Затем две руки двинулись вниз вдоль ее шеи, затем скользнули по плечам под купальным халатом, обнажая их. Халат упал на талию, оставив неприкрытой пышную девичью грудь. Квентин изучающе смотрел на нее.
– Ты такая красивая, – сказал он.
Потом он поцеловал ее. Это был мягкий, легкий и нежный поцелуй, как прикосновение пера птицы. Он коснулся каждой щеки, прежде чем дотронуться до губ. Болезненная жажда, томившая ее все последние месяцы, спазмом сковала ее. Его язык скользнул к ней в рот, зажигая пламя восторга во всем ее теле.
Руки дошли до груди и гладили ее нежно, большой палец ласкал соски, которые твердели от его прикосновения.
Кейт поняла, что должно сейчас случиться. Ее тело долго ждало этого момента. Она старалась оттянуть это как можно дольше, потому что помнила все, что было с нею прежде – ее отчим, мучительные ночи, которые она, ребенком, проводила без сна, слушая животные стоны из спальни матери.
Она не боролась и не протестовала. Она хотела этого.
Квентин медленно развязал узел на ее талии, и халат сразу же упал с тихим шорохом к ее ногам. Она была совершенно обнаженной. Она смотрела в его глаза – он восхищался ее телом. Она ощущала таинственный жар мужского желания внутри его, когда он смотрел на ее грудь, ее гладкую смуглую кожу, ее бедра и незакрытую сердцевину ее.
– Ты произнесла мое имя, – пробормотал он.
Она ничего не сказала. Его руки ласкали ее грудь, потом скользнули к ее бедрам. Он опять поцеловал ее.
Потом он взял ее на руки и понес в спальню. Он казался невероятно сильным. Хотя Кейт не была миниатюрной молодой женщиной, да и он не производил впечатления мощно сложенного мужчины, он нес ее так легко, словно она была куклой.
Когда он положил ее обнаженное тело на кровать, теплый воздух комнаты ласкал ее кожу почти что с чувственной нежностью.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее грудь, легкие прикосновения его языка рождали волны желания во всем ее теле.
Он выпрямился и снял рубашку. Грудная клетка и руки, которыми она восхищалась издалека, были теперь так близко к ней, что она ощущала свежий аромат его кожи.
Он присел на край кровати и наклонился над ней. Его рука скользила от ее брови к носу, от подбородка к груди, вдоль живота к пупку. Потом его пальцы коснулись треугольника между ее ног.
Он опять поцеловал ее, нежно, и встал, чтобы снять джинсы. Увидев взгляд ее глаз, он остановился.
– Ты когда-нибудь делала это? – спросил он.
Она покачала головой, выражение ее лица было искренним, как у школьницы.
Казалось, он размышлял какое-то мгновение. Его пальцы были все еще на застежке брюк.
Наконец он улыбнулся.
– Ну, тогда твой первый раз будет и самым лучшим, – сказал он, расстегивая джинсы.
Он сбросил их и подошел к ней. С восхищением она увидела его напрягшуюся плоть, когда он накрыл ее своим телом.
У нее перехватило дыхание, когда она впервые ощутила мужскую наготу, прижавшуюся к ее коже. Ее руки обняли его спину.
По ее телу прокатились неожиданные волны, мощные и всепобеждающие, заставляя ее краснеть, задыхаться и стонать опять и опять. Казалось, ее тело не принадлежало ей.
Наконец источник ее жара был готов принять его. Он почувствовал это сразу. Его поцелуи стали более страстными, пальцы медленно и жадно гладили ее кожу, и когда ее ноги распластались, чтобы принять его, он вошел в нее.
Пронзительная боль, которую она ощутила при этом, была прелюдией к наслаждению, и поэтому она не думала о ней. Он был нетороплив и нежен, словно следовал за болью осторожно, входя и выходя из нее, успокаивая ее своими поцелуями. Почти сразу же его жаркая плоть превратила ее боль в наслаждение.
Никогда она еще не испытывала ничего подобного. Она открывала для себя свое тело словно со стороны. Она трепетала, ощущая мощь его плоти внутри себя. Она замирала перед тайной собственного физического желания. Казалось, это пролило новый свет на все, что она пережила – ее одиночество, ее долгие бессонные ночи, полные тревоги, ее неприятности в школе, ее ощущение, что какая-то особенная судьба ожидает ее.
То, что Квентин делал сейчас с нею, и неописуемый восторг ее тела, который она испытывала от происходящего с ней, казалось, давало ответ на вопрос, о котором она думала так долго. Не окончательный ответ, не единственный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63