Разумеется, знал. Он любил Дункана Уорда…
Выход он видел в том, чтобы провести какое-то время в Шотландии, подальше от Лондона, подальше от Уайдейл-холла, пожиравшего все его заработки до последнего пенни. Необходим был перерыв, необходимо было время, чтобы решить, как остановить слухи о его сексуальной ориентации. Нельзя было жить так, как он жил все эти последние годы. Будучи врачом, он прекрасно видел, чем ему это грозит. Полным нервным истощением – и это в довершение всех остальных проблем…
Он уже останавливался на этой ферме в Пертшире прежде, но это было пять лет назад. Однако теперь он не собирался никак предупреждать о своем приезде, ни письмом, ни даже по телефону. Что-то подсказывало ему, что он все равно будет там желанным гостем, и уже предвкушал свидание с Россом и Элисон Маккензи и их дочерью Барбарой. Когда он гостил у них в тот, первый раз, между ним и Барбарой, особой непосредственной и даже взбалмошной, установились теплые дружеские отношения. Джиф знал, что ее влекло к нему, и как знать, во что могли вылиться их отношения, найди он в себе силы увидеть в ней то же, чем был для него Дункан Уорд.
Поезд подошел к маленькой станции, лежавшей в ложбине между поросших сосной холмов. Джиф знал, что в беленном известью домике, что прилепился возле самого железнодорожного полотна, убегавшего вдаль, в сторону Инвернесса, можно заказать такси, чтобы доехать до фермы Маккензи, расположенной в Гленокри, безлюдной холмистой местности милях в десяти на восток.
Дорога шла под уклон, и водителю приходилось притормаживать. Когда вдалеке в самом сердце долины показался сложенный из гранитных глыб квадратный дом фермера, Джиф, так долго томимый ожиданием этого вида, в нетерпении даже привстал на своем сиденье. Однако когда такси подъехало ближе, Джифу бросились в глаза страшные признаки запустения, заброшенности – ничто не указывало на присутствие здесь не то что людей, но даже животных, – и тотчас дурное предчувствие охватило его.
– Похоже, там, на старом крофте, ни души, – с шотландским выговором произнес водитель, повернувшись вполоборота, чтобы видеть расположившегося на заднем сиденье молчаливого пассажира. – Вас здесь поджидают?
Джиф Уэлдон нахмурился. Машина остановилась возле ворот, которые вели во двор.
– Не уверен, – ответил он. – Послушайте, можете подождать, пока я схожу посмотрю, есть здесь кто живой или нет?
– А то как же! Делать мне до следующего поезда один черт нечего, а до него еще добрых несколько часов.
Джиф подошел к двери и постучал. Из дома не доносилось ни звука. Он обошел дом вокруг и попытался заглянуть внутрь, но все шторы оказались плотно задернуты. Тогда он попробовал войти через заднюю дверь и, обнаружив, что она заперта, пошел в сторону хлева, и тут внимание его привлек непонятный шум.
– Есть тут кто-нибудь? – крикнул он и прислушался. Раздался какой-то царапающий звук, затем со скрипом отворилась старая деревянная дверь.
– Барбара! – У него словно гора с плеч свалилась, но, приглядевшись, он заметил на ее лице следы слез. – Барбара? Ты помнишь меня?
На ней были стоптанные башмаки и черное шерстяное платьице, едва доходившее ей до колен. Ему показалось, за то время, что они не виделись, она прожила не пять лет, а куда больше. Когда он видел ее последний раз, ей было восемнадцать; теперь она выглядела старше его самого.
– Джиффорд? – В ее темных от невыплаканных слез глазах мелькнуло узнавание.
– Твой отец дома? Или мать? – Он беспомощно всплеснул руками. – Наверное, мне надо было написать вам, узнать, удобно ли…
– Ты хотел остановиться у нас?
– Да. Но теперь… ферма выглядит совсем заброшенной. – Он обернулся и махнул рукой в сторону дома. – Я стучал, но мне никто даже не ответил.
– Некому отвечать, – промолвила она. – Там никого нет.
Джиф оторопел.
– Никого?
Она подошла к нему.
– Я и сама собиралась уезжать. Зашла, чтобы посмотреть последний раз.
– Но почему? Твой отец продал ферму? И куда ты теперь?
Она горько усмехнулась.
– Джиффорд, как ты нетерпелив. Хочешь получить ответы на все вопросы сразу. Во-первых, папа весной умер…
– О, Барбара, дорогая, мне очень жаль. Она подняла руку, призывая его выслушать.
– Плохой год. Мама последнее время совсем сдала. Месяц назад сердце у нее не выдержало. Мы как-то пытались сводить концы с концами, поддерживать ферму, но все было тщетно.
– И ты продала ферму? – В голосе Джифа звучало недоумение. – Вот так просто от всего – отказалась?
– Джиффорд, я не в состоянии управляться со всем этим одна. И потом, чтобы продать, надо иметь. Отец был простым арендатором, и теперь управляющий потребовал, чтобы крофт вернули.
– Но где же ты собираешься жить? Она пожала худенькими плечами.
– В приюте.
– В приюте?
– Джиффорд, я бездомная. Должна же я где-то жить.
Он привез ее в Эдинбург. Они поселились в пансионе, в разных комнатах. Барбара, казалось, утратила всякий интерес к жизни. У нее не было ни семьи, ни дома, а поскольку всю жизнь она провела в далекой глуши, не было у нее и друзей, которые могли бы помочь.
Шли дни, и, поначалу смутная, зародившаяся в голове Джифа идея становилась все более отчетливой. Если у него появится жена, то слухи относительно его порочной связи с Дунканом, которые ползли по Лондону, заглохнут сами собой. Тогда карьера его спасена. Он будет уважаемым человеком с безупречной репутацией. И главное… он сохранит отношения с Дунканом.
Начал он издалека, сказал лишь, что ему нужна хозяйка в доме, в Дербишир Пик Дистрикт. Говорить ей больше было ни к чему. Предложил выйти за него замуж. Терять ему было нечего. С другой стороны, если он привезет в Уайдейл-холл законную жену, возможно, все образуется как нельзя лучше.
Сначала она не хотела покидать Шотландию, но прошло несколько дней, и она сказала ему:
– Джиффорд, я не тешу себя надеждой… едва ли ты можешь полюбить меня. Уж конечно, не теперь. Но вдруг когда-нибудь потом, в будущем…
Они стояли под проливным дождем. Он взял ее за руку, и они бросились к пансиону.
– Значит, решено? – бросил он на ходу. – Ты согласна стать миссис Уэлдон и сделать меня счастливым человеком?
– Угу, – сказала она, поднимая к нему лицо; в тот момент ее глаза в осенних сумерках радостно блестели. – Да, Джиффорд. И я буду тебе хорошей женой. Обещаю.
– Лиззи! Лиззи! Помоги же! Скорее! – кричала Эми.
Из коридора донесся гулкий звук шагов по каменным плитам.
– Боже правый, деточка! Что за шум?..
– У него, кажется, обморок. – Эми подняла на нее испуганный взгляд. На полу у камина неподвижно лежал Джиф Уэлдон.
– Господи, в чем дело? – Лиззи поспешно пересекла зал и опустилась на колени рядом с Джифом Уэлдоном.
– Я перевернула его, – дрожащим голосом сказала Эми. – Он дышит. Лиззи, я все правильно сделала?
Та пощупала пульс на шее Джифа Уэлдона и кивнула.
– Так что же произошло?
– Он стоял и смотрел на портрет, а потом вдруг начал терять сознание. Лиззи, мне лишь удалось замедлить его падение. Хоть он и худой, но оказался слишком тяжел для меня.
– Все будет хорошо. – Лиззи присела и начала массировать пальцами обеих рук запястье Джифа Уэлдона.
– Откуда ты знаешь? Может, необходимо послать за врачом?
– С ним такое уже случалось. Своего рода припадок. Должно пройти несколько минут. Пульс у него хоть и слабый, но ровный.
– Ах, Лиззи…
– Не паникуй, девочка, – успокоила ее экономка. – Все-таки он уже старик. Не забывай.
– Лиззи, он вовсе не такой старый, ему нет и семидесяти. По современным меркам это не так много.
– Ему шестьдесят восемь, мисс Эми. Некоторые превращаются в стариков задолго до этого возраста. Джиф Уэлдон один из них. Когда я впервые появилась здесь, он уже был стариком. А тогда ему было немногим более пятидесяти.
Джиф Уэлдон пошевелился, застонал и часто заморгал. Лиззи прекратила массировать ему запястье и с улыбкой посмотрела на Эми:
– Ну вот! Что я говорила? Он оклемался. Все будет хорошо.
– И все-таки, я считаю, следует обратиться к врачу…
Лиззи покачала головой.
– Он и слушать не пожелает ни о каких врачах, так что лучше оставь его в покое, пока он снова не упал в обморок. Пусть придет в себя. Потом выпьем горячего какао и забудем об этом.
Эми не верила своим глазам, так быстро дядя Джиф оправился после перенесенного припадка. Присев на каменный пол, он раздраженно отмахнулся от их помощи.
– Что за переполох, не понимаю. Ну, оступился человек, всего и делов-то.
– Дядя Джиф, – залепетала Эми, – но ты был…
– Потемнело в глазах на пару секунд, – перебила ее Лиззи, – вот и все. Теперь все в порядке. Давай-ка мы поможем тебе сесть в кресло.
Джиф Уэлдон потер лоб ладонью, затем нетерпеливо оттолкнул руку Лиззи.
– Женщина! От тебя одни беды! – заорал он. – Я еще, слава богу, в состоянии ходить своими ногами.
Лиззи резко встала; вид ее не предвещал ничего хорошего.
– Черт с тобой! – рявкнула она. – Позаботься о себе сам. Мне надо на кухню. А вам, мэм, – она грозно посмотрела на Эми, – лучше пойти со мной.
– Но…
– Я сказала, что ты пойдешь со мной. Понятно? Предоставим этого старого мерзавца самому себе.
– Лиззи, мы не можем так поступить.
– Можем, – безапелляционным тоном заявила Лиззи, затем подошла к девушке и, решительно схватив ее за руку, наклонилась и быстро прошептала ей на ухо: – Милочка, прояви же хоть чуточку такта. Не смущай старика, он и так расстроен, что ты застала его в минуту слабости.
Поймав на себе взгляд умудренной жизнью женщины, Эми потупилась.
– Я пойду… помогу тебе, – пробормотала она. Обе направились прочь из комнаты. Джиф Уэлдон, по-стариковски покряхтывая, встал на ноги и теперь растерянно смотрел им вслед.
ГЛАВА 9
В Сочельник они трое, Джиф Уэлдон, Эми и Ричард Боден, сели за праздничный стол. Вскоре к ним присоединилась и Лиззи. Эми помогала ей готовить. Ужинали при свечах в обшитой дубом столовой, в которой вечно царила мрачная атмосфера, за что ее так не любила Эми.
Она с опаской ожидала новой встречи с Ричардом, но вскоре обнаружила, что страхи ее были напрасны. За все время, пока они ужинали, он ни словом не обмолвился о том, что произошло в его доме в Хаттоне-на-Дейле, так что Эми готова была поверить, что все это: и снежная ночь, и страстные объятия, и жаркие поцелуи, – все это лишь плод ее воображения.
Дядя Джиф пребывал в хорошем настроении. Ричард приехал на своем "лендровере" и потому ничего спиртного не пил. Когда ужин подошел к концу, Лиззи предложила сыграть в карты. Эми все время везло. Под вкусную еду и приятную беседу вечер миновал незаметно. Когда около одиннадцати Ричард собрался уезжать, Эми пошла проводить его до двери. Он был в темном костюме; надев куртку, достал из глубокого кармана бумажный пакет.
– Открой это утром, – сказал он, протягивая пакет ей. – Я не знал, что у тебя сегодня еще и день рождения, а то бы непременно принес и цветы.
– В этом не было никакой нужды. День рождения перестает быть радостным событием, как только тебе переваливает за двадцать.
Ричард лукаво прищурился.
– Когда ты так говоришь, я чувствую себя глубоким стариком. – Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. – Спокойной ночи, Эми.
– Как? И это все, что я заслужила? – притворно удивилась она. – Один несчастный поцелуй в лоб?
– Угу. Пока да.
Они были одни. Дядя Джиф отправился спать, а Лиззи прибиралась на кухне.
– Что ж, отлично! – Ей не хотелось, чтобы Ричард заметил, что она разочарована. – Может, как-нибудь заглянешь к нам после Рождества?
– Сомневаюсь… Разве что когда приду в церковь чинить Гавриила.
Эми насупилась.
– Этого паршивого архангела?
– Ревнуешь? – спросил Ричард; в голосе его сквозило любопытство.
– А ты как думал? – Эми хлопнула ладонью по бумажному пакету. – Что в этом свертке?
– Можешь догадаться по форме. – Он застегнул куртку и повернулся, чтобы направиться к выходу.
– По-моему, книга.
– Вот это да! Угадала с первого раза. Называется "Добыча камня карьерным способом в районе Пик Дистрикт".
– Правда? – Эми была явно разочарована.
– Да нет. Можешь не делать такую кислую мину. Я просто пошутил.
– Ричард! – Эми замахнулась на него таинственным подарком.
– Теперь всю ночь не сомкнешь глаз, будешь гадать, что же это такое, точно?
– Вот еще? Как только ты уйдешь, тут же разверну и посмотрю.
Ричард состроил гримасу.
– В таком случае хорошо, что у меня хватило ума не заворачивать это в красивую оберточную бумагу.
– А мне даже нечего подарить тебе, – смущенно произнесла Эми. Ей вдруг стало неловко, ведь она совсем не ожидала получить от него подарок к Рождеству.
– Не переживай, – беззаботно произнес он. – Зато теперь ты моя должница, точно? Мне приятно это сознавать.
Он распахнул дверь, и в дом ворвался холодный ветер.
– Не выходи, – сказал Ричард. – В твоем модном облегающем платьице недолго и простудиться.
Эми не хотелось отпускать его.
– Я нравлюсь тебе в нем?
– По мне, ты в чем угодно выглядишь потрясающе.
– Да, ты умеешь уклониться от комплимента даме.
Через минуту его и след простынет, подумала Эми.
– Поцелуй меня, – сказала она. – Когда ты в таком настроении, я не знаю, как себя вести. Лучше будь таким, каким ты был тем вечером. Тогда мне будет легче.
Ричард повернулся к ней.
– Леди желает предсказуемости, так?
– Я желаю, чтобы ты обнимал меня, целовал меня крепко-крепко, по-настоящему, – ответила она.
В мгновение ока преодолев разделявшие их две ступеньки, Ричард оказался рядом с ней. Эми, не отводя глаз, с надеждой смотрела на него. Она чувствовала, что вполне владеет собой, как и тогда в Хаттоне-на-Дейле.
Одной рукой он обхватил ее за талию и привлек к себе.
– Крепко-крепко, по-настоящему? – спросил он. Она молча кивнула и, смежив веки, прильнула к нему, готовая ощутить губами терпкий вкус его поцелуя. Для нее это была игра, и они уже установили правила. Крепко-крепко, по-настоящему – именно так целовал он ее тогда, в середине декабря. Меж тем она держала свое сердце на замке, потому что однажды уже подарила его другому, Кипу, который так никогда и не узнал об этом.
Одна его ладонь лежала у нее на спине, чуть ниже талии, другой же он приподнял ее голову за подбородок, чтобы видеть лицо. Тело ее напряглось в мучительном ожидании той удивительной радости, которую она собиралась извлечь из его поцелуя.
Его губы коснулись ее губ, но на сей раз это было мягкое, нежное прикосновение. Не осталось и следа от той изголодавшейся страстности, которую она обнаружила в нем тем первым вечером. Теперь его губы были губами любовника, они скользили по ее губам, едва касаясь их, и все же в этом поцелуе была такая сладкая истома, что у нее перехватывало дыхание. Неистово отвечало ее тело на эти поцелуи, требуя большего; пальцы ее непроизвольно впились в его плечи, желая, чтобы он стал еще ближе. Он был сильный, и с ним она чувствовала себя как за каменной стеной. Она знала, стоило ему только захотеть, и весь мир отправится ко всем чертям. Теперь его рот целиком накрывал ее губы, и тогда она, чуть разомкнув их, сделала вдох, приглашая его к близости.
Странные, неуловимее сознанием желания просыпались и бродили в ней, они отличались от того простого влечения, какое она испытывала по отношению к Кипу. В этих желаниях не было ничего от тех невинных утех, которым предаются на свиданиях мальчики и девочки. Это были желания физические, вернее даже плотские; Эми никак не ожидала, что в ней вдруг проснется такая опаляющая душу чувственность, такая похоть, пронизывающая все фибры ее существа…
Внезапно она устыдилась того, что ее сознание услужливо интерпретировало как измену по отношению к Кипу. Ее любовь к Кипу была сама чистота, сама невинность, и вот теперь чувственная мужественность Ричарда Бодена, исполненная, подобно природным стихиям, глубокой силы, постепенно срывала с нее покровы невинности. Каменный человек! – вдруг припомнилось ей. Определение оказалось как нельзя более верным. Усилием воли она заставила себя дать отпор его объятиям, его поцелуям, которые становились все более недвусмысленно искусительными, все более томительными. Неловко высвободившись из его объятий, Эми панически отпрянула от него, одновременно зажав ладонью рот, как будто надеясь таким образом стереть саму память о проклятых поцелуях.
Ричард тихо рассмеялся.
– Теперь ты видишь, почему я поцеловал тебя в лоб. Я подумал, что так будет безопаснее.
Эми повернулась и опрометью бросилась вон из прихожей. Она бежала, пока за ней не захлопнулась дверь ее спальни, и опомнилась, лишь обнаружив, что лежит распластавшись на своей кровати, упершись головой в жесткую деревянную спинку; глаза ей слепила висевшая на потолке лампочка.
Она уже давно лежала в постели, тщетно пытаясь уснуть, свернувшись калачиком, словно продрогший в утробе плод, и чувствуя на губах странное раздражающее покалывание, какое бывает, когда отходит заморозка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Выход он видел в том, чтобы провести какое-то время в Шотландии, подальше от Лондона, подальше от Уайдейл-холла, пожиравшего все его заработки до последнего пенни. Необходим был перерыв, необходимо было время, чтобы решить, как остановить слухи о его сексуальной ориентации. Нельзя было жить так, как он жил все эти последние годы. Будучи врачом, он прекрасно видел, чем ему это грозит. Полным нервным истощением – и это в довершение всех остальных проблем…
Он уже останавливался на этой ферме в Пертшире прежде, но это было пять лет назад. Однако теперь он не собирался никак предупреждать о своем приезде, ни письмом, ни даже по телефону. Что-то подсказывало ему, что он все равно будет там желанным гостем, и уже предвкушал свидание с Россом и Элисон Маккензи и их дочерью Барбарой. Когда он гостил у них в тот, первый раз, между ним и Барбарой, особой непосредственной и даже взбалмошной, установились теплые дружеские отношения. Джиф знал, что ее влекло к нему, и как знать, во что могли вылиться их отношения, найди он в себе силы увидеть в ней то же, чем был для него Дункан Уорд.
Поезд подошел к маленькой станции, лежавшей в ложбине между поросших сосной холмов. Джиф знал, что в беленном известью домике, что прилепился возле самого железнодорожного полотна, убегавшего вдаль, в сторону Инвернесса, можно заказать такси, чтобы доехать до фермы Маккензи, расположенной в Гленокри, безлюдной холмистой местности милях в десяти на восток.
Дорога шла под уклон, и водителю приходилось притормаживать. Когда вдалеке в самом сердце долины показался сложенный из гранитных глыб квадратный дом фермера, Джиф, так долго томимый ожиданием этого вида, в нетерпении даже привстал на своем сиденье. Однако когда такси подъехало ближе, Джифу бросились в глаза страшные признаки запустения, заброшенности – ничто не указывало на присутствие здесь не то что людей, но даже животных, – и тотчас дурное предчувствие охватило его.
– Похоже, там, на старом крофте, ни души, – с шотландским выговором произнес водитель, повернувшись вполоборота, чтобы видеть расположившегося на заднем сиденье молчаливого пассажира. – Вас здесь поджидают?
Джиф Уэлдон нахмурился. Машина остановилась возле ворот, которые вели во двор.
– Не уверен, – ответил он. – Послушайте, можете подождать, пока я схожу посмотрю, есть здесь кто живой или нет?
– А то как же! Делать мне до следующего поезда один черт нечего, а до него еще добрых несколько часов.
Джиф подошел к двери и постучал. Из дома не доносилось ни звука. Он обошел дом вокруг и попытался заглянуть внутрь, но все шторы оказались плотно задернуты. Тогда он попробовал войти через заднюю дверь и, обнаружив, что она заперта, пошел в сторону хлева, и тут внимание его привлек непонятный шум.
– Есть тут кто-нибудь? – крикнул он и прислушался. Раздался какой-то царапающий звук, затем со скрипом отворилась старая деревянная дверь.
– Барбара! – У него словно гора с плеч свалилась, но, приглядевшись, он заметил на ее лице следы слез. – Барбара? Ты помнишь меня?
На ней были стоптанные башмаки и черное шерстяное платьице, едва доходившее ей до колен. Ему показалось, за то время, что они не виделись, она прожила не пять лет, а куда больше. Когда он видел ее последний раз, ей было восемнадцать; теперь она выглядела старше его самого.
– Джиффорд? – В ее темных от невыплаканных слез глазах мелькнуло узнавание.
– Твой отец дома? Или мать? – Он беспомощно всплеснул руками. – Наверное, мне надо было написать вам, узнать, удобно ли…
– Ты хотел остановиться у нас?
– Да. Но теперь… ферма выглядит совсем заброшенной. – Он обернулся и махнул рукой в сторону дома. – Я стучал, но мне никто даже не ответил.
– Некому отвечать, – промолвила она. – Там никого нет.
Джиф оторопел.
– Никого?
Она подошла к нему.
– Я и сама собиралась уезжать. Зашла, чтобы посмотреть последний раз.
– Но почему? Твой отец продал ферму? И куда ты теперь?
Она горько усмехнулась.
– Джиффорд, как ты нетерпелив. Хочешь получить ответы на все вопросы сразу. Во-первых, папа весной умер…
– О, Барбара, дорогая, мне очень жаль. Она подняла руку, призывая его выслушать.
– Плохой год. Мама последнее время совсем сдала. Месяц назад сердце у нее не выдержало. Мы как-то пытались сводить концы с концами, поддерживать ферму, но все было тщетно.
– И ты продала ферму? – В голосе Джифа звучало недоумение. – Вот так просто от всего – отказалась?
– Джиффорд, я не в состоянии управляться со всем этим одна. И потом, чтобы продать, надо иметь. Отец был простым арендатором, и теперь управляющий потребовал, чтобы крофт вернули.
– Но где же ты собираешься жить? Она пожала худенькими плечами.
– В приюте.
– В приюте?
– Джиффорд, я бездомная. Должна же я где-то жить.
Он привез ее в Эдинбург. Они поселились в пансионе, в разных комнатах. Барбара, казалось, утратила всякий интерес к жизни. У нее не было ни семьи, ни дома, а поскольку всю жизнь она провела в далекой глуши, не было у нее и друзей, которые могли бы помочь.
Шли дни, и, поначалу смутная, зародившаяся в голове Джифа идея становилась все более отчетливой. Если у него появится жена, то слухи относительно его порочной связи с Дунканом, которые ползли по Лондону, заглохнут сами собой. Тогда карьера его спасена. Он будет уважаемым человеком с безупречной репутацией. И главное… он сохранит отношения с Дунканом.
Начал он издалека, сказал лишь, что ему нужна хозяйка в доме, в Дербишир Пик Дистрикт. Говорить ей больше было ни к чему. Предложил выйти за него замуж. Терять ему было нечего. С другой стороны, если он привезет в Уайдейл-холл законную жену, возможно, все образуется как нельзя лучше.
Сначала она не хотела покидать Шотландию, но прошло несколько дней, и она сказала ему:
– Джиффорд, я не тешу себя надеждой… едва ли ты можешь полюбить меня. Уж конечно, не теперь. Но вдруг когда-нибудь потом, в будущем…
Они стояли под проливным дождем. Он взял ее за руку, и они бросились к пансиону.
– Значит, решено? – бросил он на ходу. – Ты согласна стать миссис Уэлдон и сделать меня счастливым человеком?
– Угу, – сказала она, поднимая к нему лицо; в тот момент ее глаза в осенних сумерках радостно блестели. – Да, Джиффорд. И я буду тебе хорошей женой. Обещаю.
– Лиззи! Лиззи! Помоги же! Скорее! – кричала Эми.
Из коридора донесся гулкий звук шагов по каменным плитам.
– Боже правый, деточка! Что за шум?..
– У него, кажется, обморок. – Эми подняла на нее испуганный взгляд. На полу у камина неподвижно лежал Джиф Уэлдон.
– Господи, в чем дело? – Лиззи поспешно пересекла зал и опустилась на колени рядом с Джифом Уэлдоном.
– Я перевернула его, – дрожащим голосом сказала Эми. – Он дышит. Лиззи, я все правильно сделала?
Та пощупала пульс на шее Джифа Уэлдона и кивнула.
– Так что же произошло?
– Он стоял и смотрел на портрет, а потом вдруг начал терять сознание. Лиззи, мне лишь удалось замедлить его падение. Хоть он и худой, но оказался слишком тяжел для меня.
– Все будет хорошо. – Лиззи присела и начала массировать пальцами обеих рук запястье Джифа Уэлдона.
– Откуда ты знаешь? Может, необходимо послать за врачом?
– С ним такое уже случалось. Своего рода припадок. Должно пройти несколько минут. Пульс у него хоть и слабый, но ровный.
– Ах, Лиззи…
– Не паникуй, девочка, – успокоила ее экономка. – Все-таки он уже старик. Не забывай.
– Лиззи, он вовсе не такой старый, ему нет и семидесяти. По современным меркам это не так много.
– Ему шестьдесят восемь, мисс Эми. Некоторые превращаются в стариков задолго до этого возраста. Джиф Уэлдон один из них. Когда я впервые появилась здесь, он уже был стариком. А тогда ему было немногим более пятидесяти.
Джиф Уэлдон пошевелился, застонал и часто заморгал. Лиззи прекратила массировать ему запястье и с улыбкой посмотрела на Эми:
– Ну вот! Что я говорила? Он оклемался. Все будет хорошо.
– И все-таки, я считаю, следует обратиться к врачу…
Лиззи покачала головой.
– Он и слушать не пожелает ни о каких врачах, так что лучше оставь его в покое, пока он снова не упал в обморок. Пусть придет в себя. Потом выпьем горячего какао и забудем об этом.
Эми не верила своим глазам, так быстро дядя Джиф оправился после перенесенного припадка. Присев на каменный пол, он раздраженно отмахнулся от их помощи.
– Что за переполох, не понимаю. Ну, оступился человек, всего и делов-то.
– Дядя Джиф, – залепетала Эми, – но ты был…
– Потемнело в глазах на пару секунд, – перебила ее Лиззи, – вот и все. Теперь все в порядке. Давай-ка мы поможем тебе сесть в кресло.
Джиф Уэлдон потер лоб ладонью, затем нетерпеливо оттолкнул руку Лиззи.
– Женщина! От тебя одни беды! – заорал он. – Я еще, слава богу, в состоянии ходить своими ногами.
Лиззи резко встала; вид ее не предвещал ничего хорошего.
– Черт с тобой! – рявкнула она. – Позаботься о себе сам. Мне надо на кухню. А вам, мэм, – она грозно посмотрела на Эми, – лучше пойти со мной.
– Но…
– Я сказала, что ты пойдешь со мной. Понятно? Предоставим этого старого мерзавца самому себе.
– Лиззи, мы не можем так поступить.
– Можем, – безапелляционным тоном заявила Лиззи, затем подошла к девушке и, решительно схватив ее за руку, наклонилась и быстро прошептала ей на ухо: – Милочка, прояви же хоть чуточку такта. Не смущай старика, он и так расстроен, что ты застала его в минуту слабости.
Поймав на себе взгляд умудренной жизнью женщины, Эми потупилась.
– Я пойду… помогу тебе, – пробормотала она. Обе направились прочь из комнаты. Джиф Уэлдон, по-стариковски покряхтывая, встал на ноги и теперь растерянно смотрел им вслед.
ГЛАВА 9
В Сочельник они трое, Джиф Уэлдон, Эми и Ричард Боден, сели за праздничный стол. Вскоре к ним присоединилась и Лиззи. Эми помогала ей готовить. Ужинали при свечах в обшитой дубом столовой, в которой вечно царила мрачная атмосфера, за что ее так не любила Эми.
Она с опаской ожидала новой встречи с Ричардом, но вскоре обнаружила, что страхи ее были напрасны. За все время, пока они ужинали, он ни словом не обмолвился о том, что произошло в его доме в Хаттоне-на-Дейле, так что Эми готова была поверить, что все это: и снежная ночь, и страстные объятия, и жаркие поцелуи, – все это лишь плод ее воображения.
Дядя Джиф пребывал в хорошем настроении. Ричард приехал на своем "лендровере" и потому ничего спиртного не пил. Когда ужин подошел к концу, Лиззи предложила сыграть в карты. Эми все время везло. Под вкусную еду и приятную беседу вечер миновал незаметно. Когда около одиннадцати Ричард собрался уезжать, Эми пошла проводить его до двери. Он был в темном костюме; надев куртку, достал из глубокого кармана бумажный пакет.
– Открой это утром, – сказал он, протягивая пакет ей. – Я не знал, что у тебя сегодня еще и день рождения, а то бы непременно принес и цветы.
– В этом не было никакой нужды. День рождения перестает быть радостным событием, как только тебе переваливает за двадцать.
Ричард лукаво прищурился.
– Когда ты так говоришь, я чувствую себя глубоким стариком. – Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. – Спокойной ночи, Эми.
– Как? И это все, что я заслужила? – притворно удивилась она. – Один несчастный поцелуй в лоб?
– Угу. Пока да.
Они были одни. Дядя Джиф отправился спать, а Лиззи прибиралась на кухне.
– Что ж, отлично! – Ей не хотелось, чтобы Ричард заметил, что она разочарована. – Может, как-нибудь заглянешь к нам после Рождества?
– Сомневаюсь… Разве что когда приду в церковь чинить Гавриила.
Эми насупилась.
– Этого паршивого архангела?
– Ревнуешь? – спросил Ричард; в голосе его сквозило любопытство.
– А ты как думал? – Эми хлопнула ладонью по бумажному пакету. – Что в этом свертке?
– Можешь догадаться по форме. – Он застегнул куртку и повернулся, чтобы направиться к выходу.
– По-моему, книга.
– Вот это да! Угадала с первого раза. Называется "Добыча камня карьерным способом в районе Пик Дистрикт".
– Правда? – Эми была явно разочарована.
– Да нет. Можешь не делать такую кислую мину. Я просто пошутил.
– Ричард! – Эми замахнулась на него таинственным подарком.
– Теперь всю ночь не сомкнешь глаз, будешь гадать, что же это такое, точно?
– Вот еще? Как только ты уйдешь, тут же разверну и посмотрю.
Ричард состроил гримасу.
– В таком случае хорошо, что у меня хватило ума не заворачивать это в красивую оберточную бумагу.
– А мне даже нечего подарить тебе, – смущенно произнесла Эми. Ей вдруг стало неловко, ведь она совсем не ожидала получить от него подарок к Рождеству.
– Не переживай, – беззаботно произнес он. – Зато теперь ты моя должница, точно? Мне приятно это сознавать.
Он распахнул дверь, и в дом ворвался холодный ветер.
– Не выходи, – сказал Ричард. – В твоем модном облегающем платьице недолго и простудиться.
Эми не хотелось отпускать его.
– Я нравлюсь тебе в нем?
– По мне, ты в чем угодно выглядишь потрясающе.
– Да, ты умеешь уклониться от комплимента даме.
Через минуту его и след простынет, подумала Эми.
– Поцелуй меня, – сказала она. – Когда ты в таком настроении, я не знаю, как себя вести. Лучше будь таким, каким ты был тем вечером. Тогда мне будет легче.
Ричард повернулся к ней.
– Леди желает предсказуемости, так?
– Я желаю, чтобы ты обнимал меня, целовал меня крепко-крепко, по-настоящему, – ответила она.
В мгновение ока преодолев разделявшие их две ступеньки, Ричард оказался рядом с ней. Эми, не отводя глаз, с надеждой смотрела на него. Она чувствовала, что вполне владеет собой, как и тогда в Хаттоне-на-Дейле.
Одной рукой он обхватил ее за талию и привлек к себе.
– Крепко-крепко, по-настоящему? – спросил он. Она молча кивнула и, смежив веки, прильнула к нему, готовая ощутить губами терпкий вкус его поцелуя. Для нее это была игра, и они уже установили правила. Крепко-крепко, по-настоящему – именно так целовал он ее тогда, в середине декабря. Меж тем она держала свое сердце на замке, потому что однажды уже подарила его другому, Кипу, который так никогда и не узнал об этом.
Одна его ладонь лежала у нее на спине, чуть ниже талии, другой же он приподнял ее голову за подбородок, чтобы видеть лицо. Тело ее напряглось в мучительном ожидании той удивительной радости, которую она собиралась извлечь из его поцелуя.
Его губы коснулись ее губ, но на сей раз это было мягкое, нежное прикосновение. Не осталось и следа от той изголодавшейся страстности, которую она обнаружила в нем тем первым вечером. Теперь его губы были губами любовника, они скользили по ее губам, едва касаясь их, и все же в этом поцелуе была такая сладкая истома, что у нее перехватывало дыхание. Неистово отвечало ее тело на эти поцелуи, требуя большего; пальцы ее непроизвольно впились в его плечи, желая, чтобы он стал еще ближе. Он был сильный, и с ним она чувствовала себя как за каменной стеной. Она знала, стоило ему только захотеть, и весь мир отправится ко всем чертям. Теперь его рот целиком накрывал ее губы, и тогда она, чуть разомкнув их, сделала вдох, приглашая его к близости.
Странные, неуловимее сознанием желания просыпались и бродили в ней, они отличались от того простого влечения, какое она испытывала по отношению к Кипу. В этих желаниях не было ничего от тех невинных утех, которым предаются на свиданиях мальчики и девочки. Это были желания физические, вернее даже плотские; Эми никак не ожидала, что в ней вдруг проснется такая опаляющая душу чувственность, такая похоть, пронизывающая все фибры ее существа…
Внезапно она устыдилась того, что ее сознание услужливо интерпретировало как измену по отношению к Кипу. Ее любовь к Кипу была сама чистота, сама невинность, и вот теперь чувственная мужественность Ричарда Бодена, исполненная, подобно природным стихиям, глубокой силы, постепенно срывала с нее покровы невинности. Каменный человек! – вдруг припомнилось ей. Определение оказалось как нельзя более верным. Усилием воли она заставила себя дать отпор его объятиям, его поцелуям, которые становились все более недвусмысленно искусительными, все более томительными. Неловко высвободившись из его объятий, Эми панически отпрянула от него, одновременно зажав ладонью рот, как будто надеясь таким образом стереть саму память о проклятых поцелуях.
Ричард тихо рассмеялся.
– Теперь ты видишь, почему я поцеловал тебя в лоб. Я подумал, что так будет безопаснее.
Эми повернулась и опрометью бросилась вон из прихожей. Она бежала, пока за ней не захлопнулась дверь ее спальни, и опомнилась, лишь обнаружив, что лежит распластавшись на своей кровати, упершись головой в жесткую деревянную спинку; глаза ей слепила висевшая на потолке лампочка.
Она уже давно лежала в постели, тщетно пытаясь уснуть, свернувшись калачиком, словно продрогший в утробе плод, и чувствуя на губах странное раздражающее покалывание, какое бывает, когда отходит заморозка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36