– Совершенно верно. Однако Летиция объяснила мне, что выбрала именно это платье, поскольку оно напоминает ей о счастливой поре ее жизни – когда дети ее уже выросли, а муж еще не заболел смертельной болезнью. И еще она вспомнила об удивительной девушке, которая его сшила, – Марии Терезе.
– Летиция сказала, что эта история весьма характерна для Нового Орлеана, – продолжала Линдсей. – А Новый Орлеан тех времен, по ее словам, разительно отличался от того, каким стал впоследствии. Тогда там не было столько туристов, сколько сейчас, и еще можно было ощутить прошлое города. «Представьте себе, милочка, – говорила она, – безумное смешение богатства и нищеты, десятков национальностей – французов, испанцев, жителей Карибских островов, смесь религий, предрассудков и языков. Представьте себе город, непохожий ни на один другой в Америке, где даже самые удивительные события воспринимаются в порядке вещей». Короче говоря, Роуленд, благодаря Летиции я по-новому увидела Новый Орлеан. Ну, а потом она рассказала историю Марии Терезы.
Летиция познакомилась с Марией Терезой несколько лет назад. Тогда Марии Терезе было всего четырнадцать, она ходила в монастырскую католическую школу во французском квартале вместе с одной из горничных Летиции. По просьбе горничной, работавшей в доме Лафитт-Грантов, Марии Терезе доверили сделать какую-то мелкую работу: вышивку или что-то в этом роде. Рукоделию ее научили преподававшие в школе монашки, некоторые из них были француженками. У Марии Терезы, кстати, тоже были французские корни, но родилась она в Новом Орлеане. По словам монахинь, эта девочка была их любимой и самой прилежной ученицей. Мария Тереза выполнила задание, причем так искусно, что, увидев эту работу, Летиция захотела познакомиться с девочкой, а познакомившись, сразу полюбила. По ее словам, та была тихой, застенчивой до болезненности и, хотя назвать ее красивой не поворачивался язык, от девочки было невозможно оторвать глаз. Летиция назвала ее «прекрасной дурнушкой». У нее была бледная, как цветок магнолии, – это тоже выражение Летиции – кожа и черные как вороново крыло волосы. По своему поведению Мария Тереза была сущим ребенком. Летиция загорелась мыслью дать девочке новую работу. В первую очередь, наверное, потому, что ей было известно о бедственном положении Марии Терезы.
Линдсей умолкла и искоса посмотрела на Роуленда.
– У Марии Терезы был брат, судя по всему, они были сиротами. Брат забросил школу, когда ему исполнилось только тринадцать, а сестре – девять лет. Он заменил ей родителей, став ее единственной опорой.
В комнате повисла тишина. В камине треснуло догоравшее полено, зашипел огонь, посыпались искры. Роуленд медленно поднял голову и встретился взглядом с Линдсей.
– У нее был брат? Старший брат?
– Да, и, насколько я поняла из слов Летиции, он опекал ее словно наседка. Плохо образованный, чувствительный, гордый и трогательный юноша.
– Интересно. Продолжай.
– Эта девочка понравилась Летиции, она стала приходить в дом Лафитт-Грантов, хотя сама Летиция никогда не была в доме у девушки. На протяжении следующих двух лет она давала своей любимице работу при каждом удобном случае. Со временем помимо вышивания Мария Тереза стала выполнять более сложные задания: сшила для Летиции несколько блузок, великолепную накидку. Летиция разрешила ей перешить кое-что из своих старых вещей, и результаты неизменно приводили ее в восторг. Она часто рассказывала девочке о том, как готовят модели в домах моды, как происходят примерки, говорила о том, что в этом деле надо стремиться к совершенству.
Однажды Летиция дала Марии Терезе один из своих самых любимых костюмов – еще довоенную модель Шанель. Этот наряд уже невозможно было надевать, по мнению самой Летиции. Мария Тереза забрала его, а через некоторое время вернула – как новенький. Присмотревшись, Летиция поняла, что девочка распорола жакет до последнего кусочка, а затем собрала его заново. Мария Тереза дрожала от возбуждения. Обычно замкнутая и молчаливая, она в тот вечер трещала не умолкая и рассказывала о том, что ей удалось узнать. Знаешь, что она сказала Летиции? Цитирую дословно: «Мадам, мне всегда удавалось видеть искусство, но теперь я поняла природу одежды».
– С тех пор, – продолжала свое повествование Линдсей, – Летиция еще больше заинтересовалась девочкой. Она заставила Марию Терезу рассказать о ее жизни, доме, о брате и была крайне растрогана тем, что услышала. Мария Тереза и ее брат занимали две комнаты в бедном районе Вье-Карре, как раз напротив монастыря и школы. Комнаты были предоставлены им монастырем, который владел кое-какой недвижимостью в этой части Нового Орлеана. Место, где они жили, называлось домом Санта-Мария, поскольку в нише садовой стены стояла маленькая статуя Девы Марии. Монахини предоставили сиротам жилье не только из благотворительности. Они, как и брат Марии Терезы, считали, что девушка призвана служить Богу, и уговаривали ее после окончания школы оставить мирскую жизнь. Она согласилась с этим и сообщила Летиции, что намерена со временем принять постриг.
Это встревожило Легацию, не являвшуюся католичкой, и она предостерегла девочку, сказав, что та должна очень серьезно подумать, прежде чем предпринимать такой ответственный шаг. Она даже предложила Марии Терезе поступить на работу к Лафитт-Грантам, заняться домоводством и, возможно, шитьем. К удивлению Летиции, девушка отказалась – вежливо, но категорично, объяснив, что во всем слушается своего брата, который для нее – все: и хранитель, и защитник, и друг. А он, по ее словам, ни за что не одобрил бы такой выбор. Тем более она, Мария Тереза, никогда не сделает ничего, что могло бы разлучить ее с братом. Летиция тактично указала ей на то, что, хотя брат девушки работал в монастырском саду, превращение ее в монашки неизбежно предполагает разлуку с ним, однако Мария Тереза, вежливо выслушав женщину, похоже, не сочла ее доводы убедительными.
Линдсей умолкла и перевела взгляд на Роуленда.
– Летиция ни разу не назвала мне фамилию сирот, но сказала, что брата девушки звали Жан-Поль. Это имя очень легко сокращается до Жана. Точно так же, как Мария Тереза из дома Санта-Мария могла изменить свое имя, превратившись просто в Марию, – особенно если не хотела привлекать внимания к своему французскому происхождению. Ты согласен?
– Согласен, – откликнулся Роуленд, – но мне не хотелось бы делать поспешные выводы. – Он помолчал. – Но пока я не вижу в этой истории никакой любовной подоплеки.
– Сейчас увидишь. Результатом того разговора, – продолжала Линдсей, – и стало появление на свет этого «русского» платья Летиции. Каждый год во время Марди-Гра Лафитт-Гранты давали бал, и каждый из них имел определенную тему: венецианский, оттоманский и так далее. В тот год, 1966-й, они собирались устроить русский бал. Вместо того чтобы по обыкновению заказывать платье для бала в Париже, Летиция решила поручить это важное задание Марии Терезе. Это с ее стороны не было очередным актом благотворительности. Она решила, что, если девушка не справится – не беда, ее шкафы и без того ломились от нарядов, но если платье получится, ее друзья наверняка заинтересуются талантливой девушкой. Вот тогда Мария Тереза, возможно, поймет, что существует гораздо более интересная жизнь, чем монашеское затворничество.
– План Летиции удался?
– Нет, он с треском провалился. Платье получилось выше всяких похвал – succes fou. Все подруги Летиции горели желанием узнать имя мастера, создавшего такую красоту, но ни им, ни самой Летиции не пришлось больше заказать Марии Терезе ни одного наряда. После той ночи, когда состоялся Марди-Гра, Летиция видела девушку лишь однажды.
Линдсей помолчала, прищурившись глядя в огонь, а затем со вздохом повернулась к Роуленду.
– Когда Летиция дошла до этого места в своем рассказе, я заметила, как изменилось ее лицо. Я думала, что сейчас она расскажет о каком-то ужасном случае, приключившемся с ее подопечной. Может быть, подумала я, Мария Тереза попала в катастрофу и погибла? Однако я ошиблась – ничего такого не произошло. Она поведала мне окончание этой истории на том условии, что оно не попадет в печать. Я обещала. Так вот, Роуленд, в том, что все развалилось, был виновен ее брат, Жан-Поль.
– Понятно. А с братом девушки Летиция ни разу не встречалась?
– Он от зари до ночи работал в монастырском саду и ухитрялся подрабатывать, прислуживая в различных барах и гостиницах Нового Орлеана. Про него говорили, что он – механик от Бога, и пару раз по просьбе мужа Летиции, который был без ума от довоенных «Роллс-Ройсов», он помогал в гараже Лафитт-Грантов.
– Лазар и теперь коллекционирует подобные машины.
– Вот именно. Однако это была разовая работа. Парень не полюбился мужчинам, работавшим в гараже на постоянной основе. Они сочли его высокомерным и чересчур обидчивым. Он вечно видел оскорбления в свой адрес там, где их не было. Из-за его неуживчивого характера с ним никто не хотел работать. На следующее после бала утро он появился на пороге дома Лафитт-Грантов, и Летиция сразу поняла причину такого отношения к юноше. Она сама с первого взгляда невзлюбила парня.
Помешкав, Линдсей продолжила:
– В определенной степени, я думаю, она его жалела. Юноше было всего девятнадцать, и от Летиции не укрылись его беспомощные попытки выглядеть взрослым и искушенным мужчиной. Сразу же, едва переступив порог ее дома, он повел себя агрессивно и грубо, заявив на повышенных тонах, что его сестра не нуждается в опеке Летиции, что он сам в состоянии позаботиться о ней. Он заявил, что не потерпит, чтобы какие-то протестанты совали нос в судьбу примерной девушки-католички, которую они к тому же просто не в состоянии понять. Он долго и напыщенно распространялся по поводу добродетелей своей сестры – ее чистоты, скромности и религиозности, сообщил, что не позволит больше Марии Терезе выполнять какую бы то ни было работу для Летиции и положит конец их общению. По его словам, она лишь отравляла сознание его сестры, искушая ее мирской суетностью. Марии Терезе, сказал он, предначертано быть невестой Христовой, и ему это было ясно с самого начала. Именно о такой судьбе для своей дочери мечтала их покойная мать, и он, Жан-Поль, приложит все усилия для того, чтобы ее последняя воля осуществилась.
Летиция даже не пыталась прервать эту явно заранее заготовленную речь. Окончив ее, парень пулей вылетел из дома, громко хлопнув дверью напоследок. Что же касается Марии Терезы, то, как я уже сказала, после этого Летиция видела ее лишь однажды.
– Как странно! – раздался голос Роуленда в наступившей тишине. – И чем же закончилась эта история, Линдсей?
– Прошло несколько лет. Летиция после визита Жан-Поля не делала больше попыток увидеться с Марией Терезой. Время от времени она слышала о ней от той самой горничной, которая впервые ввела девочку в ее дом, однако информация была скудной, и постепенно Летиция забыла о девушке. Ее занимали куда более важные вещи: тяжело заболел ее муж. Только через три года все от той же горничной она узнала о кризисе в жизни своей бывшей подопечной. К тому времени Мария Тереза уже окончила школу и готовилась к постригу в монахини. Однако ей было не суждено завершить свое послушничество. Она отказалась от него, заявив, что «утратила веру». Марию Терезу вышвырнули на улицу, они остались без жилья и без денег.
Горничная, рассказавшая об этом, также отличалась чрезвычайной скромностью, и Летиция почувствовала: за этим выселением стоит что-то еще, о чем горничная не решается заговорить вслух. Когда хозяйка расспрашивала ее, та начинала мучительно краснеть и нести какую-то околесицу. По ее словам выходило, что Мария Тереза обманула надежды святых сестер и теперь она всех избегает.
В заботах о больном муже Летиция забывала обо всем. Прошло пять или шесть месяцев, наступил новый, 1970, год. В здоровье ее мужа наступило временное улучшение. Снова приближался Марди-Гра. Вызвав свою горничную, Летиция чуть ли не клещами вырвала у нее новый адрес Марии Терезы и ее брата. Горничная сказала, что, насколько ей известно, они бедствуют, Мария Тереза больна, но больше из нее ничего выудить не удалось.
Несколькими днями позже, – продолжала Линдсей, – Летиция решила предпринять миссию милосердия. Думаю, вы догадываетесь, Роуленд, что она обнаружила. Причем самое любопытное заключается в том, что она ожидала увидеть все что угодно, но только не это. Ей удалось отыскать названный горничной адрес. Это был ветхий обшарпанный дом, в котором сдавались комнаты, расположенный в северной части французского квартала, куда обычно опасается заходить большинство белых людей. На двери дома не было ни звонка, ни табличек с именами жильцов. Она была открыта, а на крыльце сидел старик и прямо из горлышка хлебал дешевое виски. Да, сказал он, Мария Тереза и ее муж занимают заднюю комнату на верхнем этаже. Поднимаясь по скрипучим ступенькам, Летиция услышала писк младенца. Поначалу она подумала, что этот звук исходит из какой-нибудь другой комнаты, но затем она поняла, что уже добралась до самого верха и стоит перед обиталищем Марии Терезы. Дверь в ее комнату была приоткрыта, словно хозяин комнаты только что вернулся домой после работы. Летиция приблизилась к порогу и застыла в немом изумлении. Мария Тереза сидела на кровати в дальнем углу комнаты, на руках ее был младенец, которого она пыталась кормить грудью. Склонившись над ней и обняв ее за плечи, стоял ее брат Жан-Поль. По словам Летиции, она в тот же момент поняла: он и есть отец ребенка.
Они не заметили гостью, и Летиция уже собралась уйти, как в этот момент что-то остановило ее. По тому, как плакал малыш, Летиция поняла, что он болен. У нее самой было четверо детей. Она отметила болезненную худобу и нездоровый вид Марии Терезы. От нее не укрылись нежность и забота, с которыми Жан-Поль обращался к сестре и ее ребенку. И Летиция устыдилась своего первого порыва. Ей хотелось заговорить с ними, сказать, что она пришлет врача – своего личного, если нужно. Хотя, подумалось ей, ее доктор вряд ли согласится поехать в эти трущобы. В этот момент Жан-Поль поднял голову и заметил ее. Лицо его так ужасно исказилось, что Летиция утратила дар речи. Она лишь смогла поставить на пол принесенную ею корзину с фруктами – подарок совершенно никчемный в данной ситуации. Жан-Поль молча смотрел на нее с яростью и неприязнью. Тогда Летиция достала из кошелька все деньги, которые у нее были с собой, положила их в корзину, повернулась и поспешно ушла.
На этом, собственно, история и заканчивается, – сказала Линдсей, встретившись с встревоженным взглядом Роуленда. – Летиция больше никогда не видела ни сестру, ни брата. Еще полгода после этого она посылала им деньги по почте, но так и не знала, доходили ли они до адресата. В тот же год ее горничная сообщила ей, что брат и сестра уехали из Нового Орлеана, но когда Летиция спросила о ребенке, девушка сделала вид, будто ей об этом ничего не известно. Судьба младенца не давала Летиции покоя. Она боялась, что малыш либо умер, либо был отдан в чужие руки, либо попал в приют. После долгих, но бесплодных поисков она отправилась в монастырь, где ее приняла мать-настоятельница. Да, подтвердила монашенка, у Марии Терезы действительно родился сын, хотя она и не была замужем. На вопросы о том, кто является отцом ребенка и где находится дитя в настоящее время, она ответить не захотела. Жив или мертв, сказала настоятельница, младенец, родившийся от такого союза, ее не интересует.
Летиция была очень сердита, но она оказалась в тупике и ничего больше узнать не смогла. Затем в тот же год умер ее собственный муж, и их старший сын унаследовал состояние. Летиция покинула Луизиану и отправилась погостить к друзьям в Европу, а через некоторое время повстречалась с мужчиной, который стал ее вторым мужем, и осела в Лондоне. Она сказала мне, что время от времени приезжала в Луизиану, но никогда не чувствовала себя там спокойно. И никогда больше она не слышала о Марии Терезе и ее брате. Теперь о той истории напоминает лишь это платье на фотографии. Платье, которое, должно быть, хранится сейчас где-нибудь в запасниках музея «Метрополитен» – тщательно упакованное и пересыпанное нафталином.
Линдсей встретилась глазами с Роулендом, однако тут же отвела взгляд в сторону и принялась рассматривать огонь в камине. Роуленд не произнес ни слова, но женщина чувствовала, что рассказанная ею история глубоко взволновала его как, впрочем, и саму Линдсей, когда она услышала ее впервые. Склонив голову, он внимательно разглядывал фотографии русских платьев. Линдсей со вздохом поднялась.
– Вот такая история любви, – проговорила она. – Необычная история.
– Любая история любви кажется необычной тем людям, которые в ней участвуют, – задумчиво проговорил Роуленд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71