Тут был и маленький фонтан. Вода, нежно звеня, струилась из чаши, расписанной лазурью и золотом. Этот звук был единственным, нарушавшим тишину. Лазар опустился на каменную скамью у фонтана и со своей неизменной церемонностью и обстоятельностью достал из кармана и положил на свою ладонь маленькую белую коробочку, перевязанную серебряным шнуром, затем с улыбкой протянул коробочку женщине.
Мария взяла подарок и стала нетерпеливо рвать обертку, а когда открыла коробочку, увидела в ней что-то, завернутое в золотистую легкую ткань.
– Что это, Жан? О, что же это может быть?
Мария подняла к нему порозовевшее от волнения лицо. Ее широко раскрытые черные глаза смотрели на него, рот приоткрылся. Когда Мария смотрела на него таким доверчивым, таким невинным взглядом ребенка, у Лазара щемило сердце.
– Нет, не говори, я сама догадаюсь. Здесь что-то маленькое и очень красивое. Это кольцо, Жан? Или драгоценный камень? Изумруд? Скарабей? Какой-нибудь необыкновенный камушек? Помнишь, какие мы с тобой находили в Таиланде? Да, тут что-то маленькое и твердое. Я думаю, камень.
Лазар улыбнулся. Его всегда умиляло это трогательное отношение Марии к красоте. Ну, где еще найти женщину, в глазах которой драгоценный бриллиант будет обладать такой же ценностью, как красивая, но ничего не стоящая раковина или камушек?
– Ни то, ни другое, ни третье, дорогая, – мягко ответил он. – Это действительно очень маленькая и даже чудесная вещица. Поверишь ли ты, если я скажу, что ты держишь в руках птицу?
– Птицу, Жан? – Мария удивленно смотрела на него.
– Да, моя дорогая. У тебя в руках – маленькая голубка. Маленькая «белая голубка» – так это называется. Проглоти ее. Видишь, я даже приготовил для тебя стакан с водой. Ее нужно запивать только водой, дорогая, и ни в коем случае вином. Выпей и увидишь. Эта маленькая «голубка» обладает огромной силой. Ты почувствуешь, как за твоей спиной воистину вырастают крылья.
– Ты уверен? – Она не сводила с него пристального взгляда. – Обещай мне, Жан! В прошлый раз…
– Я знаю, дорогая. На сей раз – никаких ошибок. Клянусь тебе! Попробуй.
Мария развернула золотой шелк, внимательно поглядела на маленькую белую таблетку, затем взяла из рук Лазара стакан с водой. После этого она проглотила таблетку так, как послушная девочка пьет лекарство, прописанное врачом. Прошло некоторое время. Лазар наблюдал за ней, слушая журчание воды в фонтане. Мария прижала свою маленькую ладошку к груди и вскрикнула.
А затем – началось: лихорадочная активность, поездка на рынок, откуда они возвращались, заваленные маленькими свертками, купание в бассейне, желание говорить – так, как она не разговаривала с ним уже многие годы. Даже сейчас, сидя рядом с ней в роскошной машине, Лазар продолжал ощущать на своей коже давно забытые ласковые прикосновения ее губ и пальцев. Для него это было агонией, для нее – двадцать четыре часа ничем не омраченного счастья. По крайней мере, Мария сама не уставала это повторять. Однако теперь Лазару казалось, что она постепенно начинает выходить из этого состояния.
– Вчера он выглядел гораздо красивее.
Мария рассматривала браслет, купленный накануне на рынке. Он был сделан из золота и усеян кораллами и зернами бирюзы. Старинная и удивительно красивая вещица, бывшая когда-то украшением неведомой богатой арабской девочки, он представлял собой точную копию одного из тридцати точно таких же браслетов, купленных Марией на этом же базаре в прежние их приезды.
– А это… Ты только посмотри на это. – Она взяла крохотный бронзовый колокольчик, критически оглядела его и швырнула на пол машины. Затем без всякого перехода вдруг произнесла. – Жан, когда мы вернемся домой, я сразу лягу поспать. Мне хочется проспать целый год. В синей комнате, Жан, на тех белых простынях, которые тебе прислали из Лондона.
– Спи в любой комнате, где тебе захочется, родная. Отдохни. И ни о чем не тревожься. Все будет хорошо.
– Ты побудешь со мной? Поговоришь со мной? Хотя бы пока я не засну? Ты ведь не оставишь меня одну?
– Нет, милая. Сегодня – воскресенье. Если хочешь, я пробуду рядом с тобой целый день.
– Воскресенье. Я люблю воскресенья. – Мария вздохнула. – Я буду лежать, разговаривать с тобой и слушать звон колоколов.
Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Жан рассматривал ее лицо, которое любил столько лет. Ее лоб был чист, морщины до сих пор не тронули его, длинные ресницы отбрасывали тень на изящно очерченные щеки. На них еще сохранился розовый оттенок. Внезапно его тело захлестнула волна желания, которому Жан никогда не мог противостоять. Придвинувшись к Марии, он нежно поцеловал ее в губы, призывно разомкнувшиеся при этом прикосновении. Лазар развязал мягкий пояс ее пальто, просунул руку под дорогие меха и стал гладить окружности любимых грудей. Пальцы мужчины ощущали, как бьется ее сердце.
Отвечая на ласки, Мария подалась к нему и обвила его шею руками. Лазар стал целовать ее закрытые глаза, густые волосы. Внезапно женщина напряглась и стала отталкивать его. Он сразу же отстранился, взял ее миниатюрную ручку и поцеловал ее, избегая встречаться с женщиной взглядом.
– Не надо, Жан. Не надо, милый, не плачь. – Мария стала целовать лицо Лазара, пытаясь заставить его посмотреть на нее. – Прошу тебя, не надо. Я не могу видеть, как ты грустишь. Я чувствую себя гораздо лучше, уверяю тебя. Если бы я только могла немного отдохнуть и, может быть… – Она замялась. – Может быть, если бы я приняла еще одну «белую голубку»… Ты сказал, что у тебя есть еще. Ты говорил, что мне станет от них лучше, и так и случилось.
– Я дам тебе еще, когда приедем домой.
Он откинулся назад, взял ее за руку и отвернулся в сторону. Мария терпеливо ждала. Она верила ему безоговорочно, твердо зная: он может лгать кому угодно, но ей – никогда.
Их дом находился в двадцати километрах от Парижа – на полпути между столицей и Версалем. Он был первым из всех домов, купленных Лазаром для нее. Построенный в восемнадцатом веке, он был тщательно отреставрирован. Раньше, приезжая сюда, Лазар каждый раз испытывал чувство радости и триумфа. Теперь все было иначе. Да, красивый, даже роскошный дом – и ничего больше. Им теперь принадлежало столько домов и поместий, что Лазар не сразу мог вспомнить их все. Иногда, остановившись на лестнице или в коридоре, он недоуменно оглядывался, рассматривал бесчисленные зеркала и позолоту и думал: «А что теперь?»
Сегодня, как и хотела Мария, они поднялись в синюю комнату с белыми кружевными занавесками из Лондона, кроватью, которая когда-то принадлежала Марии-Антуанетте, а также маленькими, чрезвычайно неудобными, но бесценными стульями, на которых когда-то восседал Людовик XIV. Это была чисто женская комната, предназначенная для отдыха, царившие здесь мягкие тона успокаивали глаз. Лазар отослал прислугу.
Он достал из кармана маленькую коробочку. Увидев, что обертка такая же, как была в прошлый раз, Мария была заметно разочарована. Лазар отметил про себя, что упаковку других коробочек необходимо сменить.
Мария нетерпеливо проглотила таблетку и запила ее глотком воды.
– Дорогая, – проговорил он, – ты должна выпить всю воду. Это необходимо. И тебе следует поесть. Сказать, чтобы тебе что-нибудь принесли? Что ты хочешь?
– Нет, Жан. Позже. О, моя любимая кровать! Она так красива и так удобна!
– Она была сделана для королевы.
– Да, для не очень счастливой королевы. Для не очень хорошей королевы. Впрочем, это не имеет значения. Сейчас она моя.
Мария прошлась по комнате, сбросила туфли, скинула на пол меха. Затем она улеглась на кровать под синим балдахином и похлопала ладошкой по синему покрывалу.
– Сядь рядом со мной, Жан. Ты обещал мне. Поговори со мной, дорогой. Расскажи мне что-нибудь, чтобы я уснула. Это умеешь только ты.
Лазар подошел и присел рядом с женщиной. Она откинулась на спину и закрыла глаза. Аккуратно и умело он вытащил шпильки из ее волос и рассыпал их по белоснежной подушке. Лазар стал нежно гладить эти волосы – черные как вороново крыло, и лоб – белоснежный, как слоновая кость, а затем начал рассказывать ей об их прошлом.
Мария любила его истории, но эту – их общую историю – больше всех остальных. Он начал со старого дома, который она помнила до сих пор, – с маленькими, будто бы кружевными, резными балкончиками. Он стал вспоминать их прежнюю жизнь, когда они были бедны, а он – горд, несговорчив и упрям.
– Это было ужасное время, дорогая, ты помнишь? – говорил Лазар. – Я ел себя поедом. А потом…
– Потом все стало хорошо. – Она пошевелилась и взяла его за руку. – Все кончилось хорошо, потому что я указала тебе путь.
– Да. – Лазар наклонился и поцеловал женщину в лоб. – Да, ты проявила огромное мужество.
Он поколебался. Эта часть истории всегда давалась ему с трудом. Возможно, подумал Лазар, Мария не заметит, если он опустит кое-какие детали из их дальнейшей жизни? Мария, казалось, уже дремала. Может быть, эффект «белых голубок» каждый раз различен, и сегодня они подействовали на Марию успокаивающе?
– Через два года после этого мы отправились в путешествие, – продолжал рассказывать Лазар. – Сначала мы ехали на поезде, потом летели на самолете…
– Нет, не пропускай! – Она открыла глаза. – Я ненавижу, когда ты пропускаешь самое главное. Рассказывай все. Рассказывай о том, как это случилось впервые. Рассказывай о самом лучшем.
– Но ведь это было не единственным хорошим в нашей жизни, дорогая, не правда ли?
– Да, но с этим мало что может сравниться. Я больше всего люблю вспоминать именно об этом. Пожалуйста, Жан!
– Ну, хорошо. – Он вздохнул. – Это случилось в твоей комнате. Ты помнишь свою комнату?
– Конечно.
– Я пил. В тот день мне очень хотелось напиться, но никак не удавалось. Я бродил, кружил по городу. Была уже ночь. Я вернулся в старый квартал и ходил вокруг кладбища. Помнишь это кладбище с красивыми и огромными, словно дома, склепами? Девочкой ты очень любила там играть.
– Я помню. По-моему, помню.
– Придя туда, я стал думать о тебе. В отдалении раздавались звуки джаза. Саксофоны играли какой-то блюз. Эта мелодия буквально сводила меня с ума. Мне было очень грустно.
– Тебе не стоило грустить. Ведь все было так просто! Я всегда тебе это говорила.
– Но я не слушал. Не осмеливался. И вот, в ту ночь я почувствовал себя сильным и… проклятым. Я находился на перепутье жизни. Мне казалось, что я могу либо жить вечно, либо убить себя – там же и в тот же момент. Я почувствовал, что мне необходимо поговорить с тобой. Я так тебя боялся! Одно твое слово – и я был готов совершить что угодно.
– И я сказала тебе это слово.
Мария распахнула свои огромные глаза и устремила взгляд на Лазара. Ее снова стала бить дрожь. Взгляд ее блуждал по его лицу, словно она никак не могла узнать того, кто был перед нею.
– Так ты помнишь? – Она схватила его за руку. – Скажи, что помнишь! Что это было за слово?
– Maintenant.
Он произнес это тихим голосом, с тем акцентом, который когда-то был присущ им обоим, и отвернулся. Это слово до сих пор отзывалось болью в его сердце. Перед его мысленным взором и сейчас стояла та комната, в которой оно прозвучало. Она была полна теней, откуда-то издалека в нее вплывали звуки джаза, а затем донесся гудок товарного поезда и глухой перестук колес. В неподвижном ночном воздухе звук раздавался отчетливо, а те товарные составы обычно бывали очень длинными – по тридцать, а то и по сорок вагонов.
Он выждал, пока утихнет стук колес, и перевел взгляд на тонкое бледное лицо Марии, проступавшее из густой тени. «Теперь», – сказала она. Почти сердито, категоричным, не допускавшим возражений голосом, словно устав от всех этих уверток и окончательно решив смести с дороги все те линии обороны, которые он так усердно возводил. «Теперь», – сказала она. Лазар вслушался в затихавший стук колес, взглянул на распятие, висевшее на стене, и понял, что больше сопротивляться не в силах. Он был побежден.
После этого он взял ее в свои объятия и впервые поцеловал не так, как во все прежние годы – поцелуем любовника, защитника и друга.
– Вот так все и началось, – продолжал он теперь в тишине синей комнаты. – Я уже тогда знал, во что это выльется. Мы оба знали. Мы положили начало тому, чему суждено было длиться вечно.
По мере того, как он говорил, Мария зашевелилась. Глубоко погрузившись в прошлое, Лазар не сразу заметил это. Она потянулась, перевернулась на бок и снова вцепилась в его рукав.
– Прикоснись ко мне, Жан. Пожалуйста. Прикоснись ко мне так же, как вчера ночью. Мне хочется ощутить это снова.
– Нет, дорогая. Ты хочешь спать. Ты сама говорила.
– Я хотела спать. А сейчас не хочу.
Мария села на постели и откинула назад свои густые черные волосы. Ее пальцы побежали по груди, пытаясь расстегнуть пуговицы блузки, лицо разгорелось, а движения стали лихорадочными. Ей удалось расстегнуть всего две пуговицы, затем дорогой шелк блузки с треском разорвался.
– Не важно… Пусть… Мне все равно… Прикоснись ко мне, Жан, погладь мою грудь. Поцелуй меня, дорогой! Пожалуйста, поцелуй меня.
Лазара охватило дурное предчувствие, под ложечкой у него засосало, а поглядев на Марию, он окончательно понял, что все это плохо кончится. И все же он стал гладить ее спину и грудь, стараясь не думать о том, как страшно она похудела. Его пальцы чувствовали каждый ее позвонок, каждое ребро. Ее груди, которые и так всегда были маленькими, сейчас были похожи на грудь девочки-подростка.
Лазар закрыл глаза и уткнулся лицом в ее шею, пытаясь справиться с накатившими на него усталостью и стыдом.
– Нет, дорогая, – так же ласково, как и в первый раз, повторил он. – Ты должна отдохнуть и успокоиться.
– Я не хочу отдыхать, – возвысила голос Мария, и в нем появилась та самая непререкаемость, которой он всегда так боялся. – Я хочу, чтобы мы с тобой занялись любовью. Неужели я так много прошу? Почему ты отказываешься? Почему не можешь? Я ведь знаю, что ты любишь меня, так в чем же дело? Жан, ведь тебе еще нет и пятидесяти. Или ты все-таки чересчур стар? Ты что, и вправду не можешь?
Мария впервые поддела его подобным образом. Она увидела, как в лицо ему бросилась кровь, и из ее груди вырвался торжествующий возглас.
– Ага, так вот, значит, в чем дело! Ты слишком стар! Ты больше не способен этим заниматься!
Лазар встал и холодно посмотрел на нее сверху вниз.
– Ты ошибаешься, – произнес он. – Когда я ощущаю желание, я вполне способен на это.
– Тогда в чем же дело? Давай! Докажи мне, иначе я не поверю.
– Ну что ж, на такую просьбу невозможно ответить отказом.
– Жан…
– Ложись, черт бы тебя побрал!
Он расстегнул пояс, и дал одежде упасть на пол. Когда он вошел в нее, из груди Марии вырвался крик, она содрогнулась и стала извиваться в его объятиях. Тогда он навалился на нее всем телом и прижал руки к кровати. Двигаясь внутри нее, Лазар ничего не чувствовал и не видел. Единственным желанием, которое он ощущал, было как можно скорее кончить и заглушить наслаждением ту боль, которая терзала его сердце. Впрочем, такое наслаждение коротко и не может длиться долго.
Он почувствовал приближение оргазма, следующий его толчок был глубоким и мощным. В этот момент Мария, распростертая под ним, стала говорить и двигаться, от чего ему стало еще хуже. Она говорила языком шлюхи и делала похабные движения, и хотя в последние несколько лет подобное иногда возбуждало его, сейчас он хотел этого меньше всего на свете. Лазар закрыл ладонью ее рот, чтобы она замолчала. Прошлой ночью его постигла неудача, сейчас он обязан одержать победу.
Изо рта Марии, прикрытого его ладонью, доносилось невнятное бормотание. Лазар попытался вызвать в своей памяти образ той Марии, которой больше не существовало. Он ощущал застенчивость ее рук и видел веру в ее глазах. Та Мария, за которую он сражался, любовь к которой была его религией, смыслом всей его жизни. Он сосредоточился на этом, всплывшем из прошлого, образе, и даже теперь этот образ его не подвел. Целуя ее плечи и груди, он торжествующе кончил и в следующий момент откатился в сторону с жестом отвращения, ненавидя самого себя и эту женщину, в которую превратилась утраченная им Мария.
Когда-то он с легкостью удовлетворял ее, но сейчас ему это не удалось. Она схватила его руку и прижала к животу, а затем, закрыв глаза, стала тереться о него, словно одержимая. Для того, чтобы достигнуть оргазма, ей потребовалось чуть больше пяти минут, однако удовлетворение ее было глубоким. Женщина сразу же выпустила его руку.
– Засыпай. – Лазар резко поднялся с постели и стал приводить себя в порядок. – Засыпай. Теперь ты обязательно уснешь.
Мария не ответила. Она лежала совершенно неподвижно, закрыв глаза. Лазар сел на один из маленьких бесценных и таких неудобных стульев. Он ненавидел эти стулья, эту кровать Марии-Антуанетты, все, что они собрали и приобрели за предшествующие годы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Мария взяла подарок и стала нетерпеливо рвать обертку, а когда открыла коробочку, увидела в ней что-то, завернутое в золотистую легкую ткань.
– Что это, Жан? О, что же это может быть?
Мария подняла к нему порозовевшее от волнения лицо. Ее широко раскрытые черные глаза смотрели на него, рот приоткрылся. Когда Мария смотрела на него таким доверчивым, таким невинным взглядом ребенка, у Лазара щемило сердце.
– Нет, не говори, я сама догадаюсь. Здесь что-то маленькое и очень красивое. Это кольцо, Жан? Или драгоценный камень? Изумруд? Скарабей? Какой-нибудь необыкновенный камушек? Помнишь, какие мы с тобой находили в Таиланде? Да, тут что-то маленькое и твердое. Я думаю, камень.
Лазар улыбнулся. Его всегда умиляло это трогательное отношение Марии к красоте. Ну, где еще найти женщину, в глазах которой драгоценный бриллиант будет обладать такой же ценностью, как красивая, но ничего не стоящая раковина или камушек?
– Ни то, ни другое, ни третье, дорогая, – мягко ответил он. – Это действительно очень маленькая и даже чудесная вещица. Поверишь ли ты, если я скажу, что ты держишь в руках птицу?
– Птицу, Жан? – Мария удивленно смотрела на него.
– Да, моя дорогая. У тебя в руках – маленькая голубка. Маленькая «белая голубка» – так это называется. Проглоти ее. Видишь, я даже приготовил для тебя стакан с водой. Ее нужно запивать только водой, дорогая, и ни в коем случае вином. Выпей и увидишь. Эта маленькая «голубка» обладает огромной силой. Ты почувствуешь, как за твоей спиной воистину вырастают крылья.
– Ты уверен? – Она не сводила с него пристального взгляда. – Обещай мне, Жан! В прошлый раз…
– Я знаю, дорогая. На сей раз – никаких ошибок. Клянусь тебе! Попробуй.
Мария развернула золотой шелк, внимательно поглядела на маленькую белую таблетку, затем взяла из рук Лазара стакан с водой. После этого она проглотила таблетку так, как послушная девочка пьет лекарство, прописанное врачом. Прошло некоторое время. Лазар наблюдал за ней, слушая журчание воды в фонтане. Мария прижала свою маленькую ладошку к груди и вскрикнула.
А затем – началось: лихорадочная активность, поездка на рынок, откуда они возвращались, заваленные маленькими свертками, купание в бассейне, желание говорить – так, как она не разговаривала с ним уже многие годы. Даже сейчас, сидя рядом с ней в роскошной машине, Лазар продолжал ощущать на своей коже давно забытые ласковые прикосновения ее губ и пальцев. Для него это было агонией, для нее – двадцать четыре часа ничем не омраченного счастья. По крайней мере, Мария сама не уставала это повторять. Однако теперь Лазару казалось, что она постепенно начинает выходить из этого состояния.
– Вчера он выглядел гораздо красивее.
Мария рассматривала браслет, купленный накануне на рынке. Он был сделан из золота и усеян кораллами и зернами бирюзы. Старинная и удивительно красивая вещица, бывшая когда-то украшением неведомой богатой арабской девочки, он представлял собой точную копию одного из тридцати точно таких же браслетов, купленных Марией на этом же базаре в прежние их приезды.
– А это… Ты только посмотри на это. – Она взяла крохотный бронзовый колокольчик, критически оглядела его и швырнула на пол машины. Затем без всякого перехода вдруг произнесла. – Жан, когда мы вернемся домой, я сразу лягу поспать. Мне хочется проспать целый год. В синей комнате, Жан, на тех белых простынях, которые тебе прислали из Лондона.
– Спи в любой комнате, где тебе захочется, родная. Отдохни. И ни о чем не тревожься. Все будет хорошо.
– Ты побудешь со мной? Поговоришь со мной? Хотя бы пока я не засну? Ты ведь не оставишь меня одну?
– Нет, милая. Сегодня – воскресенье. Если хочешь, я пробуду рядом с тобой целый день.
– Воскресенье. Я люблю воскресенья. – Мария вздохнула. – Я буду лежать, разговаривать с тобой и слушать звон колоколов.
Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Жан рассматривал ее лицо, которое любил столько лет. Ее лоб был чист, морщины до сих пор не тронули его, длинные ресницы отбрасывали тень на изящно очерченные щеки. На них еще сохранился розовый оттенок. Внезапно его тело захлестнула волна желания, которому Жан никогда не мог противостоять. Придвинувшись к Марии, он нежно поцеловал ее в губы, призывно разомкнувшиеся при этом прикосновении. Лазар развязал мягкий пояс ее пальто, просунул руку под дорогие меха и стал гладить окружности любимых грудей. Пальцы мужчины ощущали, как бьется ее сердце.
Отвечая на ласки, Мария подалась к нему и обвила его шею руками. Лазар стал целовать ее закрытые глаза, густые волосы. Внезапно женщина напряглась и стала отталкивать его. Он сразу же отстранился, взял ее миниатюрную ручку и поцеловал ее, избегая встречаться с женщиной взглядом.
– Не надо, Жан. Не надо, милый, не плачь. – Мария стала целовать лицо Лазара, пытаясь заставить его посмотреть на нее. – Прошу тебя, не надо. Я не могу видеть, как ты грустишь. Я чувствую себя гораздо лучше, уверяю тебя. Если бы я только могла немного отдохнуть и, может быть… – Она замялась. – Может быть, если бы я приняла еще одну «белую голубку»… Ты сказал, что у тебя есть еще. Ты говорил, что мне станет от них лучше, и так и случилось.
– Я дам тебе еще, когда приедем домой.
Он откинулся назад, взял ее за руку и отвернулся в сторону. Мария терпеливо ждала. Она верила ему безоговорочно, твердо зная: он может лгать кому угодно, но ей – никогда.
Их дом находился в двадцати километрах от Парижа – на полпути между столицей и Версалем. Он был первым из всех домов, купленных Лазаром для нее. Построенный в восемнадцатом веке, он был тщательно отреставрирован. Раньше, приезжая сюда, Лазар каждый раз испытывал чувство радости и триумфа. Теперь все было иначе. Да, красивый, даже роскошный дом – и ничего больше. Им теперь принадлежало столько домов и поместий, что Лазар не сразу мог вспомнить их все. Иногда, остановившись на лестнице или в коридоре, он недоуменно оглядывался, рассматривал бесчисленные зеркала и позолоту и думал: «А что теперь?»
Сегодня, как и хотела Мария, они поднялись в синюю комнату с белыми кружевными занавесками из Лондона, кроватью, которая когда-то принадлежала Марии-Антуанетте, а также маленькими, чрезвычайно неудобными, но бесценными стульями, на которых когда-то восседал Людовик XIV. Это была чисто женская комната, предназначенная для отдыха, царившие здесь мягкие тона успокаивали глаз. Лазар отослал прислугу.
Он достал из кармана маленькую коробочку. Увидев, что обертка такая же, как была в прошлый раз, Мария была заметно разочарована. Лазар отметил про себя, что упаковку других коробочек необходимо сменить.
Мария нетерпеливо проглотила таблетку и запила ее глотком воды.
– Дорогая, – проговорил он, – ты должна выпить всю воду. Это необходимо. И тебе следует поесть. Сказать, чтобы тебе что-нибудь принесли? Что ты хочешь?
– Нет, Жан. Позже. О, моя любимая кровать! Она так красива и так удобна!
– Она была сделана для королевы.
– Да, для не очень счастливой королевы. Для не очень хорошей королевы. Впрочем, это не имеет значения. Сейчас она моя.
Мария прошлась по комнате, сбросила туфли, скинула на пол меха. Затем она улеглась на кровать под синим балдахином и похлопала ладошкой по синему покрывалу.
– Сядь рядом со мной, Жан. Ты обещал мне. Поговори со мной, дорогой. Расскажи мне что-нибудь, чтобы я уснула. Это умеешь только ты.
Лазар подошел и присел рядом с женщиной. Она откинулась на спину и закрыла глаза. Аккуратно и умело он вытащил шпильки из ее волос и рассыпал их по белоснежной подушке. Лазар стал нежно гладить эти волосы – черные как вороново крыло, и лоб – белоснежный, как слоновая кость, а затем начал рассказывать ей об их прошлом.
Мария любила его истории, но эту – их общую историю – больше всех остальных. Он начал со старого дома, который она помнила до сих пор, – с маленькими, будто бы кружевными, резными балкончиками. Он стал вспоминать их прежнюю жизнь, когда они были бедны, а он – горд, несговорчив и упрям.
– Это было ужасное время, дорогая, ты помнишь? – говорил Лазар. – Я ел себя поедом. А потом…
– Потом все стало хорошо. – Она пошевелилась и взяла его за руку. – Все кончилось хорошо, потому что я указала тебе путь.
– Да. – Лазар наклонился и поцеловал женщину в лоб. – Да, ты проявила огромное мужество.
Он поколебался. Эта часть истории всегда давалась ему с трудом. Возможно, подумал Лазар, Мария не заметит, если он опустит кое-какие детали из их дальнейшей жизни? Мария, казалось, уже дремала. Может быть, эффект «белых голубок» каждый раз различен, и сегодня они подействовали на Марию успокаивающе?
– Через два года после этого мы отправились в путешествие, – продолжал рассказывать Лазар. – Сначала мы ехали на поезде, потом летели на самолете…
– Нет, не пропускай! – Она открыла глаза. – Я ненавижу, когда ты пропускаешь самое главное. Рассказывай все. Рассказывай о том, как это случилось впервые. Рассказывай о самом лучшем.
– Но ведь это было не единственным хорошим в нашей жизни, дорогая, не правда ли?
– Да, но с этим мало что может сравниться. Я больше всего люблю вспоминать именно об этом. Пожалуйста, Жан!
– Ну, хорошо. – Он вздохнул. – Это случилось в твоей комнате. Ты помнишь свою комнату?
– Конечно.
– Я пил. В тот день мне очень хотелось напиться, но никак не удавалось. Я бродил, кружил по городу. Была уже ночь. Я вернулся в старый квартал и ходил вокруг кладбища. Помнишь это кладбище с красивыми и огромными, словно дома, склепами? Девочкой ты очень любила там играть.
– Я помню. По-моему, помню.
– Придя туда, я стал думать о тебе. В отдалении раздавались звуки джаза. Саксофоны играли какой-то блюз. Эта мелодия буквально сводила меня с ума. Мне было очень грустно.
– Тебе не стоило грустить. Ведь все было так просто! Я всегда тебе это говорила.
– Но я не слушал. Не осмеливался. И вот, в ту ночь я почувствовал себя сильным и… проклятым. Я находился на перепутье жизни. Мне казалось, что я могу либо жить вечно, либо убить себя – там же и в тот же момент. Я почувствовал, что мне необходимо поговорить с тобой. Я так тебя боялся! Одно твое слово – и я был готов совершить что угодно.
– И я сказала тебе это слово.
Мария распахнула свои огромные глаза и устремила взгляд на Лазара. Ее снова стала бить дрожь. Взгляд ее блуждал по его лицу, словно она никак не могла узнать того, кто был перед нею.
– Так ты помнишь? – Она схватила его за руку. – Скажи, что помнишь! Что это было за слово?
– Maintenant.
Он произнес это тихим голосом, с тем акцентом, который когда-то был присущ им обоим, и отвернулся. Это слово до сих пор отзывалось болью в его сердце. Перед его мысленным взором и сейчас стояла та комната, в которой оно прозвучало. Она была полна теней, откуда-то издалека в нее вплывали звуки джаза, а затем донесся гудок товарного поезда и глухой перестук колес. В неподвижном ночном воздухе звук раздавался отчетливо, а те товарные составы обычно бывали очень длинными – по тридцать, а то и по сорок вагонов.
Он выждал, пока утихнет стук колес, и перевел взгляд на тонкое бледное лицо Марии, проступавшее из густой тени. «Теперь», – сказала она. Почти сердито, категоричным, не допускавшим возражений голосом, словно устав от всех этих уверток и окончательно решив смести с дороги все те линии обороны, которые он так усердно возводил. «Теперь», – сказала она. Лазар вслушался в затихавший стук колес, взглянул на распятие, висевшее на стене, и понял, что больше сопротивляться не в силах. Он был побежден.
После этого он взял ее в свои объятия и впервые поцеловал не так, как во все прежние годы – поцелуем любовника, защитника и друга.
– Вот так все и началось, – продолжал он теперь в тишине синей комнаты. – Я уже тогда знал, во что это выльется. Мы оба знали. Мы положили начало тому, чему суждено было длиться вечно.
По мере того, как он говорил, Мария зашевелилась. Глубоко погрузившись в прошлое, Лазар не сразу заметил это. Она потянулась, перевернулась на бок и снова вцепилась в его рукав.
– Прикоснись ко мне, Жан. Пожалуйста. Прикоснись ко мне так же, как вчера ночью. Мне хочется ощутить это снова.
– Нет, дорогая. Ты хочешь спать. Ты сама говорила.
– Я хотела спать. А сейчас не хочу.
Мария села на постели и откинула назад свои густые черные волосы. Ее пальцы побежали по груди, пытаясь расстегнуть пуговицы блузки, лицо разгорелось, а движения стали лихорадочными. Ей удалось расстегнуть всего две пуговицы, затем дорогой шелк блузки с треском разорвался.
– Не важно… Пусть… Мне все равно… Прикоснись ко мне, Жан, погладь мою грудь. Поцелуй меня, дорогой! Пожалуйста, поцелуй меня.
Лазара охватило дурное предчувствие, под ложечкой у него засосало, а поглядев на Марию, он окончательно понял, что все это плохо кончится. И все же он стал гладить ее спину и грудь, стараясь не думать о том, как страшно она похудела. Его пальцы чувствовали каждый ее позвонок, каждое ребро. Ее груди, которые и так всегда были маленькими, сейчас были похожи на грудь девочки-подростка.
Лазар закрыл глаза и уткнулся лицом в ее шею, пытаясь справиться с накатившими на него усталостью и стыдом.
– Нет, дорогая, – так же ласково, как и в первый раз, повторил он. – Ты должна отдохнуть и успокоиться.
– Я не хочу отдыхать, – возвысила голос Мария, и в нем появилась та самая непререкаемость, которой он всегда так боялся. – Я хочу, чтобы мы с тобой занялись любовью. Неужели я так много прошу? Почему ты отказываешься? Почему не можешь? Я ведь знаю, что ты любишь меня, так в чем же дело? Жан, ведь тебе еще нет и пятидесяти. Или ты все-таки чересчур стар? Ты что, и вправду не можешь?
Мария впервые поддела его подобным образом. Она увидела, как в лицо ему бросилась кровь, и из ее груди вырвался торжествующий возглас.
– Ага, так вот, значит, в чем дело! Ты слишком стар! Ты больше не способен этим заниматься!
Лазар встал и холодно посмотрел на нее сверху вниз.
– Ты ошибаешься, – произнес он. – Когда я ощущаю желание, я вполне способен на это.
– Тогда в чем же дело? Давай! Докажи мне, иначе я не поверю.
– Ну что ж, на такую просьбу невозможно ответить отказом.
– Жан…
– Ложись, черт бы тебя побрал!
Он расстегнул пояс, и дал одежде упасть на пол. Когда он вошел в нее, из груди Марии вырвался крик, она содрогнулась и стала извиваться в его объятиях. Тогда он навалился на нее всем телом и прижал руки к кровати. Двигаясь внутри нее, Лазар ничего не чувствовал и не видел. Единственным желанием, которое он ощущал, было как можно скорее кончить и заглушить наслаждением ту боль, которая терзала его сердце. Впрочем, такое наслаждение коротко и не может длиться долго.
Он почувствовал приближение оргазма, следующий его толчок был глубоким и мощным. В этот момент Мария, распростертая под ним, стала говорить и двигаться, от чего ему стало еще хуже. Она говорила языком шлюхи и делала похабные движения, и хотя в последние несколько лет подобное иногда возбуждало его, сейчас он хотел этого меньше всего на свете. Лазар закрыл ладонью ее рот, чтобы она замолчала. Прошлой ночью его постигла неудача, сейчас он обязан одержать победу.
Изо рта Марии, прикрытого его ладонью, доносилось невнятное бормотание. Лазар попытался вызвать в своей памяти образ той Марии, которой больше не существовало. Он ощущал застенчивость ее рук и видел веру в ее глазах. Та Мария, за которую он сражался, любовь к которой была его религией, смыслом всей его жизни. Он сосредоточился на этом, всплывшем из прошлого, образе, и даже теперь этот образ его не подвел. Целуя ее плечи и груди, он торжествующе кончил и в следующий момент откатился в сторону с жестом отвращения, ненавидя самого себя и эту женщину, в которую превратилась утраченная им Мария.
Когда-то он с легкостью удовлетворял ее, но сейчас ему это не удалось. Она схватила его руку и прижала к животу, а затем, закрыв глаза, стала тереться о него, словно одержимая. Для того, чтобы достигнуть оргазма, ей потребовалось чуть больше пяти минут, однако удовлетворение ее было глубоким. Женщина сразу же выпустила его руку.
– Засыпай. – Лазар резко поднялся с постели и стал приводить себя в порядок. – Засыпай. Теперь ты обязательно уснешь.
Мария не ответила. Она лежала совершенно неподвижно, закрыв глаза. Лазар сел на один из маленьких бесценных и таких неудобных стульев. Он ненавидел эти стулья, эту кровать Марии-Антуанетты, все, что они собрали и приобрели за предшествующие годы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71