Родился Гейб. Штейнеры были готовы устроить парад-алле.
Но я потеряла голову.
Предполагалось, что после рождения ребенка я передам его на руки какой-нибудь няне в яслях и отправлюсь покорять профессиональные вершины. Чего я не учла, однако, это того эмоционального взрыва, который ожидал меня, когда после тридцати часов изнурительных потуг на свет появился этот мокрый серый комочек. В начале 1980-х женщина, которая попросила бы таблетку аспирина во время родов, ощутила бы на себе косые взгляды, поэтому я была выпотрошена, как и мой новорожденный Гейб, который не мог даже плакать от усталости. Когда медсестры-шведки, крупные и энергичные, небрежно приспособили на его крохотном личике кислородную маску, я взревела, как мифическая Медея, возмущаясь тем, что они не понимают очевидного: этот ребенок нуждается только во мне, и ни в ком, и ни в чем больше. Я не могла заставить себя бросить его хоть на день. Я не хотела, чтобы он вырастал. К тому времени, когда малышу исполнилось два месяца, я могла довести себя до слез при мысли о том, что не увижу его восемь часов подряд, поэтому я отбросила всякие планы относительно няни и прочей ерунды. Бабушка Штейнер, хотя и обладала плохим зрением, была выносливой, как мустанг. Она поддерживала меня, пока я занималась статьями для журналов на тему поддержания формы до беременности, после родов, а еще… Догадываетесь? О том, как сохранить форму во время беременности.
Через какое-то время Лео начал интересоваться, почему мы каждый вечер едим рис, почему не можем позволить себе купить дом, как и положено паре, которая пережила счастливое пополнение? Однако жизнь по-прежнему больше радовала, чем разочаровывала. Штейнеры купили скромный, но симпатичный коттедж, в графстве Дор, куда мы часто отправлялись на выходные.
Сами они перебрались в дом, который делили со своими лучшими друзьями, дедушкой и бабушкой Лео.
Затем совершенно внезапно их «приличный магазин» едва не стал жертвой новомодных торговых центров. Лео решил воспользоваться выгодным расположением магазина и быстро продал его. Потрясенные высокой ценой своей собственности, Штейнеры ушли на пенсию, и Гейб Штейнер (не будучи по природе ленивым человеком) стал немного играть на бирже. Они делились с нами своими доходами, чтобы, по выражению Ханы, мы «могли немного отложить».
Лео по-прежнему числился в гениях.
Мы внесли вклад за две квартиры такой огромной площади, что фактически они представляли собой два отдельных дома, построенные один над другим. У нас были четыре симпатичные спальни и маленький уголок, который мы приспособили под кабинет. Верхний этаж мы сдали паре датчан, Лизель и Клаусу, профессорам факультета энтомологии в университете Висконсина. Они так часто уезжали в страны, которые можно было бы назвать раем для любителей жуков и прочих насекомых, что иногда мне казалось, будто мы заключили договор с призраками, готовыми оплачивать аренду. В их квартире были три огромные спальные комнаты, одну из них они использовали в качестве лаборатории. Лео часто повторял, как он рад, что наши жильцы изучают жучков, а не тропические болезни.
Затем Лео решил взяться и за меня. Он собирался использовать то, что нам удалось «немного отложить», чтобы получить диплом юриста. Я была без постоянной работы, поэтому хотела пнуть его под коленку, но он убедил меня в том, что специальность бизнес-менеджера, подкрепленная знанием юридической науки, сделает его высоко конкурентным, а значит, дорогим.
— Джули, тебе пора задуматься над тем, куда пойти работать, иначе мы не сможем позволить себе даже визит к детскому врачу.
— Знаешь, — ответила я, — с таким количеством дипломов, может, тебя примут в штат ФБР?
— Джули, — не складывал оружия Лео, — я прекрасно понимаю, что ты не хочешь оставлять Гейба на попечение другого человека.
— Да, я не хочу бросать его. Я думаю, что должна сидеть с ним не меньше года…
— Даже твоя частичная занятость на какой-нибудь работе принесла бы нам ощутимую пользу.
— Если речь идет только о посещении детских врачей, мы можем обращаться в школьный центр здравоохранения.
— Но это же, в Милуоки, Джули. Тридцать миль пути!
Я знала, что он прав. Если бы не Лизель и Клаус, а также стипендия, которую получал Лео, нам пришлось бы жить на рисе и воде.
Я решила какое-то время выждать. Чем меньше говорить о проблеме, тем лучше. Лео участвовал в летней программе для студентов-выпускников.
Но затем…
Я кормила грудью — это означало, что я вряд ли могу забеременеть.
Теоретически.
Но потом случилось так, что у нас появилась Хана Каролина.
При двух младенцах я мечтала только о том, чтобы хоть кто-то поговорил со мной не о пеленках и распашонках. Я пыталась справляться с двойным кормлением, поддерживая вес с помощью пива и сырных палочек, но все равно выглядела, как нескладное недокормленное существо. Хотя Лео все-таки получил свой диплом, вопрос о том, чтобы я нашла работу, встал на повестке дня под номером один, потому что на сей раз это диктовалось самой жизнью.
Лео познакомился во время учебы с одной студенткой, которая привозила к нам своего двухлетнего малыша, и мы по очереди оставались с детьми, чтобы я могла заняться поисками подходящего места работы. Каролине тогда не было еще и шести месяцев. Думаю, именно потому, что я рано вырвалась из дома, она не любила меня так сильно, как Гейб. Получив рекомендательное письмо из «Сан тайме», я отправилась на собеседование в «Ньюс-Кларион». Лео купил мне юбку и свитер кораллового цвета от Донны Каран, и меня поразило то, что это была первая новая вещь, кроме белья, которую я приобрела себе за последние два года. (Родители, всегда поражавшие меня эпизодическим проявлением здравомыслия, подарили мне на Рождество кожаный жакет, отороченный лисой, который мы продали, чтобы отремонтировать «субару».)
Я начала с работы корректора, а позже меня перевели в производственный отдел, где вот уже сорок лет колонку советов рубрики «Вайнона вас поймет» вела Мэри Винтон. Со дня на день ей должно было исполниться восемьдесят пять. Я редактировала материалы для ее рубрики.
Мэри предпочитала письма, в которых спрашивали о том, как должны оформляться тексты благодарственных открыток — от руки или на компьютере. Секретарь отдела, Стелла Лоренцо, которую называли машиной местных новостей, отправляла сотни писем с подписью «С наилучшими пожеланиями, Вайнона».
— Мне кажется это таким несправедливым, — шептала я Стелле. — Она же совершенно игнорирует просьбы людей дать им совет в сложной ситуации.
— Скажешь тоже, — отвечала мне Стелла, закатывая свои огромные глаза и карандашом убирая с лица роскошные, коньячного цвета волосы. — Я каждый день натыкаюсь на письма, в которых женщины всерьез спрашивают, будет ли их детям лучше без матери. Эти женщины доведены до отчаяния. Боже праведный, они готовы на крайний шаг, а мы молчим. Я не знаю, что делать.
Я преодолела робость и подошла к Мэри, приходившей на работу в шляпе, которую она церемонно снимала в офисе, чтобы водрузить ее на вешалку, после чего царственной поступью направлялась к своему месту за рабочим столом.
— Мисс Винтон, я хотела спросить у вас, правильно ли, по-вашему, мы организуем работу с теми, кто обращается к нам в момент кризиса? Мне кажется, что отсылать им номер телефона центра психологической помощи недостаточно. — Дорогая моя, я не намерена вникать в мелкие дрязги и личные неурядицы, которые преследуют людей, — ответила мне Мэри. — Моих читателей волнуют другие вопросы.
Хотя я работала в отделе всего третий или четвертый месяц, я втихомолку начала отвечать людям сама, обращаясь в случае необходимости за помощью к Кейси Глисон, с которой работала в общественной организации «Оклахома!». Я стала одержима этими письмами. Чем больше я вчитывалась в них, тем больше поражалась разнообразию жизненных коллизий. Люди, независимо от положения, возраста и профессии, иногда демонстрировали в письмах полную растерянность. Кассиры, строители, секретари, хирурги. Я только диву давалась, как могут взрослые люди, получившие образование и права на вождение автомобиля, не знать ответа на очевидный вопрос, касавшийся их собственной жизни. Я начала задумываться над тем, что иногда людям просто чудом удается сохранить брак и воспитать ребенка, и удивлялась тому, как они могут в течение десяти лет работать на одном месте, хотя их босс — типичный персонаж из фильма ужасов.
Сначала мне показалось довольно странным, если не пугающим, что они обращаются к незнакомому человеку за советом. Но, в конце концов, я решила, что это похоже на ситуацию, когда вы изливаете душу попутчику в поезде. Вас привлекает перспектива не нести никакой ответственности за свою откровенность.
Однажды Мэри Винтон прошла в туалетную комнату, откуда так и не вышла. Во всяком случае, «Вайнона вас поймет» в тот день приказала долго жить. Спустя час ее обнаружили сидящей на ближайшем к двери унитазе. Журналистки рассказывали, что на лице Мэри застыла невразумительная улыбка, но она сидела с прямой спиной. Мисс Винтон отправили на «скорой» сначала в городскую клинику, а потом в «Дубки» (Стелла и я приходили проведывать ее и приносили ей пачки писем, на которые она вызвалась ответить, хотя мы и не смогли прочесть то, что она написала. Мы с улыбкой уверяли ее, что отправили их по почте. В следующий раз мы дали ей черно-белые рекламные листовки, и мисс Винтон ответила и на них). Новый редактор Стив Каткарт узнал через Стеллу, чем я занималась в последнее время в редакции. Однажды утром он заслонил свет у моего серого металлического офисного стола и произнес:
— Джиллис, мне стало известно, что ты устраивала самодеятельность в отделе. Нам надо обновить рубрику советов. Я могу поручить это тебе? Да? Хорошо, договорились. Назовем ее «Расскажите Джули».
— Нет, — ответила я ему, приходя в ужас от собственной наглости (как я могла перечить редактору, да еще и новому, да еще и малознакомому!). — Пусть название рубрики не сосредотачивает внимания читателей на моей персоне. Я хочу, чтобы вы назвали ее «Излишек багажа». В конце концов, именно так и следует рассматривать эти письма. Люди хотят поделиться с нами ношей, которая становится им не по силам.
Ему понравилось!
Я не была в редакции и года, а уже вела рубрику!
Тогда я еще не знала, зато хорошо знаю сейчас, что эта работа затягивает. Я думала, что Каткарта впечатлили мой здравый смысл и чувствительность. Позже он поведал мне, что остановил выбор на мне, так как я женщина, а значит, должна с сочувствием относиться к чужим проблемам, кроме того, я была дочерью своего отца, а следовательно, дружила с английской грамматикой и умела красиво выразить свою мысль на бумаге.
Большинство подобных мне женщин занимались психологией или смежными науками, но потом столкнулись с тем, что кто-то попросил их совета и… послушался его! Раз изведав ощущение, что тебе верят и ждут от тебя ответа на вопрос, ты не в силах от него отказаться. Сейчас популярностью пользуются советы для молодежи, людей среднего возраста, политиков, любителей домашних животных, для увлекающихся пэтчворком и садоводством. Но мы стояли у истоков. Мы говорили слова утешения тем, кто столкнулся с неблагодарностью собственного ребенка или с изменой любимого человека. У многих из нас было минимум опыта, но у каждого, как козырь в рукаве, существовал знакомый психолог. Моей палочкой-выручалочкой была Кейси Глисон, моя лучшая подруга, которая специализировалась на семейной психотерапии. Ее собственная семья состояла из нее самой и матери-ирландки, довольно жесткой и мудрой женщины. Кейси была лесбиянкой. Мы познакомились с ней и с ее любимой Сарен во время танцевальной постановки, которую готовили в организации «Оклахома!», и с тех пор подружились. Ей нравилось проповедовать свое отношение к деликатным темам человеческих взаимоотношений, скрываясь за моей фотографией в рубрике. Однажды она сказала, что ведущие рубрики советов должны организовать «горячую линию» с номером: 1-900-О-ДОРОГАЯ. Когда она рассталась с Сарен, потому что та влюбилась в парня, я стала для Кейси такой «горячей линией». Мы сблизились, проведя многие вечера за красным вином под музыку альбома Джонни Митчелл «Blue», которую по праву можно назвать гимном женской грусти. Я наивно спросила, как Кейси, которая дает всем советы, пользуясь знаниями, полученными на университетской скамье, сама может так раскиснуть, набрать вес и проводить все субботние дни, просто валяясь в кровати. Она не раздумывая ответила:
— Не верь тем, кто скажет, что знать, как пережить потерю, — это уметь преодолевать жизненные трудности на своем собственном пути.
Лео и Кейси прекрасно поладили, и мы проводили время как одна большая семья, а в День благодарения устраивали праздничные обеды то в нашем доме, то в доме Кейси и ее матери Конни. Сначала Лео уперся, когда я объявила, что хочу назначить Кейси официальным опекуном, на случай если мы с ним умрем, но, в конце концов, он согласился с тем, что она гораздо лучшая кандидатура, чем моя сестра и ее муж Питер или его родители. Кейси была мне сестрой в большей степени, чем родная Джейн.
Сразу после окончания курса Лео предложили работу юрисконсульта в штате Висконсин. Сумма звучала очень заманчиво, и Лео ухватился за эту работу. Вскоре он уже решал юридические вопросы, которые, по сути, не очень отличались от тех, с какими сталкивалась я. Мы стали зарабатывать больше. Я наняла специалиста по ландшафтному дизайну и нашла школу для Гейба, где обращали больше внимания не на то, что он не знает названия цветов, потому что страдает аутизмом, а на то, что может запустить электроточилку для карандашей от солнечной энергии. Я понимала, что с Гейбом что-то обстоит не так, как с другими детьми. В детстве я тоже отличалась от остальных детей, но тогда для этого феномена еще не придумали названия. Я не была болтливой или чрезмерно вспыльчивой — у меня оказался дефицит концентрации внимания, который проявлялся в гиперактивности. Гейб мог выразить свою мысль ярко и точно, но только в устной форме. Его письменные работы все еще напоминали каракули детсадовского ребенка. Он очень много читал, но при этом не смог бы правильно написать ни одного слова из прочитанного. Для нас он был способным и самым замечательным! Я думала, что усилием воли и желанием добиться результата я сумею смести с пути все преграды, ведь удалось же нам с Лео превратиться из скромно топчущейся на краю танцевальной площадки пары в великолепный дуэт, который вызывал восхищение гостей на свадьбах и торжествах. Мы жили хорошо.
Люди удивлялись тому, что мы, так рано поженившись, смогли сохранить наш союз. Мы и сами удивлялись этому и до сих пор искренне радовались тому, что давным-давно решились вступить в брак. Соседка как-то призналась нам, что однажды вечером проходила мимо нашего дома и застала всех нас на лужайке во дворе: мы учили Каролину стоять на руках. В тот же вечер она ответила согласием на предложение своего бойфренда пожениться, потому что ее вдохновило увиденное. Она хотела создать семью, подобную нашей.
Любой человек желал бы этого. Любой, кроме Лео. Лео не видит своей вины в «повороте событий», как он предпочитает именовать случившееся, словно пропасть, которая разверзлась между нами, была вызвана погодно-климатическими условиями или тем, что в силу вступили новые законы о налогах. Он всегда был склонен считать себя непогрешимым. Теперь, когда я могу оглянуться назад, я понимаю, что Лео занес ногу на выходе из нашего дома еще до того, как я могла подозревать об этом. Его странное поведение служило сигналом того, что от меня скрыта общая картина событий.
Я объясняла поведение Лео тем, что у него нервный срыв. Он Постоянно жаловался на стресс, сумев убедить меня, что это моя Нина, что это вина детей, что это результат невидимого внутреннего конфликта. Он не стенал от горя, крича, что он, Лео Штейнер, является заложником и жертвой невыносимых обстоятельств, по это было ясно по тысяче намеков.
Все началось с непонятных замечаний. Он сказал однажды, что курятина, которую мы покупаем, недостаточно хорошего качества. И вообще мы питаемся неправильно. Нам надо обратить больше внимания на полезность пищи, иначе наша иммунная система не выдержит нагрузки. Он считал, что дополнительная ответственность, которую он ощутил с появлением Аори, неминуемо приведет к новому стрессу, а может, даже станет причиной болезни и ухудшения состояния его здоровья.
Вся эта история завершилась тем, что мы отправились на ферму, которая находилась почти в часе езды на машине, и вернулись с окровавленными сумками в багажнике, которые выглядели, по меньшей мере, устрашающе, так как были до отказа набиты куриными тушками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Но я потеряла голову.
Предполагалось, что после рождения ребенка я передам его на руки какой-нибудь няне в яслях и отправлюсь покорять профессиональные вершины. Чего я не учла, однако, это того эмоционального взрыва, который ожидал меня, когда после тридцати часов изнурительных потуг на свет появился этот мокрый серый комочек. В начале 1980-х женщина, которая попросила бы таблетку аспирина во время родов, ощутила бы на себе косые взгляды, поэтому я была выпотрошена, как и мой новорожденный Гейб, который не мог даже плакать от усталости. Когда медсестры-шведки, крупные и энергичные, небрежно приспособили на его крохотном личике кислородную маску, я взревела, как мифическая Медея, возмущаясь тем, что они не понимают очевидного: этот ребенок нуждается только во мне, и ни в ком, и ни в чем больше. Я не могла заставить себя бросить его хоть на день. Я не хотела, чтобы он вырастал. К тому времени, когда малышу исполнилось два месяца, я могла довести себя до слез при мысли о том, что не увижу его восемь часов подряд, поэтому я отбросила всякие планы относительно няни и прочей ерунды. Бабушка Штейнер, хотя и обладала плохим зрением, была выносливой, как мустанг. Она поддерживала меня, пока я занималась статьями для журналов на тему поддержания формы до беременности, после родов, а еще… Догадываетесь? О том, как сохранить форму во время беременности.
Через какое-то время Лео начал интересоваться, почему мы каждый вечер едим рис, почему не можем позволить себе купить дом, как и положено паре, которая пережила счастливое пополнение? Однако жизнь по-прежнему больше радовала, чем разочаровывала. Штейнеры купили скромный, но симпатичный коттедж, в графстве Дор, куда мы часто отправлялись на выходные.
Сами они перебрались в дом, который делили со своими лучшими друзьями, дедушкой и бабушкой Лео.
Затем совершенно внезапно их «приличный магазин» едва не стал жертвой новомодных торговых центров. Лео решил воспользоваться выгодным расположением магазина и быстро продал его. Потрясенные высокой ценой своей собственности, Штейнеры ушли на пенсию, и Гейб Штейнер (не будучи по природе ленивым человеком) стал немного играть на бирже. Они делились с нами своими доходами, чтобы, по выражению Ханы, мы «могли немного отложить».
Лео по-прежнему числился в гениях.
Мы внесли вклад за две квартиры такой огромной площади, что фактически они представляли собой два отдельных дома, построенные один над другим. У нас были четыре симпатичные спальни и маленький уголок, который мы приспособили под кабинет. Верхний этаж мы сдали паре датчан, Лизель и Клаусу, профессорам факультета энтомологии в университете Висконсина. Они так часто уезжали в страны, которые можно было бы назвать раем для любителей жуков и прочих насекомых, что иногда мне казалось, будто мы заключили договор с призраками, готовыми оплачивать аренду. В их квартире были три огромные спальные комнаты, одну из них они использовали в качестве лаборатории. Лео часто повторял, как он рад, что наши жильцы изучают жучков, а не тропические болезни.
Затем Лео решил взяться и за меня. Он собирался использовать то, что нам удалось «немного отложить», чтобы получить диплом юриста. Я была без постоянной работы, поэтому хотела пнуть его под коленку, но он убедил меня в том, что специальность бизнес-менеджера, подкрепленная знанием юридической науки, сделает его высоко конкурентным, а значит, дорогим.
— Джули, тебе пора задуматься над тем, куда пойти работать, иначе мы не сможем позволить себе даже визит к детскому врачу.
— Знаешь, — ответила я, — с таким количеством дипломов, может, тебя примут в штат ФБР?
— Джули, — не складывал оружия Лео, — я прекрасно понимаю, что ты не хочешь оставлять Гейба на попечение другого человека.
— Да, я не хочу бросать его. Я думаю, что должна сидеть с ним не меньше года…
— Даже твоя частичная занятость на какой-нибудь работе принесла бы нам ощутимую пользу.
— Если речь идет только о посещении детских врачей, мы можем обращаться в школьный центр здравоохранения.
— Но это же, в Милуоки, Джули. Тридцать миль пути!
Я знала, что он прав. Если бы не Лизель и Клаус, а также стипендия, которую получал Лео, нам пришлось бы жить на рисе и воде.
Я решила какое-то время выждать. Чем меньше говорить о проблеме, тем лучше. Лео участвовал в летней программе для студентов-выпускников.
Но затем…
Я кормила грудью — это означало, что я вряд ли могу забеременеть.
Теоретически.
Но потом случилось так, что у нас появилась Хана Каролина.
При двух младенцах я мечтала только о том, чтобы хоть кто-то поговорил со мной не о пеленках и распашонках. Я пыталась справляться с двойным кормлением, поддерживая вес с помощью пива и сырных палочек, но все равно выглядела, как нескладное недокормленное существо. Хотя Лео все-таки получил свой диплом, вопрос о том, чтобы я нашла работу, встал на повестке дня под номером один, потому что на сей раз это диктовалось самой жизнью.
Лео познакомился во время учебы с одной студенткой, которая привозила к нам своего двухлетнего малыша, и мы по очереди оставались с детьми, чтобы я могла заняться поисками подходящего места работы. Каролине тогда не было еще и шести месяцев. Думаю, именно потому, что я рано вырвалась из дома, она не любила меня так сильно, как Гейб. Получив рекомендательное письмо из «Сан тайме», я отправилась на собеседование в «Ньюс-Кларион». Лео купил мне юбку и свитер кораллового цвета от Донны Каран, и меня поразило то, что это была первая новая вещь, кроме белья, которую я приобрела себе за последние два года. (Родители, всегда поражавшие меня эпизодическим проявлением здравомыслия, подарили мне на Рождество кожаный жакет, отороченный лисой, который мы продали, чтобы отремонтировать «субару».)
Я начала с работы корректора, а позже меня перевели в производственный отдел, где вот уже сорок лет колонку советов рубрики «Вайнона вас поймет» вела Мэри Винтон. Со дня на день ей должно было исполниться восемьдесят пять. Я редактировала материалы для ее рубрики.
Мэри предпочитала письма, в которых спрашивали о том, как должны оформляться тексты благодарственных открыток — от руки или на компьютере. Секретарь отдела, Стелла Лоренцо, которую называли машиной местных новостей, отправляла сотни писем с подписью «С наилучшими пожеланиями, Вайнона».
— Мне кажется это таким несправедливым, — шептала я Стелле. — Она же совершенно игнорирует просьбы людей дать им совет в сложной ситуации.
— Скажешь тоже, — отвечала мне Стелла, закатывая свои огромные глаза и карандашом убирая с лица роскошные, коньячного цвета волосы. — Я каждый день натыкаюсь на письма, в которых женщины всерьез спрашивают, будет ли их детям лучше без матери. Эти женщины доведены до отчаяния. Боже праведный, они готовы на крайний шаг, а мы молчим. Я не знаю, что делать.
Я преодолела робость и подошла к Мэри, приходившей на работу в шляпе, которую она церемонно снимала в офисе, чтобы водрузить ее на вешалку, после чего царственной поступью направлялась к своему месту за рабочим столом.
— Мисс Винтон, я хотела спросить у вас, правильно ли, по-вашему, мы организуем работу с теми, кто обращается к нам в момент кризиса? Мне кажется, что отсылать им номер телефона центра психологической помощи недостаточно. — Дорогая моя, я не намерена вникать в мелкие дрязги и личные неурядицы, которые преследуют людей, — ответила мне Мэри. — Моих читателей волнуют другие вопросы.
Хотя я работала в отделе всего третий или четвертый месяц, я втихомолку начала отвечать людям сама, обращаясь в случае необходимости за помощью к Кейси Глисон, с которой работала в общественной организации «Оклахома!». Я стала одержима этими письмами. Чем больше я вчитывалась в них, тем больше поражалась разнообразию жизненных коллизий. Люди, независимо от положения, возраста и профессии, иногда демонстрировали в письмах полную растерянность. Кассиры, строители, секретари, хирурги. Я только диву давалась, как могут взрослые люди, получившие образование и права на вождение автомобиля, не знать ответа на очевидный вопрос, касавшийся их собственной жизни. Я начала задумываться над тем, что иногда людям просто чудом удается сохранить брак и воспитать ребенка, и удивлялась тому, как они могут в течение десяти лет работать на одном месте, хотя их босс — типичный персонаж из фильма ужасов.
Сначала мне показалось довольно странным, если не пугающим, что они обращаются к незнакомому человеку за советом. Но, в конце концов, я решила, что это похоже на ситуацию, когда вы изливаете душу попутчику в поезде. Вас привлекает перспектива не нести никакой ответственности за свою откровенность.
Однажды Мэри Винтон прошла в туалетную комнату, откуда так и не вышла. Во всяком случае, «Вайнона вас поймет» в тот день приказала долго жить. Спустя час ее обнаружили сидящей на ближайшем к двери унитазе. Журналистки рассказывали, что на лице Мэри застыла невразумительная улыбка, но она сидела с прямой спиной. Мисс Винтон отправили на «скорой» сначала в городскую клинику, а потом в «Дубки» (Стелла и я приходили проведывать ее и приносили ей пачки писем, на которые она вызвалась ответить, хотя мы и не смогли прочесть то, что она написала. Мы с улыбкой уверяли ее, что отправили их по почте. В следующий раз мы дали ей черно-белые рекламные листовки, и мисс Винтон ответила и на них). Новый редактор Стив Каткарт узнал через Стеллу, чем я занималась в последнее время в редакции. Однажды утром он заслонил свет у моего серого металлического офисного стола и произнес:
— Джиллис, мне стало известно, что ты устраивала самодеятельность в отделе. Нам надо обновить рубрику советов. Я могу поручить это тебе? Да? Хорошо, договорились. Назовем ее «Расскажите Джули».
— Нет, — ответила я ему, приходя в ужас от собственной наглости (как я могла перечить редактору, да еще и новому, да еще и малознакомому!). — Пусть название рубрики не сосредотачивает внимания читателей на моей персоне. Я хочу, чтобы вы назвали ее «Излишек багажа». В конце концов, именно так и следует рассматривать эти письма. Люди хотят поделиться с нами ношей, которая становится им не по силам.
Ему понравилось!
Я не была в редакции и года, а уже вела рубрику!
Тогда я еще не знала, зато хорошо знаю сейчас, что эта работа затягивает. Я думала, что Каткарта впечатлили мой здравый смысл и чувствительность. Позже он поведал мне, что остановил выбор на мне, так как я женщина, а значит, должна с сочувствием относиться к чужим проблемам, кроме того, я была дочерью своего отца, а следовательно, дружила с английской грамматикой и умела красиво выразить свою мысль на бумаге.
Большинство подобных мне женщин занимались психологией или смежными науками, но потом столкнулись с тем, что кто-то попросил их совета и… послушался его! Раз изведав ощущение, что тебе верят и ждут от тебя ответа на вопрос, ты не в силах от него отказаться. Сейчас популярностью пользуются советы для молодежи, людей среднего возраста, политиков, любителей домашних животных, для увлекающихся пэтчворком и садоводством. Но мы стояли у истоков. Мы говорили слова утешения тем, кто столкнулся с неблагодарностью собственного ребенка или с изменой любимого человека. У многих из нас было минимум опыта, но у каждого, как козырь в рукаве, существовал знакомый психолог. Моей палочкой-выручалочкой была Кейси Глисон, моя лучшая подруга, которая специализировалась на семейной психотерапии. Ее собственная семья состояла из нее самой и матери-ирландки, довольно жесткой и мудрой женщины. Кейси была лесбиянкой. Мы познакомились с ней и с ее любимой Сарен во время танцевальной постановки, которую готовили в организации «Оклахома!», и с тех пор подружились. Ей нравилось проповедовать свое отношение к деликатным темам человеческих взаимоотношений, скрываясь за моей фотографией в рубрике. Однажды она сказала, что ведущие рубрики советов должны организовать «горячую линию» с номером: 1-900-О-ДОРОГАЯ. Когда она рассталась с Сарен, потому что та влюбилась в парня, я стала для Кейси такой «горячей линией». Мы сблизились, проведя многие вечера за красным вином под музыку альбома Джонни Митчелл «Blue», которую по праву можно назвать гимном женской грусти. Я наивно спросила, как Кейси, которая дает всем советы, пользуясь знаниями, полученными на университетской скамье, сама может так раскиснуть, набрать вес и проводить все субботние дни, просто валяясь в кровати. Она не раздумывая ответила:
— Не верь тем, кто скажет, что знать, как пережить потерю, — это уметь преодолевать жизненные трудности на своем собственном пути.
Лео и Кейси прекрасно поладили, и мы проводили время как одна большая семья, а в День благодарения устраивали праздничные обеды то в нашем доме, то в доме Кейси и ее матери Конни. Сначала Лео уперся, когда я объявила, что хочу назначить Кейси официальным опекуном, на случай если мы с ним умрем, но, в конце концов, он согласился с тем, что она гораздо лучшая кандидатура, чем моя сестра и ее муж Питер или его родители. Кейси была мне сестрой в большей степени, чем родная Джейн.
Сразу после окончания курса Лео предложили работу юрисконсульта в штате Висконсин. Сумма звучала очень заманчиво, и Лео ухватился за эту работу. Вскоре он уже решал юридические вопросы, которые, по сути, не очень отличались от тех, с какими сталкивалась я. Мы стали зарабатывать больше. Я наняла специалиста по ландшафтному дизайну и нашла школу для Гейба, где обращали больше внимания не на то, что он не знает названия цветов, потому что страдает аутизмом, а на то, что может запустить электроточилку для карандашей от солнечной энергии. Я понимала, что с Гейбом что-то обстоит не так, как с другими детьми. В детстве я тоже отличалась от остальных детей, но тогда для этого феномена еще не придумали названия. Я не была болтливой или чрезмерно вспыльчивой — у меня оказался дефицит концентрации внимания, который проявлялся в гиперактивности. Гейб мог выразить свою мысль ярко и точно, но только в устной форме. Его письменные работы все еще напоминали каракули детсадовского ребенка. Он очень много читал, но при этом не смог бы правильно написать ни одного слова из прочитанного. Для нас он был способным и самым замечательным! Я думала, что усилием воли и желанием добиться результата я сумею смести с пути все преграды, ведь удалось же нам с Лео превратиться из скромно топчущейся на краю танцевальной площадки пары в великолепный дуэт, который вызывал восхищение гостей на свадьбах и торжествах. Мы жили хорошо.
Люди удивлялись тому, что мы, так рано поженившись, смогли сохранить наш союз. Мы и сами удивлялись этому и до сих пор искренне радовались тому, что давным-давно решились вступить в брак. Соседка как-то призналась нам, что однажды вечером проходила мимо нашего дома и застала всех нас на лужайке во дворе: мы учили Каролину стоять на руках. В тот же вечер она ответила согласием на предложение своего бойфренда пожениться, потому что ее вдохновило увиденное. Она хотела создать семью, подобную нашей.
Любой человек желал бы этого. Любой, кроме Лео. Лео не видит своей вины в «повороте событий», как он предпочитает именовать случившееся, словно пропасть, которая разверзлась между нами, была вызвана погодно-климатическими условиями или тем, что в силу вступили новые законы о налогах. Он всегда был склонен считать себя непогрешимым. Теперь, когда я могу оглянуться назад, я понимаю, что Лео занес ногу на выходе из нашего дома еще до того, как я могла подозревать об этом. Его странное поведение служило сигналом того, что от меня скрыта общая картина событий.
Я объясняла поведение Лео тем, что у него нервный срыв. Он Постоянно жаловался на стресс, сумев убедить меня, что это моя Нина, что это вина детей, что это результат невидимого внутреннего конфликта. Он не стенал от горя, крича, что он, Лео Штейнер, является заложником и жертвой невыносимых обстоятельств, по это было ясно по тысяче намеков.
Все началось с непонятных замечаний. Он сказал однажды, что курятина, которую мы покупаем, недостаточно хорошего качества. И вообще мы питаемся неправильно. Нам надо обратить больше внимания на полезность пищи, иначе наша иммунная система не выдержит нагрузки. Он считал, что дополнительная ответственность, которую он ощутил с появлением Аори, неминуемо приведет к новому стрессу, а может, даже станет причиной болезни и ухудшения состояния его здоровья.
Вся эта история завершилась тем, что мы отправились на ферму, которая находилась почти в часе езды на машине, и вернулись с окровавленными сумками в багажнике, которые выглядели, по меньшей мере, устрашающе, так как были до отказа набиты куриными тушками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44