А в густой траве скрывается самый маленький из тинаму — Taoniscus nanus размером с перепела.
Чем дальше к северу, тем раньше начинается сезон дождей. В Эмасе они шли уже месяц, и реки основательно вышли из берегов, а воздух гудел от комаров.
Преследуя кровососов, к пасущемуся скоту собираются три вида козодоев — длиннохвостый Hydropsalys climatocerca, потто Nyctibius griseus и гигантский потто N. grandis, который днем похож на большой трухлявый сук. Различить их можно на очень большом расстоянии, потому что в луче фонаря их глаза вспыхивают соответственно белым, желтым и зеленоватым светом. В некоторых местах земля на протяжении сотен метров была покрыта движущимся ковром из крошечных лягушат Rana, которые торопливыми скачками расселялись из родных озер. Бесчисленное войско отважных малюток привлекало полчища хищников: шустрых малых серием (Chunga burmeisteri), змеек-жабоедов (Xenodon), грустных носатых цапель-челноклювов (Cochlearius).
Из Эмаса я направился к северу, на границу Мату-Гросу и Амазонской низменности.
Река Арагуая, приток Токантиса, образует здесь два рукава, между которыми лежит Bananal — самый большой в мире остров, окруженный пресной водой (по другой версии, Marajo в дельте Амазонки еще больше). Южная часть острова напоминает Пантанал, а северная покрыта сухим лесом, который у рек переходит в амазонскую сельву.
Добрался я до Бананала с большим трудом. Хотя польский студент перевел мою Индульгенцию на португальский, в рукописном варианте ее текст не производил на полицейских никакого впечатления, и они упорно не желали останавливать для меня попутки. Голосовать самому приходилось по многу часов. Большую часть пути я проделал на трехэтажном грузовике, который вез на бойню свиней. За триста километров совершенно обалдел от визга, хрюканья и вони. Все шофера, узнав, что я из России, тут же радостно кричали «А-а, Владимир!» — это имя тут считается самым типичным русским и широко распространено среди выходцев из славянских стран. В конце концов я начал звать всех шоферов «Педро», на что они совершенно не обижались — мало ли в Бразилии Педро?
Мой путь на север окончился здесь, на самом пороге Восточной Амазонии, поэтому на острове я в основном интересовался влажными лесами. Их фауна резко отличается от фауны сухих, хотя четкой границы между ними нет. Хищники во влажных лесах представлены золотистой кошечкой Felis tigrinus, попугаи — великолепной золотой аратингой (Aratinga guarouba), а черепахи — большеголовой Peltocephalus tracaxa.
То есть на самом деле там водится еще черт знает что, но за два дня я мало кого успел увидеть. Из змей встречается амазонский аспид (Leptomicrurus). Он черный с желтыми колечками на маленькой голове и тупом хвосте — очень трудно понять, где у змеи голова, а где хвост.
Еще мне встретились две замечательных амфибии. Удивительная лягушка (Pseudis paradoxa) известна тем, что вдвое меньше собственного головастика (этот монстр длиной с хорошую плотву), а седлоспинный ателоп (Brachycephalus) ничем не выделяется, но очень красив — ярко-желтого цвета и помещается в наперстке.
К сожалению, ниже по течению на реке есть пороги, поэтому сюда не проникают интереснейшие обитатели Амазонки — дельфины и ламантины. Мне не пришлось их увидеть — я уехал с Бананала на восток, через пустынные пространства каатинги.
Этим словом, означающим «белый лес», называют самую бесплодную часть страны, покрытую чахлыми акациями и невысокими кактусами (в основном Cereus gounelei) На кактусах сидят крошечные сычики Glaucidium brazilianum, высматривая саранчу.
Дожди в каатинге бывают не каждый год, и во время засух миллионы крестьян разбредаются отсюда в поисках работы, а при первых слухах о дождях возвращаются домой.
Наконец раскаленная сковородка каатинги кончилась, и я оказался на побережье океана, в историческом сердце Бразилии — прекрасном городе Сальвадор, он же Байя. Город населен в основном африканцами, и повсюду разбросаны храмы кандомбле, их своеобразной религии, смеси западноафриканских верований с элементами католицизма. К тому времени, когда я сюда добрался, carona (так тут называют автостоп) окончательно мне осточертела, и я решил дальше путешествовать на автобусах.
Южнее Байи побережье когда-то покрывала роскошная сельва, так называемый Атлантический дождевой лес. Он давным-давно утратил связь с Амазонией, и его флора и фауна очень своеобразны. Сейчас лес сохранился в основном в небольших заповедниках, из которых самый интересный — Poco dos Antos, участок изумрудно-зеленого склона гор, круто спускающегося к океанскому пляжу.
Заповедник был создан для спасения львиной игрунки (Leontopithecus rosalia) — необыкновенно красивой обезьянки, похожей на персидскую кошку золотисто-рыжей расцветки. Сейчас здесь всего около пятисот игрунок, но их почему-то встречаешь каждые полчаса. Гораздо труднее найти в кронах другую местную достопримечательность — ошейникового ленивца (Bradypus torquatus). А когда его все-таки находишь, выясняется, что он практически не отличается от B.
tridactilys, который обычен повсюду в Амазонии.
Зато тут легко увидеть карликового муравьеда (Cyclopes didactilys), которого в Амазонии я не видел живьем ни разу — только в когтях гарпий. По идее они должны были бы встречаться на каждом шагу — ведь аппетитные термитники болтаются примерно на одном дереве из пяти. Но почему-то везде, кроме Посо дас Антаса, этот пушистый желтый зверек редок, да и здесь мне за весь день попались только два — один спал на ветке, свернувшись клубочком, а другой висел вниз головой, зацепившись хвостом за лиану и запустив язык в термитник. Возможно, разрушенные термитники уже не восстанавливаются, поэтому каждому муравьедику нужен большой участок леса.
А вот белок в Атлантическом лесу нет. Их заменяют рыжие беличьи хомячки
— большой Phaenomus и маленький Rhagomys. Они таке же шустрые и пушистые, как настоящие белки, но совершать длинных прыжков с ветки на ветку не умеют.
От парка уже совсем близко до Рио, который на самом деле Хио-дэ-Жанэйру, «Река Января». Город расположен в изумительно красивом месте — над бухтой торчат высокие горы-останцы с вертикальными склонами и круглыми макушками. Они все еще одеты лесом, и даже в городском ботаническом саду можно увидеть серебристо-белых обезьянок. Но все же до появления города тут, наверное, было еще красивее. Из-за рельефа путешествие на автобусе по Рио — долгое и тяжелое мероприятие, особенно с рюкзаком, потому что в каждом автобусе установлены железные вертушки, настолько неудобные — нарочно не придумаешь.
После строгого и четкого испанского я никак не мог привыкнуть к мягкому, очень музыкальному португальскому, который на бумаге похож на испанский, но резко отличается по звучанию. Кое-что удается понять с ходу, но иногда из целой фразы не улавливаешь ни одного знакомого слова. В первый день в Бразилии я зашел в магазин за коробкой сока и долго пытался сказать, что мне нужно. Перепробовал массу вариаций на тему испанского «jugo» и английского «juice», но «сработало» в конце концов молдавское «suk». Особенно трудно разобрать слова, когда говорят на слэнге. В местной разговорной речи множество забавных и метких словечек: например, бикини называется «флюс».
Знаменитая Копакабана мне не понравилась: я отвык от такого количества народу, и вещи оставить было негде. К тому же вода не выглядит особенно чистой, что неудивительно: сразу за пляжем начинается пригород с самой высокой в мире плотностью населения — сплошные небоскребы. Оставив рюкзак прямо под ногами полицейского, я окунулся на минуту, тут же выскочил из воды и обнаружил, что к карману рюкзака уже тянется беспризорник. После сотен километров безлюдных пляжей Коста-Рики, Эквадора и Перу популярные курорты вовсе не кажутся подходящим местом для отдыха.
У Рио богатая история. В 1807-1821 годах, когда Наполеон захватил Пиренейский полуостров, город даже был столицей Португалии. Вернувшись в Лиссабон, король Жуан VI оставил сына регентом. Через год молодой принц Педро провозгласил Бразилию независимой страной, а себя — ее императором. В 1831 году он отрекся от престола в пользу пятилетнего сына, чтобы оставалось больше свободного времени для занятий любовью, которые он ценил выше императорской власти.
Педро II оказался самым прогрессивным императором в истории: уже в 15 лет он отменил рабство, а потом подготовил и провел республиканскую революцию, после чего умер в изгнании в Париже.
Говорят, что где-то в Рио есть памятник Остапу Бендеру, установленный на деньги одного нашего миллионера, но я не проверял.
Еще дальше на юг расположен большой национальный парк Cerra da Bocaina. В этом месте интересный рельеф: прямо от океана берег круто поднимается до 2000 метров, а дальше лежит Бразильское плато. Исток Сан-Франсиску, второй по длине реки континента, находится всего в 20 километрах от Атлантики. До 1800 метров растут дождевые леса, выше — хвойные из Araucaria и Podocarpus, которые на плато переходят в злаковые саванны. Вершины гор покрыты альпийскими лугами.
Как ни странно, после расчистки леса на склонах мало что удается выращивать.
Почва сельвы почти не содержит питательных веществ: все, что есть в опавших листьях и ветках, по грибнице симбиотических грибов немедленно поступает в корни деревьев и снова вовлекается в круговорот. Может быть, именно поэтому лес и сохранился до наших дней. Уцелело даже драгоценное дерево пау бразил (Caesalpinia echinatum), по которому когда-то была названа вся страна. Кое-где встречаются целые рощи кешью (Anacardium occidentale), чудесные орехи которого болтаются на ярких, как китайские фонарики, и очень сладких околоплодниках.
Здесь водится уже другой подвид львиной игрунки, черный с подпалинами, а также очень редкая паукообразная обезъяна (Brachyteles arachnoides). Я был так счастлив, когда встретил ее в лесу — а потом оказалось, что они стаями живут в ботаническом саду Сан-Паулу. Самая же обычная обезьяна парка — масковая тити (Callicebus moloch), которую легко найти по громкому щебету «чи-ви-чууу!».
В дуплах араукарий гнездится серо-голубой ара (Cyanopsitta spixii), очень красивый и редкий. Более трети его выводков уничтожает грозный хищник, трехметровая синяя с желтыми полосками змея Spilotes pallatus, которую местные жители называют «куроедом» — она встречается на каждом шагу и нередко ворует домашнюю птицу. Что касается самого верхнего пояса гор, то там мало интересного — разве что бесчисленные моко (Kerodon), родственники морских свинок.
И вот я в Сан-Паулу. 20-миллионный город многие описывают как урбанистический кошмар и величайший «шанхай» мира, но на самом деле — город как город. Множество небоскребов торчит из моря одноэтажной застройки, повсюду скверы и парки, на улицах неожиданно много японцев, климат довольно мягкий. Хотя Saх Paolo лежит почти на тропике, зимой сюда нередко прорываются холодные фронты из Патагонии, принося мокрый снег и поголовную простуду. Даже сейчас, в начале лета, было довольно прохладно и шел мелкий дождик.
Я нашел агенство Аэрофлота (почему-то в телефонных справочниках его не оказалось) и попросил, чтобы мне поменяли билет Гавана-Москва на Сан-Паулу-Москва. В тот момент я был уверен, что через пару дней окажусь дома, и не подозревал, что мне предстоит самое серьезное приключение за полгода, проведенных в Южной Америке.
Когда я брал билет в Москве, то трижды спросил, можно ли его будет поменять, и трижды мне клялись, что проблем не возникнет. Теперь оказалось, что он куплен в каком-то «левом» агенстве, а не непосредственно в Аэрофлоте, и сдать его можно только в Москве. А пока нужно было купить новый билет, денег на который у меня, естественно, не было.
Пришлось звонить домой матушке и просить, чтобы она заняла деньги и выслала мне билет по факсу из центральной конторы Аэрофлота.
— Идиот несчастный, — закричала матушка, — вечно я должна тебя откуда-то вытаскивать! (по-моему, это был первый раз). А как ты будешь эти деньги отдавать?
— Сдам свой билет и отдам.
— А если того агенства уже след простыл?
— Заработаю.
— Где?
— В издательстве.
— Да твое издательство почти обанкротилось! И книжка твоя не вышла! И Юлька твоя без работы сидит!
Ну, и так далее. В конце концов матушка обещала прислать билет завтра и бросила трубку, оставив меня в растроенных чувствах.
Паоло оставил мне только свой домашний телефон, поэтому деваться до вечера было некуда. Я поехал в Бутантан — знаменитый серпентарий. Там я обнаружил большую площадку, окруженную бетонной загородкой, где содержались всевозможные змеи.
Дождавшись паузы между туристскими группами, я влез на площадку, чтобы сфотографировать некоторых из них. Но не успел я сделать и нескольких снимков, как подъехала полиция. Посмотрев, как я хожу в сандалетках среди разомлевших на солнце змей (естественно, держась от них на безопасном расстоянии), копы поманили меня пальцем, усадили в машину и куда-то повезли.
«Вот здорово, — подумал я. — Привезут в КПЗ, покормят на халяву, а потом отпустят.»
Но меня почему-то привезли в психушку. Тут у меня нервы не выдержали, я предъявил Индульгенцию и смылся без обеда. Вечером я приехал к Паоло, который мне очень обрадовался и повозил на машине по городу, показав две основных достопримечательности: новый тоннель имени Айртона Сенны и панель. Панель Сан-Паулу — это улица на окраине, где всю ночь напролет стоят по углам девушки в нижнем белье или просто голые, одна другой страшнее.
Наутро я потащился в Аэрофлот. Билета не было.
— В центральной конторе нет связи. Перерубили кабель, — сообщила матушка по телефону.
Этот день я провел в ботаническом саду и прекрасном городском зоопарке, где есть даже голубой ара (Andorhynchus leari), которых в мире осталось всего около десятка. Назавтра матушке все же удалось прислать мне билет, но до единственного в неделю рейса оставалось два дня.
— Хватит тебе слоняться по городу, — сказал Паоло. Сейчас праздники, поехали к моему деду на фазенду.
— А у твоего деда есть фазенда?
— Есть. Маленькая, но зато на море.
И вот мы взяли несколько друзей Паоло и поехали на фазенду, которая оказалась размером с хороший подмосковный колхоз. Деду Паоло хватало дохода от небольшой банановой плантации, а кормился он фруктами из сада и овощами с поля, которое обрабатывали трое рабочих. Вся остальная территория заросла и превратилась в настоящие джунгли.
В этом фруктовом раю между солнцем и морем я и провел последние дни. Наиболее интересной личностью на фазенде был управляющий. Когда-то он был самым молодым ротмистром в России и адьютантом Деникина (сменив на этом посту агента большевиков, который стал прототипом героя фильма «Адьютант его превосходительства» — этот фильм старик достал на видео и теперь смотрит через день). Потом он преподавал математику в Кембридже, где и подружился с одним из студентов — дедом Паоло. Сейчас Владимир Олегович почти не говорит по-русски, но английский еще не забыл. Правда, мне не удалось вытянуть из него никаких воспоминаний о гражданской войне.
Наконец-то я очутился в условиях, в которых работали Даррелл и другие нормальные натуралисты. Я прохлаждался на пляже или играл в бадминтон, а местные жители несли мне разных интересных животных, найденных в поле или в лесу. Сначала притащили с огорода амфисбену (Amphisbaena alba) — желтую подземную рептилию, похожую на дождевого червя, но увеличенного раз в десять. Потом — подземного хомячка Blarinomus, полосатого сцинка Diploglossus и паука Eupelma сантиметров 20 длиной.
Только змей и птиц мне приходилось искать самому, потому что первых крестьяне боятся, а вторых не так просто поймать. Сухие листья в лесу кишели всевозможными ботропсами, на опушках водился редкий удавчик Xenoboa croponii, а под бревнами — коралловая сверташка Anilius, самая яркая из змей. Считается, что ее черные и алые кольца — маскировка под ядовитого аспида, но и аспид рядом с ней кажется тусклым.
Птиц-то, собственно, искать не приходилось. Под потолком веранды висела поилка, которую целый день осаждали черно-белые колибри и стаи желтых цветочниц-бананаквитов (Coereba flaveola). Ночью вокруг усадьбы болтались рыжие совки Otys, а днем — похожие на потерявшегося кукушонка ленивки (Bucco). Ленивка может часами неподвижно сидеть на ветке, уставившись в одну точку, но стоит появиться неподалеку бабочке или мухе — и она мгновенно ловит насекомое на лету.
По берегам заросшего синими и желтыми кувшинками пруда мелькала большая, как ворон, странного вида застенчивая птица — красногрудая котинга (Porphyrolaema).
Все полгода я не пропускал ни одного свернутого листа банана или геликонии, чтобы не заглянуть внутрь в поисках летучих мышей. Но только здесь мне удалось добиться успеха. Для этого пришлось прочесать всю плантацию. Посадки бананов в Южной Америке выглядят странно — все грозди задолго до созревания заворачиваются в полиэтилен, чтобы их не обгрызли летучие мыши. Здесь заниматься этим было некому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Чем дальше к северу, тем раньше начинается сезон дождей. В Эмасе они шли уже месяц, и реки основательно вышли из берегов, а воздух гудел от комаров.
Преследуя кровососов, к пасущемуся скоту собираются три вида козодоев — длиннохвостый Hydropsalys climatocerca, потто Nyctibius griseus и гигантский потто N. grandis, который днем похож на большой трухлявый сук. Различить их можно на очень большом расстоянии, потому что в луче фонаря их глаза вспыхивают соответственно белым, желтым и зеленоватым светом. В некоторых местах земля на протяжении сотен метров была покрыта движущимся ковром из крошечных лягушат Rana, которые торопливыми скачками расселялись из родных озер. Бесчисленное войско отважных малюток привлекало полчища хищников: шустрых малых серием (Chunga burmeisteri), змеек-жабоедов (Xenodon), грустных носатых цапель-челноклювов (Cochlearius).
Из Эмаса я направился к северу, на границу Мату-Гросу и Амазонской низменности.
Река Арагуая, приток Токантиса, образует здесь два рукава, между которыми лежит Bananal — самый большой в мире остров, окруженный пресной водой (по другой версии, Marajo в дельте Амазонки еще больше). Южная часть острова напоминает Пантанал, а северная покрыта сухим лесом, который у рек переходит в амазонскую сельву.
Добрался я до Бананала с большим трудом. Хотя польский студент перевел мою Индульгенцию на португальский, в рукописном варианте ее текст не производил на полицейских никакого впечатления, и они упорно не желали останавливать для меня попутки. Голосовать самому приходилось по многу часов. Большую часть пути я проделал на трехэтажном грузовике, который вез на бойню свиней. За триста километров совершенно обалдел от визга, хрюканья и вони. Все шофера, узнав, что я из России, тут же радостно кричали «А-а, Владимир!» — это имя тут считается самым типичным русским и широко распространено среди выходцев из славянских стран. В конце концов я начал звать всех шоферов «Педро», на что они совершенно не обижались — мало ли в Бразилии Педро?
Мой путь на север окончился здесь, на самом пороге Восточной Амазонии, поэтому на острове я в основном интересовался влажными лесами. Их фауна резко отличается от фауны сухих, хотя четкой границы между ними нет. Хищники во влажных лесах представлены золотистой кошечкой Felis tigrinus, попугаи — великолепной золотой аратингой (Aratinga guarouba), а черепахи — большеголовой Peltocephalus tracaxa.
То есть на самом деле там водится еще черт знает что, но за два дня я мало кого успел увидеть. Из змей встречается амазонский аспид (Leptomicrurus). Он черный с желтыми колечками на маленькой голове и тупом хвосте — очень трудно понять, где у змеи голова, а где хвост.
Еще мне встретились две замечательных амфибии. Удивительная лягушка (Pseudis paradoxa) известна тем, что вдвое меньше собственного головастика (этот монстр длиной с хорошую плотву), а седлоспинный ателоп (Brachycephalus) ничем не выделяется, но очень красив — ярко-желтого цвета и помещается в наперстке.
К сожалению, ниже по течению на реке есть пороги, поэтому сюда не проникают интереснейшие обитатели Амазонки — дельфины и ламантины. Мне не пришлось их увидеть — я уехал с Бананала на восток, через пустынные пространства каатинги.
Этим словом, означающим «белый лес», называют самую бесплодную часть страны, покрытую чахлыми акациями и невысокими кактусами (в основном Cereus gounelei) На кактусах сидят крошечные сычики Glaucidium brazilianum, высматривая саранчу.
Дожди в каатинге бывают не каждый год, и во время засух миллионы крестьян разбредаются отсюда в поисках работы, а при первых слухах о дождях возвращаются домой.
Наконец раскаленная сковородка каатинги кончилась, и я оказался на побережье океана, в историческом сердце Бразилии — прекрасном городе Сальвадор, он же Байя. Город населен в основном африканцами, и повсюду разбросаны храмы кандомбле, их своеобразной религии, смеси западноафриканских верований с элементами католицизма. К тому времени, когда я сюда добрался, carona (так тут называют автостоп) окончательно мне осточертела, и я решил дальше путешествовать на автобусах.
Южнее Байи побережье когда-то покрывала роскошная сельва, так называемый Атлантический дождевой лес. Он давным-давно утратил связь с Амазонией, и его флора и фауна очень своеобразны. Сейчас лес сохранился в основном в небольших заповедниках, из которых самый интересный — Poco dos Antos, участок изумрудно-зеленого склона гор, круто спускающегося к океанскому пляжу.
Заповедник был создан для спасения львиной игрунки (Leontopithecus rosalia) — необыкновенно красивой обезьянки, похожей на персидскую кошку золотисто-рыжей расцветки. Сейчас здесь всего около пятисот игрунок, но их почему-то встречаешь каждые полчаса. Гораздо труднее найти в кронах другую местную достопримечательность — ошейникового ленивца (Bradypus torquatus). А когда его все-таки находишь, выясняется, что он практически не отличается от B.
tridactilys, который обычен повсюду в Амазонии.
Зато тут легко увидеть карликового муравьеда (Cyclopes didactilys), которого в Амазонии я не видел живьем ни разу — только в когтях гарпий. По идее они должны были бы встречаться на каждом шагу — ведь аппетитные термитники болтаются примерно на одном дереве из пяти. Но почему-то везде, кроме Посо дас Антаса, этот пушистый желтый зверек редок, да и здесь мне за весь день попались только два — один спал на ветке, свернувшись клубочком, а другой висел вниз головой, зацепившись хвостом за лиану и запустив язык в термитник. Возможно, разрушенные термитники уже не восстанавливаются, поэтому каждому муравьедику нужен большой участок леса.
А вот белок в Атлантическом лесу нет. Их заменяют рыжие беличьи хомячки
— большой Phaenomus и маленький Rhagomys. Они таке же шустрые и пушистые, как настоящие белки, но совершать длинных прыжков с ветки на ветку не умеют.
От парка уже совсем близко до Рио, который на самом деле Хио-дэ-Жанэйру, «Река Января». Город расположен в изумительно красивом месте — над бухтой торчат высокие горы-останцы с вертикальными склонами и круглыми макушками. Они все еще одеты лесом, и даже в городском ботаническом саду можно увидеть серебристо-белых обезьянок. Но все же до появления города тут, наверное, было еще красивее. Из-за рельефа путешествие на автобусе по Рио — долгое и тяжелое мероприятие, особенно с рюкзаком, потому что в каждом автобусе установлены железные вертушки, настолько неудобные — нарочно не придумаешь.
После строгого и четкого испанского я никак не мог привыкнуть к мягкому, очень музыкальному португальскому, который на бумаге похож на испанский, но резко отличается по звучанию. Кое-что удается понять с ходу, но иногда из целой фразы не улавливаешь ни одного знакомого слова. В первый день в Бразилии я зашел в магазин за коробкой сока и долго пытался сказать, что мне нужно. Перепробовал массу вариаций на тему испанского «jugo» и английского «juice», но «сработало» в конце концов молдавское «suk». Особенно трудно разобрать слова, когда говорят на слэнге. В местной разговорной речи множество забавных и метких словечек: например, бикини называется «флюс».
Знаменитая Копакабана мне не понравилась: я отвык от такого количества народу, и вещи оставить было негде. К тому же вода не выглядит особенно чистой, что неудивительно: сразу за пляжем начинается пригород с самой высокой в мире плотностью населения — сплошные небоскребы. Оставив рюкзак прямо под ногами полицейского, я окунулся на минуту, тут же выскочил из воды и обнаружил, что к карману рюкзака уже тянется беспризорник. После сотен километров безлюдных пляжей Коста-Рики, Эквадора и Перу популярные курорты вовсе не кажутся подходящим местом для отдыха.
У Рио богатая история. В 1807-1821 годах, когда Наполеон захватил Пиренейский полуостров, город даже был столицей Португалии. Вернувшись в Лиссабон, король Жуан VI оставил сына регентом. Через год молодой принц Педро провозгласил Бразилию независимой страной, а себя — ее императором. В 1831 году он отрекся от престола в пользу пятилетнего сына, чтобы оставалось больше свободного времени для занятий любовью, которые он ценил выше императорской власти.
Педро II оказался самым прогрессивным императором в истории: уже в 15 лет он отменил рабство, а потом подготовил и провел республиканскую революцию, после чего умер в изгнании в Париже.
Говорят, что где-то в Рио есть памятник Остапу Бендеру, установленный на деньги одного нашего миллионера, но я не проверял.
Еще дальше на юг расположен большой национальный парк Cerra da Bocaina. В этом месте интересный рельеф: прямо от океана берег круто поднимается до 2000 метров, а дальше лежит Бразильское плато. Исток Сан-Франсиску, второй по длине реки континента, находится всего в 20 километрах от Атлантики. До 1800 метров растут дождевые леса, выше — хвойные из Araucaria и Podocarpus, которые на плато переходят в злаковые саванны. Вершины гор покрыты альпийскими лугами.
Как ни странно, после расчистки леса на склонах мало что удается выращивать.
Почва сельвы почти не содержит питательных веществ: все, что есть в опавших листьях и ветках, по грибнице симбиотических грибов немедленно поступает в корни деревьев и снова вовлекается в круговорот. Может быть, именно поэтому лес и сохранился до наших дней. Уцелело даже драгоценное дерево пау бразил (Caesalpinia echinatum), по которому когда-то была названа вся страна. Кое-где встречаются целые рощи кешью (Anacardium occidentale), чудесные орехи которого болтаются на ярких, как китайские фонарики, и очень сладких околоплодниках.
Здесь водится уже другой подвид львиной игрунки, черный с подпалинами, а также очень редкая паукообразная обезъяна (Brachyteles arachnoides). Я был так счастлив, когда встретил ее в лесу — а потом оказалось, что они стаями живут в ботаническом саду Сан-Паулу. Самая же обычная обезьяна парка — масковая тити (Callicebus moloch), которую легко найти по громкому щебету «чи-ви-чууу!».
В дуплах араукарий гнездится серо-голубой ара (Cyanopsitta spixii), очень красивый и редкий. Более трети его выводков уничтожает грозный хищник, трехметровая синяя с желтыми полосками змея Spilotes pallatus, которую местные жители называют «куроедом» — она встречается на каждом шагу и нередко ворует домашнюю птицу. Что касается самого верхнего пояса гор, то там мало интересного — разве что бесчисленные моко (Kerodon), родственники морских свинок.
И вот я в Сан-Паулу. 20-миллионный город многие описывают как урбанистический кошмар и величайший «шанхай» мира, но на самом деле — город как город. Множество небоскребов торчит из моря одноэтажной застройки, повсюду скверы и парки, на улицах неожиданно много японцев, климат довольно мягкий. Хотя Saх Paolo лежит почти на тропике, зимой сюда нередко прорываются холодные фронты из Патагонии, принося мокрый снег и поголовную простуду. Даже сейчас, в начале лета, было довольно прохладно и шел мелкий дождик.
Я нашел агенство Аэрофлота (почему-то в телефонных справочниках его не оказалось) и попросил, чтобы мне поменяли билет Гавана-Москва на Сан-Паулу-Москва. В тот момент я был уверен, что через пару дней окажусь дома, и не подозревал, что мне предстоит самое серьезное приключение за полгода, проведенных в Южной Америке.
Когда я брал билет в Москве, то трижды спросил, можно ли его будет поменять, и трижды мне клялись, что проблем не возникнет. Теперь оказалось, что он куплен в каком-то «левом» агенстве, а не непосредственно в Аэрофлоте, и сдать его можно только в Москве. А пока нужно было купить новый билет, денег на который у меня, естественно, не было.
Пришлось звонить домой матушке и просить, чтобы она заняла деньги и выслала мне билет по факсу из центральной конторы Аэрофлота.
— Идиот несчастный, — закричала матушка, — вечно я должна тебя откуда-то вытаскивать! (по-моему, это был первый раз). А как ты будешь эти деньги отдавать?
— Сдам свой билет и отдам.
— А если того агенства уже след простыл?
— Заработаю.
— Где?
— В издательстве.
— Да твое издательство почти обанкротилось! И книжка твоя не вышла! И Юлька твоя без работы сидит!
Ну, и так далее. В конце концов матушка обещала прислать билет завтра и бросила трубку, оставив меня в растроенных чувствах.
Паоло оставил мне только свой домашний телефон, поэтому деваться до вечера было некуда. Я поехал в Бутантан — знаменитый серпентарий. Там я обнаружил большую площадку, окруженную бетонной загородкой, где содержались всевозможные змеи.
Дождавшись паузы между туристскими группами, я влез на площадку, чтобы сфотографировать некоторых из них. Но не успел я сделать и нескольких снимков, как подъехала полиция. Посмотрев, как я хожу в сандалетках среди разомлевших на солнце змей (естественно, держась от них на безопасном расстоянии), копы поманили меня пальцем, усадили в машину и куда-то повезли.
«Вот здорово, — подумал я. — Привезут в КПЗ, покормят на халяву, а потом отпустят.»
Но меня почему-то привезли в психушку. Тут у меня нервы не выдержали, я предъявил Индульгенцию и смылся без обеда. Вечером я приехал к Паоло, который мне очень обрадовался и повозил на машине по городу, показав две основных достопримечательности: новый тоннель имени Айртона Сенны и панель. Панель Сан-Паулу — это улица на окраине, где всю ночь напролет стоят по углам девушки в нижнем белье или просто голые, одна другой страшнее.
Наутро я потащился в Аэрофлот. Билета не было.
— В центральной конторе нет связи. Перерубили кабель, — сообщила матушка по телефону.
Этот день я провел в ботаническом саду и прекрасном городском зоопарке, где есть даже голубой ара (Andorhynchus leari), которых в мире осталось всего около десятка. Назавтра матушке все же удалось прислать мне билет, но до единственного в неделю рейса оставалось два дня.
— Хватит тебе слоняться по городу, — сказал Паоло. Сейчас праздники, поехали к моему деду на фазенду.
— А у твоего деда есть фазенда?
— Есть. Маленькая, но зато на море.
И вот мы взяли несколько друзей Паоло и поехали на фазенду, которая оказалась размером с хороший подмосковный колхоз. Деду Паоло хватало дохода от небольшой банановой плантации, а кормился он фруктами из сада и овощами с поля, которое обрабатывали трое рабочих. Вся остальная территория заросла и превратилась в настоящие джунгли.
В этом фруктовом раю между солнцем и морем я и провел последние дни. Наиболее интересной личностью на фазенде был управляющий. Когда-то он был самым молодым ротмистром в России и адьютантом Деникина (сменив на этом посту агента большевиков, который стал прототипом героя фильма «Адьютант его превосходительства» — этот фильм старик достал на видео и теперь смотрит через день). Потом он преподавал математику в Кембридже, где и подружился с одним из студентов — дедом Паоло. Сейчас Владимир Олегович почти не говорит по-русски, но английский еще не забыл. Правда, мне не удалось вытянуть из него никаких воспоминаний о гражданской войне.
Наконец-то я очутился в условиях, в которых работали Даррелл и другие нормальные натуралисты. Я прохлаждался на пляже или играл в бадминтон, а местные жители несли мне разных интересных животных, найденных в поле или в лесу. Сначала притащили с огорода амфисбену (Amphisbaena alba) — желтую подземную рептилию, похожую на дождевого червя, но увеличенного раз в десять. Потом — подземного хомячка Blarinomus, полосатого сцинка Diploglossus и паука Eupelma сантиметров 20 длиной.
Только змей и птиц мне приходилось искать самому, потому что первых крестьяне боятся, а вторых не так просто поймать. Сухие листья в лесу кишели всевозможными ботропсами, на опушках водился редкий удавчик Xenoboa croponii, а под бревнами — коралловая сверташка Anilius, самая яркая из змей. Считается, что ее черные и алые кольца — маскировка под ядовитого аспида, но и аспид рядом с ней кажется тусклым.
Птиц-то, собственно, искать не приходилось. Под потолком веранды висела поилка, которую целый день осаждали черно-белые колибри и стаи желтых цветочниц-бананаквитов (Coereba flaveola). Ночью вокруг усадьбы болтались рыжие совки Otys, а днем — похожие на потерявшегося кукушонка ленивки (Bucco). Ленивка может часами неподвижно сидеть на ветке, уставившись в одну точку, но стоит появиться неподалеку бабочке или мухе — и она мгновенно ловит насекомое на лету.
По берегам заросшего синими и желтыми кувшинками пруда мелькала большая, как ворон, странного вида застенчивая птица — красногрудая котинга (Porphyrolaema).
Все полгода я не пропускал ни одного свернутого листа банана или геликонии, чтобы не заглянуть внутрь в поисках летучих мышей. Но только здесь мне удалось добиться успеха. Для этого пришлось прочесать всю плантацию. Посадки бананов в Южной Америке выглядят странно — все грозди задолго до созревания заворачиваются в полиэтилен, чтобы их не обгрызли летучие мыши. Здесь заниматься этим было некому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33