Ночевать пришлось на местном базарчике. Жители вповалку спали на прилавках, а по ним бегали землеройковые опоссумы (Caenolestes). Эти маленькие зверьки считаются самыми древними из настоящих млекопитающих — никогда бы не подумал, что «живые ископаемые» бывают такими наглыми. Выбрав самый темный из свободных прилавков (спать под фонарями не рекомендуется — они привлекают слишком много причудливых насекомых), я дождался рассвета и на первом попутном грузовике спустился в Шинтуйю на реке Верхней Богоматери (Alto Madre del Dios).
Эта быстрая порожистая река образует южную границу национального парка. Ниже она сливается с Рио Ману и дальше называется просто Матерь Божья (Madre del Dios).
Ее долина входит в охранную зону, нижние 75 километров Рио Ману — это зона туризма, а весь остальной бассейн Ману с притоками — зона абсолютной заповедности. Там нет никого, кроме двухсот индейцев. Единственный транспорт на реках — долбленые пироги с подвесными моторами, причем в сухой сезон они едва проходят в верховья из-за мелей, а в дожди частенько опрокидываются на бурунах.
В такой пироге мы и двинулись вниз с грузом риса для егерей, живущих на двух кордонах по Рио Ману. Роскошный тропический лес тянется по берегам, а на пляжах собирается целая коллекция птиц. Фантастически яркие попугаи ара парами пролетали над рекой или глядели на нас из дупел в старых деревьях. Мы заночевали в Boca Manu (Усть-Ману) — деревушке у слияния рек, а наутро поднялись до нижнего кордона Romero.
Разгрузив рис, ребята уплыли дальше, а я остался на «пристани» из двух затонувших пирог. В сотне метров виднелся домик кордона. Во всех странах мира на кордонах заповедников собирается самая лучшая публика, так что я зашел внутрь, словно к себе домой. Двое небритых егерей сидели за бутылкой водки. Увидев меня, они молча налили стопку и спросили: «Queres sin comida, macho?» (Мужик, без закуся будешь?) В Ромеро я прожил неделю, потихоньку исследуя лес и озера в окрестностях. От кордона расходятся старые полузаросшие тропинки, но по лесу можно ходить и просто так. Местные жители иногда пользуются для этого мачете, но от него много шума и мало толку. Лишь там, где разрослась карликовая пальма Geonoma, подлесок почти непроходим.
Был разгар сухого сезона, поэтому плотная дымка скрывала далекие горы, а рассветы и закаты казались особенно романтичными. Раз в два-три дня проходил легкий дождик, река поднималась на час-другой, но потом продолжала спадать. Днем по нескольку часов стояла жара, и это время я старался проводить в воде.
Купаться в реках Ману лучше в футболке и обязательно — в плавках, потому что здесь много мелких рыбешек, которые больно щиплют за соски и прочие выступающие части.
В лесу в это время года так мало комаров, что можно ходить совсем голым, если не собираешься надолго останавливаться. На пляжах вьются кусачие песчаные мухи — крошечные твари вроде мокреца. Но только в жаркие часы они разлетаются дальше чем на пару метров от уреза воды. Ночью их сменяют речные комары. Кроме комаров, в зарослях вас радостно встречают крошечные, едва видимые простым глазом аргасовые клещики (Argasidae), укусы которых потом чешутся несколько дней. На тропах, пробитых тапирами, к клещам присоединяются наземные пиявки.
Гораздо больше отравляют жизнь пчелки-щекотунчики (Euglossina) — они собираются возле людей и ползают по голым спинам. Если их смахивать, то рано или поздно попадешь рукой на осу Polistes, которая тоже любит щекотаться, но умеет и жалить. У этих маленьких черных пчел установились странные взаимоотношения с желтой орхидеей Oncidium penica. Самцы специально барахтаются в пыльце орхидей, запах которой делает их привлекательными для самок. Пчелы так привыкают к запаху пыльцы, что в отсутствие орхидей живут лишь треть обычного срока.
Леса равнинной Амазонии условно делятся на три типа: iapo (заболоченные поймы), varza (леса, затапливаемые в сезон дождей) и terra firma (сухие леса). Флора и фауна разных типов леса отличаются, как будто это разные страны. При этом реки очень часто меняют русла (только 30-40% территории никогда не были речным дном), так что в однообразном, на первый взгляд, лесу трудно найти два похожих участка.
Особенно богаты жизнью старицы (cochas) — озера, образовавшиеся из старых участков русел. Их можно издалека обнаружить по гнусавому кваканью гоацинов (Opisthocomus hoazin) — причудливых хохлатых птиц, сотнями гнездящихся в кустах по берегам. В озерах, в отличие от рек, прозрачная вода, поэтому здесь раздолье для любителей рыбки.
Днем в старицах охотятся гигантские выдры (Pteronura brazilensis). Когда-то они были многочисленны по всей сельве, потом мода на короткие меха привела к тому, что выдровая шкура стоила больше, чем десять ягуаровых. Сейчас выдры практически исчезли, но в Ману их еще можно увидеть — на каждой старице живет прайд из 5 — 10 зверей. На тех озерах, которые открыты для туристов, есть даже специальные смотровые площадки. За выдрами можно наблюдать бесконечно, ведь они часами играют и все время придумывают что-то новое. Они очень осторожны, но плывущего человека не боятся и, подплыв вплотную, приветствуют громким лаем, а порой подныривают и лают из-под воды. Местные жители называют их речными волками (lobos del rio), а обычных выдр — нутриями.
Ночью их сменяют черные кайманы (Melanosuchus niger). Если провести по старице лучом фонаря, то повсюду загораются красные кружочки кайманьих глаз. Некоторые кайманы достигают семи метров в длину. Этот вид считается опасным, но я много раз встречался с ними во время заплывов и ни разу не замечал какой-либо реакции, кроме страха и любопытства. Из всех крокодилов Америки они, по-моему, самые красивые.
Берега стариц кишат птицами — цаплями, зимородками, ибисами, каштановыми пастушками (Aramides), маленькими водяными журавлями (Arama), коршунами-слизнеедами, маленькими лапчатоногами (Heliornis) и похожими на них солнечными цаплями (Eyrypyga). На склонившихся над водой ветках пережидают день желтые летучие мышки Centronycteris с сумками на крыльях. В воде плавают рыбки, знакомые нам по аквариумам — Scalaria, Discus и прочие, одна другой красивей.
А вот на реках видишь меньше интересного. В теплой воде мало планктона, поэтому рыбы не так уж много. В основном это пираньи (Serrasalmidae). Нехватка пищи порождает специализацию: есть пираньи, которые питаются упавшими в воду листьями, орехами или обгрызают корни прибрежных деревьев. У одного из местных видов, пожирателя сочных плодов, совершенно «человеческие» челюсти, у другого (Hydrolycus) — огромные клыки, как у барракуды. Рыбалка — нелегкий труд: вам все время либо перегрызают проволочный поводок, либо очищают крючок от наживки.
Только в устьях ручьев можно наловить достаточно на хороший обед за полчаса: тут ловятся сомы с носом в виде стеклянной лопаты (они, вероятно, заменяют здесь осетров), травоядные пираньи (Metynnis) и косатки (Pimelodidae). Обычно же рыбалка продолжается «до первой араваны» — крупной Aravana с нежным, как у омуля, мясом.
На отмелях гнездятся водорезы (Rhynchops nigra) — длиннокрылые птицы, которые по ночам «пашут» реку, вычесывая из воды рыбок. Днем им на смену приходят толстоклювые крачки (Phaetusa simplex). Там же живут кулики, оринокские гуси (Neochen jubata) и самые голосистые птицы Амазонии — паламедеи (Anhima cornuta).
Их крик, жуткое карканье и гогот, слышен за несколько километров. Иногда на пляже можно увидеть белого каймана (Caiman crocodilus), а на упавшем в воду стволе — ягуара. Если приглядеться к торчащим из воды корягам, то оказывается, что многие из них сплошь покрыты козодоями Nyctidromus, которые днем маскируются под сучки, а ночью ловят комаров, летая над водой, как чайки.
Совсем другой мир — маленькие ручейки, вьющиеся по лесу. Если нырнуть в их прохладные заводи, можно увидеть неоновых рыбок (Cheirodon etc.), меченосцев (Xiphophorus), диких гуппи (Poecilia), глиссирующих по поверхности клинобрюшек (Gastreropelecus), крошечных сомиков Callichthydae. По берегам встречаются гладкие, отполированные глинистые откосы — места игр длиннохвостой выдры (Lutra longicaudata), которая любит катание с горок больше всего на свете. В камышах живет пакарана (Dinomys branickii) — странный грызун, о жизни которого ничего толком не известно, и «расплющенные» жабы Pipa, выводящие потомство на спине.
Есть в ручьях и свой кайманчик — маленький Paleosuchus trigonatum.
Среди безумного разнообразия сельвы двое егерей, Пако и Кики, вели на редкость скучную жизнь. Днем они проверяли документы у проплывающих вверх-вниз туристических групп, утром потихоньку рыбачили, а вечером часами трепались по радио с такими же бедолагами, затерянными среди рек и лесов Перу, Боливии и Бразилии. С некоторыми подружками они общаются так уже много лет, но ни разу их не видели. Я тоже не внес особого разнообразия в кордонный быт, поскольку почти круглые сутки шлялся по лесу. Одиночество егерей скрашивали только 12 видов тараканов, трогоны, гнездившиеся в дупле большого дерева над обеденным столом, и похожие на больших куниц тайры (Eira barbata), приходившие среди бела дня воровать с огорода бананы и папайю.
Лучшее время в лесу — ночь. Особенно интересно в этот час на берегах реки, в затапливаемом лесу. Хором поют три вида пучеглазых листовых лягушек (Phyllomedusa), которые произносят соответственно «ква?», «ква!» и «ква…»
Изредка с шумом падают «жестяные» листья пальм. Певчие сомы (Doradidae) протяжно стонут в заводях. Маленькие светлячки целыми толпами собираются в сырых местах — на берегах, в дуплах, во мху. Колонны бродячих муравьев вьются по тропинкам, сопровождаемые красноглазками, крапивниками и другими птицами. Живой волной шуршат перед ними, разбегаясь во все стороны, крошечные лягушата и прочие обитатели подстилки. Словно огромные бабочки, порхают в лунном свете совы — неясыти Ciccaba с грустными глазами, яркие очковые (Pulsatrix), смешные длинноухие Lophostrix cristata и маленькие Otus. Луч фонарика выхватывает из тьмы стволы и листья, то и дело останавливаясь на неожиданно возникшем жителе леса — каждый раз это кто-то новый. То попадется кузнечик, копирующий лист (у него на крыльях нарисованы «жилки», «пятна от грибка» и даже «погрызы гусениц»).
То замрет на стволе крошечный геккончик Sphaerodactylus размером со спичку. То поднимет усы огромный жук, расписанный геометрическими фигурами. Внезапно взлетают вспугнутые птицы — тинаму или краксы. А при особой удаче можно встретить дикую кошку — черную ягуарунди (Felis yagouarundi) со змеиной мордочкой, необыкновенно красивую тигровую (F. tigrinus) или более крупного, но такой же великолепной расцветки оцелота (F.pardalis).
Начинает светать, и поймы оглашаются громкими криками зонтичной птицы (Cephalopterus) — странного черного создания с большим султаном на лбу. Первые колибри слетаются к маленьким озерам и купаются в солнечных зайчиках, касаясь воды и отскакивая, как резиновый мячик. Ястребы-цикадоеды (Harpagus) перекликаются над лесом, синие цветочницы (Cyanerpes) прыгают в зарослях цветущих канн (Canna). Красные сколопендры прячутся в трубчатых дыхательных корнях, которые расходятся от основания стволов пальм Socratea, придавая им сходство с вениками.
Днем, тихо бродя по пойменным лесам, можно услышать странный шум. Шорох от невидимого движения вдруг начинает доноситься со всех сторон, и бесчисленные черные тени появляются вокруг. Это белобородые пекари (Tayassu albirostris), которые бродят стаями до 200 голов, раскапывая почву, словно толпа бульдозеров.
Они очень агрессивны и постоянно дерутся, вздыбив гривы и ударяя друг друга острыми клыками. На terra firma их заменяют ошейниковые пекари (T. tajacu), более солидного вида и тихого нрава.
В туристической зоне заповедника нет ни индейцев, ни белых, поэтому сейчас тут больше крупных зверей и птиц, чем было до Конкисты. Если найти в лесу рощицу пальм Mauricia flexuosa и устроить засидку на верхушке, можно увидеть множество гостей, приходящих за орехами. Земля в таких местах бывает истоптана, как на скотном дворе. Красные олени Mazama americana, равнинные тапиры (Tapirus terrestris) с полосатыми тапирятами, пекари, зеленые и черные агути кормятся внизу, совершенно не обращая внимания на человека.
Еще интересней засидка на плодоносящем дереве. В сухой сезон только три-четыре из сотен видов деревьев приносят плоды, и от них зависит жизнь бесчисленных обитателей верхнего яруса. Если вырубить эти деревья, лес заметно опустеет.
Между тем по Амазонии то и дело прокатываются «эпидемии» охоты на ту или иную древесную породу, связанные с рыночной конъюнктурой. В горной сельве практически уничтожены бальса и хинное дерево (Chinchona), на равнинах — каучуконос Sapium (в отличие от Hevea, он «одноразовый», т.е. вырубается для получения каучука), обладающие ценной древесиной Switenia mahogani и Cedrela. Только в Ману естественный состав леса практически не нарушен. Сборщики каучука побывали здесь и истребили почти всех индейцев, но осваивать леса не стали из-за труднопроходимых рек.
Поэтому тут хватает больших деревьев — надо только суметь на них влезть. Проведя всего сутки на большой сейбе, усыпанной сочными цветами, я видел столько разных попугаев, туканов, трогонов, обезьян, белок (от крошечной белки-мошки Sciurillus puzillus до здоровенной ярко-красной Sciurus purrhinus), что в глазах рябило.
Ночью по веткам, опыляя цветы, ползали пушистые опоссумы (Caluromys и Caluromysiops) и плюшевые еноты-кинкажу (Potos flavus).
Большие деревья часто бывают с дуплами. Если развести маленький костер и сунуть в дупло охапку дымящихся листьев, можно узнать, кто живет внутри. Чаще всего дупла заняты осами, пчелами, похожими на кусочки коры скорпионами или летучими мышами всех цветов. Но один раз мне удалось увидеть змейку Leptophis неописуемо яркой зеленой окраски, и однажды — ночных обезьянок (Aotus) с печальными глазищами.
Именно тогда я обнаружил, что разные виды обезьян имеют в лесу совершенно разные маршруты. На самых высоких деревьях, редкими «холмами» торчащих над пологом, живут ревуны (Alouatta). Они питаются листьями, поэтому им редко приходится перебираться с дерева на дерево. Чуть ниже «летают» длиннорукие паукообразные обезьяны (Ateles). Они настолько спортивные, что легко перепрыгивают с дерева на дерево. хотя на этой высоте кроны не соприкасаются. Там, где несколько больших деревьев стоят рядом, поселяются шерстистые обезьяны (Lagothrix lagotricha), словно одетые в меховые комбинезоны.
Еще ниже, в сплошном пологе, бродят огромными стаями небольшие саймири (Saimiri sciureus) в компании бурых капуцинов (Cebus apella). В менее густых участках их заменяют похожие на совят тити (Callicebus), которые по утрам, как и ревуны, устраивают концерты, но не такие громкие. На этой высоте встречается и красный уакири (Cacajao calvus) с голой ярко-алой головой, но он очень редок.
В подлеске живут маленькие тамарины, питающиеся в основном насекомыми. Самый красивый из них — императорский (Saguinus imperator) с роскошными усами. В основном стайки тамаринов придерживаются terra firma. В поймах вместо них селится похожая на пушистого черного котенка Callimico gouldi, а по берегам ручьев — самая маленькая, карликовая игрунка (Cebuella pygmaea) размером с грушу (детеныши — с солонку).
В затапливаемых лесах муравьям трудно жить на земле. Там водятся почти исключительно гигантские муравьи Dinoponera, величиной с нашу осу. Они почему-то всегда бродят группами по три-пять бойцов. Остальные строят гнезда на деревьях, благо многие деревья этих мест сами предлагают им убежища — всевозможные полости, утолщения веток и т.д.
Однажды я попытался разобраться в строении такого «муравьиного города», расположившегося в утолщении ветки большого дерева Tococa guianensis на высоте около 25 метров. Муравейник был старый, и на его удобренной остатками добычи поверхности разросся целый «висячий сад» из орхидей и бромелий. Эпифитам, однако, явно не хватало воды. У многих бромелий в основаниях листьев были как бы «карманы» для сбора воды, а выше от стебля отходили корешки, свисавшие в эти карманы. Что касается орхидей, то их корневища были густо оплетены грибами-симбионтами, которые оттуда, ветвясь, тянулись к бромелиям. Вероятно, по грибнице, как через шланг, орхидеи тянули соки из соседей.
Самое удивительное, что в утолщенных стеблях бромелий жили термиты. Обычно термиты избегают соседства муравьев. Но здесь от их гнезд во все стороны расходились крытые туннели, а вентиляционные ходы были наглухо запечатаны головами солдат. Поэтому термиты могли не бояться нападения соседей ни дома, ни снаружи. Кроме термитов, в этом странном мирке жили жемчужные лягушечки и прочая мелочь.
В Ромеро я придумал новый способ исследования леса. Рио Ману очень сильно петляет, и иногда пятикилометровую излучину можно срезать, пройдя всего километр по тропинке. Я выходил с началом рассвета, когда уже можно было идти без фонарика, одетый только в плавки, майку и сандалии (ходить босиком не стоит — тут много колючек, особенно от пальмы Astrocaryum). Срезав виток реки вверх по течению, я затем сплавлялся обратно по воде. Таким путем можно увидеть гораздо больше, чем из лодки — мотор не шумит, а торчащую из воды голову большинство обитателей леса вообще не замечает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33