Берега были одеты низкими деревьями, которые почти все относились к одному виду — форме арасы (Psidium), а землю покрывал ковер цветущей тонкой и нежной травы. На гладких белых стволах деревьев сидело много малиновых и ярко-зеленых бабочек (Catagramma peristera, самцов и самок). Я с большим удовольствием увидел впервые редкую и своеобразную зонтичную птицу (Cephalopterus ornatus) — вид, который по величине, цвету и общему облику похож на нашу обыкновенную ворону, но украшен хохолком из длинных и изогнутых волосистых перьев с длинными обнаженными стержнями, которые, приподнимаясь, расходятся над головой, точно зонтик с бахромой. С шеи у птицы свешивается своеобразное украшение вроде галстука: оно образуется густым покровом из блестящих сине-стального цвета перьев, которые растут на длинном мясистом выросте, или лопасти. Лопасть связана (как я обнаружил, вскрывая образцы) с необыкновенным развитием трахеи и голосовых органов, чему птица, без сомнения, обязана своим удивительно низким, громким и протяжным, как у флейты, криком. Индейцы называют это странное существо уира-мимбеу, или птицей-дудочником, за звук его голоса. Мы замерли на некоторое время, и нам посчастливилось услышать пение птицы. Она вся как-то вытягивается вверх на ветке, широко раскрывает свой зонтик-хохолок, раздувает блестящую грудку и трясет ею, а затем, испуская громкий пронзительный крик, медленно склоняет голову вперед. Мы добыли пару птиц, самца и самку; у самки хохолок и грудная складка находились лишь в зачаточном состоянии, и вообще она была окрашена скромнее, чем самец. Область распространения этой птицы, по-видимому, полностью ограничивается равнинами Верхней Амазонки, и к востоку от Риу-Негру она не встречается.Бенту и остальные наши друзья разочаровались, не находя больше ни гокко, ни какой-либо иной дичи, и решили повернуть назад. Достигнув окраины леса, сели и пообедали в тени: у каждого был с собой мешочек с несколькими горстями фариньи и куском вяленой рыбы или жареной черепахи. Мы ожидали, что наши товарищи из другого отряда присоединятся к нам в полдень, но, прождав до часу дня и никого из них не увидев (оказалось, что они за час или два до того уже вернулись к хижинам), мы направились через праию к лагерю. Тут возникло непредвиденное препятствие. Солнце весь день сияло с безоблачного неба, и ни малейшее дуновение ветерка не смягчало жар его лучей, поэтому пески до того накалились, что ступать по ним босыми ногами стало немыслимо. Самые загрубелые подошвы в нашем отряде не могли выдержать прикосновения к раскаленной земле. Мы предприняли несколько попыток — попробовали бежать, обмотали вокруг ступней прохладные листья Heliconia, но сколько-нибудь существенно продвинуться вперед нам не удавалось. Не было иного способа попасть обратно к нашим друзьям до наступления ночи, как только обойти праию кругом, сделав крюк около 4 миль и ступая по воде или влажному песку. Добраться до воды было нетрудно, так как с этой стороны песчаной отмели находились густые заросли цветущих кустарников тинтарана, настой листьев которых употребляется как черный краситель. Пройдя несколько миль по тепловатой мелкой воде под палящими отвесными лучами, усталые и нагруженные ружьями, со стертыми ногами, мы ощущали все что угодно, только не удовольствие. Впоследствии, однако, я не чувствовал никакого недомогания. Всякий, кто ведет эту вольную и дикую жизнь на реках, приобретает самое крепкое здоровье.Вторая охотничья экскурсия, о которой я упоминал, была предпринята мной с тремя дружелюбно настроенными молодыми метисами. Двое из них — Жуан и Зефирину Жабути — были братья: прозвище Жабути, т.е. черепаха, приобрел их отец за свою медлительную походку, и оно, как то обычно бывает в этой стране, со временем перешло в фамилию. Третий был Жозе Фразан, племянник сеньора Кризостому из Эги, энергичный, разумный и мужественный молодой человек, которого я высоко ценил. Он был почти белый: отец его португалец, а мать мамелука. Нас сопровождали индеец по имени Лино и мальчик-мулат, в обязанность которого входило нести нашу добычу.Предполагаемое место нашей охоты на этот раз лежало за рекой, милях в 15. Мы выехали в маленькой монтарии в 4 часа утра, опять-таки пока лагерь еще спал, и довольно быстро пошли вверх по северному рукаву Солимоинса, тому, который проходил между островом Катуа и левым берегом реки. На северном берегу острова находился широкий песчаный пляж, достигавший его западной оконечности. Вскоре после рассвета мы добрались до места назначения — до берегов Карапанатубы, протока шириной ярдов в 150, который, подобно уже упомянутому Анана, соединяется с Купийо. По пути нам пришлось перейти к другому берегу реки, которая имела здесь почти 2 мили в ширину. Как-то раз на рассвете мы видели, как кайман схватил около поверхности крупную рыбу тамбаки; пресмыкающемуся было, по-видимому, нелегко удержать добычу, потому что он высовывался из воды, вскидывая зажатую в пасти рыбу, и поднимал страшные волны. Меня очень поразил также внешний вид некоторых водоплавающих птиц с очень длинной змеевидной шеей (Plotus anhinga). Иногда нечто такое длинное и змеевидное внезапно появлялось над зеркальной гладью воды, извиваясь до вышины целых полутора футов, и сперва я с трудом верил — до того обманчиво было впечатление сходства со змеей, — что это шея птицы; впрочем, вскоре она исчезала из виду, вновь уходя под воду.Мы подошли к берегу в самом заброшенном и унылом уголке, вышли на низменную песчаную отмель, покрытую кустарниками, привязали монтарию к берегу, а затем, приготовив весьма скудный завтрак из жареной рыбы и маниоковой крупы, подвернули штаны и углубились в густой лес, который здесь, как и повсюду в других местах, вздымался высокой стеной листвы с узкой полоски пляжа. Мы с Жуаном Жабути во главе направились прямо в глубь местности, через каждые несколько шагов обламывая ветки с низких деревьев, чтобы по этим приметам найти обратную дорогу. Местность была совершенно незнакома моим спутникам, а так как она лежала на берегу, где не обитало, пожалуй, ни одно человеческое существо на протяжении целых 300 миль, то заблудиться значило бы погибнуть без помощи. В то время я не задумывался еще над опасностью похищения нашей лодки проплывающими мимо индейцами, так как лишь впоследствии я узнал, что безнадзорные монтарии никогда нельзя считать в безопасности даже в гаванях деревень: индейцы, должно быть, рассматривают их как общую собственность и крадут без зазрения совести. Никакие предчувствия не омрачали той беспечности, с какой мы шагали вперед, предвкушая веселый день охоты.Полоса леса, по которой мы шли, представляла собой игапо, но на возвышенностях были участки, которые в паводковый сезон покрывались водой лишь на несколько дюймов. Смешавшиеся в беспорядке величественные деревья были одеты фестонами, канатами, циновками и лентами бесконечно разнообразных деревянистых и суккулентных вьющихся растений. Чаще других пальм встречалась высокая Astrocaryum jauarl , опавшие шипы которой заставляли нас тщательно выбирать свой путь по земле, поскольку все мы шли босиком. Зеленого подлеска тут было немного, разве что кое-где рос бамбук: его перистая листва и тернистые коленчатые стволы образовали непроходимые чащи, которые мы неизменно вынуждены были обходить кругом. Повсюду в других местах земля была завалена гниющими плодами, гигантскими стручками, листьями, сучьями и стволами деревьев, и все это оставляло впечатление одновременно и кладбища и места рождения великого мира растительности, царившего наверху. Иные деревья достигали невероятной высоты. Мы встретили по пути много экземпляров моира-тинги, цилиндрические стволы которой — я не решусь сказать, как велики они были в окружности, — уходили вверх и терялись среди вершин низких деревьев, так что иногда даже нижние ветви были скрыты от нашего взора. Другое очень большое и замечательное дерево называлось асаку (Sapium b aucuparium ). На Амазонке путешественник наверняка услышит немало о ядовитых свойствах соков этого дерева. Говорят, если кору его надрезать ножом, из нее выделяется млечный сок, который не только действует как смертельный яд, будучи принят вовнутрь, но и причиняет неизлечимые язвы, если даже просто капнет на кожу. Мол спутники всегда обходили асаку, когда оно встречалось на нашем пути. Дерево выглядит достаточно безобразно и уже потому могло заслужить дурную славу: кора у него темно-оливкового цвета и усеяна короткими и острыми, ядовитыми на вид шипами.Пройдя с полмили, мы вышли к сухому руслу, где увидели сперва давние следы ног тапира, а вскоре вслед за тем на краю странной круглой ямы, полной мутной воды, — свежие следы ягуара. Едва только было сделано это последнее открытие, среди кустов на верху отлогого склона на другой стороне высохшего протока послышался шелест. Мы ринулись вперед, однако слишком поздно, так как животное за несколько минут умчалось далеко от нас. Было ясно, что, подходя, мы спугнули ягуара, утолявшего жажду у ямы с водой. Несколькими шагами дальше мы увидели искалеченные остатки аллигатора (жакаре-тинга). Все, что от него сохранилось, — голова, передние конечности и костный панцирь, но мясо было совсем свежее, а вокруг скелета виднелось множество следов лап ягуара, так что не оставалось сомнения в том, что аллигатор составил главную часть завтрака животного. Мои спутники тут же принялись искать гнездо аллигатора — присутствие пресмыкающегося так далеко от реки можно было объяснить только материнской заботой о яйцах. Действительно, мы нашли гнездо в нескольких ярдах от останков. Это была коническая куча сухих листьев, в середине которой оказалось зарыто 20 яиц. Яйца были эллиптической формы, значительно крупнее утиных и в чрезвычайно твердой скорлупе, плотной, как фарфор, но очень неровной снаружи. Если их тереть одно о другое, раздается громкий звук, и говорят, что, потирая таким образом друг о друга два яйца, в лесу игапо легко отыскать аллигатора-матку, так как она никогда не уходит далеко и звуки эти привлекают ее.Я положил полдюжины яиц аллигатора в мой ягдташ как образцы, и мы продолжали наш путь. Лино, который шел теперь первым, вдруг отпрянул назад, воскликнув: «Жарарака!» Это -название ядовитой змеи (из рода Craspedocephalus), которой туземцы боятся куда больше, чем ягуара или аллигатора… Змея, которую увидел Лино, лежала свернувшись у подножия дерева и была едва заметна, так как краски ее тела сливались с цветами опавших листьев. Ее отвратительная плоская треугольная голова, соединенная с телом тонкой шеей, была приподнята и обращена к нам. Фразан убил змею зарядом дроби, разнеся ее на куски и погубив, к моему сожалению, ценность ее как образца. Идя дальше, мы вели разговор о жарараках, и каждый из нашего маленького отряда был готов присягнуть, что эта змея нападает на человека, не будучи вызвана на то, и бросается на него со значительного расстояния, когда тот приближается. Я же за мои ежедневныепрогулки в лесу встречал много жарарак и раз или два чуть не наступил на них, но никогда не видал, чтобы они пытались прыгнуть. По некоторым вопросам свидетельство туземцев дикой страны совершенно ничего не стоит. Укус жарараки обычно смертелен. Мне известно четыре или пять случаев смерти и только один не оставляющий сомнений случай выздоровления после укуса; правда, человек остался тогда хромым на всю жизнь.Мы прошли по довольно возвышенной и сухой местности около мили, а затем спустились (всего на 3-4 фута) к сухому ложу другого протока. В нем, как и в предыдущем русле, были прорыты круглые ямы, полные мутной воды. Ямы встречались с промежутками в несколько ярдов и имели такой вид, будто сделаны рукой человека. Самые маленькие имели около 2 футов, самые большие — 7-8 футов в поперечнике. Когда мы подходили к одной из самых крупных ям, я был поражен, увидев ряд больших змеевидных голов, качавшихся над ее поверхностью: это были электрические угри. По-видимому, круглые ямы были вырыты этими животными, постоянно описывающими круги во влажной, илистой почве. Глубина ям (иные были не менее 8 футов глубиной), без сомнения, также объяснялась движением угрей в мягкой почве, и именно благодаря своей глубине они не высыхали в погожий сезон вместе со всем протоком. Таким образом, в то время как аллигаторы и черепахи в этой громадной затопляемой лесной области уходят в засушливый сезон в крупные водоемы, электрические угри сами устраивают себе маленькие бассейны.Теперь каждый из моих спутников срезал по крепкой жерди, и все принялись изгонять угрей, чтобы добраться до других рыб, которыми, как мы обнаружили, изобиловали прудки. Я немало позабавил всех, показав, как электрический удар от угрей может передаваться от одного человека к другому. Мы взялись за руки цепочкой, и я прикоснулся к голове самой крупной и живой из этих рыб кончиком охотничьего ножа. Мы выяснили, что опыт этот не удается больше трех раз с одним и тем же угрем, вынутым из воды: в четвертый раз удар едва ощущался. Вся рыба, оказавшаяся в ямках (помимо угрей), принадлежала к одному виду — мелкой форме акари (Loricaria), группы, представители которой снабжены полным костным покровом. Лино и мальчик нанизали их, проткнув жабры, на тонкие сипо и развесили на деревьях, чтобы захватить на обратном пути в конце того же дня.Покинув ложе протока, мы пошли дальше, все время сохраняя направление в глубь местности и ориентируясь по солнцу, которое просвечивало теперь сквозь густую листву над головой. Около 11 часов мы увидели в лесу перед нами просвет и вскоре вышли на берег довольно большого водоема. Это было одно из тех внутренних озер, которых так много в этой области. Береговая кромка была приподнята на несколько футов и полого спускалась к воде; землю, твердую и сухую до самой воды, покрывала кустарниковая растительность. Мы обошли кругом все озеро и обнаружили, что деревья на берегах населены гокко, присутствие которых выдавал, как обычно, особенный крик, ими испускаемый. Мои спутники подстрелили двух птиц. В дальнем конце озера находилось глубокое русло; мы проследили его на протяжении около полумили и нашли, что оно соединяется с другим, меньшим водоемом. Этот второй водоем, очевидно, кишел черепахами, потому что мы видели много мордочек, которые показывались над поверхностью воды; на большом озере мы ничего подобного не видели, вероятно, оттого, что наделали много шуму, когда радовались нашему открытию, подходя к берегам. Мои друзья условились тут же вернуться к этому водоему, когда кончат собирать. яйца на Катуа. Возвращаясь по пространству между двумя водоемами, мы услыхали шум, поднятый обезьянами на вершинах деревьев у нас над головой. Охота за ними заняла немало времени. Наконец, Жозе выстрелил в одну из отставших от стаи обезьян и ранил ее. Она довольно ловко вскарабкалась к густой части дерева, и свалить ее вниз ни вторым, ни третьим выстрелом не удалось. Затем бедное изувеченное создание дотянулось руками до одной из самых верхних веток, и мы вскоре увидели, как оно сидело там, ковыряясь во внутренностях, — вылезших из раны в животе, — раздирающее душу зрелище. Высота над землей сука, на котором сидела обезьяна, была никак не менее 150 футов, и видеть ее мы могли, только стоя прямо под ней и глядя вверх. Наконец, мы убили ее, зарядив лучшее наше ружье и оперев ствол о дерево для устойчивого прицела. Несколько дробинок вошло в подбородок обезьяны, и она с воплем упала кубарем на землю. Несмотря на то что именно я сделал последний выстрел, животное это не досталось на мою долю, когда делили добычу в конце дня. Теперь я жалею, что не сохранил шкуру, так как обезьяна относилась к очень крупному виду капуцинов, которого я ни разу не встречал впоследствии.Только около часу дня мы добрались до места, где в первый раз наткнулись на берега большого озера. До сих пор охота у нас шла неважно, поэтому, когда мы позавтракали остатками жареной рыбы и фариньи и выкурили сигареты (прибор для их изготовления вместе с бамбуковой трутницей и огнивом каждый всегда захватывает с собой в эти экспедиции), то направились через лес в другом (западном) направлении в попытке отыскать лучшее место для охоты. Мы утолили жажду озерной водой, которая, к моему удивлению, оказалась совершенно чистой. В этих водоемах, разумеется, иногда вследствие движений аллигаторов и других обитателей вода на время взбаламучивается тонким илом, который лежит на дне, но я ни разу не наблюдал на ее поверхности ни какого-либо налета Conferva (одноклеточных водорослей), ни следов масла, выдающих животное разложение, и никогда не ощущал никакого зловония. Вообще вся эта равнина не покрыта губительными болотами, вызывающими малярию, а представляет собой в сухой сезон (а также и во влажный) самую здоровую страну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58