Сью Эллен рассмеялась:
— Пап, мне уже шестнадцать лет.
— Но ты ведь любила рисовать, не так ли?
— Да, но это было много лет назад. Помню, как-то раз ты даже приковал меня наручниками к ножке стола на заднем дворике.
— Я никогда такого не делал! — запротестовал Хок.
— Еще как делал! Я все помню. Я тогда так плакала... Мне было так обидно...
— Дочка, ты что-то путаешь. Тебе тогда было не больше шести лет, и твои ручонки просто проскользнули бы сквозь наручники. У тебя запястья были вот такусенькие. — Хок соединил в окружность большой и указательный пальцы.
— Именно поэтому ты и надел наручники мне на лодыжку. Я столько всего про тебя помню, папа — ты не поверишь!
— Ладно, не хотите рисовать — напишите письма маме. Я потом принесу вам конверты. — Хок решил не пробуждать в Сью Эллен новые воспоминания о детстве.
Вернувшись в стеклянный кабинет, Хок позвонил в Ривьера-Бич отцу. Хозяйственный магазин Мозли-старшего работал и по субботам, но старик приходил туда только часам к десяти, поэтому Хок был уверен, что застанет отца дома.
— Привет, пап! Это Хок, — сказал он, когда Фрэнк снял на том конце провода трубку.
— Привет, сынок. Как поживаешь? Девочки нормально доехали?
— Ага. Они тут, в соседней комнате. Я решил взять их с собой на работу. А откуда ты узнал, что девчонки у меня? Патси, что ли, звонила?
— Да. Она сказала, что и тебе позвонит.
— Ни фига она не позвонила. Девчонки свалились на мою голову вчера ночью.
— Странно... Патси сказала мне, что обязательно позвонит тебе и все объяснит.
— Говорю тебе, она не позвонила. Пап, у меня сейчас куча проблем — с жильем, с финансами... Ты не мог бы забрать к себе внучек на пару недель? Если, конечно, Хелен не возражает.
— Увы, Хок, никак не могу. Нас просто не будет дома. Если бы ты мне сегодня не позвонил, то я сообщил бы тебе об этом в понедельник. Через десять дней мы с Хелен отправляемся в кругосветное путешествие, сынок. На «Елизавете Второй». Пришлось раскошелиться на двадцать четыре тысячи долларов, но круиз того стоит — нам предоставили огромную отдельную каюту, и к тому же обещают, что лайнер будет заходить практически во все мало-мальски примечательные порты мира. Ты же знаешь, Хок, что у меня за всю жизнь не было ни одного нормального отпуска — если не считать медовой недели с Хелен, когда мы съездили отдохнуть на Сент-Томас. Хелен давно мечтала оказаться на борту «Елизаветы Второй», вот я и решил сделать ей подарок.
— Здорово, пап. Через десять дней, говоришь?
— Ага. Теплоход отплывает из Нью-Йорка, но заходит в Форт-Лодердейл. Если хочешь, привози девочек в порт Эверглейдс, и мы устроим небольшой прощальный вечер прямо на борту корабля. Говорят, «Елизавета Вторая» прямо чудо, а не теплоход, так что девчонки, по-моему, будут рады. Билеты вот-вот придут по почте, и как только я их получу, сразу выхлопочу вам разовые пропуска на корабль. Тогда встретимся прямо на палубе.
— Спасибо, пап. Если получится, то мы обязательно приедем вас проводить. Как там, кстати, Хелен?
— Вся в предвкушении поездки. Уже упаковала два чемодана и портплед. Этих вещей не то что на три месяца, — на целый год хватит. Заставила меня купить смокинг. На «Елизавете Второй» принято переодеваться к ужину в смокинг.
— Ну, в первый-то вечер можно и в обычной одежде покрасоваться. Насколько я знаю, ужин в честь начала круиза всегда проходит неформально.
— Хок, я тоже смотрел телесериал «Корабль любви», поэтому можешь меня не учить. Но Хелен сказала, что ужин в честь начала круиза уже давали в Нью-Йорке, так что мне, увы, придется облачиться в смокинг сразу же. Но я не ропщу, Хок. Ты знаешь, для старика я совсем неплохо в нем сморюсь. Смахиваю на Делорена — или как там его, — только я гораздо симпатичнее, — рассмеялся старик.
— Хотелось бы на тебя взглянуть при параде, — сказал Хок.
— Так и быть, я перед тобой покрасуюсь прямо на корабле. Правда, мне не нравится носить вместо ремня подтяжки. Они жутко натирают плечи.
— А ты их не надевай. Под смокингом ведь их все равно не видно. Никто и не узнает, что ты без подтяжек.
— Хелен-то все равно будет знать. Она говорит, что без подтяжек брюки будут на мне сидеть мешковато. Ладно, что-нибудь придумаю... Передай девчонкам, что дедушка их очень любит и приглашает на корабль.
— Обязательно передам. Если удастся, пап, то мы обязательно выберемся.
— Ты уж постарайся. Я, конечно, понимаю, что ты очень занят, но думаю, тебе и самому понравится «Елизавета Вторая». Да, вот еще что: сними с себя все необходимые мерки, и я закажу тебе костюм в Гонконге.
— Но мне не нужен костюм, пап.
— Не перечь отцу. Сними мерки. Рано или поздно любому человеку бывает нужен новый костюм, а в Гонконге их шьют за пару центов. Хелен обещала купить девочкам какие-то подарки, но ты им об этом не говори.
— Ладно. Рад был поболтать с тобой, папа. Передай Хелен мои наилучшие пожелания.
— Передам, конечно... Мне очень жаль, что так получилось... — Фрэнк зашелся в кашле и еще с полминуты хватал ртом воздух. — ...с Патси и с этим черномазым бейсболистом...
— Папа, я не хочу говорить на эту тему.
— Я тоже. Ладно, Хок. Обязательно передай мои приветы внучкам, слышишь?
— Передам, пап. Счастливого вам путешествия.
— Спасибо. Хок, мне уже пора в магазин. Надо успеть провернуть кучу дел до отплытия.
— Я понимаю. Если будешь посылать из круиза открытки, то адресуй их мне на службу. Я ведь переезжаю из «Эльдорадо», но пока не знаю своего нового адреса.
— Я лучше буду звонить. В нашей каюте будет спутниковый телефон, так что я смогу каждый день справляться о том, как идут дела в магазине. Созвонимся еще, сынок.
— Договорились. Ладно, пап. А то у меня тут тоже дел по горло.
Хок повесил трубку, восхищаясь про себя настырностью Хелен. Как это ей удалось уломать старика на кругосветное путешествие? Наверное, главную роль сыграл спутниковый телефон, который позволит Фрэнку каждый день давать ценные указания менеджеру магазина. Хок, конечно, огорчился оттого, что сбагрить девчонок к дедушке не удастся, но, с другой стороны, был искренне рад за Фрэнка. У старика куча денег, и слава Богу, что он, наконец, хоть что-то потратит на удовольствия.
Хок еще раз просмотрел дело командира Морроу, составил по нему пояснительную записку для майора Браунли и отнес все бумаги и папку с делом в кабинет шефа. Майора еще не было на работе и Хок оставил папку на его столе.
Потом вернулся к себе, взял верхнюю папку из стопки «висяков» и углубился в чтение. Дело касалось инцидента в кегельбане. Повздорив с одним из посетителей кегельбана, некий Родни Демарис, бывший «зеленый берет» в чине капитана, выбежал из кегельбана, открыл дверцу своей машины, вынул из бар дачка «магнум» и, вернувшись в зал, выстрелил пять раз в грудь своему обидчику, Марку Демаресту. Пять дырок в груди Демареста были размером с игральную карту каждая. Хок взглянул на цветную фотографию изуродованного трупа, приложенную к делу, и погрустнел. Шансы раскрыть это дело крайне невелики. Демарис сразу скрылся с места преступления, и с тех пор его никто не видел. Хок сначала не понял, почему это Браунли вытащил на свет Божий столь безнадежный «висяк» пятилетней давности, но тут наткнулся на ксерокопию рапорта какого-то патрульного. Полицейский утверждал, что буквально две недели назад видел в Майами зеленый «плимут» 1982 года выпуска, за рулем которого сидел человек, очень похожий на Демариса. Патрульный попытался остановить машину, но подозреваемому удалось улизнуть от погони на шоссе И-95. Толку от этого рапорта не было никакого: патрульный даже не успел разглядеть номерной знак «Плимута» и, более того, не был уверен в том, что преследовал именно Демариса. Однако тот факт, что «плимут» не остановился, проигнорировав приказ патрульного, усилил подозрения полицейского, о чем тот и доложил в письменном виде. Хок решил не тратить попусту время на этот «висяк». Не разъезжать же, в самом деле, по городу в поисках зеленого «плимута». Отложив дело Демариса в сторонку, Хок раскрыл следующую папку.
В это время зазвонил телефон.
Хок снял трубку. На том конце провода раздались рыдания Эллиты Санчес.
— Хок, как хорошо, что к телефону подошел ты, — всхлипывая проговорила Эллита. — Я... Я пы... пыталась до... дозвониться до тебя в... отеле, но...
Эллита рыдала так отчаянно, что Хок еле разбирал ее слова. К тому же, она звонила из какого-то очень людного места — в трубке слышались музыка, гудки автомобилей и уличный шум.
— Ты где? — спросил Хок. — Я тебя почти не слышу.
— Сейчас... Погоди минутку... Только не вешай трубку, пожалуйста!
— Я не собираюсь вешать трубку, Эллита. Успокойся и перестань плакать.
Пока Хок пытался разобрать хоть что-нибудь из всхлипываний Эллиты, в кабинет вошел лейтенант Слейтер. Его рыхлое белое лицо замаячило над столом подобно неведомой мертвой планете. Лейтенант был одет в голубую рубашку с белым воротником и манжетами, жилет и черные брюки от пятисотдолларового костюма-тройки.
— Что это за малолетки в комнате для допросов? — строго спросил он.
— Одну минуту, лейтенант, — сказал Хок. — Я разговариваю с напарником.
— Хок, ты меня слышишь? — закричала в трубку Эллита. — Я нахожусь на углу Девятой авеню и Восьмой улицы, рядом с супермаркетом «Ла Компанья». — Санчес вдруг перестала плакать и добавила совершенно спокойным голосом: — Ты не мог бы приехать сюда прямо сейчас?
— Хорошо, уже еду. А что случилось?
— Расскажу тебе, когда приедешь. Это очень срочно. У меня большие проблемы, и я не знаю, что делать. У тебя есть деньги?
— Немного, — осторожно сказал Хок. — Тебе сколько нужно?
— Доллар. Мне надо расплатиться за три кофе и отдать двадцать пять центов хозяйке кафе — она разрешила мне воспользоваться ее телефоном.
— Доллар у меня пока еще есть, — облегченно сказал Хок. — Я сейчас выезжаю.
— Поторопись, пожалуйста, — попросила Эллита.
— Я уже в пути. Все будет в порядке, Эллита. Не переживай.
Хок повесил трубку. Слейтер по-прежнему не спускал с него глаз.
— Эти малолетки — мои дочери, Слейтер, — сказал Хок. — А в чем дело?
— Ты должен был попросить у меня разрешение, прежде чем заводить в комнату для допросов посторонних.
— Вас не было на месте, лейтенант, когда мы пришли.
— Зато я был на месте, когда вы украдкой прошмыгнули в кабинет Браунли и что-то оставили на его столе.
— Я не «прошмыгнул украдкой», как вы изволили выразиться, а зашел в кабинет майора. И оставил у него на столе не «что-то», а уголовное дело.
— Вы не имеете права нарушать субординацию. Все уголовные дела должны пройти через меня, прежде чем попасть на стол к Браунли.
— Так зайдите в кабинет шефа и заберите эту папку. В ней дело Морроу. Ничего секретного.
— Я не имею права заходить в кабинет майора в его отсутствие. И вы, кстати, тоже.
— Ради Бога, Слейтер! Меня, Хендерсона и Санчес подключили к специальному заданию. И вы об этом прекрасно знаете, поскольку Браунли самолично известил вас, когда приставлял к вам Гонсалеса. Что вам от меня надо?
— Мне надо, чтобы вы соблюдали субординацию, сержант. Вы ничем не лучше остальных сотрудников.
Хок кивнул, вдруг поняв, что именно рассердило Слейтера. Браунли не пригласил его на совещание по «висякам», и не советовался с лейтенантом, подбирая кандидатуры для спецзадания, вот Слейтер и взъелся.
— Хорошо, лейтенант, — примирительно сказал Хок. — Я обязан еженедельно представлять Браунли отчет о проделанной работе. Вас устроит, если вы будете получать ксерокопию этого отчета?
— Устроит, — как бы нехотя согласился Слейтер. — И не смейте впредь заходить в кабинет майора Браунли, когда его там нет.
Хок встал из-за стола и улыбнулся:
— Да полноте, лейтенант... Пойдемте, я познакомлю вас с моими дочками.
Хок пригласил Слейтера в комнату для допросов, представил ему девочек, а затем вручил Сью Эллен и Эйлине по два доллара.
— Лейтенант Слейтер покажет вам, где буфет, девочки, и присмотрит за вами, пока меня не будет. Я должен отлучится ненадолго, а вы, пожалуйста, не сидите голодными. Обязательно попробуйте «блюдо дня». По субботам это макароны с сыром. Вкуснотища! Не так ли, лейтенант? — ехидно спросил Хок у Слейтера.
— Откуда мне знать, Хок?! — огрызнулся тот. — Я никогда не обедаю в нашем буфете. У меня язва.
— Но девочек-то вы проводите? Окажите мне услугу, лейтенант.
— Хорошо, хорошо... Сейчас, только схожу за пиджаком.
— Пап, ты скоро вернешься? — спросила Сью Эллен, когда Слейтер вышел из комнаты.
— Постараюсь управиться со всеми делами как можно скорее. У моего напарника какое-то срочное дело ко мне. Не волнуйтесь, все будет в порядке.
На Восьмой улице было одностороннее движение, поэтому поворот на нее с Девятой авеню был запрещен. Пришлось Хоку ехать до Седьмой улицы, там разворачиваться и останавливаться у первого же свободного места возле тротуара. Хок выставил на приборную доску плакатик с надписью «Полиция», запер двери машины и направился к перекрестку. Эллита ждала его на тротуаре, рядом с дверью крохотного кафетерия. Она была одета в обтягивающие джинсы «Джордаш» и белую декольтированную блузку без рукавов. В ушах ее привычно позвякивали золотые серьги в виде колец. Хок припомнил популярную в Майами шутку о том, что только что родившихся кубинок можно сразу узнать по проколотым ушам. Правда, остальных золотых причиндалов — браслетов и многочисленных колец — на Эллите сегодня не было. Хоку не доводилось прежде видеть Эллиту в джинсах, и ему пришлось признать, что в обтягивающих штанах она выглядит сногсшибательно. И зачем скрывать такую роскошную фигуру в широких юбках, которые она обычно надевает на службу?
Эллита улыбнулась Хоку, заметив его в толпе, и пошла к нему навстречу. Хок отметил про себя, что и губы у Санчес сегодня не накрашены.
— Где твоя машина? — спросила она. — Нам надо где-нибудь уединиться, чтобы поговорить.
— Я оставил ее за углом... — начал было Хок, но Эллита, не дав ему договорить, ухватила его за руку и рванула к перекрестку.
Потом вдруг резко остановилась и обратилась к Хоку:
— Одолжи мне доллар.
Хок вручил ей мятую долларовую бумажку.
— Подожди меня здесь одну минуту, — попросила Эллита и вернулась в кафетерий. Она протянула доллар пожилой женщине, которая стояла за стойкой, затараторила что-то по-испански и вновь присоединилась к Хоку, который поджидал ее у входа в супермаркет.
— А где твоя сумочка? — спросил Хок. — Ты случайно не забыла ее в кафе?
Эллита молча покачала головой, закусила губу и вновь принялась плакать.
Хок поспешно открыл дверцу машины, посадил Эллиту на переднее пассажирское сиденье, а сам уселся за руль. Убрав с приборной доски плакатик, он сунул его под сиденье.
— Там, в бардачке, должны быть бумажные салфетки, — осторожно сказал Хок.
— Я уже в порядке. — Эллита вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Я позвонила вам, сержант, потому что... Потому что я не знаю, как мне быть.
— Ты поступила абсолютно правильно, Эллита. В конце концов, мы ведь с тобой напарники. Так что же стряслось?
— Вы знаете, с каким уважением я отношусь к вам, сержант, — начала было Эллита, но Хок перебил ее:
— Даже если это и так, то я старше тебя всего лишь на десять лет. Не надо разговаривать со мной так, будто я тебе в отцы гожусь. Ладно, Эллита?
По щекам Санчес опять покатились слезы. Хок открыл бардачок и протянул Эллите упаковку бумажных салфеток.
Эллита послушно промокнула глаза салфеткой, а затем высморкалась в нее. Ей пришлось для этого приподнять руки, и Хок заметил, что у Санчес волосатые подмышки. «Вот тебе еще одна новость про твоего напарника», — сказал себе мысленно Хок. Значит, Эллита не бреет подмышки... Хок давненько уже не сидел в машине с плачущей женщиной, а черные кучеряшки под мышками Эллиты показались не трахавшемуся уже четыре месяца Хоку такими эротичными, что он решил незамедлительно — после того, как разберется с проблемами Санчес, естественно, — ехать в магазин к Лоретте Хикки. Он вернет ей деньги и постарается затащить в постель.
В салоне машины и без того было нечем дышать, а привычный терпкий аромат Эллитиных духов и вовсе заставил Хока хватать ртом воздух. Он включил двигатель и повернул ручку регулятора кондиционера.
— Извини, Хок, я больше не буду, — спокойно произнесла Эллита и, откинувшись на спинку пассажирского кресла, уставилась в ветровое стекло.
Смотреть там было не на что, поскольку Хок припарковался впритык к бамперу красного «камаро». Бампер украшали две наклейки — одна с логотипом "Клуба кубинцев, владеющих «камаро», а вторая — с хлесткой и красноречивой фразой, адресованной водителю, который едет сзади: «УМРИ, УБЛЮДОК!»
— Отец выгнал меня из дому, — без предисловий призналась Эллита, продолжая смотреть перед собой.
Хок улыбнулся:
— Как это? Ты же говорила мне, что дом, в котором вы живете, арендован тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30