Она заявила, что если бы ей позвонили в положенное время, то она рекомендовала бы Морроу не подписывать признание.
— Почему? — удивился Хок. — Его признание все равно уже есть на пленке. С письменным признанием просто легче работать.
— Вы будете задавать Морроу еще какие-нибудь вопросы? — кисло поинтересовалась адвокатша.
— Нет. Все, что нам было нужно, зафиксировано в протоколе и подписано командиром Морроу. Но если вдруг нам понадобится кое-что уточнить у вашего клиента, мы обязательно поставим вас в известность, прежде чем начать допрос.
— Вы, ребята, наверное, полагаете, что это сойдет вам с рук?
— Главное, чтобы Морроу не сошло с рук его преступление. Он убил женщину двадцати пяти лет, которая была на втором месяце беременности. Она никому не причинила никакого вреда, а этот сукин сын размозжил ей голову молотом, чтобы потом просадить все их совместное состояние в казино.
— Но Морроу эмоционально неустойчив. Возможно, в момент убийства он был в невменяемом состоянии... — возразила адвокатша.
— Может быть. Но если вы будете настаивать в суде на версии о том, что клиент в момент убийства был невменяем, и потому не может быть признан виновным, то его наверняка поджарят на электрическом стуле, потому что медицинская комиссия наверняка признает его нормальным. Я бы посоветовал вам настаивать в суде на том, что Морроу совершил убийство непредумышленно — тогда, возможно, ваш клиент отделается двадцатью пятью годами тюрьмы. Впрочем, мне все равно, что вы будете говорить в суде. Если у вас нет вопросов к клиенту, то мы прямо сейчас отправим Морроу в тюрьму.
У адвокатши вопросов не было.
Хок попросил Эллиту запереть папки с «висяками» в офисе, сказав, что после этого она может ехать домой. Сам Хок и Хендерсон еще должны доставить Морроу в тюрьму.
Хендерсон защелкнул наручники на своем запястье и руке командира Морроу, и вывел его в коридор. Хок направился было следом, но возле двери дорогу ему преградила Эллита.
— Вы о чем-нибудь говорили с Морроу, когда мне пришлось отлучиться из его каморки? — спросила она.
— Нет. Но, вообще говоря, с твоей стороны было не слишком-то профессионально отлучаться в туалет посреди допроса.
— Я просто не могла придумать никакого другого предлога, — сказала Эллита. — В диктофоне сели батарейки, и мне нужно было выйти из комнаты, чтобы заменить их. Только и всего.
— У тебя были с собой запасные батарейки? — удивился Хок.
— Конечно.
— Ну, тогда я беру свои слова обратно. Ты сработала исключительно профессионально. Молодец! Запись получилась нормальная? Ничего не пропущено?
— Если вы с Биллом не говорили с Морроу, пока я меняла батарейки, то на пленке записано все. Хок осторожно потрепал Эллиту по плечу.
— Ты все сделала правильно. Можешь ехать домой.
По дороге в окружную тюрьму Морроу почти все время молчал, лишь однажды несмело спросив:
— Могу я вас попросить о небольшом одолжении, господа? Я ведь подписал признание, сделал все, как вы просили, так что...
— Конечно, командир, — ответил Хендерсон. — Чем мы вам можем помочь?
— Видите ли, — Морроу облизнул пересохшие губы, — если станет известно о том, что я заядлый игрок, то у меня уже не будет никаких шансов вернуться в авиацию. Авиакомпании очень строго следят за этим. Они считают страсть к азартным играм навязчивым неврозом, а с таким диагнозом в пилоты не берут.
— Лично я никому об этом не скажу, — пообещал Билл. — А ты, Хок?
— Буду нем как рыба.
— Спасибо! — облегченно вздохнул Морроу. — Огромное вам спасибо!
Больше командир Морроу от своей тетради не отвлекался.
Хок добрался до своего дома только в начале двенадцатого ночи. Он смертельно устал после долгого рабочего дня и, к тому же, был зверски голоден. Разогрев на плитке банку консервированного супа с лапшой, он уселся за свой маленький письменный стол, и принялся есть прямо из банки.
Стену над письменным столом украшала картина, изображавшая трех лошадей, запряженных в пожарную цистерну. Ноздри у белых лошадей были раздуты, а глаза вылезали из орбит. Хок обожал картину, но старался смотреть на нее как можно реже — особенно когда сидел за столом. Маленькая гостиная была заставлена разномастной мебелью, которую предыдущая жилица — старушка, прожившая в этом номере двенадцать лет и скончавшаяся в нем же, — приобретала на различных распродажах. В комнате стояло викторианское кресло, мексиканский столик с наборной столешницей, на котором размещался портативный черно-белый телевизор, несколько шатких кофейных столиков на тонких металлических ножках, уставленных горшками с домашними растениями. На полу лежал настоящий бухарский ковер ручной работы, но он за долгие годы совершенно выцвел и украсился пятнами от кофе и супа. Многочисленные книжные полки были уставлены пепельницами, чучелами крокодильчиков и морскими раковинами. Но библиотеку Хока эти вещицы не теснили, поскольку состояла она всего из трех томов: кулинарной книги, которую забыла взять с собой его бывшая жена, романа Гарольда Роббинса «Камень для Дэнни Фишера» и уэбстеровского словаря для учащихся колледжа. Время от времени Хок покупал книжки в мягких обложках, но, прочитав их, он оставлял книги в гостиничном вестибюле, чтобы и другие постояльцы могли скоротать время за чтением.
Единственное окно гостиной было завешено бордовыми бархатными портьерами. Сейчас они были раздвинуты и перехвачены посередине золотым шнуром, чтобы не загораживать тарахтящий оконный кондиционер.
Стены тоже были увешаны многочисленными картинами — в основном акварелями с пальмами и морскими пейзажами. Вторым номером в рейтинге Хока — после взмыленных белых лошадок, — проходил, однако, коллаж «Портрет мальчика в голубом». За основу его действительно была взята репродукция со знаменитой картины, однако чья-то заботливая рука приклеила к одежде мальчика синие попугайские перышки, и когда струя воздуха от кондиционера попадала на картину, теребя перышки, создавалось впечатление, что мальчик натуральным образом дрожит на холодном ветру. Правда, над плечами многострадального персонажа картины возвышалась голова Модеста Мусоргского, аккуратно вырезанная из какой-то энциклопедии. Кое-где между картинами все-таки можно было разглядеть лиловые обои, украшенные маленькими белыми лилиями.
Ванная комната тоже не отличалась размерами, но в ней помимо сидячей ванны был еще и душ. Вторая комната, служившая спальней, была лишена окон, и ее почти целиком занимала огромная железная кровать. Кроме нее, здесь находился лишь небольшой комод из орехового дерева.
Встроенный шкаф был достаточно просторен для того, чтобы разместить в нем два комплекта униформы и выходной синий костюм Хока, а также картонную коробку с различными бумагами.
Эта маленькая квартирка стала для Хока настоящим прибежищем, и он огорчался оттого, что ему скоро придется отсюда съехать. И дело даже не в том, что Хок жил здесь бесплатно, — просто он настолько привык к квартирке, что стал называть ее «домом».
Интересно, позволит ему хозяин отеля, мистер Беннет, взять с собой «Мальчика в голубом» и тройку белых лошадей? Вряд ли. Если снять картины со стены, то сразу обнаружатся темные прямоугольники на выцветших обоях, и мистеру Беннету придется потратиться на ремонт. А этот скряга скорее удавится, чем станет тратиться на то, чтобы привести свою гостиницу в божий вид.
Вымыв кастрюльку, в которой разогревался суп, и ложку, Хок положил их в шкафчик, а затем собрал все вещи, которые нужно отдать в стирку, завернув их в свой желтый летний пиджак. Завтра утром этот узел заберет горничная-перуанка, которая ни слова не говорит по-английски, и вместе с постельным бельем отнесет к себе в прачечную. К вечеру она выстирает все вещи, погладит их и принесет обратно. И новую рабочую неделю Хок начнет в чистой и свежей одежонке.
Переделав все дела, Хок долго стоял под душем, затем переоделся в последние чистые трусы и решил посмотреть старый фильм «Ковбои» с Джоном Уэйном в главной роли, который Хоку очень нравился. Плеснув в стакан остатки виски «Эрли Таймс» из почти пустой бутылки, Хок разбавил спиртное водой из-под крана, бросил пустую бутылку в корзину для мусора, стоявшую под столом, отхлебнул полстакана, включил телевизор и уселся в викторианское кресло. В это время зазвонил телефон, не имевший прямого выхода в город. Интересно, кому Хок понадобился в столь поздний час? Он снял трубку.
— Извините, сержант, — сказал портье Эдди Коэн. — Я не хотел вас будить, но...
— Я не спал, Эдди. Кто мне звонит?
— Звонить-то вам никто не звонит, но тут в вестибюле две девочки, которые утверждают, что вы — их отец.
— Что?!
— Я сначала решил, что они меня разыгрывают, и потому сказал им, что сержант Мозли не женат. Тогда одна из них показала мне фотографию, на которой действительно изображены вы, сержант, в полицейской форме.
— Две девочки?
— Да, сержант. На вид — школьницы. Они совсем не похожи на вас, сержант, но настаивают на том, что приходятся вам дочерьми. Отослать их к вам или вы сами спуститесь?
— Уже иду.
Хок торопливо натянул на себя серую футболку, влез в шорты цвета хаки и сунул в туфли босые ноги, поскольку чистых носков у него просто не осталось. Рассовав по карманам бумажник, удостоверение и полицейский жетон, Хок прицепил сзади к ремню кобуру с пистолетом, положил в нагрудный карман тенниски ключи от номера, зашел в ванную, вставил искусственную челюсть и наскоро причесал редеющие волосы.
Спускаясь в лифте, Хок вспомнил, что прошлой ночью ему кто-то звонил. Эдди не стал соединять звонившую женщину с Хоком, поскольку время близилось к трем пополуночи, а неназвавшаяся дама сказала, что звонок не срочный. Интересно, если Патси не считает отправку дочерей к отцу после десятилетнего перерыва чрезвычайным событием, то о чем она сочтет необходимым сообщить срочно? Хотя звонила, может быть, и не Патси. Что же у нее стряслось?
Почти все лампы в вестибюле были погашены, но саму стойку портье заливало светом флюоресцентных ламп. Доминошников сегодня в вестибюле не было, поскольку по пятницам кубинцы пропивали свое недельное жалованье в близлежащих барах. Порой им удавалось подцепить в заведении женщин, и тогда Эдди Коэн незамедлительно извещал об этом Хока, чтобы тот утихомирил темпераментных кубинцев, поскольку их шумные оргии нарушила сон бабулек-пенсионерок, которые ложились почивать в девять вечера.
Возле стойки стояли две девочки, одетые в похожие шорты, футболки и кроссовки. Встреть Хок девчонок на улице, он ни за что не признал бы в них дочерей, но сейчас он сразу догадался, что та девчонка, которая повыше ростом — это его старшая дочь Сью Эллен, а вторая — Эйлина, его младшенькая. Эдди Коэн был не прав: девочки больше походили на отца, чем на мать. У обеих такие же, как у Хока, рыжеватые волосы, а у Сью Эллен еще и фирменный неправильный прикус Мозли — два передних верхних зуба торчат как у кролика и видны даже тогда, когда рот закрыт. Обе девочки были довольно худые, но у Сью Эллен уже округлились бедра, да и лифчик она носила по делу Эйлина же пока нескладная девочка-подросток с мальчишечьей фигурой — во всяком случае, грудь у нее была совершенно плоская. Красивыми девчонок не назовешь, подумал Хок, но и невзрачными их вряд ли кто посчитает.
У Эйлины весь рот был забит золотыми проволочками, штифтами и винтиками, так что зубов почти и не было видно. Те же зубы, которым удалось избежать золотого плена, были снабжены резиновыми растяжками. К красному плетеному поясному ремню Эйлины был прицеплен плейер «Сони», который она слушала через наушники.
Обе девочки выглядели немного взволнованными.
Увидев приближающегося мужчину, Сью Эллен сверилась с фотографией, которую держала в руке, и лишь после этого застенчиво улыбнулась Хоку.
— Папуля? — неуверенно произнесла она.
— А ты Сью Эллен, да? — сказал Хок, поздоровавшись с нею за руку. — А это, значит, Сестренка, — улыбнулся он младшей девочке.
— Мы уже давно ее так не зовем, — осторожно сказала Сью Эллен.
— Эйлина, — представилась вторая девочка, пожала Хоку руку и хотела поспешно отступить назад, но Хок не дал ей этого сделать, потому что сгреб обеих девочек в охапку и прижал к своей груди.
— Это мои дочки, Эдди, — обернулся он к расплывшемуся в улыбке старику. — Познакомьтесь, девочки, — это мистер Коэн, дневной и ночной портье, а также заместитель управляющего отелем.
— Здравствуйте, — приветливо сказала Сью Эллен.
Эйлина улыбнулась и кивнула Коэну, ничего не сказав. Потом сняла наушники и выключила плейер.
— А где же ваша мама? — спросил Хок.
— Наверное, уже в Лос-Анджелесе, — ответила Сью Эллен. — Она сказала, что пыталась до тебя дозвониться, но никто не брал трубку. Мама просила передать тебе вот это... — Сью Эллен открыла сумочку, сделанную в виде банана, вытащила из нее запечатанный конверт и передала его отцу.
Хок распечатал конверт, но прочесть письмо не успел, потому что в это мгновение в вестибюль вошел латинос лет тридцати пяти. Громко возмущаясь, он двинулся к стойке.
— А кто мне заплатит? — орал латинос. — Я не собираюсь торчать тут всю ночь! Мне в парк возвращаться надо!
— Вы самолетом прилетели? — спросил Хок у дочерей.
Сью Эллен покачала головой, и ее длинные волосы рассыпались по плечам.
— Приехали на автобусе, — сказала она, неодобрительно поглядывая на таксиста-латиноса. — Мы были в Майами уже в семь вечера, позвонили тебе с автобусной станции, но... — Сью Эллен опасливо покосилась на Эдди Коэна, — ...но никто не отвечал. Тогда мы пообедали в пиццерии, а потом пошли в кино. После кино взяли такси и приехали сюда.
— Вам не надо было гулять по вечернему Майами. Это опасно. Никогда этого больше не делайте.
— Да все было нормально, папуля. Перед тем как идти в кино, мы все вещи сдали в камеру хранения.
Сейчас «все вещи» стояли возле стойки: два больших дорожных чемодана и два рюкзачка цвета хаки.
— Так как же насчет денег? — напомнил о себе таксист, уперев руки в боки и выпятив подбородок. Он был одет в потертые джинсы и белую рубашку с закатанными рукавами. Волосатые руки кубинца были испещрены тюремными татуировками.
— Сколько с нас? — поинтересовался Хок.
— Сейчас посмотрю, — сказал таксист. — Счетчик-то тикает...
— Я с вами, — сказал Хок. — Эдди, разбуди Эмилио и попроси его принести в мой номер раскладушку. И пусть он поднимет туда же чемоданы и рюкзаки.
— Сержант, но на вашем этаже как раз пустуют несколько номеров, — сказал Эдди Коэн. — Может...
— Нет. — Хок не дал договорить портье. — Мистер Беннет ведь не разрешит пользоваться ими бесплатно, не так ли? Девочки остановятся в моем номере.
Хок вышел вслед за таксистом, быстрым шагом направился к машине и, просунув руку сквозь открытое окно, выключил счетчик, на котором набило двадцать шесть долларов пятьдесят центов.
— Сколько вы тут уже стоите? — спросил Хок у таксиста.
Тот неопределенно пожал плечами.
Хок заглянул в свой бумажник. Одна десятка и шесть долларовых бумажек. Он положил бумажник обратно в карман и предъявил водителю свой жетон.
— Сержант Мозли, полиция Майами, — представился Хок. — Я хочу проверить машину.
Открыв заднюю дверцу, Хок заглянул в салон. На обивке сиденья имелся небольшой разрез, на полу валялось несколько окурков, а все боковые стекла таксомотора были опущены.
— Вы включили кондиционер, когда посадили девочек?
— Нет, но они об этом и не просили.
— Вы нарушили действующие в округе Дейд правила. Таксист обязан включать кондиционер, когда везет пассажиров — независимо от того, просят они об этом или нет. На полу в салоне мусор, сиденье порезано... Будьте добры, предъявите ваше водительское удостоверение.
Таксист долго шарил в бумажнике, но потом все же с явной неохотой протянул Хоку права. Они оказались просроченными.
Хок взглянув на водительское удостоверение таксиста, кивком пригласил его вернуться в вестибюль.
— Пройдемте, мистер. Ваши права недействительны.
Подойдя к стойке, Хок взял один из фирменных бланков отеля, попросил у Эдди ручку и записал имя таксиста — Хосе Ризаль, — номер его лицензии и номер автомобиля.
— Если бы вы ехали сюда от автовокзала по дамбе, Хосе, то на счетчике набило бы не больше одиннадцати долларов. Значит, вы решили сделать крюк, и поэтому поехали по Семьдесят девятой улице. Неплохой способ содрать с несовершеннолетних пассажирок лишние пятнадцать долларов.
— К дамбе невозможно было пробиться через пробку на Бискейн, — начал оправдываться таксист.
— Не рассказывайте мне сказки. — Хок вернул водителю права и вручил ему шесть долларов. — К сожалению, у меня сейчас нет при себе квитанций, но если вы заедете в полицейское управление Майами в понедельник, то я отдам вам недостающие деньги, и заодно выпишу штрафные квитанции за нарушение правил эксплуатации таксомотора и просроченные права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Почему? — удивился Хок. — Его признание все равно уже есть на пленке. С письменным признанием просто легче работать.
— Вы будете задавать Морроу еще какие-нибудь вопросы? — кисло поинтересовалась адвокатша.
— Нет. Все, что нам было нужно, зафиксировано в протоколе и подписано командиром Морроу. Но если вдруг нам понадобится кое-что уточнить у вашего клиента, мы обязательно поставим вас в известность, прежде чем начать допрос.
— Вы, ребята, наверное, полагаете, что это сойдет вам с рук?
— Главное, чтобы Морроу не сошло с рук его преступление. Он убил женщину двадцати пяти лет, которая была на втором месяце беременности. Она никому не причинила никакого вреда, а этот сукин сын размозжил ей голову молотом, чтобы потом просадить все их совместное состояние в казино.
— Но Морроу эмоционально неустойчив. Возможно, в момент убийства он был в невменяемом состоянии... — возразила адвокатша.
— Может быть. Но если вы будете настаивать в суде на версии о том, что клиент в момент убийства был невменяем, и потому не может быть признан виновным, то его наверняка поджарят на электрическом стуле, потому что медицинская комиссия наверняка признает его нормальным. Я бы посоветовал вам настаивать в суде на том, что Морроу совершил убийство непредумышленно — тогда, возможно, ваш клиент отделается двадцатью пятью годами тюрьмы. Впрочем, мне все равно, что вы будете говорить в суде. Если у вас нет вопросов к клиенту, то мы прямо сейчас отправим Морроу в тюрьму.
У адвокатши вопросов не было.
Хок попросил Эллиту запереть папки с «висяками» в офисе, сказав, что после этого она может ехать домой. Сам Хок и Хендерсон еще должны доставить Морроу в тюрьму.
Хендерсон защелкнул наручники на своем запястье и руке командира Морроу, и вывел его в коридор. Хок направился было следом, но возле двери дорогу ему преградила Эллита.
— Вы о чем-нибудь говорили с Морроу, когда мне пришлось отлучиться из его каморки? — спросила она.
— Нет. Но, вообще говоря, с твоей стороны было не слишком-то профессионально отлучаться в туалет посреди допроса.
— Я просто не могла придумать никакого другого предлога, — сказала Эллита. — В диктофоне сели батарейки, и мне нужно было выйти из комнаты, чтобы заменить их. Только и всего.
— У тебя были с собой запасные батарейки? — удивился Хок.
— Конечно.
— Ну, тогда я беру свои слова обратно. Ты сработала исключительно профессионально. Молодец! Запись получилась нормальная? Ничего не пропущено?
— Если вы с Биллом не говорили с Морроу, пока я меняла батарейки, то на пленке записано все. Хок осторожно потрепал Эллиту по плечу.
— Ты все сделала правильно. Можешь ехать домой.
По дороге в окружную тюрьму Морроу почти все время молчал, лишь однажды несмело спросив:
— Могу я вас попросить о небольшом одолжении, господа? Я ведь подписал признание, сделал все, как вы просили, так что...
— Конечно, командир, — ответил Хендерсон. — Чем мы вам можем помочь?
— Видите ли, — Морроу облизнул пересохшие губы, — если станет известно о том, что я заядлый игрок, то у меня уже не будет никаких шансов вернуться в авиацию. Авиакомпании очень строго следят за этим. Они считают страсть к азартным играм навязчивым неврозом, а с таким диагнозом в пилоты не берут.
— Лично я никому об этом не скажу, — пообещал Билл. — А ты, Хок?
— Буду нем как рыба.
— Спасибо! — облегченно вздохнул Морроу. — Огромное вам спасибо!
Больше командир Морроу от своей тетради не отвлекался.
Хок добрался до своего дома только в начале двенадцатого ночи. Он смертельно устал после долгого рабочего дня и, к тому же, был зверски голоден. Разогрев на плитке банку консервированного супа с лапшой, он уселся за свой маленький письменный стол, и принялся есть прямо из банки.
Стену над письменным столом украшала картина, изображавшая трех лошадей, запряженных в пожарную цистерну. Ноздри у белых лошадей были раздуты, а глаза вылезали из орбит. Хок обожал картину, но старался смотреть на нее как можно реже — особенно когда сидел за столом. Маленькая гостиная была заставлена разномастной мебелью, которую предыдущая жилица — старушка, прожившая в этом номере двенадцать лет и скончавшаяся в нем же, — приобретала на различных распродажах. В комнате стояло викторианское кресло, мексиканский столик с наборной столешницей, на котором размещался портативный черно-белый телевизор, несколько шатких кофейных столиков на тонких металлических ножках, уставленных горшками с домашними растениями. На полу лежал настоящий бухарский ковер ручной работы, но он за долгие годы совершенно выцвел и украсился пятнами от кофе и супа. Многочисленные книжные полки были уставлены пепельницами, чучелами крокодильчиков и морскими раковинами. Но библиотеку Хока эти вещицы не теснили, поскольку состояла она всего из трех томов: кулинарной книги, которую забыла взять с собой его бывшая жена, романа Гарольда Роббинса «Камень для Дэнни Фишера» и уэбстеровского словаря для учащихся колледжа. Время от времени Хок покупал книжки в мягких обложках, но, прочитав их, он оставлял книги в гостиничном вестибюле, чтобы и другие постояльцы могли скоротать время за чтением.
Единственное окно гостиной было завешено бордовыми бархатными портьерами. Сейчас они были раздвинуты и перехвачены посередине золотым шнуром, чтобы не загораживать тарахтящий оконный кондиционер.
Стены тоже были увешаны многочисленными картинами — в основном акварелями с пальмами и морскими пейзажами. Вторым номером в рейтинге Хока — после взмыленных белых лошадок, — проходил, однако, коллаж «Портрет мальчика в голубом». За основу его действительно была взята репродукция со знаменитой картины, однако чья-то заботливая рука приклеила к одежде мальчика синие попугайские перышки, и когда струя воздуха от кондиционера попадала на картину, теребя перышки, создавалось впечатление, что мальчик натуральным образом дрожит на холодном ветру. Правда, над плечами многострадального персонажа картины возвышалась голова Модеста Мусоргского, аккуратно вырезанная из какой-то энциклопедии. Кое-где между картинами все-таки можно было разглядеть лиловые обои, украшенные маленькими белыми лилиями.
Ванная комната тоже не отличалась размерами, но в ней помимо сидячей ванны был еще и душ. Вторая комната, служившая спальней, была лишена окон, и ее почти целиком занимала огромная железная кровать. Кроме нее, здесь находился лишь небольшой комод из орехового дерева.
Встроенный шкаф был достаточно просторен для того, чтобы разместить в нем два комплекта униформы и выходной синий костюм Хока, а также картонную коробку с различными бумагами.
Эта маленькая квартирка стала для Хока настоящим прибежищем, и он огорчался оттого, что ему скоро придется отсюда съехать. И дело даже не в том, что Хок жил здесь бесплатно, — просто он настолько привык к квартирке, что стал называть ее «домом».
Интересно, позволит ему хозяин отеля, мистер Беннет, взять с собой «Мальчика в голубом» и тройку белых лошадей? Вряд ли. Если снять картины со стены, то сразу обнаружатся темные прямоугольники на выцветших обоях, и мистеру Беннету придется потратиться на ремонт. А этот скряга скорее удавится, чем станет тратиться на то, чтобы привести свою гостиницу в божий вид.
Вымыв кастрюльку, в которой разогревался суп, и ложку, Хок положил их в шкафчик, а затем собрал все вещи, которые нужно отдать в стирку, завернув их в свой желтый летний пиджак. Завтра утром этот узел заберет горничная-перуанка, которая ни слова не говорит по-английски, и вместе с постельным бельем отнесет к себе в прачечную. К вечеру она выстирает все вещи, погладит их и принесет обратно. И новую рабочую неделю Хок начнет в чистой и свежей одежонке.
Переделав все дела, Хок долго стоял под душем, затем переоделся в последние чистые трусы и решил посмотреть старый фильм «Ковбои» с Джоном Уэйном в главной роли, который Хоку очень нравился. Плеснув в стакан остатки виски «Эрли Таймс» из почти пустой бутылки, Хок разбавил спиртное водой из-под крана, бросил пустую бутылку в корзину для мусора, стоявшую под столом, отхлебнул полстакана, включил телевизор и уселся в викторианское кресло. В это время зазвонил телефон, не имевший прямого выхода в город. Интересно, кому Хок понадобился в столь поздний час? Он снял трубку.
— Извините, сержант, — сказал портье Эдди Коэн. — Я не хотел вас будить, но...
— Я не спал, Эдди. Кто мне звонит?
— Звонить-то вам никто не звонит, но тут в вестибюле две девочки, которые утверждают, что вы — их отец.
— Что?!
— Я сначала решил, что они меня разыгрывают, и потому сказал им, что сержант Мозли не женат. Тогда одна из них показала мне фотографию, на которой действительно изображены вы, сержант, в полицейской форме.
— Две девочки?
— Да, сержант. На вид — школьницы. Они совсем не похожи на вас, сержант, но настаивают на том, что приходятся вам дочерьми. Отослать их к вам или вы сами спуститесь?
— Уже иду.
Хок торопливо натянул на себя серую футболку, влез в шорты цвета хаки и сунул в туфли босые ноги, поскольку чистых носков у него просто не осталось. Рассовав по карманам бумажник, удостоверение и полицейский жетон, Хок прицепил сзади к ремню кобуру с пистолетом, положил в нагрудный карман тенниски ключи от номера, зашел в ванную, вставил искусственную челюсть и наскоро причесал редеющие волосы.
Спускаясь в лифте, Хок вспомнил, что прошлой ночью ему кто-то звонил. Эдди не стал соединять звонившую женщину с Хоком, поскольку время близилось к трем пополуночи, а неназвавшаяся дама сказала, что звонок не срочный. Интересно, если Патси не считает отправку дочерей к отцу после десятилетнего перерыва чрезвычайным событием, то о чем она сочтет необходимым сообщить срочно? Хотя звонила, может быть, и не Патси. Что же у нее стряслось?
Почти все лампы в вестибюле были погашены, но саму стойку портье заливало светом флюоресцентных ламп. Доминошников сегодня в вестибюле не было, поскольку по пятницам кубинцы пропивали свое недельное жалованье в близлежащих барах. Порой им удавалось подцепить в заведении женщин, и тогда Эдди Коэн незамедлительно извещал об этом Хока, чтобы тот утихомирил темпераментных кубинцев, поскольку их шумные оргии нарушила сон бабулек-пенсионерок, которые ложились почивать в девять вечера.
Возле стойки стояли две девочки, одетые в похожие шорты, футболки и кроссовки. Встреть Хок девчонок на улице, он ни за что не признал бы в них дочерей, но сейчас он сразу догадался, что та девчонка, которая повыше ростом — это его старшая дочь Сью Эллен, а вторая — Эйлина, его младшенькая. Эдди Коэн был не прав: девочки больше походили на отца, чем на мать. У обеих такие же, как у Хока, рыжеватые волосы, а у Сью Эллен еще и фирменный неправильный прикус Мозли — два передних верхних зуба торчат как у кролика и видны даже тогда, когда рот закрыт. Обе девочки были довольно худые, но у Сью Эллен уже округлились бедра, да и лифчик она носила по делу Эйлина же пока нескладная девочка-подросток с мальчишечьей фигурой — во всяком случае, грудь у нее была совершенно плоская. Красивыми девчонок не назовешь, подумал Хок, но и невзрачными их вряд ли кто посчитает.
У Эйлины весь рот был забит золотыми проволочками, штифтами и винтиками, так что зубов почти и не было видно. Те же зубы, которым удалось избежать золотого плена, были снабжены резиновыми растяжками. К красному плетеному поясному ремню Эйлины был прицеплен плейер «Сони», который она слушала через наушники.
Обе девочки выглядели немного взволнованными.
Увидев приближающегося мужчину, Сью Эллен сверилась с фотографией, которую держала в руке, и лишь после этого застенчиво улыбнулась Хоку.
— Папуля? — неуверенно произнесла она.
— А ты Сью Эллен, да? — сказал Хок, поздоровавшись с нею за руку. — А это, значит, Сестренка, — улыбнулся он младшей девочке.
— Мы уже давно ее так не зовем, — осторожно сказала Сью Эллен.
— Эйлина, — представилась вторая девочка, пожала Хоку руку и хотела поспешно отступить назад, но Хок не дал ей этого сделать, потому что сгреб обеих девочек в охапку и прижал к своей груди.
— Это мои дочки, Эдди, — обернулся он к расплывшемуся в улыбке старику. — Познакомьтесь, девочки, — это мистер Коэн, дневной и ночной портье, а также заместитель управляющего отелем.
— Здравствуйте, — приветливо сказала Сью Эллен.
Эйлина улыбнулась и кивнула Коэну, ничего не сказав. Потом сняла наушники и выключила плейер.
— А где же ваша мама? — спросил Хок.
— Наверное, уже в Лос-Анджелесе, — ответила Сью Эллен. — Она сказала, что пыталась до тебя дозвониться, но никто не брал трубку. Мама просила передать тебе вот это... — Сью Эллен открыла сумочку, сделанную в виде банана, вытащила из нее запечатанный конверт и передала его отцу.
Хок распечатал конверт, но прочесть письмо не успел, потому что в это мгновение в вестибюль вошел латинос лет тридцати пяти. Громко возмущаясь, он двинулся к стойке.
— А кто мне заплатит? — орал латинос. — Я не собираюсь торчать тут всю ночь! Мне в парк возвращаться надо!
— Вы самолетом прилетели? — спросил Хок у дочерей.
Сью Эллен покачала головой, и ее длинные волосы рассыпались по плечам.
— Приехали на автобусе, — сказала она, неодобрительно поглядывая на таксиста-латиноса. — Мы были в Майами уже в семь вечера, позвонили тебе с автобусной станции, но... — Сью Эллен опасливо покосилась на Эдди Коэна, — ...но никто не отвечал. Тогда мы пообедали в пиццерии, а потом пошли в кино. После кино взяли такси и приехали сюда.
— Вам не надо было гулять по вечернему Майами. Это опасно. Никогда этого больше не делайте.
— Да все было нормально, папуля. Перед тем как идти в кино, мы все вещи сдали в камеру хранения.
Сейчас «все вещи» стояли возле стойки: два больших дорожных чемодана и два рюкзачка цвета хаки.
— Так как же насчет денег? — напомнил о себе таксист, уперев руки в боки и выпятив подбородок. Он был одет в потертые джинсы и белую рубашку с закатанными рукавами. Волосатые руки кубинца были испещрены тюремными татуировками.
— Сколько с нас? — поинтересовался Хок.
— Сейчас посмотрю, — сказал таксист. — Счетчик-то тикает...
— Я с вами, — сказал Хок. — Эдди, разбуди Эмилио и попроси его принести в мой номер раскладушку. И пусть он поднимет туда же чемоданы и рюкзаки.
— Сержант, но на вашем этаже как раз пустуют несколько номеров, — сказал Эдди Коэн. — Может...
— Нет. — Хок не дал договорить портье. — Мистер Беннет ведь не разрешит пользоваться ими бесплатно, не так ли? Девочки остановятся в моем номере.
Хок вышел вслед за таксистом, быстрым шагом направился к машине и, просунув руку сквозь открытое окно, выключил счетчик, на котором набило двадцать шесть долларов пятьдесят центов.
— Сколько вы тут уже стоите? — спросил Хок у таксиста.
Тот неопределенно пожал плечами.
Хок заглянул в свой бумажник. Одна десятка и шесть долларовых бумажек. Он положил бумажник обратно в карман и предъявил водителю свой жетон.
— Сержант Мозли, полиция Майами, — представился Хок. — Я хочу проверить машину.
Открыв заднюю дверцу, Хок заглянул в салон. На обивке сиденья имелся небольшой разрез, на полу валялось несколько окурков, а все боковые стекла таксомотора были опущены.
— Вы включили кондиционер, когда посадили девочек?
— Нет, но они об этом и не просили.
— Вы нарушили действующие в округе Дейд правила. Таксист обязан включать кондиционер, когда везет пассажиров — независимо от того, просят они об этом или нет. На полу в салоне мусор, сиденье порезано... Будьте добры, предъявите ваше водительское удостоверение.
Таксист долго шарил в бумажнике, но потом все же с явной неохотой протянул Хоку права. Они оказались просроченными.
Хок взглянув на водительское удостоверение таксиста, кивком пригласил его вернуться в вестибюль.
— Пройдемте, мистер. Ваши права недействительны.
Подойдя к стойке, Хок взял один из фирменных бланков отеля, попросил у Эдди ручку и записал имя таксиста — Хосе Ризаль, — номер его лицензии и номер автомобиля.
— Если бы вы ехали сюда от автовокзала по дамбе, Хосе, то на счетчике набило бы не больше одиннадцати долларов. Значит, вы решили сделать крюк, и поэтому поехали по Семьдесят девятой улице. Неплохой способ содрать с несовершеннолетних пассажирок лишние пятнадцать долларов.
— К дамбе невозможно было пробиться через пробку на Бискейн, — начал оправдываться таксист.
— Не рассказывайте мне сказки. — Хок вернул водителю права и вручил ему шесть долларов. — К сожалению, у меня сейчас нет при себе квитанций, но если вы заедете в полицейское управление Майами в понедельник, то я отдам вам недостающие деньги, и заодно выпишу штрафные квитанции за нарушение правил эксплуатации таксомотора и просроченные права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30