А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Обычно люди хранят в памяти информацию, которая относится к прошлому, а у меня в голове находятся сведения, которые относятся к будущему. Только чтобы извлечь их оттуда, иногда приходится немного напрячься.
– Как это? – уточнила Мэгги.
– В каком году родился Александр Македонский? – неожиданно спросил Квентин.
Мэгги задумалась.
– Кажется, в триста пятьдесят шестом до нашей эры, – проговорила она наконец. – А при чем тут это?
– Видишь, ты подумала и вспомнила, что учила когда-то в школе или в колледже. Точно так же и мне нужно немного постараться, чтобы сказать: в субботу вечером второго ноября две тысячи первого года Джон Гэррет захватит с собой запасные фонарики. – Он улыбнулся.
– И в какой школе ты этому учился? – осведомилась Мэгги.
– В том-то и дело, что ни в какой, – покачал головой Квентин. – Я сам не знаю, как попадают ко мне в голову знания о будущем.
– Должно быть, ощущение не из приятных… – заметила Мэгги.
– Да, мне потребовалось много времени, чтобы к этому привыкнуть. – Квентин задумчиво оглядел ее. – Впрочем, насколько я слышал, то, что делаешь ты, еще больше похоже на колдовство.
– Я никогда не называю эту свою способность ни магией, ни колдовством, – возразила Мэгги.
– А как ты ее называешь?
– Дар. Или, если выражаться менее напыщенным слогом, это способности, которые я сознательно развивала и оттачивала на протяжении последних полутора десятков лет жизни. С детства я неплохо рисую. Кроме того, умею слушать, как люди описывают то, что им довелось увидеть, пережить, и могу изобразить это на листе бумаги с помощью карандаша, угля или красок. Так что никакого волшебства здесь нет – только способности, труд и немного везения. Того самого, которое Джон называет интуицией.
Подобные объяснение ей приходилось повторять достаточно часто, и Мэгги научилась произносить свою маленькую речь практически без запинки.
Квентин дружески улыбнулся.
– Под таким соусом, – сказал он, – твой дар выглядит совершенно безобидно.
– В нем действительно нет ничего необычного, – возразила Мэгги.
В это время вернулся Джон и принес фонарики.
– Ты давно приехал? – спросил он у Квентина.
– Примерно полчаса назад, может – чуть больше, – ответил тот. – За это время я успел только подняться наверх – в комнату, где преступник оставил Холлис.
– Она все еще видна, не так ли? – быстро спросила Мэгги. – Кровь. Я имею в виду – кровь. – Одной рукой она держала фонарик, другой крепко прижала к себе альбом.
Квентин внимательно посмотрел на нее, и Мэгги вдруг показалось, что он положил руку ей на плечо. Его рука была теплой, сильной и надежной, и Мэгги сразу почувствовала себя спокойнее.
Но это продолжалось лишь несколько мгновений.
– О да! – сказал Квентин. – Кровь все еще видна: и на дорожке, и на ступеньках, и в комнате. Разумеется, она высохла и почернела, но все равно тем из нас, кто обладает слишком пылким воображением… – тут он снова бросил на нее быстрый взгляд исподлобья, – может показаться, что в доме все еще пахнет кровью. Мне очень жаль, Мэгги.
Она так и не поняла, пытался ли он выразить ей таким образом свое сочувствие или действительно извинялся за что-то. Спрашивать ей не хотелось. Вместо этого Мэгги сказала:
– Идемте, я хочу осмотреть комнату, в которой Окулист ее оставил.
– Я покажу. – Квентин повернулся и вошел в дом; Мэгги и Джон последовали за ним.
Мэгги настолько привыкла держать себя в руках, что ей потребовалось почти сознательное усилие, чтобы позволить всем своим чувствам свободно исследовать окружающее пространство. Это всегда было довольно неприятно, но сейчас она, по крайней мере, знала, чего ожидать.
Стекла в окнах давно были выбиты. В проемы проникало достаточно света, чтобы ориентироваться в просторной прихожей. Справа располагалась ведущая на второй этаж лестница. В противоположной стене зияла высокая арка, за которой виднелся длинный темный коридор, уходящий в глубь дома. В коридор выходило несколько комнат – двери в них либо были открыты настежь, либо вовсе отсутствовали. Краска на дверных коробках и оконных рамах облупилась, оборванные обои клочьями свисали со стен, обнажая темную, сырую штукатурку. В воздухе сильно пахло плесенью, горелым маслом и аммиаком. Дверные ручки, выключатели и розетки, а также все, что еще могло представлять хоть какую-нибудь ценность, было давно снято и увезено. Разбитый кафельный пол щерился выбоинами, Мэгги споткнулась и чуть не упала. Сзади послышалось сдавленное проклятье Джона, наступившего ногой в кучу какой-то скользкой дряни.
Но Мэгги уже ничего не слышала. Сквозь сырость и вонь пробился едва уловимый металлический запах крови. С каждым шагом он становился все сильнее, все настойчивее. Мэгги отчетливо различала на полу перед собой черно-коричневый смазанный след; он давно высох, но ей казалось, что свежая кровь все еще дымится и блестит в полутьме.
Не в силах выносить ее навязчивый запах, Мэгги стала дышать ртом и сразу почувствовала, как в голове прояснилось. Действительно ли Квентин чувствовал этот запах, подумала она, или он просто знал, что она почувствует?
– Полиция не обнаружила здесь ничего интересного, – сказал Джон, включая фонарь и освещая стены и пол. – Во всяком случае, ничего такого, что можно было бы считать уликой.
Мэгги слышала, как он шаркает подошвой по кафелю, пытаясь очистить ее от налипшей дряни.
– Как и в других местах? – уточнил Квентин. Он тоже включил фонарь и направился к лестнице, стараясь не наступать на кровавый след на полу.
– Так мне сказали в полиции, – сердито ответил Джон. – Драммонд утверждает, что у него в участке работают лучшие в городе эксперты-криминалисты. Я проверял, у этих парней действительно безупречная репутация. Судя по отчетам, они прочесали не только все здание, но и прилегающую территорию, но не нашли ничего. Буквально ничего, ни одной зацепки!
«Ничего, кроме крови Холлис Темплтон», – подумала Мэгги. Направив луч света себе под ноги, она медленно поднималась по лестнице чуть впереди Джона. Кровавые следы на ступеньках были заметнее, и она почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, а в коленях появилась противная слабость. Эти симптомы были ей хорошо знакомы, и Мэгги успела приготовиться к тому, что будет дальше.
Боль нарастала волнами. Казалось, ее со всех сторон колют невидимые кинжалы и осколки холодного стекла. Тьма перед глазами то сгущалась, то снова отступала, но Мэгги крепко держалась за перила лестницы. Идущий за ней Джон даже не заподозрил, что временами она будто слепнет.
Запах крови становился сильнее, гуще.
Мэгги надеялась, что за три недели ощущения, которые хранило это место, станут слабее, призрачнее и она сумеет побывать здесь, ничем не показав двум мужчинам, как ей больно, однако, похоже, этим надеждам не суждено сбыться.
На верхней площадке лестницы Квентин остановился и осветил фонарем длинный коридор второго этажа.
– Он оставил ее в самой дальней комнате, – сказал он. – Странно, не проще ли было бросить тело внизу? Зачем ему нужно было напрягаться, тащить ее наверх? Не понимаю!
– Он хотел, чтобы она страдала, – ответила Мэгги так тихо, что сама едва расслышала собственный голос. – Чтобы ползла, истекая кровью, сначала по коридору, потом по лестнице, потом по дорожке…
– Но зачем ему это понадобилось? – спросил Квентин почти так же тихо.
Мэгги не ответила. Она уже почти не замечала его присутствия. Обогнув Квентина, она пошла по следу дальше и остановилась, только когда оказалась в небольшой комнатке в самой глубине дома. Как и в вестибюле, здесь не было ничего, кроме отставших обоев и облупившейся краски, а сквозь разбитое окно проникал внутрь слабый свет уличных фонарей, которые по случаю пасмурной погоды включились значительно раньше обычного. Ее собственный фонарик был направлен вниз, и Мэгги ясно видела, что кровавый след заканчивается в дальнем углу комнаты, который выглядел несколько более чистым, чем весь остальной пол. Границы этого чистого пятна были четкими, геометрически правильными, словно здесь когда-то лежала циновка или половичок.
– Матрас, – сказал Джон, перехватив ее взгляд. – Тонкий поролоновый матрас. Холлис лежала на нем. Копы забрали его на экспертизу, но Энди считает, что Окулист вряд ли принес его с собой. Скорее всего, он нашел матрас здесь же, в доме.
Мэгги долго стояла неподвижно возле отпечатавшегося на полу чистого квадрата, борясь с желанием закрыться от всего, что она чувствовала. Ощущения захлестывали ее подобно волнам. Острый запах свежей крови, леденящий холод сквозняка, ощущение чего-то горячего и липкого, медленно стекающего по лицу… И, конечно, боль. То острая, пронизывающая, то тупая и разламывающая. Приступы боли перемежались вспышками непроглядного мрака, в котором почти на пороге слышимости звенело, словно лопнувшая струна, пугающее и жуткое нечто. Страх, паника, ужас, отчаяние, ясное ощущение неизбежной смерти – все это Мэгги переживала вслед за Холлис Темплтон – вместе с Холлис Темплтон.
Мэгги совершенно забыла о своих спутниках и невольно вздрогнула, когда Джон схватил ее за руку. Она задыхалась от кашля. Но когда она начала кашлять? Почему?
– Мэгги?!
– Мне нужно на улицу. – Она вырвалась, выронила фонарь и, спотыкаясь на каждом шагу, ринулась вон из комнаты. Джон уже собирался бежать за ней, но Квентин удержал его.
– Господи Иисусе! – прошептал он.
Глядя на лицо друга, Джон был потрясен его выражением, напоминавшим благоговейный страх и безграничное уважение.
– Что?! – требовательно спросил он. – Что это было? Что с ней такое, черт побери?!
– Что? – Квентин беспомощно пожал плечами. – Я не знаю, как это назвать, Джон. Я знаю только одно: твоей Мэгги не позавидуешь.
– Почему? – снова спросил Джон, пропустив мимо ушей притяжательное местоимение «твоей».
Но Квентин его как будто не слышал.
– Это многое объясняет, – пробормотал он, словно обращаясь к самому себе. – И как она находит контакт с жертвами, и как ей удается так точно нарисовать все, что они видели. Ничего удивительного, что окружающим это кажется колдовством!
– Мэгги – экстрасенс? – Джон настойчиво потянул друга за рукав.
– Не все так просто, Джон, не все так просто. Существуют экстрасенсы – телепаты, ясновидящие, прорицатели и прочие. И есть – одаренные. Или проклятые. Ты видел ее лицо? Боже, как ей было больно!
– Больно? Но отчего? Кто причинил ей боль?
– Он. Окулист. Он напал на нее, изнасиловал, избил, вырезал глаза и бросил здесь умирать. Страдать и умирать. – Квентин затряс головой. – Мэгги только что снова пережила все, что испытывала Холлис Темплтон три недели назад. И не просто пережила – она чувствовала все это так, как если бы сама оказалась на ее месте.
5
Несмотря на молодость, Дженнифер Ситон была хорошим полицейским. У нее была развитая интуиция, и она привыкла ей доверять. Поэтому, пока Скотт обзванивал другие полицейские участки, пытаясь напасть на след исчезнувших документов, она села за свой компьютер и, подсоединившись к базам данных центральной библиотеки штата, занялась поисками. На материал, который мог представлять для них интерес, Дженнифер наткнулась раньше Скотта, но на дворе был поздний вечер субботы, и ей потребовалось не менее получаса, прежде чем она отыскала библиотеку, еще не успевшую закрыться на уик-энд.
– Я все понимаю, мисс Ситон, – сказал ей главный библиотекарь, когда она наконец дозвонилась до него. – Но через пятнадцать минут мы тоже закрываемся, и…
– Полицейская необходимость! – самым решительным тоном перебила Дженнифер, хотя, строго говоря, у нее не было таких полномочий. – Я буду вам весьма признательна, сэр, если вы все-таки дождетесь меня. Я выезжаю немедленно.
Встав из-за компьютера, Дженнифер с наслаждением потянулась, и Скотт, наблюдавший за ней, проговорил с завистью:
– Счастливица! Уезжаешь и бросаешь меня одного!
– Ты так ничего и не нашел? – спросила Дженнифер, останавливаясь возле его стола и выуживая из нагрудного кармана очередную ароматизированную зубочистку.
– Ничего. Почти в каждом полицейском участке есть подвал, а в подвале – «хренова туча старых дел», – процитировал он. – Что в них, никто не знает, а копаться в старых бумажках да еще в субботу вечером никому неохота. Я отлично понимаю этих ребят, но… – Он провел обеими руками по своим взъерошенным волосам и посмотрел на Дженнифер. – А ты? Ты закончила на сегодня?
– Пожалуй, нет, – ответила Дженнифер, немного подумав. – Я вернусь через часок, нужно кое-что проверить. Думаю, мне повезло больше, чем тебе.
– В таком случае захвати мне что-нибудь пожевать, – попросил Скотт. – Я пропустил обед, а в автомате остались только древние сандвичи и еще более древние пончики.
Дженнифер кивнула.
– Ладно, попробую купить что-нибудь в городе. А где Энди?
– Пусть меня повысят, если я знаю, – пошутил Скотт. – Минуту назад был на месте, а что?
– Если он вернется раньше меня, попроси его никуда не уходить, пока я не вернусь или не позвоню, хорошо?
– О'кей, договорились.
Выйдя из дверей полицейского участка, Дженнифер прошла на служебную стоянку, где она оставила свой автомобиль. Фонари давно горели, и на стоянке было светло, однако отчего-то ей вдруг стало не по себе. Взявшись за ручку дверцы, Дженнифер несколько раз огляделась по сторонам, но не заметила ничего подозрительного. Несмотря на развитую интуицию и живое воображение, с нервами у нее всегда было в порядке, поэтому она удивилась, почувствовав в груди странный холодок.
Ощущение было не из приятных. Казалось, даже волосы у нее на затылке зашевелились, а тело покрылось гусиной кожей. «Кто-то прошел по моей могиле» – так когда-то говорила ее мать. Такой беспричинный страх Дженнифер испытывала нечасто и привыкла воспринимать его как сигнал опасности.
«Что же случилось?» – подумала Дженнифер, еще раз оглядываясь по сторонам. Все было спокойно, все было как всегда. У входа в участок курили патрульные, два пешехода прошли по тротуару навстречу друг другу. Холодный ветер шумел в кронах ближайших деревьев, от чего их голые ветви стучали друг о друга и слегка поскрипывали, а на землю сыпались последние мертвые листья.
– Что-то у меня нервишки разгулялись, – пробормотала Дженнифер вполголоса. Она знала, что здесь, на служебной стоянке возле полицейского участка, ей ничто не угрожает, и все же, отпирая машину, нервно оглянулась через плечо, словно ожидая нападения сзади. Она даже проверила, не прячется ли кто на заднем сиденье машины.
Только после этого Дженнифер немного успокоилась и села за руль. Но, вставляя ключ в замок зажигания, она вдруг увидела сложенный вдвое листок бумаги, лежавший на полочке приборной панели. Дженнифер была совершенно уверена, что, когда она запирала машину, никакой бумаги там не было.
В холодное время года Дженнифер постоянно носила перчатки, поэтому она не колеблясь взяла записку в руки и развернула.
На бумаге крупными печатными буквами были торопливо нацарапаны две даты:
1894
1934
Дженнифер довольно долго сидела неподвижно, разглядывая листок. Мозг ее лихорадочно работал. Первая дата, несомненно, имела какое-то отношение к недостающим делам, которые они так и не нашли. Вряд ли это могло быть совпадением, если, конечно, это действительно даты, а не просто цифры. И в этом случае дата «1894» указывала год, когда произошли другие убийства.
Возможно ли, чтобы Окулист подражал столь давним преступлениям? Точнее, не подражал, а повторял их, выбирая жертвы, до странности похожие на тех, убитых неизвестным преступником больше чем полвека назад? Да, сам он никого не убил – он только ослеплял несчастных женщин, но сейчас Дженнифер была уверена, что это просто его личный «пунктик».
Но почему? Какая дикая фантазия заставила Окулиста копировать эти старые преступления? Потому что они так и остались нераскрытыми? Быть может, Окулист суеверно считал, что и он тоже избежит наказания, покуда будет следовать путем, проторенным другим зверем в человеческом облике?
Дженнифер не была психологом, но пришедшее в голову объяснение все же показалось ей слишком простым. Кроме того, в данную минуту ее куда больше занимало, кто подложил записку в запертый автомобиль? Кто не побоялся проделать этот рискованный трюк на виду у всего полицейского участка? Очевидно было только одно: кто бы это ни был, этот человек, несомненно, знал о жестоком насильнике гораздо больше, чем удалось узнать полиции.
Кто это мог быть? Хотел ли этот человек помочь следствию?
А может, записка была прямым вызовом со стороны опасного, хищного зверя, который сам был не прочь поохотиться на охотников?
– Ее нигде нет, – сказал Джон, возвращаясь в холодную комнату в глубине заброшенного дома, где терпеливо ждал его Квентин.
– Я так и думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40