– По-моему, ты слишком много общаешься с копами, – сказал он.
– Ну и что? – удивилась Мэгги.
– А то, что ты начала думать, как они.
Мэгги хотела обидеться за товарищей, но передумала.
– Опять увиливаешь, – сказала она строго. – Отвечай на вопрос: почему ты отказался?
Бью пожал плечами.
– Давай считать, что тогда был не самый удачный момент, ладно?
Мэгги нахмурилась.
– Надеюсь, ты сделал это не из-за меня?
Бью всегда был с ней откровенен, особенно когда Мэгги загоняла его в угол.
– Не совсем. Но ты подходишь Бишопу лучше, чем я. Художник-эмпат, особенно имеющий опыт работы в полиции, гораздо ценнее художника-ясновидящего. Кроме того, я знал, что сначала ты должна закончить все дела здесь, а раз знал я – знал и он.
– Должно быть, Бишоп действительно сильный телепат.
– О да, очень сильный. К тому же я слышал, что в последнее время его возможности возросли.
– Это почему?
– Он женился на такой же сильной телепатке, и теперь они работают в паре.
– Интересно, где ты мог это слышать? Может, ты получил послание по психопочте?
Бью ухмыльнулся.
– Я давно тебе говорил: жизнь сложна и все в ней взаимосвязано.
– Ах да! – Мэгги поморщилась. – Я помню, ты что-то бормотал о степени связности и разделенности. «Я знаю тебя», «ты знаешь меня» и еще что-то в том же духе.
– Вот-вот. – Бью кивнул. – Я знаю тебя и через тебя – всех, кого ты знаешь. Логично, разве нет?
Мэгги уже не раз слышала эту теорию.
– Гм-м… – проговорила Мэгги.
Бью улыбнулся:
– Ладно, не обращай внимания. Расскажи лучше, какие у тебя планы на сегодня?
Мэгги машинально посмотрела на часы:
– Примерно через час я собираюсь еще раз побеседовать с Эллен Рэндалл. Потом мне нужно навестить Холлис и убедиться, что у нее все в порядке. После этого я, видимо, поеду в участок, чтобы узнать, что моим коллегам удалось узнать о круге общения Тары Джемисон.
– Тебе не следует оставаться одной, Мег.
Мэгги с трудом справилась с дрожью, пробежавшей по всему телу, и ответила как могла спокойно:
– Ты же знаешь, лучше всего мне работается, когда меня никто не отвлекает.
– Этот случай особый. Теперь тебе небезопасно быть одной.
Она слегка пожала плечами:
– Я очень осторожна.
– Да?
Мэгги выдавила улыбку, от души надеясь, что та выглядит достаточно убедительно.
– Разумеется, я осторожна! Кроме того, тебе отлично известно, что прятаться все равно бесполезно. Я должна сделать все, что в моих силах, чтобы остановить это чудовище!
– Должна, не спорю, но только не одна. Ты обязана использовать все средства, все возможности, которые дает тебе ситуация.
– Некоторые возможности мне только мешают. – Мэгги задумчиво покосилась на блокнот для набросков, лежавший у нее на коленях. – Главная ирония заключается в том, что монстр, которого я должна остановить, и является главной причиной, по какой я пришла к тебе, по крайней мере в этот раз. Мне даны редкие способности, которые помогли мне остановить многих, но именно с ним они оказались бессильны. Я не вижу его, Бью! Я так же слепа, как и его жертвы.
– У этого тоже должна быть своя причина.
– Причина? Я, кажется, знаю одну. Вселенная решила дать мне щелчок в нос, чтобы я не очень зазнавалась.
Бью улыбнулся:
– Может быть. Я всегда подозревал, что существует космическое чувство юмора.
– Если даже так, то это скорее злая насмешка. То, что я говорю, – не смешно!
– Я знаю, Мэгги. Но ты забыла о том, что вселенная очень велика и сложна. И она вся соткана из множества вещей и процессов, которые влияют друг на друга, взаимодействуют друг с другом бесконечное число раз. Проще говоря, любая, самая ничтожная часть так же важна для огромного целого, как целое – для части. И дело тут не только в Окулисте, в его жертвах или в твоих друзьях.
– И не только во мне.
Он кивнул.
– И не только в тебе.
Мэгги немного помолчала, потом сказала сухо:
– Спасибо, Учитель.
– На здоровье, Кузнечик.
Мэгги невольно улыбнулась:
– Ладно, я постараюсь помнить о необъятности вселенной, пока буду работать в своем маленьком уголке. Может, дашь еще какой-нибудь совет?
– Не забывай чистить зубы после каждого приема пищи.
– Знаешь, – задумчиво проговорила Мэгги, – иногда твои шутки бывают совсем не такими смешными, как тебе, очевидно, кажется.
– Не смешными? Что ж, кто не рискует…
– …Тот не сидит в тюрьме.
– Ты злишься, потому что не получаешь никаких сообщений по психопочте. А ведь так приятно первой узнать новости, особенно для женщины! – Его улыбка неожиданно стала чуть более напряженной. – Скажи, Мэгги, я был прав насчет Джона Гэррета?
Мэгги встала и некоторое время просто смотрела на него, потом ее губы едва заметно дрогнули.
– Да, ты был прав.
– Судьба?
– Судьба. – Она еще немного помолчала. – Ну ладно, Бью, до встречи.
Она ушла, а Бью еще долго сидел неподвижно, глядя в пространство перед собой. Потом он поднялся и с видимой неохотой подошел к большому холсту, который стоял у стены, накрытый куском плотной материи. Мэгги его даже не заметила.
Взяв холст, Бью водрузил его на мольберт, отступил на полшага назад, глубоко вздохнул и решительным движением сбросил покрывало.
Его привычный глаз сразу заметил и виртуозную технику, и бесспорное мастерство, с которым была выполнена работа. Картина, несомненно, была одной из лучших, что когда-либо выходили из его мастерской. Но он подумал об этом лишь мельком, потому что не это было главным. В следующее мгновение он разглядел расплывчатые, смутные, но вполне узнаваемые лица и тела и впился в них взглядом. Это были женщины, запертые в мрачном узилище страдания и боли. Их руки в отчаянии тянулись к зрителю, взывая о помощи; глаза с пустыми глазницами были широко раскрыты, губы изогнулись в беззвучной мольбе.
Потом Бью увидел руки, которые пытали и мучили несчастных женщин. Руки, сжатые в кулаки, руки с ножами и скальпелями, руки с дубинками, веревками и тонкими стальными прутьями, руки, которые тянулись к женщинам, словно собирались затащить их как можно глубже – на самое дно этого пугающего ада.
Долго, очень долго Бью стоял не шевелясь. Он смотрел на картину, впитывая в себя каждый мазок, каждую малозаметную деталь. Не обращая на подступившую к горлу тошноту, он смотрел и смотрел, пока не убедился, что все омерзительные подробности запечатлелись у него в мозгу.
Потом он подошел к стеллажам и, взяв нож для разрезания холста, медленно и методично разрезал на мелкие кусочки лучшую из написанных им картин.
– Только не сейчас, – пробормотал он в тишине студии. – Только не сейчас…
– Ну вот, этим всегда кончается, – сказал Квентин в пространство.
– Чем именно? – поинтересовалась Кендра.
– Скучным конференц-залом в скучном полицейском участке, – пояснил Квентин. – Правда, в этот раз нам повезло с отелем.
– Смирение – добродетель, – напомнила ему Кендра. – Смирение и скромность.
– Да уж, – согласился Квентин без особого энтузиазма. – Ты права, конечно, и все равно мне кажется, что…
Развить свою мысль дальше он не успел. В комнату вошел Джон и сразу спросил:
– От Мэгги никаких новостей?
– Нет. Пока нет. – Квентин покачал головой. – Насколько я знаю, она собиралась побеседовать с Эллен Рэндалл у нее дома, а потом побывать в больнице у Холлис Темплтон. Правильно?
– Правильно, – подтвердил Джон.
– В таком случае прошло слишком мало времени. Вряд ли Мэгги успела сделать все, что наметила. А ты где был?
Джон усмехнулся:
– Поработал боксерской «грушей» для Драммонда. Надеюсь, он хоть немного отвел душу.
– То-то он был таким вежливым, когда встретил меня в коридоре! Я сразу понял, что лейтенанту хочется выпустить пар.
Джон пожал плечами:
– Я подумал – для всех нас будет лучше, если ему попадусь я.
– Мы вам весьма признательны, сэр, – сухо вставила Дженнифер.
– Не скажу, что получил удовольствие, – покачал головой Джон, – но должен же был кто-то прикрыть собой товарищей?!
Он снова посмотрел на часы и, нервным движением поддернув на коленях джинсы (сказывалась привычка носить костюм), подсел к столу.
– Энди обещал поторопить патологоанатома, но я боюсь, что результаты вскрытия Саманты Митчелл мы получим не раньше второй половины дня, – сказал он.
– Этого следовало ожидать, – рассеянно ответил Квентин, продолжая расхаживать по комнате из стороны в сторону. – Вчера вечером мы коротали время, прослушивая полицейские частоты. В Сиэтле произошло два очень серьезных пожара с человеческими жертвами, так что работы у медэкспертов хватает. Будем надеяться, что Энди удастся совершить чудо. – Квентин еще раз прошелся вдоль стола, потом перехватил красноречивый взгляд Кендры и, сев на стул напротив Джона, прошептал с заговорщическим видом: – Для человека, обладающего уникальным, гибким мозгом, Кендра чересчур раздражительна. Ее выводят из себя любые мелочи!
– Честно говоря, мне тоже было неприятно смотреть, как ты болтаешься из угла в угол, – сухо сообщил Джон.
– И мне, – добавила Дженнифер. – Правда, я не собиралась говорить об этом вслух.
– Почему же сказала? – заинтересовался Квентин и сделал попытку встать, но спохватился и снова сел.
– Все говорили… – Дженнифер пожала плечами.
Квентин вздохнул.
– Ну хорошо, – сказал он. – Допустим, вам это неприятно. Но что я могу поделать, если нервничаю? Что может быть хуже, чем сидеть, перебирать бумаги, глубокомысленно чесать в затылке и ждать, пока Окулист совершит ошибку? Пассивное ожидание мне всегда претило; моя натура требует решительных действий, которые и сублимируются в хождение из угла в угол, поскольку никаких иных действий не предвидится. – Он заметил, что Джон снова посмотрел на часы, и добавил: – И, похоже, здесь не я один такой нервный.
Джон не обратил на его слова никакого внимания.
– Скотт все еще беседует с коллегами Тары Джемисон? – спросил он.
Квентин кивнул.
– Кендра проверила по картотеке всех ее знакомых, но пока ничего подозрительного. А у жениха к тому же железное алиби. Никаких родственников в Сиэтле у Тары нет. Энди отправил двух детективов еще раз проверить квартиру, в которой она жила, а я провел утро, просматривая записи видеокамер наблюдения.
– Ничего не нашел? – спросил Джон.
– Абсолютно ничего. У меня такое чувство, что Окулист ко всему прочему еще и компьютерный гений. Похоже, он что-то сделал с камерами, но что – этого я сказать не могу. Я не специалист.
– Значит, надо отправить записи к специалисту. И камеры тоже, – сказал Джон.
– Согласен.
– Фирма, производитель этих охранных систем, поднимет хай до небес, – вмешалась Дженнифер. – Они клянутся, что их камеры не может испортить ни один человек, кроме, разумеется, специально подготовленного персонала. Вместе с тем они не берутся объяснить, как Тара Джемисон исчезла из оборудованного их системой здания. По-моему, они склоняются к версии, что она улетела по воздуху. – Она хмыкнула. – И я их понимаю. Конечно, неприятно, когда у тебя все лицо в кремовом торте.
– Энди послал официальный запрос насчет этих камер? – поинтересовался Джон, и Дженнифер кивнула.
– Он как раз сейчас этим и занимается. Спецы из городского полицейского управления уже наготове: ждут не дождутся, когда им позволят распатронить эти камеры и выяснить, что у них внутри.
– Что ж, придется еще подождать, – с тяжелым вздохом сказал Квентин. – Ненавижу ждать! – Он посмотрел на доску объявлений: – Кендра, как там насчет восемьсот девяносто четвертого года?
Даже не посмотрев на свой попискивающий компьютер, Кендра отрицательно покачала головой:
– Пока ничего, и неудивительно. Сто лет назад никаких компьютеров не было, и большинство досье тех времен еще не оцифровано.
– Если до этого вообще дойдет, – вставила Дженнифер, не без зависти следя за манипуляциями Кендры. – Кроме всего прочего, мы даже не знаем, имеет эта дата какое-то отношение к нашему делу или нет. Да, год был указан в той записке, но это еще ничего не значит. Может быть, наш анонимный помощник просто решил отправить нас искать ветра в поле.
Квентин посмотрел на нее долгим взглядом, потом сказал спокойно:
– Эту записку написала ты, Джен.
Дженнифер уставилась на него в немом изумлении.
– Ч-что? – выдавила она наконец. – Я ничего такого не писала!
– Загляни в свою записную книжку, – посоветовал Квентин. – Уверяю тебя, ты очень быстро найдешь, откуда был вырван листок. И если ты сравнишь линию отрыва, ты сама убедишься…
Дженнифер медленно, как в смятении, вытащила из кармана свою черную записную книжку и принялась не спеша перелистывать страницы, исписанные аккуратным, убористым почерком. Все остальные внимательно наблюдали за ней. Дженнифер замерла.
Между листами записной книжки ясно виднелся неровный бумажный краешек оторванной страницы.
Мэгги вышла из дома Эллен Рэндалл только после полудня, чувствуя себя совершенно опустошенной. У подъезда она села в машину, но доехала только до ближайшего парка. Там Мэгги остановилась, предусмотрительно выбрав открытую со всех сторон площадку, чтобы сразу заметить, если кто-то попытается приблизиться к машине. Замки всех четырех дверей она проверила дважды, но даже после того, как она убедилась, что они надежно заперты, ей не хватило духу выключить двигатель.
Несколько минут Мэгги сидела неподвижно, изучая, ощупывая окружающее в поисках возможной опасности, но все было спокойно. В этот сырой и холодный ноябрьский день в парке не было ни единой живой души, однако, несмотря на это, Мэгги никак не удавалось успокоиться.
Эллен Рэндалл не сумела вспомнить ничего существенного, но ее боль и страдания были такими сильными, что Мэгги до сих пор ощущала их как наяву. И все-таки она постаралась сосредоточиться.
– Значит, – бормотала она, – у него длинные волосы. Лицо… лицо скорее овальное. Трудно сказать из-за маски. Глаза? Кто знает? А нос? Прямой он или с горбинкой? Губы скорее тонкие, хотя, может быть, и мясистые. Уши посажены скорее высоко, чем низко, хотя на самом деле одному богу известно, как там на самом деле!..
Мэгги хорошо понимала, что гадать она может сколько угодно. Ни одна из женщин не видела его. Они только чувствовали все, что он с ними проделывал, чувствовали, как прижимается к ним его разгоряченная плоть, как безостановочно шарят по телу жадные, торопливые руки.
Руки!
Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Мэгги открыла альбом и провела первую, осторожную линию. Потом еще одну. Ее глаза были полузакрыты, но в ушах звучали голоса, которые она так хорошо помнила, а память о перенесенных страданиях заставляла вздрагивать ее тело.
– Я почувствовала, как он схватил меня за руки…
– …Он поднял мне подбородок, словно хотел увидеть шею, и вдруг прикоснулся к ней…
– …Я сопротивлялась, но он с силой развел мне ноги руками…
– Он был такой сильный… Он так крепко меня держал, что его ногти впивались мне в кожу даже через перчатки. Мне казалось, еще немного, и его пальцы достанут до самых костей…
– …он сжал мне руки, и я услышала, как он сопит…
– …его пальцы были как гвозди, и мне стало больно.
– …он ударил меня, и я почувствовала…
Вот оно!..
…Почувствовала, как его перстень рассек кожу справа на подбородке. Теплая струйка крови потекла по шее. Она была почти рада, что он задрал ей ночную рубашку и замотал голову, и она не видит его лица. Ей было нечеловечески страшно взглянуть на его лицо, увидеть дикого зверя, в которого он превратился. Но еще сильнее она боялась того, что он сделает с ней теперь, когда она стала совершенно беспомощной. Грубые руки накрепко привязали ее запястья к решетчатой спинке кровати, и с губ ее сорвался негромкий, болезненный стон – чуть слышная мольба о пощаде:
– Бобби, пожалуйста… Не надо, Бобби, пожалуйста, не надо. Прости меня, Бобби!.. Я не хотела…
Вздрогнув, Мэгги вернулась к реальности. Сначала она никак не могла понять, что произошло, и только потом сообразила, что услышала свой собственный голос. Точнее, не голос, а жалобное хныканье, вырвавшееся из горла, которое саднило и болело так, словно ее кто-то душил. Трясущимися руками Мэгги ощупала шею, смахнула со щек слезы и поспешно огляделась по сторонам – отчасти для того, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, отчасти для того, чтобы стряхнуть наваждение.
Вокруг по-прежнему было пустынно, безлюдно. Погода стоит холодная и пасмурная, да и рабочий день еще не кончился. Кто пойдет в парк, чтобы почти наверняка подцепить простуду? Только сумасшедший. Но и сумасшедших поблизости не оказалось. Похоже, ей ничто не угрожало.
Не угрожало? Как бы не так. Сейчас – нет, а вообще?
Как бы там ни было, эти несколько минут показались Мэгги очень длинными и неприятными, и только потом ощущение страха и вины (хотя в чем она виновата и перед кем, ей было непонятно) отступили. Она задышала ровнее и поудобнее уселась на сиденье.
Прошло добрых десять минут, прежде чем она осмелилась взглянуть на свой рисунок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40