Клайд уже и позабыл, что на свете существуют стереотипные наборы митингового оборудования...
— Свободный Народ Леса! — загремел из нескольких репродукторов голос Верховного производителя.
Голос этот был столь же облагорожен компьютерной обработкой, сколь и усилен.
— Сегодня настал великий день. Сегодня я собрал здесь всех тружеников Котлована для того, чтобы объявить вам, что цель, к которой мы упорно шли все те годы, которые я был с вами, достигнута! Пора донести до вас весь тот великий смысл, который Высшая Сила вложила в ваш трудовой подвиг.
Лишь немногим из вас известна Истина. То, что высится перед вами, — не гробница, полная драгоценностей, и не завод Древних, производящий антивещество. Нет. Перед вами самый настоящий Корабль Древних Пришельцев. И сегодня он совершит свой первый полет и получит свое имя. Теперь Истину вправе знать все!
Гул прокатился по террасам Котлована. На несколько секунд даже цепи ограждения дрогнули. Но голос Высшего производителя вернул толпы к порядку.
— Те, кто стоял у основ того дела, что завершено сегодня, — пророкотал он, — потратили годы и годы, извлекая из сохранившихся со времен Первых Высадок засекреченных документов, из легенд и слухов, роившихся вокруг тех руин цивилизации Древних Пришельцев, что оказались сосредоточены именно здесь — на Северном полушарии Планеты, заброшенном и обойденном вниманием исследователей, крохи сведений о местонахождении Корабля Древних. Немалые силы были потрачены на возобновление археологических раскопок. Но самым трудным оказалось поверить в то, что сохранившийся в толщах песчаных наносов Корабль Древних Пришельцев найден нами и что он невредим. Восстановлен и готов подняться в небо.
К счастью, к тому времени наука уже многое сделала для понимания того, как действовали эти космические суда, на что они были способны, как они управлялись. Даже те жалкие их остатки, которые за последнее столетие были найдены в шести различных точках Галактики, дали человечеству многое... Меня же Провидение сделало тем орудием, которое воплотило все эти знания в реальность. Высшая Сила наделила нас возможностями сосредоточить здесь, в Котловане и его окрестностях, огромные силы, необходимые и для совершения простой, но огромной работы по извлечению Корабля из недр песков, похоронивших его тысячелетия назад. Провидение наставило меня на истинный путь, которым мне выпало вести Свободный Народ Леса вперед, к высотам прогресса и процветания, помогло нам утвердить на половине суши этой планеты самый совершенный и справедливый общественный строй, который когда-либо знало человечество. И укреплению этого строя послужит обладание Кораблем Древних — сокровищницей технологий и научных открытий Достигнутых более высокоразвитой, чем все нам известные, цивилизацией...
— Это объявление войны, — тихо сказал кто-то за спиной у Клайда.
Тот обернулся и сподобился сомнительного счастья узреть блеск пенсне Советника Георгиу. Они вежливо поздоровались. Клайд не стал спрашивать Советника о том, что он имел в виду. Тем более что Высший производитель работ начал закругляться.
— Через несколько секунд, — вещал он, — будут переведены в рабочий режим маневровые двигатели Корабля, и, получив новое имя, он совершит свой первый полет. Пока мы не ставим перед собой цели выйти за пределы атмосферы нашей планеты — экипаж должен будет долго осваивать управление чуждой для землян техникой. Но — как говорят — лиха беда начало...
Повернувшись к громаде Корабля, Дед третий раз воздел к небу посох и амулет. Тут только Клайд сообразил, что амулет-то — тот самый, что обычно болтался на цепи на плечах Внучки.
— От имени Свободного Лесного Народа я — Дед Всех Дедов! Высший производитель работ Харви Мак-Аллистер — вверяю экипажу ключ двигателей Великого Объекта!
Он простер руку с амулетом в сторону кромки корпуса Корабля.
Феста протянула руку. Взяла амулет. Снова воздела его на свои плечи. Отсалютовала и под нарастающий гул почти побежала к спуску в недра Корабля.
Снова наступило напряженное ожидание. Ропщущий гул все выше поднимался над Котлованом. Советник Георгиу за спиной Клайда кашлянул.
— Нам надо поговорить с вами, капитан Ван-Дейл. Не стоит оборачиваться. Продолжайте смотреть на это представление...
— Я слушаю вас, господин Советник, — негромко и зло отозвался Клайд.
— Не здесь и не сейчас, капитан. Я вызову вас к себе в кабинет. У нас будет неплохой для этого повод...
— Воля ваша. Но о нашем разговоре и о его содержании...
— Это вы уж сами решите — потом...
— Спасибо вам за разрешение, господин Советник.
— Вам предстоит дальняя дорога, капитан. Но перед ней — одна-две проникновенные беседы с Верховным производителем работ. А потом я приглашу вас к себе — понапутствовать, так сказать.
— Немного похоже на беседу с гадалкой, извините. Долгую дорогу вы мне нагадали. Куда вот только? И как там насчет казенного дома и всего такого?
— Рад, что чувство юмора вам не изменяет, капитан... Что ж, будьте, как говорится, готовы...
Тем временем телохранитель снова доложил что-то Деду, и тот прервал наполненное сливающимся в один гул ропотом ожидание
— От имени Свободного Лесного Народа, я — Дед Всех Дедов, Высший производитель работ Харви Мак-Аллистер — повелеваю экипажу привести в действие двигатели вверенного нам Высшей Силой Объекта!
Воцарилась гробовая тишина. И в этой тишине родился и наполнил весь мир глухой, но необыкновенно мощный гул. Казалось, его издавала сама Планета. Необыкновенно ничтожным и жалким начинал чувствовать себя человек, погрузившийся в этот рокочущий, невидимый океан.
А громада Корабля плавно, без малейшего напряжения всплыла над своим каменным ложем и застыла над ним метрах в двадцати. Потом с такой же легкостью стала на место. Звук двигателей стал тише и сдвинулся куда-то — почти в инфразвук. Снизу по лестнице к Деду торопливо двинулась какая-то шестерка с чем-то поблескивающим на выставленном перед собой подносе. Господи — с бутылью шампанского.
Высший производитель ухватил сей неслыханный для Капо-Квача предмет роскоши за горлышко, продемонстрировал безмолвной толпе, укрепил в петле, специально приделанной на шесте по правую руку от него, и, отведя образовавшийся маятник как можно дальше, провозгласил.
— От имени Свободного Лесного Народа нарекаю Корабль сей именем нашего Древнего гимна — славным именем «Хару Мамбуру»!
Бутылка, сверкнув в лучах Звезды, строго в предназначенный момент выглянувшей из-за кромки горного кряжа, описала широкую дугу и грянула о борт Корабля. Шампанское изверглось пенным фонтаном, а вместе с ним извергся и Древний гимн — из тысяч глоток, невпопад.
«Remember Haru Mamburu!»
Часть III
«ХАРУ МАМБУРУ»
Глава 10
БОГ ВЕСТЕЙ
«К тому времени, когда из лагеря подтянулась вызванная мною вспомогательная рота, — писал адмирал в своих дневниках, — нам удалось вывести и вынести из Храма всю группу Виллановы. У самого Франсиско были еле заметны пульс и дыхание. Вся тройка рядовых, взятая им с собой, находилась в состоянии, близком к коме. Трое рядовых успели, как следует из их объяснений, вынести своего командира, которого, по их словам, „обуял Дьявол“, из зала-кельи, куда вел проход за аркой с надписью, и попытались найти дорогу к выходу, но оказались в конечном счете в совершенно другой части проклятого, залитого светом „янтаря“ лабиринта. Объяснить, что же все-таки приключилось с ними после того, как они прошли под украшенным рунами сводом, пострадавшие могли лишь весьма приблизительно.
Никольский и его группа, усиленная Джи-Джи и его людьми, из которых двоих успели покусать ночные древесные гадюки, появились, когда я рассматривал на походном дисплее исходную видеозапись, снятую видеокамерой со шлема Франсиско. Вторая ее часть — та, что относилась к событиям, последовавшим вслед за тем, как группа прошла под сводом арки, украшенной загадочной надписью, — была еще менее понятна, чем бредни самих злосчастных первопроходцев. Зато сама надпись была великолепно видна. Это были действительно руны Предтеч. Соединив свои познания и познания Джи-Джи, нам удалось осилить ее смысл: «Сколько бы вас ни вошло во Врата, выйдут из них только трое, сохранивших жизнь и разум»».
— Да, ядрена вошь, — констатировал читавший эти строки Шишел. — Читать ведь надо, куда прешься, коли написано!...
Он поднялся, походил из угла в угол, смерил на глаз уровень джина в объемистой бутыли, закутался в плед и продолжил чтение.
«Можно только сожалеть о том, что Вилланова был абсолютно несведущ в письменах Предтеч, — сокрушался в своем дневнике адмирал. — Весьма прискорбно и то, что качество изображения, передававшегося на мой монитор, оставляло желать много лучшего... Да, впрочем, я не смог бы прочесть надпись достаточно быстро.
Хотя мы и потеряли в этом походе полную дюжину человек, то, что случилось с этой четверкой, повергло меня в особое уныние, под стать унылому, пасмурному миру, который окружал нас на этих пустынных, залитых осенней мглой просторах Северного полушария. В этой мгле ставшие уже хорошо заметными — словно Храм все больше всплывал из-под скал — янтарные огни казались глазами притаившейся стаи жестоких и голодных зверей. Колорит обстановки дополняли стоны встревоженных нами Каиновых птиц. С удовольствием перестрелял бы проклятых тварей, но они умудряются быть совершенно незаметны в этом заросшем черным бурьяном нагромождении скал.
Троих, сопровождавших Вилланову, удалось привести в чувство. Самого Франсиско врач определил как практически безнадежного. Его так и не удалось вывести из комы и даже доставить живым до района эвакуации тоже не удалось.
Лагерь укрепили, организовали лазарет и наконец нормальную походную кухню. Накормили людей — впервые за несколько суток по-человечески — и оказали помощь покусанным гадюками. Похоже, с ними ничего особо страшного.
В тот же день, ближе к вечеру, я, препоручив пострадавших заботам Джи-Джи, предпринял спуск в галереи Храма самостоятельно в сопровождении двух рядовых. Трое, так трое, черт побери! Меня основательно мучила мысль о том, какой промежуток времени имели в виду те, кто оставил над сводом арки предупреждение входящим. Если бы те четверо прошли под ним не гуськом, а скажем, по-одному, с интервалом в час? Скорее всего, имелось в виду суммарное количество живых существ свыше определенного размера, прошедших через арку. Ну а после того как они покинули «охраняемое помещение»? Отсчет идет заново, или?...
К счастью — к счастью ли? — для нас, таинственное устройство, охраняющее заколдованный проход, видимо, «сбросило счетчик», — и мы трое, хотя и пережив несколько неприятных, напряженных мгновений, один за другим — я первым — прошли под роковым сводом. За ним, после короткого коридора и лестницы, ведшей наверх, оказался миниатюрный «молельный зал», как принято называть такие слегка тесноватые, почти совершенно пустые внутри помещения в современной терминологии — кто знает, чему в них молились и молились ли вообще?
Как и всюду в Храме, освещен зал был относительно мягким, но начавшим чем-то раздражать меня светом, который источал толстый слой украшенного причудливым рельефом «янтаря» — загадочной субстанции, изготовлявшейся Предтечами. Но здесь, в «молельном зале», на возвышении в пол человеческого роста — виданное ли дело — теплилась свеча! Я не сразу понял, что это не коптящее пламя воска, а раскаленный неведомым способом, превращенный в чистое, почти не колеблющееся пламя воздух реет над более темным, чем весь остальной «янтарь», почти непрозрачным резным стержнем, выраставшим из постамента. Мы с интересом рассматривали это непонятное устройство.
— Если бы у Предтеч было все, как у нас, я бы сказал, что это типичный фаллический символ... — сообщил нам свою гениальную догадку рядовой Зингер, явно не в меру образованный.
— Черт его знает что... — задумчиво сказал другой мой спутник — недоучившийся технарь Челли. — Генератор плазмы какой-то... И что же он — так и греет здесь потолок веки вечные или только в нашу честь врубился?
Не имея ответа на столь к месту поставленный вопрос, я приказал провести в помещении замеры радиационного и СВЧ полей и приступил к осмотру помещения. Замеры ничего особенного не показали, а вот мои поиски определенный результат принесли — у одного из чрезвычайно низких, смахивающих больше на норы выходов я нашел то, что у исследователей, описывавших Храм, принято называть кап — прозрачный, смахивающий больше на потек смолы нарост над сделанным когда-то человеческой рукой повреждением. Сквозь этот потек можно было оценить и само повреждение: кто-то не так надо (если судить по размерам капа, лет двадцать — тридцать тому назад) вырезал (или, может быть, выжег) справа от входа, примерно на уровне глаз человека среднего роста, нечто, что мне показалось сначала каким-то подобием радиосхемы или странным орнаментом, резко отличавшимся от орнаментов Предтеч. И, только пройдя в этот вход, я понял — лабиринт! У входа кто-то, решивший позаботиться о своих последователях или о себе самом — в следующий визит, оставил схему начинавшегося за входом-лазом лабиринта.
Не успев, к счастью, сильно заплутать в нем, я отступил в зал и внимательно изучил рисунок, перерисовывая его к себе в блокнот. Приходилось принимать чуть ли не позы из «Камасутры», чтобы точно разглядеть все детали схемы.
Сам потек «янтаря» был — благодарение богу! — достаточно прозрачен, но поверхность его была неровна и то так, то сяк искажала скрытый под потеками рисунок. Странное чувство владело мною: словно не игра преломленного в неровных потеках «смолы» света заставляла рисунок менять свои очертания, а кто-то с той стороны, из глубины минувших десятилетий, силился донести до меня то важное, что хотел сказать, — свое послание. ВЕСТЬ.
Покончив с этой работой, я организовал импровизированный привал, и мы впервые за много часов блуждания по Храму выпили горячего кофе и проглотили по паре бутербродов. При этом я заставил подчиненных соблюдать все правила, которые следует, по мнению знатоков, соблюдать, если уж приходится принимать пищу в Янтарном Храме. Весь мусор — а его мы, слава богу, не произвели много — был собран, упакован и продолжил путь вместе с нами.
Путь же этот пролегал через расположенный на трех ярусах лабиринт, часть которого, необходимая для того, чтобы достигнуть какой-то неведомой цели, была достаточно точно изображена нашим неизвестным предшественником. В этом лабиринте я впервые, с того момента когда вошел в Храм, услышал хоть какие-то звуки. Сначала Зингер заявил, что нас-де вроде как окликают. Что основательно не понравилось всем нам троим. Затем Марсель — я имею в виду рядового Челли — обратил наше внимание на что-то подобное вздохам органа где-то вдали. А потом, совсем близко, словно за поворотом, — звук водопада. Казалось, даже вкус свежей водяной пыли ощутили мы. Но сворачивать с маршрута, и без того не вызывавшего полного доверия, мы не стали.
После того как мы пару раз, не разобравшись в моей перерисовке, чуть не сбились со следа, мы вышли в почти точную копию того «молельного зала». Настолько точную, что мне даже пришло в голову, что мы вернулись к исходной точке наших блужданий. Даже свеча теплилась на том же, казалось, месте.
Но нет: другим был орнамент на стенах. И не было больше ни у одного низкого выхода никакой под капом скрытой схемы. И вообще никаких путеводных указателей тот, кто проходил здесь раньше, нам не оставил. И еще: лестница за главным входом не приходила снизу, а уходила куда-то вверх...
Во здравом — насколько было возможно здраво рассуждать в такой обстановке — размышлении, мы выбрали этот — через главный вход — путь. Он не разветвлялся, только часто сворачивал под довольно крутыми углами. Я начал терять ориентацию в отношении глубины, на которой проходил этот коридор. Ко всему тому еще начали возникать перерывы в радиосвязи с лагерем. От, как я уже говорил, чем-то ставшего меня раздражать приятного на первый взгляд, мягкого янтарного света начала тихо кружиться голова. Я заметил, что и спутники мои начали беспокойно покручивать головами. Наконец Зингер попенял вслух.
— Чертовщина, — сказал он, — свет этот... Со всех сторон. Куда ни повернешься — в глаза лезет...
— Словно в печке раскаленной... Стенки светятся... — поддержал его Челли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Свободный Народ Леса! — загремел из нескольких репродукторов голос Верховного производителя.
Голос этот был столь же облагорожен компьютерной обработкой, сколь и усилен.
— Сегодня настал великий день. Сегодня я собрал здесь всех тружеников Котлована для того, чтобы объявить вам, что цель, к которой мы упорно шли все те годы, которые я был с вами, достигнута! Пора донести до вас весь тот великий смысл, который Высшая Сила вложила в ваш трудовой подвиг.
Лишь немногим из вас известна Истина. То, что высится перед вами, — не гробница, полная драгоценностей, и не завод Древних, производящий антивещество. Нет. Перед вами самый настоящий Корабль Древних Пришельцев. И сегодня он совершит свой первый полет и получит свое имя. Теперь Истину вправе знать все!
Гул прокатился по террасам Котлована. На несколько секунд даже цепи ограждения дрогнули. Но голос Высшего производителя вернул толпы к порядку.
— Те, кто стоял у основ того дела, что завершено сегодня, — пророкотал он, — потратили годы и годы, извлекая из сохранившихся со времен Первых Высадок засекреченных документов, из легенд и слухов, роившихся вокруг тех руин цивилизации Древних Пришельцев, что оказались сосредоточены именно здесь — на Северном полушарии Планеты, заброшенном и обойденном вниманием исследователей, крохи сведений о местонахождении Корабля Древних. Немалые силы были потрачены на возобновление археологических раскопок. Но самым трудным оказалось поверить в то, что сохранившийся в толщах песчаных наносов Корабль Древних Пришельцев найден нами и что он невредим. Восстановлен и готов подняться в небо.
К счастью, к тому времени наука уже многое сделала для понимания того, как действовали эти космические суда, на что они были способны, как они управлялись. Даже те жалкие их остатки, которые за последнее столетие были найдены в шести различных точках Галактики, дали человечеству многое... Меня же Провидение сделало тем орудием, которое воплотило все эти знания в реальность. Высшая Сила наделила нас возможностями сосредоточить здесь, в Котловане и его окрестностях, огромные силы, необходимые и для совершения простой, но огромной работы по извлечению Корабля из недр песков, похоронивших его тысячелетия назад. Провидение наставило меня на истинный путь, которым мне выпало вести Свободный Народ Леса вперед, к высотам прогресса и процветания, помогло нам утвердить на половине суши этой планеты самый совершенный и справедливый общественный строй, который когда-либо знало человечество. И укреплению этого строя послужит обладание Кораблем Древних — сокровищницей технологий и научных открытий Достигнутых более высокоразвитой, чем все нам известные, цивилизацией...
— Это объявление войны, — тихо сказал кто-то за спиной у Клайда.
Тот обернулся и сподобился сомнительного счастья узреть блеск пенсне Советника Георгиу. Они вежливо поздоровались. Клайд не стал спрашивать Советника о том, что он имел в виду. Тем более что Высший производитель работ начал закругляться.
— Через несколько секунд, — вещал он, — будут переведены в рабочий режим маневровые двигатели Корабля, и, получив новое имя, он совершит свой первый полет. Пока мы не ставим перед собой цели выйти за пределы атмосферы нашей планеты — экипаж должен будет долго осваивать управление чуждой для землян техникой. Но — как говорят — лиха беда начало...
Повернувшись к громаде Корабля, Дед третий раз воздел к небу посох и амулет. Тут только Клайд сообразил, что амулет-то — тот самый, что обычно болтался на цепи на плечах Внучки.
— От имени Свободного Лесного Народа я — Дед Всех Дедов! Высший производитель работ Харви Мак-Аллистер — вверяю экипажу ключ двигателей Великого Объекта!
Он простер руку с амулетом в сторону кромки корпуса Корабля.
Феста протянула руку. Взяла амулет. Снова воздела его на свои плечи. Отсалютовала и под нарастающий гул почти побежала к спуску в недра Корабля.
Снова наступило напряженное ожидание. Ропщущий гул все выше поднимался над Котлованом. Советник Георгиу за спиной Клайда кашлянул.
— Нам надо поговорить с вами, капитан Ван-Дейл. Не стоит оборачиваться. Продолжайте смотреть на это представление...
— Я слушаю вас, господин Советник, — негромко и зло отозвался Клайд.
— Не здесь и не сейчас, капитан. Я вызову вас к себе в кабинет. У нас будет неплохой для этого повод...
— Воля ваша. Но о нашем разговоре и о его содержании...
— Это вы уж сами решите — потом...
— Спасибо вам за разрешение, господин Советник.
— Вам предстоит дальняя дорога, капитан. Но перед ней — одна-две проникновенные беседы с Верховным производителем работ. А потом я приглашу вас к себе — понапутствовать, так сказать.
— Немного похоже на беседу с гадалкой, извините. Долгую дорогу вы мне нагадали. Куда вот только? И как там насчет казенного дома и всего такого?
— Рад, что чувство юмора вам не изменяет, капитан... Что ж, будьте, как говорится, готовы...
Тем временем телохранитель снова доложил что-то Деду, и тот прервал наполненное сливающимся в один гул ропотом ожидание
— От имени Свободного Лесного Народа, я — Дед Всех Дедов, Высший производитель работ Харви Мак-Аллистер — повелеваю экипажу привести в действие двигатели вверенного нам Высшей Силой Объекта!
Воцарилась гробовая тишина. И в этой тишине родился и наполнил весь мир глухой, но необыкновенно мощный гул. Казалось, его издавала сама Планета. Необыкновенно ничтожным и жалким начинал чувствовать себя человек, погрузившийся в этот рокочущий, невидимый океан.
А громада Корабля плавно, без малейшего напряжения всплыла над своим каменным ложем и застыла над ним метрах в двадцати. Потом с такой же легкостью стала на место. Звук двигателей стал тише и сдвинулся куда-то — почти в инфразвук. Снизу по лестнице к Деду торопливо двинулась какая-то шестерка с чем-то поблескивающим на выставленном перед собой подносе. Господи — с бутылью шампанского.
Высший производитель ухватил сей неслыханный для Капо-Квача предмет роскоши за горлышко, продемонстрировал безмолвной толпе, укрепил в петле, специально приделанной на шесте по правую руку от него, и, отведя образовавшийся маятник как можно дальше, провозгласил.
— От имени Свободного Лесного Народа нарекаю Корабль сей именем нашего Древнего гимна — славным именем «Хару Мамбуру»!
Бутылка, сверкнув в лучах Звезды, строго в предназначенный момент выглянувшей из-за кромки горного кряжа, описала широкую дугу и грянула о борт Корабля. Шампанское изверглось пенным фонтаном, а вместе с ним извергся и Древний гимн — из тысяч глоток, невпопад.
«Remember Haru Mamburu!»
Часть III
«ХАРУ МАМБУРУ»
Глава 10
БОГ ВЕСТЕЙ
«К тому времени, когда из лагеря подтянулась вызванная мною вспомогательная рота, — писал адмирал в своих дневниках, — нам удалось вывести и вынести из Храма всю группу Виллановы. У самого Франсиско были еле заметны пульс и дыхание. Вся тройка рядовых, взятая им с собой, находилась в состоянии, близком к коме. Трое рядовых успели, как следует из их объяснений, вынести своего командира, которого, по их словам, „обуял Дьявол“, из зала-кельи, куда вел проход за аркой с надписью, и попытались найти дорогу к выходу, но оказались в конечном счете в совершенно другой части проклятого, залитого светом „янтаря“ лабиринта. Объяснить, что же все-таки приключилось с ними после того, как они прошли под украшенным рунами сводом, пострадавшие могли лишь весьма приблизительно.
Никольский и его группа, усиленная Джи-Джи и его людьми, из которых двоих успели покусать ночные древесные гадюки, появились, когда я рассматривал на походном дисплее исходную видеозапись, снятую видеокамерой со шлема Франсиско. Вторая ее часть — та, что относилась к событиям, последовавшим вслед за тем, как группа прошла под сводом арки, украшенной загадочной надписью, — была еще менее понятна, чем бредни самих злосчастных первопроходцев. Зато сама надпись была великолепно видна. Это были действительно руны Предтеч. Соединив свои познания и познания Джи-Джи, нам удалось осилить ее смысл: «Сколько бы вас ни вошло во Врата, выйдут из них только трое, сохранивших жизнь и разум»».
— Да, ядрена вошь, — констатировал читавший эти строки Шишел. — Читать ведь надо, куда прешься, коли написано!...
Он поднялся, походил из угла в угол, смерил на глаз уровень джина в объемистой бутыли, закутался в плед и продолжил чтение.
«Можно только сожалеть о том, что Вилланова был абсолютно несведущ в письменах Предтеч, — сокрушался в своем дневнике адмирал. — Весьма прискорбно и то, что качество изображения, передававшегося на мой монитор, оставляло желать много лучшего... Да, впрочем, я не смог бы прочесть надпись достаточно быстро.
Хотя мы и потеряли в этом походе полную дюжину человек, то, что случилось с этой четверкой, повергло меня в особое уныние, под стать унылому, пасмурному миру, который окружал нас на этих пустынных, залитых осенней мглой просторах Северного полушария. В этой мгле ставшие уже хорошо заметными — словно Храм все больше всплывал из-под скал — янтарные огни казались глазами притаившейся стаи жестоких и голодных зверей. Колорит обстановки дополняли стоны встревоженных нами Каиновых птиц. С удовольствием перестрелял бы проклятых тварей, но они умудряются быть совершенно незаметны в этом заросшем черным бурьяном нагромождении скал.
Троих, сопровождавших Вилланову, удалось привести в чувство. Самого Франсиско врач определил как практически безнадежного. Его так и не удалось вывести из комы и даже доставить живым до района эвакуации тоже не удалось.
Лагерь укрепили, организовали лазарет и наконец нормальную походную кухню. Накормили людей — впервые за несколько суток по-человечески — и оказали помощь покусанным гадюками. Похоже, с ними ничего особо страшного.
В тот же день, ближе к вечеру, я, препоручив пострадавших заботам Джи-Джи, предпринял спуск в галереи Храма самостоятельно в сопровождении двух рядовых. Трое, так трое, черт побери! Меня основательно мучила мысль о том, какой промежуток времени имели в виду те, кто оставил над сводом арки предупреждение входящим. Если бы те четверо прошли под ним не гуськом, а скажем, по-одному, с интервалом в час? Скорее всего, имелось в виду суммарное количество живых существ свыше определенного размера, прошедших через арку. Ну а после того как они покинули «охраняемое помещение»? Отсчет идет заново, или?...
К счастью — к счастью ли? — для нас, таинственное устройство, охраняющее заколдованный проход, видимо, «сбросило счетчик», — и мы трое, хотя и пережив несколько неприятных, напряженных мгновений, один за другим — я первым — прошли под роковым сводом. За ним, после короткого коридора и лестницы, ведшей наверх, оказался миниатюрный «молельный зал», как принято называть такие слегка тесноватые, почти совершенно пустые внутри помещения в современной терминологии — кто знает, чему в них молились и молились ли вообще?
Как и всюду в Храме, освещен зал был относительно мягким, но начавшим чем-то раздражать меня светом, который источал толстый слой украшенного причудливым рельефом «янтаря» — загадочной субстанции, изготовлявшейся Предтечами. Но здесь, в «молельном зале», на возвышении в пол человеческого роста — виданное ли дело — теплилась свеча! Я не сразу понял, что это не коптящее пламя воска, а раскаленный неведомым способом, превращенный в чистое, почти не колеблющееся пламя воздух реет над более темным, чем весь остальной «янтарь», почти непрозрачным резным стержнем, выраставшим из постамента. Мы с интересом рассматривали это непонятное устройство.
— Если бы у Предтеч было все, как у нас, я бы сказал, что это типичный фаллический символ... — сообщил нам свою гениальную догадку рядовой Зингер, явно не в меру образованный.
— Черт его знает что... — задумчиво сказал другой мой спутник — недоучившийся технарь Челли. — Генератор плазмы какой-то... И что же он — так и греет здесь потолок веки вечные или только в нашу честь врубился?
Не имея ответа на столь к месту поставленный вопрос, я приказал провести в помещении замеры радиационного и СВЧ полей и приступил к осмотру помещения. Замеры ничего особенного не показали, а вот мои поиски определенный результат принесли — у одного из чрезвычайно низких, смахивающих больше на норы выходов я нашел то, что у исследователей, описывавших Храм, принято называть кап — прозрачный, смахивающий больше на потек смолы нарост над сделанным когда-то человеческой рукой повреждением. Сквозь этот потек можно было оценить и само повреждение: кто-то не так надо (если судить по размерам капа, лет двадцать — тридцать тому назад) вырезал (или, может быть, выжег) справа от входа, примерно на уровне глаз человека среднего роста, нечто, что мне показалось сначала каким-то подобием радиосхемы или странным орнаментом, резко отличавшимся от орнаментов Предтеч. И, только пройдя в этот вход, я понял — лабиринт! У входа кто-то, решивший позаботиться о своих последователях или о себе самом — в следующий визит, оставил схему начинавшегося за входом-лазом лабиринта.
Не успев, к счастью, сильно заплутать в нем, я отступил в зал и внимательно изучил рисунок, перерисовывая его к себе в блокнот. Приходилось принимать чуть ли не позы из «Камасутры», чтобы точно разглядеть все детали схемы.
Сам потек «янтаря» был — благодарение богу! — достаточно прозрачен, но поверхность его была неровна и то так, то сяк искажала скрытый под потеками рисунок. Странное чувство владело мною: словно не игра преломленного в неровных потеках «смолы» света заставляла рисунок менять свои очертания, а кто-то с той стороны, из глубины минувших десятилетий, силился донести до меня то важное, что хотел сказать, — свое послание. ВЕСТЬ.
Покончив с этой работой, я организовал импровизированный привал, и мы впервые за много часов блуждания по Храму выпили горячего кофе и проглотили по паре бутербродов. При этом я заставил подчиненных соблюдать все правила, которые следует, по мнению знатоков, соблюдать, если уж приходится принимать пищу в Янтарном Храме. Весь мусор — а его мы, слава богу, не произвели много — был собран, упакован и продолжил путь вместе с нами.
Путь же этот пролегал через расположенный на трех ярусах лабиринт, часть которого, необходимая для того, чтобы достигнуть какой-то неведомой цели, была достаточно точно изображена нашим неизвестным предшественником. В этом лабиринте я впервые, с того момента когда вошел в Храм, услышал хоть какие-то звуки. Сначала Зингер заявил, что нас-де вроде как окликают. Что основательно не понравилось всем нам троим. Затем Марсель — я имею в виду рядового Челли — обратил наше внимание на что-то подобное вздохам органа где-то вдали. А потом, совсем близко, словно за поворотом, — звук водопада. Казалось, даже вкус свежей водяной пыли ощутили мы. Но сворачивать с маршрута, и без того не вызывавшего полного доверия, мы не стали.
После того как мы пару раз, не разобравшись в моей перерисовке, чуть не сбились со следа, мы вышли в почти точную копию того «молельного зала». Настолько точную, что мне даже пришло в голову, что мы вернулись к исходной точке наших блужданий. Даже свеча теплилась на том же, казалось, месте.
Но нет: другим был орнамент на стенах. И не было больше ни у одного низкого выхода никакой под капом скрытой схемы. И вообще никаких путеводных указателей тот, кто проходил здесь раньше, нам не оставил. И еще: лестница за главным входом не приходила снизу, а уходила куда-то вверх...
Во здравом — насколько было возможно здраво рассуждать в такой обстановке — размышлении, мы выбрали этот — через главный вход — путь. Он не разветвлялся, только часто сворачивал под довольно крутыми углами. Я начал терять ориентацию в отношении глубины, на которой проходил этот коридор. Ко всему тому еще начали возникать перерывы в радиосвязи с лагерем. От, как я уже говорил, чем-то ставшего меня раздражать приятного на первый взгляд, мягкого янтарного света начала тихо кружиться голова. Я заметил, что и спутники мои начали беспокойно покручивать головами. Наконец Зингер попенял вслух.
— Чертовщина, — сказал он, — свет этот... Со всех сторон. Куда ни повернешься — в глаза лезет...
— Словно в печке раскаленной... Стенки светятся... — поддержал его Челли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54