Заставить себя поверить в то, что его шарлатанский розыгрыш прошел, он не мог.
— Перед вами, — продолжат капитан, — красная рукоять на пломбе. Пломбу можете сорвать сейчас. Через сорок секунд мы выходим на критический участок орбиты. Ниже «Покахонтес» продолжать полет не сможет. Там уже начинается аэродинамика... В течение двадцати минут вы должны отчалить. Для этого отожмете рукоять до щелчка. Зажгутся два табло: «Программа прошла» и «Автомат». Меньше чем через час будете на поверхности. Комфорта не гарантирую. Когда решитесь на расстыковку — предупредите. Лучше, если вы это сделаете по моей команде. Мы прем на Северное полушарие.
— Нет, команды не надо.
— Дело ваше. Не забудьте сообщить код сенсоров вашего заряда. Как условились — перед входом в атмосферу.
Клайд все еще не мог заставить себя поверить, что никто из уймы людей, уже втянутых в водоворот этого дела, не раскусил его трюк. «Ну уж нет, козлы проклятые, вы же меня на траектории спуска ухлопаете самой паршивой противоракетой. Только тянуть время, только тянуть до самой поверхности. Пока вы там, облившись семью потами, не обнаружите, что это не сверхвысокая частота сочится из „магнитной бутылки“ с пульсирующей в ней дейтериевой плазмой, а орет перемонтированная схемка блока связи, засунутого за панель декоративной обшивки санузла каюты первого класса. Только тянуть время...»
— Не забуду, — пообещал он.
* * *
— Имен тех, кого нанял он, Ван-Дейл, я имею в виду, — пояснил Мелканян, — я не знаю. Настоящих имен. Таковы обычно условия в такого рода делах.
Последовала затянувшаяся пауза.
— Вы здесь не смотрите ТВ? — откашлявшись, осведомился брат лекарь у Бонифация. И тут же спохватился: — Ну да, конечно... Вам же не разрешено...
— Что-нибудь случилось с этим человеком?
— Еще как случилось. Он захватил рейсовый лайнер. В космосе. Сейчас, пока мы с вами беседуем, по трем каналам идет прямой репортаж.
— Боже мой! Что его заставило? — Бонифаций сосредоточенно вперил взгляд в пространство перед собой.
— Так или иначе — постарайтесь вспомнить о нем все, — сухим, как пески пустыни, голосом приказал ему брат во Храме. — Кто вам его сосватал?
Глаза Мелканяна вылезли из орбит. Щеки — посинели и раздулись. Взгляд стал совершенно бессмысленным. Так досаждавшее ему сходство с неким козлом он утратил. Сейчас старый Бонифаций походил больше на глубоководную рыбу, исторгнутую злыми силами из родной стихии. Глаза брата лекаря стали стальными.
— К-каттаруза... Этого ч-человека мне сосватал Папа — Джанфранко Каттаруза... — с трудом выговорил Мелканян. Он прекрасно понимал, в ЧЕМ сознается...
Второй раз остолбенение постигло брата лекаря.
— Так, выходит, с самого начала в нашем... м-м... предприятии принимали участие люди Черной Церкви? Адепты Лукавого? — Голос брата перешел в громовой регистр: — Слов... Я не нахожу слов!...
— Джанфранко — самый обычный мафиози, поверьте мне. И Клайда он мне сосватал в порядке чисто деловых отношений. Такие профессионалы на дороге не валяются. И поймите... Все это не имеет смысла. Все это не имеет ни малейшего смысла — теперь... Все это ваше дознание.
Брат лекарь уже взял себя в руки и лишь без особого успеха пытался пробуравить брата негоцианта взглядом, исполненным праведного гнева.
— Что ты, собственно, хочешь сказать мне, брат Бонифаций? Почему ты находишь наше дознание лишенным смысла?
— Да потому, что Роковое Кольцо уже воздето на перст!
— Мы знаем это — был знак...
— И воздел его на свой палец, всего скорее, тот самый громила, что выпотрошил мой сейф. Он... он сам ищет нас... меня. Он тщится спастись... избавиться... Он был здесь этой ночью. Это он пришел... последним. Разминулся... Он снова придет... Если же нет, ищите вторую половину Симметричного Набора — и вы найдете его...
И снова брат лекарь оцепенел почти на десяток секунд.
— Ты уверен, что это не была галлюцинация, брат?
— От галлюцинаций не разит луком с водкой пополам. Вам бы такую галлюцинацию, брат. С лесного кабана размером. Жуткая рожа...
— Если все и обстоит так, как это говоришь ты, — подумав, молвил брат лекарь, — то грех нам дожидаться, пока Избранник сам придет к нам в руки... Расскажи мне, как он выглядел.
И брат негоциант стал терпеливо припоминать и излагать брату лекарю приметы Дмитрия Шаленого — взломщика по кличке Шишел-Мышел. Совершенно ему неизвестного.
* * *
Бандура тяжело вздохнул, поднялся, отпер дверь и перехватил у Трюкача тяжелую, пещерного хряка кожи сумку.
— Нету там никакой засады, — сообщил Гарик, проходя в комнату. — И вообще все тихо. Промок я снова как сволочь... Ух ты!
Последнее относилось к всплывшему на экране ТВ сюжету. Показывали физиономию наконец вычисленного угонщика «Покахонтес».
— Это ж он и есть! — с восторгом сообщил Гарик. — Симпатяга мой... Что Холере черепок набок свернул...
Оба пахана с недоумением смотрели на него. Потом Шишел перевел взгляд на звякнувшую металлом сумку, которую Бандура поставил перед ним на пол. Потом — снова на Гарика.
— Откуда ты это взял, сука? — спросил он.
* * *
— Напрасно он тянет, — заметил главный диспетчер. — Их выносит на Северный бугор.
— Это вы про Северное полушарие, что ли? — недоуменно спросил следователь Клецки. — Оно, правда, необитаемо, но думаю, что тип не уйдет. Только что прошла информация о том, что подняли на барражировку поисковую авиацию.
— Поисковой авиации на Северном делать нечего, — не отрывая взгляда от экрана, пояснил Остин. — Туда народу еще до Первой Высадки путь закрыт.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался не слишком сведущий в здешней истории Клецки.
— Видите ли, каждый, кто родился в Малой Колонии или хотя бы достаточно долго жил в ней, знает, что до Первой Высадки была еще Самая Первая... На Северном бугре. После чего первопроходцы долго носа не совали на поверхность, а кружили на орбитальных стационарах и ломали голову, с какого боку подобраться к такой привлекательной и такой негостеприимной планетке. Можно сказать, что природа Северного полушария лет этак на сорок затормозила освоение Планеты. Оно так и осталось terra incognita до сих пор. Правда, во времена Империи туда благополучно ссылали всякую уголовную шваль и из Колонии, и со всей космической окрестности. Да и политических — тоже... Потом это прикрыли как исключительно бесчеловечный вид казни. И только через много лет обнаружилось, что многие из сосланных выжили. Тогда осваивать Северное стало почти совсем невозможно.
— Почему, собственно? Вы же говорите — они все-таки выжили...
— А именно потому, что выжили... Эти выжившие и оказались самым страшным аттракционом в этой «пещере ужасов»... Тот еще народ... Это уж потом, в наше время, появилось понятие о туземцах... Черта... Трапперы... Ряженые под туземцев, Древний гимн по ТВ...
— Готово! — заорали внизу. — Он двинул! — На экран выдали слегка подрагивающее изображение с заатмосферного телескопа: взбудораженная толчком взрывболтов «Покахонтес» норовила нелепо развернуться, гася макровибрации корпуса, а дюзы еще находящегося в кадре шаттла извергали уже короткое, злое пламя. Камера повела челнок, но он уходил за откуда-то сверху надвинувшийся — жемчужно-серой, не в фокусе, массой — горизонт.
— Расчет траектории на общий дисплей! — скомандовал диспетчер.
Клецки отчаянно пытался разобраться в лихорадочно сменяющих друг друга цифрах и схемах.
Остин устало прикрыл глаза. «Самое время вам заступать, полковник Гарднер, — подумал он. — Игра, похоже, сыграна... Камушек заждался меня...»
— Вхождение в атмосферу началось, — доложил диспетчер.
— Капитан Барри зол как тысяча чертей, — сообщили из группы связи с «Покахонтес». — Этот тип не предупредил о старте, и их развернуло. И не подумал сообщать код. Впрочем... Он вышел на связь.
Там, в небе противоположного полушария, слегка затуманенную перегрузкой голову Клайда посетила мысль о том, что одураченный экипаж может начать эвакуацию, и он представил сцены, разворачивающиеся на охваченном паникой лайнере...
— Черт с вами... — пробормотал он, с трудом ворочая языком. — Черт с вами... — И потянул к себе невероятно тяжелый микрофон...
— Дьявол! — крикнул снизу человек из группы связи. — Он передал, что это — имитатор. Капитан мечет икру литровыми банками. Так, говорит, я и думал...
— И я тоже так думал... Пусть все равно ничего не предпринимает до прибытия на борт специалистов, — распорядился Остин. — Теперь все внимание — на шаттл. Кстати, у него есть название?
— Есть, — вяло отозвался комендант: им тоже овладела нервная реакция. — «Парамелла».
— А второй, надо полагать, называется «Чебурелла»?.. — предположил догадливый Клецки.
— Как это вы догадались? — все так же вяло удивился комендант.
Остин с трудом отвел взгляд от экрана — на нем уже перехваченный полем наблюдения другого орбитального телескопа плыл над рябью облаков постепенно обрастающий огненной «шубой» челнок — и перевел его на зал операторов. Только сейчас до него дошло, что десятки людей, работавших там, были заняты не слишком-то относящимся к угону лайнера делом: они отслеживали, корректировали, согласовывали сотни орбит траекторий больших и малых кораблей и аппаратов, бороздивших довольно, оказывается, населенный ближний космос Малой Колонии — занимались повседневным делом. И злосчастная «Покахонтес» и вся с ней связанная кутерьма были для них всего лишь еще одной досадной помехой в этом и без того, нелегком и нервном деле.
— Он уже прошел огонь, — доложил диспетчер. — Визуальный контроль теряется... — И, помолчав, добавил: — И его закручивает...
Последовала довольно долгая пауза.
— Да, он теряет управление... — Диспетчер кашлянул, потом сказал в микрофон — туда, вниз: — Вы можете дать мне борт шаттла?
Он с некоторым смущением оглянулся на Остина, но тот не выдал никакой реакции.
— Эй, парень!... Эй!... Вызываю борт шаттла S-11... Ага, до него дошло... Эй, вы, Ван-Дейл, вы слышите меня? Наконец-то... Выслушайте меня внимательно. Ваш шаттл теряет ориентацию. Если до высоты десять... Да, десять километров... Если ориентация не восстановится, катапультируйтесь. Не позже... Тогда уже вас закрутит...
Все завороженно следили за экраном. Пауза тянулась и тянулась... Еле заметно тлел в углу огонек перед обычным на космотерминалах алтарьком Дильин-Луану — Бессонному Богу Странствий. Кто-то недавно принес ему жертву — льготный талон на разовый проезд монорельсом.
Диспетчер сел и нервно вытащил сигарету из пачки. Глянул на запретительный транспарант, сломал и бросил в корзину. Поднял глаза на Остина.
— В конце концов, я диспетчер, а не убийца...
Остин не успел открыть рта. Из-за его спины в освещенное настольными светильниками пространство вышел человек, украшенный гордыми сединами, за его спиной серой тенью стоял другой — тоже в штатском и тоже с военной выправкой, только помоложе. Этот кивнул Клецки.
— Вы совершенно правы, диспетчер. Именно так вы и должны были поступить, — сказал Седой.
Он повернулся к Остину. Этих двоих тоже не надо было представлять друг другу.
— Вы можете вздохнуть свободно, Генри, — сказал он. — В том смысле, что ваши непосредственные дела ждут вас. Очень удачно, что вы оказались здесь.. Следователь Райкин сменит следователя Клецки...
— Очень хорошо, полковник, — устало сказал Остин. — Потом вы мне расскажете, чем закончилось это шоу...
Кое-что он к этим словам добавил. Но не вслух.
— Данные телеметрии, — доложил диспетчер. — Есть катапультирование. Шаттл закрутило... Пикирует...
— Куда несет парашют? — осведомился полковник Гарднер.
Пауза. Диспетчер выслушал по наушнику доклад наблюдателя, глянул на экран и криво усмехнулся:
— Я вроде зря старался, господа...
Полковник поморщился.
— Что вы имеете в виду? Парашют не сработал?..
— Сработал. Но парня несет на Капо-Квача.
Полковник похлопал себя по карманам, бросил взгляд на запрещающий курить транспарант, отказался от своей затеи и констатировал:
— Ну что же — упокой Господь его душу...
Клецки откашлялся:
— Что вы все имеете в виду?
— Вы точно — не отсюда, сэр... — сочувственно взглянул на него диспетчер. — Вот ваш коллега полчаса назад объяснил вам, что Северный бугор — это, так сказать, тыльная часть этого мира. Его зад, так скажем... Так вот если вы это поняли, то примите к сведению, что Капо-Квача в этом заду — главная дыра.
Часть II
КАПО-КВАЧА
Глава 4
БОГ ПЕРВОЙ КРОВИ
— Повторяю: все шло нормальным ходом, — зло сказал Адриатика. — Дежурным Джок заплатил столько, сколько нужно, чтобы нам с Бонифацием не мешали полчасика беседовать по душам. Да и сам старик сперва был не против переброситься со мной парой слов. Но только вот, оказывается, я не один к нему наведался.
— Ты должен был подстраховаться, Фай, — строго заметил присевший на край своего президентских размеров стола Папа Джанфранко.
— Не ребенок я, — не без обиды в голосе отозвался Адриатика. — В коридоре Джок на стреме болтался. Как найду — шею сверну дурню. Хотя против гипнополя Джок, конечно, не защита...
— Думаешь, гипноиндуктором вас накрыли?
— Очень похоже. Только странным был гипноз... В общем, только я у старика Бонифация о здоровье справился, как смотрю — он меня и не слушает вовсе, а куда-то мне за спину таращится. Ну я, естественно, оборачиваюсь, и с того момента — в голове все едет. Помню только, что толковали они долго. Я же сижу — пень пнем. А ТОТ — за спиной у меня — талдычит и талдычит... А чего ему надо было — убейте, не помню. Потом только у Джанни в машине соображать что-то начал...
— Ладно. — Папа тяжело вздохнул. — Я знаю, что обштопать тебя, Фай, — дело не из легких. Сдается мне, что пока не стоит нам соваться в эти дела... В каком состоянии старик-то теперь?
Этот вопрос он адресовал своему секретарю, только что осторожно появившемуся в дверях.
— Чарутти полчаса назад докладывал — все в норме. Но пока к нему никого не пускают.
— Джок объявился? Грибник?
— Сидит у Волынски в околотке. Его вместе с Фаем и сгребли, когда шум весь этот поднялся. Чарутти говорит, что из-за него все и вышло. Его там за покойника приняли — на полу сидел в закутке каком-то. Ну, дежурный сразу про палату господина Мелканяна и вспомнил. Такая деталь: там еще один деятель был — в палате... Громадных размеров тип. Одет под санитара. Он смылся. С ним связываться побоялись.
— Громадных, говоришь, размеров?
— Чарутти говорит. Точнее, ему так сказали. Еще он говорит, что это характерно. И еще, — громила секретарь наконец мотивировал свое появление в кабинете шефа, — здесь бич какой-то приходил. Как с помойки выбрался. И тощий весь как щепка. Просил передать вам это вот...
Каттаруза, неприязненно поморщившись, взял сработанный из плотной фольги конверт, вскрыл его и прочитал несколько строчек, от руки нацарапанных на листке желтоватой бумаги. Ни имя Самуэля Бирмана, ни его должность, ни отношения Самуэля с людьми Янтарного Храма не вызвали у него никаких эмоций. Важен был только знак, стоящий вместо подписи. Знак менял цвет. Выцветал на глазах. Совсем исчез.
Папа задумался.
— Ладно... Ты в форме? — осведомился он у Фая.
— Я как-никак не барышня, чтобы месяц приходить в себя после того, как меня поимели...
Папа протянул ему записку.
— Этого человека достанешь живым. Запрешь в надежном месте. Лучше на «русской даче».
— Ясно, — торопливо сказал Фай, с недоумением разглядывая листок.
— Шкурку, смотри, не попорть... И вот еще что... — Каттаруза переменил позу. Почесал нос. — ТОТ... что стоял за тобой... там — в палате... Это и был тот громила, что косил под санитара?
Адриатика передернул плечами.
— Да нет... Мне, сам видишь, не очень-то все это запомнилось... Но ЭТО — та… тень. Я, собственно, только тень и видел... Странная такая. Не совсем человеческая. Урод страшный. И вместо глаз у него — Желтый Огонь...
* * *
Клайд не сразу понял, что то, что он видит перед собой, — просто-напросто небо. Небо Северного полушария. Голова его работала с некоторым трудом. Удивительно, что обошлось только этим. Зеленая, в кружевном орнаменте то ли леса, то ли кустарника, бескрайняя гладь болот раскинулась под ним после долгого, похожего на дурной сон полета под ядовито-желтым куполом давно устаревшей конструкции парашюта, и он только-только стал что-то различать с той головокружительной высоты, на которой находился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Перед вами, — продолжат капитан, — красная рукоять на пломбе. Пломбу можете сорвать сейчас. Через сорок секунд мы выходим на критический участок орбиты. Ниже «Покахонтес» продолжать полет не сможет. Там уже начинается аэродинамика... В течение двадцати минут вы должны отчалить. Для этого отожмете рукоять до щелчка. Зажгутся два табло: «Программа прошла» и «Автомат». Меньше чем через час будете на поверхности. Комфорта не гарантирую. Когда решитесь на расстыковку — предупредите. Лучше, если вы это сделаете по моей команде. Мы прем на Северное полушарие.
— Нет, команды не надо.
— Дело ваше. Не забудьте сообщить код сенсоров вашего заряда. Как условились — перед входом в атмосферу.
Клайд все еще не мог заставить себя поверить, что никто из уймы людей, уже втянутых в водоворот этого дела, не раскусил его трюк. «Ну уж нет, козлы проклятые, вы же меня на траектории спуска ухлопаете самой паршивой противоракетой. Только тянуть время, только тянуть до самой поверхности. Пока вы там, облившись семью потами, не обнаружите, что это не сверхвысокая частота сочится из „магнитной бутылки“ с пульсирующей в ней дейтериевой плазмой, а орет перемонтированная схемка блока связи, засунутого за панель декоративной обшивки санузла каюты первого класса. Только тянуть время...»
— Не забуду, — пообещал он.
* * *
— Имен тех, кого нанял он, Ван-Дейл, я имею в виду, — пояснил Мелканян, — я не знаю. Настоящих имен. Таковы обычно условия в такого рода делах.
Последовала затянувшаяся пауза.
— Вы здесь не смотрите ТВ? — откашлявшись, осведомился брат лекарь у Бонифация. И тут же спохватился: — Ну да, конечно... Вам же не разрешено...
— Что-нибудь случилось с этим человеком?
— Еще как случилось. Он захватил рейсовый лайнер. В космосе. Сейчас, пока мы с вами беседуем, по трем каналам идет прямой репортаж.
— Боже мой! Что его заставило? — Бонифаций сосредоточенно вперил взгляд в пространство перед собой.
— Так или иначе — постарайтесь вспомнить о нем все, — сухим, как пески пустыни, голосом приказал ему брат во Храме. — Кто вам его сосватал?
Глаза Мелканяна вылезли из орбит. Щеки — посинели и раздулись. Взгляд стал совершенно бессмысленным. Так досаждавшее ему сходство с неким козлом он утратил. Сейчас старый Бонифаций походил больше на глубоководную рыбу, исторгнутую злыми силами из родной стихии. Глаза брата лекаря стали стальными.
— К-каттаруза... Этого ч-человека мне сосватал Папа — Джанфранко Каттаруза... — с трудом выговорил Мелканян. Он прекрасно понимал, в ЧЕМ сознается...
Второй раз остолбенение постигло брата лекаря.
— Так, выходит, с самого начала в нашем... м-м... предприятии принимали участие люди Черной Церкви? Адепты Лукавого? — Голос брата перешел в громовой регистр: — Слов... Я не нахожу слов!...
— Джанфранко — самый обычный мафиози, поверьте мне. И Клайда он мне сосватал в порядке чисто деловых отношений. Такие профессионалы на дороге не валяются. И поймите... Все это не имеет смысла. Все это не имеет ни малейшего смысла — теперь... Все это ваше дознание.
Брат лекарь уже взял себя в руки и лишь без особого успеха пытался пробуравить брата негоцианта взглядом, исполненным праведного гнева.
— Что ты, собственно, хочешь сказать мне, брат Бонифаций? Почему ты находишь наше дознание лишенным смысла?
— Да потому, что Роковое Кольцо уже воздето на перст!
— Мы знаем это — был знак...
— И воздел его на свой палец, всего скорее, тот самый громила, что выпотрошил мой сейф. Он... он сам ищет нас... меня. Он тщится спастись... избавиться... Он был здесь этой ночью. Это он пришел... последним. Разминулся... Он снова придет... Если же нет, ищите вторую половину Симметричного Набора — и вы найдете его...
И снова брат лекарь оцепенел почти на десяток секунд.
— Ты уверен, что это не была галлюцинация, брат?
— От галлюцинаций не разит луком с водкой пополам. Вам бы такую галлюцинацию, брат. С лесного кабана размером. Жуткая рожа...
— Если все и обстоит так, как это говоришь ты, — подумав, молвил брат лекарь, — то грех нам дожидаться, пока Избранник сам придет к нам в руки... Расскажи мне, как он выглядел.
И брат негоциант стал терпеливо припоминать и излагать брату лекарю приметы Дмитрия Шаленого — взломщика по кличке Шишел-Мышел. Совершенно ему неизвестного.
* * *
Бандура тяжело вздохнул, поднялся, отпер дверь и перехватил у Трюкача тяжелую, пещерного хряка кожи сумку.
— Нету там никакой засады, — сообщил Гарик, проходя в комнату. — И вообще все тихо. Промок я снова как сволочь... Ух ты!
Последнее относилось к всплывшему на экране ТВ сюжету. Показывали физиономию наконец вычисленного угонщика «Покахонтес».
— Это ж он и есть! — с восторгом сообщил Гарик. — Симпатяга мой... Что Холере черепок набок свернул...
Оба пахана с недоумением смотрели на него. Потом Шишел перевел взгляд на звякнувшую металлом сумку, которую Бандура поставил перед ним на пол. Потом — снова на Гарика.
— Откуда ты это взял, сука? — спросил он.
* * *
— Напрасно он тянет, — заметил главный диспетчер. — Их выносит на Северный бугор.
— Это вы про Северное полушарие, что ли? — недоуменно спросил следователь Клецки. — Оно, правда, необитаемо, но думаю, что тип не уйдет. Только что прошла информация о том, что подняли на барражировку поисковую авиацию.
— Поисковой авиации на Северном делать нечего, — не отрывая взгляда от экрана, пояснил Остин. — Туда народу еще до Первой Высадки путь закрыт.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался не слишком сведущий в здешней истории Клецки.
— Видите ли, каждый, кто родился в Малой Колонии или хотя бы достаточно долго жил в ней, знает, что до Первой Высадки была еще Самая Первая... На Северном бугре. После чего первопроходцы долго носа не совали на поверхность, а кружили на орбитальных стационарах и ломали голову, с какого боку подобраться к такой привлекательной и такой негостеприимной планетке. Можно сказать, что природа Северного полушария лет этак на сорок затормозила освоение Планеты. Оно так и осталось terra incognita до сих пор. Правда, во времена Империи туда благополучно ссылали всякую уголовную шваль и из Колонии, и со всей космической окрестности. Да и политических — тоже... Потом это прикрыли как исключительно бесчеловечный вид казни. И только через много лет обнаружилось, что многие из сосланных выжили. Тогда осваивать Северное стало почти совсем невозможно.
— Почему, собственно? Вы же говорите — они все-таки выжили...
— А именно потому, что выжили... Эти выжившие и оказались самым страшным аттракционом в этой «пещере ужасов»... Тот еще народ... Это уж потом, в наше время, появилось понятие о туземцах... Черта... Трапперы... Ряженые под туземцев, Древний гимн по ТВ...
— Готово! — заорали внизу. — Он двинул! — На экран выдали слегка подрагивающее изображение с заатмосферного телескопа: взбудораженная толчком взрывболтов «Покахонтес» норовила нелепо развернуться, гася макровибрации корпуса, а дюзы еще находящегося в кадре шаттла извергали уже короткое, злое пламя. Камера повела челнок, но он уходил за откуда-то сверху надвинувшийся — жемчужно-серой, не в фокусе, массой — горизонт.
— Расчет траектории на общий дисплей! — скомандовал диспетчер.
Клецки отчаянно пытался разобраться в лихорадочно сменяющих друг друга цифрах и схемах.
Остин устало прикрыл глаза. «Самое время вам заступать, полковник Гарднер, — подумал он. — Игра, похоже, сыграна... Камушек заждался меня...»
— Вхождение в атмосферу началось, — доложил диспетчер.
— Капитан Барри зол как тысяча чертей, — сообщили из группы связи с «Покахонтес». — Этот тип не предупредил о старте, и их развернуло. И не подумал сообщать код. Впрочем... Он вышел на связь.
Там, в небе противоположного полушария, слегка затуманенную перегрузкой голову Клайда посетила мысль о том, что одураченный экипаж может начать эвакуацию, и он представил сцены, разворачивающиеся на охваченном паникой лайнере...
— Черт с вами... — пробормотал он, с трудом ворочая языком. — Черт с вами... — И потянул к себе невероятно тяжелый микрофон...
— Дьявол! — крикнул снизу человек из группы связи. — Он передал, что это — имитатор. Капитан мечет икру литровыми банками. Так, говорит, я и думал...
— И я тоже так думал... Пусть все равно ничего не предпринимает до прибытия на борт специалистов, — распорядился Остин. — Теперь все внимание — на шаттл. Кстати, у него есть название?
— Есть, — вяло отозвался комендант: им тоже овладела нервная реакция. — «Парамелла».
— А второй, надо полагать, называется «Чебурелла»?.. — предположил догадливый Клецки.
— Как это вы догадались? — все так же вяло удивился комендант.
Остин с трудом отвел взгляд от экрана — на нем уже перехваченный полем наблюдения другого орбитального телескопа плыл над рябью облаков постепенно обрастающий огненной «шубой» челнок — и перевел его на зал операторов. Только сейчас до него дошло, что десятки людей, работавших там, были заняты не слишком-то относящимся к угону лайнера делом: они отслеживали, корректировали, согласовывали сотни орбит траекторий больших и малых кораблей и аппаратов, бороздивших довольно, оказывается, населенный ближний космос Малой Колонии — занимались повседневным делом. И злосчастная «Покахонтес» и вся с ней связанная кутерьма были для них всего лишь еще одной досадной помехой в этом и без того, нелегком и нервном деле.
— Он уже прошел огонь, — доложил диспетчер. — Визуальный контроль теряется... — И, помолчав, добавил: — И его закручивает...
Последовала довольно долгая пауза.
— Да, он теряет управление... — Диспетчер кашлянул, потом сказал в микрофон — туда, вниз: — Вы можете дать мне борт шаттла?
Он с некоторым смущением оглянулся на Остина, но тот не выдал никакой реакции.
— Эй, парень!... Эй!... Вызываю борт шаттла S-11... Ага, до него дошло... Эй, вы, Ван-Дейл, вы слышите меня? Наконец-то... Выслушайте меня внимательно. Ваш шаттл теряет ориентацию. Если до высоты десять... Да, десять километров... Если ориентация не восстановится, катапультируйтесь. Не позже... Тогда уже вас закрутит...
Все завороженно следили за экраном. Пауза тянулась и тянулась... Еле заметно тлел в углу огонек перед обычным на космотерминалах алтарьком Дильин-Луану — Бессонному Богу Странствий. Кто-то недавно принес ему жертву — льготный талон на разовый проезд монорельсом.
Диспетчер сел и нервно вытащил сигарету из пачки. Глянул на запретительный транспарант, сломал и бросил в корзину. Поднял глаза на Остина.
— В конце концов, я диспетчер, а не убийца...
Остин не успел открыть рта. Из-за его спины в освещенное настольными светильниками пространство вышел человек, украшенный гордыми сединами, за его спиной серой тенью стоял другой — тоже в штатском и тоже с военной выправкой, только помоложе. Этот кивнул Клецки.
— Вы совершенно правы, диспетчер. Именно так вы и должны были поступить, — сказал Седой.
Он повернулся к Остину. Этих двоих тоже не надо было представлять друг другу.
— Вы можете вздохнуть свободно, Генри, — сказал он. — В том смысле, что ваши непосредственные дела ждут вас. Очень удачно, что вы оказались здесь.. Следователь Райкин сменит следователя Клецки...
— Очень хорошо, полковник, — устало сказал Остин. — Потом вы мне расскажете, чем закончилось это шоу...
Кое-что он к этим словам добавил. Но не вслух.
— Данные телеметрии, — доложил диспетчер. — Есть катапультирование. Шаттл закрутило... Пикирует...
— Куда несет парашют? — осведомился полковник Гарднер.
Пауза. Диспетчер выслушал по наушнику доклад наблюдателя, глянул на экран и криво усмехнулся:
— Я вроде зря старался, господа...
Полковник поморщился.
— Что вы имеете в виду? Парашют не сработал?..
— Сработал. Но парня несет на Капо-Квача.
Полковник похлопал себя по карманам, бросил взгляд на запрещающий курить транспарант, отказался от своей затеи и констатировал:
— Ну что же — упокой Господь его душу...
Клецки откашлялся:
— Что вы все имеете в виду?
— Вы точно — не отсюда, сэр... — сочувственно взглянул на него диспетчер. — Вот ваш коллега полчаса назад объяснил вам, что Северный бугор — это, так сказать, тыльная часть этого мира. Его зад, так скажем... Так вот если вы это поняли, то примите к сведению, что Капо-Квача в этом заду — главная дыра.
Часть II
КАПО-КВАЧА
Глава 4
БОГ ПЕРВОЙ КРОВИ
— Повторяю: все шло нормальным ходом, — зло сказал Адриатика. — Дежурным Джок заплатил столько, сколько нужно, чтобы нам с Бонифацием не мешали полчасика беседовать по душам. Да и сам старик сперва был не против переброситься со мной парой слов. Но только вот, оказывается, я не один к нему наведался.
— Ты должен был подстраховаться, Фай, — строго заметил присевший на край своего президентских размеров стола Папа Джанфранко.
— Не ребенок я, — не без обиды в голосе отозвался Адриатика. — В коридоре Джок на стреме болтался. Как найду — шею сверну дурню. Хотя против гипнополя Джок, конечно, не защита...
— Думаешь, гипноиндуктором вас накрыли?
— Очень похоже. Только странным был гипноз... В общем, только я у старика Бонифация о здоровье справился, как смотрю — он меня и не слушает вовсе, а куда-то мне за спину таращится. Ну я, естественно, оборачиваюсь, и с того момента — в голове все едет. Помню только, что толковали они долго. Я же сижу — пень пнем. А ТОТ — за спиной у меня — талдычит и талдычит... А чего ему надо было — убейте, не помню. Потом только у Джанни в машине соображать что-то начал...
— Ладно. — Папа тяжело вздохнул. — Я знаю, что обштопать тебя, Фай, — дело не из легких. Сдается мне, что пока не стоит нам соваться в эти дела... В каком состоянии старик-то теперь?
Этот вопрос он адресовал своему секретарю, только что осторожно появившемуся в дверях.
— Чарутти полчаса назад докладывал — все в норме. Но пока к нему никого не пускают.
— Джок объявился? Грибник?
— Сидит у Волынски в околотке. Его вместе с Фаем и сгребли, когда шум весь этот поднялся. Чарутти говорит, что из-за него все и вышло. Его там за покойника приняли — на полу сидел в закутке каком-то. Ну, дежурный сразу про палату господина Мелканяна и вспомнил. Такая деталь: там еще один деятель был — в палате... Громадных размеров тип. Одет под санитара. Он смылся. С ним связываться побоялись.
— Громадных, говоришь, размеров?
— Чарутти говорит. Точнее, ему так сказали. Еще он говорит, что это характерно. И еще, — громила секретарь наконец мотивировал свое появление в кабинете шефа, — здесь бич какой-то приходил. Как с помойки выбрался. И тощий весь как щепка. Просил передать вам это вот...
Каттаруза, неприязненно поморщившись, взял сработанный из плотной фольги конверт, вскрыл его и прочитал несколько строчек, от руки нацарапанных на листке желтоватой бумаги. Ни имя Самуэля Бирмана, ни его должность, ни отношения Самуэля с людьми Янтарного Храма не вызвали у него никаких эмоций. Важен был только знак, стоящий вместо подписи. Знак менял цвет. Выцветал на глазах. Совсем исчез.
Папа задумался.
— Ладно... Ты в форме? — осведомился он у Фая.
— Я как-никак не барышня, чтобы месяц приходить в себя после того, как меня поимели...
Папа протянул ему записку.
— Этого человека достанешь живым. Запрешь в надежном месте. Лучше на «русской даче».
— Ясно, — торопливо сказал Фай, с недоумением разглядывая листок.
— Шкурку, смотри, не попорть... И вот еще что... — Каттаруза переменил позу. Почесал нос. — ТОТ... что стоял за тобой... там — в палате... Это и был тот громила, что косил под санитара?
Адриатика передернул плечами.
— Да нет... Мне, сам видишь, не очень-то все это запомнилось... Но ЭТО — та… тень. Я, собственно, только тень и видел... Странная такая. Не совсем человеческая. Урод страшный. И вместо глаз у него — Желтый Огонь...
* * *
Клайд не сразу понял, что то, что он видит перед собой, — просто-напросто небо. Небо Северного полушария. Голова его работала с некоторым трудом. Удивительно, что обошлось только этим. Зеленая, в кружевном орнаменте то ли леса, то ли кустарника, бескрайняя гладь болот раскинулась под ним после долгого, похожего на дурной сон полета под ядовито-желтым куполом давно устаревшей конструкции парашюта, и он только-только стал что-то различать с той головокружительной высоты, на которой находился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54