От нее отказывались все, и семья, и друзья. Помните Лидию, младшую сестру из романа «Гордость и предубеждение»? Она сбежала с Уикхемом, поверила его обещаниям жениться. А потом он ее бросил, и ей, поверьте, было не до шуток. И сама девушка, и ее семья могли в ту пору погибнуть… из-за такого ее поведения.
Элиза кивнула. Она пыталась представить, на что была похожа тогдашняя жизнь, но как-то не получалось.
– Кажется, я вас поняла, – заметила она после некоторого размышления. – В мире Джейн Остин любовь была поистине большой роскошью. А секс приравнивался к игре с огнем. Но разве наши времена так уж сильно отличаются в этом плане?
– Ну конечно же! – воскликнул Дарси. – В тысяча восемьсот десятом году секс даже в браке грозил нешуточными опасностями. Очень много женщин погибало во время родов. Больше, чем от болезней и несчастных случаев. А уж риск подцепить какое-нибудь венерическое заболевание, даже от мужа, не брезговавшего уличными проститутками… Мужья часто удовлетворяли свои прихоти на стороне.
Элиза брезгливо поморщилась.
– Прелестно!
– Наше общество, конечно, далеко от совершенства, – заметил Дарси, – но я опасался, что, если расскажу Джейн, как разительно наша жизнь отличается от той, двухсотлетней давности, собственный мир покажется ей невыносимым. – Помолчав, он продолжил: – Мне было бы гораздо легче придумать новую, благополучную и более безопасную версию ее мира.
– Но вы этого не сделали, верно? Не стали придумывать благостную версию. – То был скорее не вопрос, а утверждение.
Дарси покачал головой.
– В конце концов, я рассказал ей все. О контроле над рождаемостью, о правах женщин, о женских организациях… Короче, сказал чистую правду.
Элиза взволнованно коснулась его руки.
– Господи боже, зачем же, Фиц? – воскликнула она. И в голосе ее звучало сострадание к давно умершей английской писательнице.
– Потому, что она хотела знать, – тихо ответил он. – Потому, что я не хотел лгать ей, она этого не заслуживала. И еще потому…
Тут он осекся и взглянул на руку Элизы. Медленно опустил на нее свою ладонь и всем телом подался вперед. Их лица почти соприкасались.
– Как и вам, Элиза, ей было тридцать четыре года, – прошептал он. – И хотя Джейн этого не подозревала… жизнь ее подходила к концу. – Тут голос у него дрогнул, и он покачал головой. – Мне хотелось, чтобы она знала: в будущем мир станет лучшим прибежищем для женщин.
– Ну и как она реагировала на все эти ваши откровения?
Элиза с особой остротой чувствовала, как он сжимает ее руку. И сама легонько сжала его пальцы, побуждая продолжить рассказ. Дарси закрыл глаза, наслаждаясь этим прикосновением.
– С учетом того факта, что Джейн считала меня самоуверенным, невыносимо наглым типом, реагировала она самым неожиданным образом, – тихо ответил он.
– Так значит, женщина в вашем обществе и в вашу эпоху может выбирать и отвергать возлюбленных по своему усмотрению, ничуть не опасаясь осуждения?
Джейн завороженно выслушала рассказ Дарси о любви и об устройстве общества в двадцать первом веке. И перебивала лишь изредка, задавая хорошо обдуманные, умные и точные вопросы, на которые он норой даже затруднялся ответить сразу. Как, скажем, на этот последний, касавшийся свободы всех современных женщин.
– Все не так просто, как может показаться на первый взгляд, – осторожно ответил Дарси. – Но в целом – да, это так. У женщины моего времени есть выбор. Потому как по большей части любовные отношения не регламентируются ни церковью, ни государством, ни даже родственниками любящих. – Он улыбнулся. – Право индивида на частную жизнь и свободный выбор в любви и сексе теоретически распространяется также на любой другой вид деятельности, затрагивающий отношения по обоюдному согласию между сознательными взрослыми гражданами, членами общества.
Джейн молча выслушала эту незнакомую ей концепцию общества, населенного мужчинами и женщинами, которым не запрещалось по обоюдному согласию заниматься любовью с кем угодно и как и когда им того захочется.
Воцарилось довольно продолжительное молчание.
– Но как же мораль? – спросила наконец Джейн.
Дарси пожал плечами.
– Пожалуй, мораль в мое время все же существует, – осторожно заметил он. – Бог свидетель, люди достаточно часто рассуждают о морали. Но то, что мы называем моралью, весьма относительно и соответствует лишь стандартам данного конкретного общества. В моем мире это слово чаще используют, говоря о коррумпированных политиках и банкирах, нежели о любви.
Он увидел, как нахмурилась Джейн, и понял, что в ее жестко структурированном обществе с четким классовым делением мораль и сексуальность – взаимоисключающие термины.
– Возьмем, к примеру, судьбу одной из героинь вашего романа, персонажа вымышленного, – сказал он. – Обстоятельства и социальные традиции, господствующие в обществе, заставляют ее выбирать между любовью и состоянием. Так где же, спрашивается, здесь мораль?
– Да, действительно, где? – воскликнула Джейн.
Она подняла на Дарси глаза, улыбнулась. Потом посидела молча еще с минуту, погруженная в свои мысли. И вдруг резко поднялась.
Дарси тоже вскочил, опасаясь, что наговорил много лишнего.
– Надеюсь, я не оскорбил вас своей откровенностью и прямотой? – спросил он.
Все еще улыбаясь, Джейн покачала головой.
– Нет. Вы были чрезвычайно деликатны в выборе слов, сэр. Вот только представить себе описанный вами подвижный и сверкающий мир будущего почти невозможно. Все равно что услышать пересказанный кем-то сон.
На какое-то время она снова умолкла, задумавшись. Из глубины леса потянуло холодным ветерком, зашелестели ветви деревьев, и она прошептала еле слышно:
– Поразительно! Женщина полностью свободна, и телом, и духом!
– Джейн…
Внезапно Дарси охватило неукротимое желание заключить в крепкие объятия эту хрупкую женщину, как-то защитить ее от жестокой реальности сурового мира, от страданий и близкой кончины в век примитивной медицины. От всего того, что ее ждало и о чем он не имел права ей рассказать.
– Мне пора, – сказала Джейн, прервав его мрачные мысли и подняв глаза на клонившуюся к горизонту луну. – Уже очень поздно. И еще я должна подумать над тем, что вы мне здесь рассказали.
Преодолев искушение обнять ее, согреть и утешить, Дарси шагнул к Джейн, взял за руку. Она вздрогнула, а потом застыла, не отрывая взгляда от его руки.
– Позвольте мне проводить вас до дома, – попросил он.
И тут, к полному его изумлению, она привстала на цыпочки и потянулась к нему. И спросила тонким и немного капризным голоском маленькой девочки:
– Разве вы не поцелуете меня на прощание?..
Он поколебался, затем наклонился и легонько поцеловал ее в губы. Джейн отстранилась, заглянула ему в глаза, и впервые за все время Дарси разглядел в ней настоящую женщину.
– Вы всегда вот так целуете леди, которая… – как это там у вас называется? – пришла к вам на свидание?
Дарси невольно улыбнулся, и напряжение спало, стало легче дышать, словно после первой летней грозы.
– Разве что на самом первом свидании, – ответил он.
Голос ее звучал дразняще, лицо казалось невыразимо прекрасным в лунном свете.
– А на втором… или третьем? – спросила она.
Дарси рывком притянул ее к себе, и на сей раз поцелуй был продолжительным и страстным. И она, отвечала на него, он это чувствовал.
На несколько секунд они превратились в единое целое. Но вот Джейн опустила голову на грудь Дарси и тихо вздохнула.
– Простите меня, пожалуйста. Я всего лишь хотела понять, на что это похоже – целоваться с возлюбленным в лунном свете. – Она подняла на него сияющие глаза, в них он не заметил и тени смущения и сожаления. – Можете считать меня глупой старой девой, которую еще ни разу по-настоящему не целовал мужчина, – прошептала она.
– Нет, Джейн, дорогая, – шепнул в ответ Дарси. И прижал дрожащие пальцы к ее губам, чтобы прекратить это саморазоблачение. – До конца своих дней буду помнить только прекрасную и желанную женщину, какой вы предстали предо мной этой ночью. И в мыслях и воспоминаниях моих вы никогда не состаритесь!
– А мне будут сниться сны о мужчине, который некогда меня любил, – сказала она. – Пусть всего лишь несколько минут. И во снах моих, милый Дарси, вы всегда будете сильным, добрым, образцом благородства.
Он был тронут ее признанием, но Джейн превратно истолковала удивление в его взгляде.
– О, не тревожьтесь, сэр! – заметила она со счастливой улыбкой. – Потому как я знаю, на самом деле вы меня вовсе не любите. Да и как такое возможно, если я не доверяла вам, сомневалась?.. – Тут Джейн, словно на что-то решившись, вздохнула и снова приблизилась к нему. – Хочется накопить запас сладких снов, – нежно прошептала она. – Так что нельзя ли еще один поцелуй, милый Дарси?..
Он нежно взял в ладони прекрасное ее лицо. Почувствовал, что от темных волос Джейн пахнет розами, и у него закружилась голова. И они долго целовались в угасающем свете луны.
ГЛАВА 27
– Мы стояли, овеваемые ночной прохладой, и я целовал ее снова…
Голос Дарси замер, он взглянул на свои руки, начал медленно сгибать и разгибать пальцы. Элиза застыла на сиденье, стараясь понять всю глубину и противоречивость чувств, что охватили в этот момент ее собеседника. Но, видимо, шампанское и трогательная история возымели свое действие. И она не сразу, но все же почувствовала, что по щекам катятся горячие слезы.
– Черт бы вас побрал, Фиц! – сердито воскликнула Элиза. – Если вы все это придумали, клянусь богом, я устрою вам…
И тут она разрыдалась.
Дарси поднял голову, и в его зеленых глазах она увидела такую муку, что сразу поняла: он был искренен. В порыве нежности и сострадания Элиза взяла его лицо в ладони и, глядя в самую глубину прекрасных зеленых глаз, тихо спросила:
– Так это все… правда?
– Да, – еле слышно ответил Дарси.
Чувствуя, что задыхается, Элиза нашарила ручку, распахнула дверцу старинной кареты и неловко соскочила вниз.
– Мне… нужен свежий воздух, – пробормотала она, промчалась по полутемному помещению амбара и выбежала в прохладную темноту ночи.
Дарси догнал ее на тропинке, ведущей к дому.
– Элиза… – начал он.
– Только сейчас ничего не говорите, прошу, пожалуйста, – взмолилась Элиза. – Мне надо все это осмыслить.
Какое-то время они шагали рядом в полном молчании. Холодный ветер высушил слезы на щеках Элизы, дурнота постепенно прошла. Она осторожно покосилась на высокого красивого мужчину, идущего рядом. Лицо его оставалось в тени, и угадать, о чем он думал в этот момент, было невозможно.
Элиза чувствовала: что-то изменилось. Но не могла догадаться, чем вызвана эта перемена: его неукротимым желанием убедить ее в своей искренности или же драматизмом этой совершенно невероятной истории. Что-то изменилось внутри нее самой. Разрушена некая хрупкая преграда, которую она возводила все эти годы. И в сердце вселился страх.
Она резко остановилась, взглянула на Дарси.
– Той ночью… вы занимались любовью с Джейн Остин? – со всей прямотой спросила она.
Дарси довольно долго молчал.
– К чему вам это знать? – выдавил он наконец.
– Сама еще не понимаю… – удрученно покачала головой Элиза. – Но чувствую, это важно.
– Мы стояли на опушке леса, в три часа ночи трава была мокрой от росы…
– Это не ответ! – перебила его Элиза. – Хотите знать, где и когда я занималась любовью в первый раз? В спальном мешке, в горах. В феврале.
– Вот как? – усмехнулся Дарси. И сразу стал похож на того надменного франтоватого незнакомца, которого она встретила в библиотеке на выставке. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. – Ужасно хочется послушать эту занимательную историю.
– Вы ее не услышите! – отрезала Элиза. Ее охватила ярость, вот только она сама не понимала почему. – Нет, вы наверняка все это придумали, – продолжила она, зная, что на самом деле это не так. – Я хочу сказать, – тут художница вернулась к врожденной нью-йоркской манере смотреть на все с изрядной долей цинизма, – это попросту невозможно, попасть в тысяча восемьсот десятый год и трахаться в сыром лесу с Джейн Остин!
Элиза еще быстрей зашагала по тропинке, словно хотела дать выход накопившемуся гневу.
– Мы целовались, а потом Джейн ушла, пообещав, что сразу даст знать, как только поговорит с нашедшими меня людьми.
Дарси догнал Элизу и зашагал рядом, продолжая свой рассказ.
Но вот они дошли до главного особняка поместья. Элиза остановилась, подняла глаза на Дарси.
– У меня еще вопрос, – сказала она. – В книге «Гордость и предубеждение» есть одна строчка… Ну, это когда Дарси первый раз делает предложение Элизабет Беннет…
Дарси кивнул и улыбнулся.
– Да, я прекрасно ее помню, – сказал он, глядя прямо ей в глаза. – «Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!»
Произнося эти слова, он вдруг с удивлением почувствовал, что некая часть его души откликается на них со всей пылкостью, точно он сам некогда объяснялся в любви героине романа.
Элиза потупилась, слишком уж гипнотическим показался взгляд зеленых глаз Дарси, откашлялась и заметила:
– Как давняя и преданная поклонница Джейн Остин, я никогда не могла поверить, что такие слова можно написать… не опираясь на реальность. Вы говорили ей эти слова, Фиц?
– Но, Элиза, Джейн написала «Гордость и предубеждение», когда ей не было еще и двадцати, – возразил Дарси. – А когда мы познакомились, она лишь правила этот роман, кое-что переделывала, редактировала. – Он покачал головой, то ли сокрушенно, то ли восхищенно – Элиза так и не поняла. – И поверьте, я не тот мужчина, о котором Джейн Остин писала в своей книге. И вообще не думаю, – добавил он, – что описанный ею герой когда-либо существовал в реальности. Разве что в ее воображении… Хотя, несмотря на это, не перестаю изумляться, что она использовала мое имя и название поместья. Почему она это сделала, я так до сих пор и не понял.
Элизу ничуть не убедили эти его слова.
– Дженни говорит, вы лучший из людей, которых она когда-либо знала.
Дарси громко расхохотался.
– Несмотря на некоторую необузданность характера, наша Дженни – неисправимый романтик.
– Возможно. Но те же слова Джейн Остин использовала в своей книге для описания Дарси.
– Большинство специалистов сходятся во мнении, что Джейн была абсолютно неисправимым романтиком, – заметил он.
– Нет, не думаю, – задумчиво ответила Элиза. И тут вдруг поразила Дарси совершенно неожиданным высказыванием: – Возможно, вы действительно необыкновенно добрый, заботливый и благородный человек, мистер Фицуильям Дарси.
И не успел он возразить, как Элиза, привстав на цыпочки, взяла в ладони его лицо, притянула к себе, откинула назад густые черные волосы, и взгляду ее открылся неровный белый шрам у самых корней, на виске. Она смотрела на него секунду-другую, затем принялась покрывать быстрыми поцелуями губы Дарси, а потом столь же резко отпустила, повернулась и пошла прочь. Он наблюдал за тем, как она исчезает в темноте. Когда их губы соприкоснулись, все тело его словно пронзило электрическим током. И еще ему страшно хотелось обнять ее, прижать к себе, ответить на поцелуи, но что-то удержало. Нечто похожее на чувство вины… или предательства. Но кого он, собственно, предал бы? Давным-давно умершую женщину?.. Немного придя в себя, Дарси бросился за Элизой и быстро ее догнал.
Менее чем в сорока футах от них в темном окне спальни на втором этаже стояла Фейт Харрингтон, следившая за парочкой. Руки ее были плотно скрещены на обнаженной груди, красивое лицо искажалось с трудом сдерживаемой яростью. Высокая белокурая женщина в окне больше всего напоминала в этот момент мраморную статую ангела мщения.
Фейт молча и злобно наблюдала за тем, как Элиза и Дарси, взявшись за руки, неспешно брели по лужайке к озеру.
После первого страстного поцелуя Элиза все же сумела взять эмоции под контроль. Позволила Дарси подхватить себя под руку, и они вместе двинулись сквозь чернильные ночные тени, сгустившиеся над Пемберли.
Элиза понимала: надо как следует разобраться с тем, что творится у нее сейчас в душе. И еще вдруг подумала, что дальнейшая судьба тех сумбурных чувств, что она испытывала к Дарси, будет во многом зависеть от его прошлого опыта. Опыта – это слово удивило ее. Уместно ли оно вообще? Верит ли она этому человеку? Возможно ли такое? Усилием воли художница постаралась успокоиться.
– Итак, вы с Джейн расстались той ночью, и ты вернулся в дом ее брата ждать от нее послания.
Продолжая шагать вперед, она с трепетом ждала, когда он возобновит свой рассказ.
– Да. Мне ничего не оставалось делать, как ждать сообщения от Джейн о том, что ей удалось найти тех людей, – сказал Дарси. – Я скакал к дому Эдварда, и внезапно мной овладело острое предчувствие опасности. Я даже не представлял в тот момент, насколько рискованную игру мы затеяли…
Не встретив по дороге к Большому дому ни единой живой души, он тихо проехал мимо высокого кирпичного особняка Эдварда и свернул к конюшням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30