Имея достаточный запас продовольствия, там можно было продержаться в течение нескольких недель и при этом нанести войскам генерала Паттона огромные потери.— Однако все это происходило в Баварии, население которой на девяносто процентов состоит из католиков, и которая, не в пример остальной Германии, так и не приняла нацизм до конца. Зная об этом, Управление стратегических служб высадило в тыл вермахта трех человек с двумястами тысячами долларов германским золотом. В этом было нечто символичное: золото было частью конфискованного за рубежом промышленного капитала Германии.— Так вот, там действовали два отряда баварских партизан. Один из них был сугубо местным, а второй был связан с частями Красной Армии, действовавшими на юго-востоке, на территории Австрии. Мой отец как старший группы должен был определить, какой из отрядов действует наиболее эффективно. Из первых сообщений, переданных радистом, следовало, что отец склонялся в пользу местного отряда. Естественно, что отряду, который он выбрал бы, на закупку стрелкового оружия и других средств на черном рынке в только что освобожденной Австрии было бы передано двести тысяч долларов.— Однако внезапно радиосвязь прервалась. Через несколько дней поступила единственная радиограмма, в которой говорилось, что майор Киог пропал без вести в стычке с немецким патрулем. Заметьте, мистер Драм, не убит, а пропал без вести. Когда радиомолчание было прервано во второй раз, Борман сообщил, что исполнявший обязанности командира десанта старший лейтенант Фред Сиверинг принял решение в пользу второго отряда партизан, то есть тех, которые сотрудничали с "красными".— В архиве Пентагона мне смогли сообщить кое-что со ссылкой на русскую разведку. Между двумя партизанскими отрядами разгорелась самая настоящая война, и майор Киог не пропал без вести, а, по данным "красных", был убит в бою. Для уничтожения обоих партизанских отрядов на место была переброшена часть СС под командованием оберштурмбанфюрера Вильгельма Руста. Но, к счастью, Руст умел командовать только концентрационным лагерем и наделал массу ошибок. Части 94 дивизии к тому времени уже штурмовали Гармиш с запада, а с востока подходили русские. Бюро регистрации погибших армии США, выждав, как положено, один год, сообщило нам, что отца следует считать погибшим.Она умолкла, и в комнате вдруг стало очень тихо. Я посмотрел на нее.— Так вы сказали, убийство?— А вы разве сами не видите?! Борман и Сиверинг не согласились с решением отца. Они были еще очень молоды, и "красные" партизаны могли склонить их на свою сторону. Ведь они могли получить санкцию на это от русской армии, части которой были всего в нескольких милях. Вспомните, ведь во время войны мы с Россией были союзниками. И кроме того, Борман еще упоминал о какой-то девушке...— Вы говорили с Борманом?— Почти год назад, в Милуоки. Он был ужасно напуган, мистер Драм. Даже возбужден. Он начал рассказывать мне о девушке, а потом вдруг умолк. У меня такое предчувствие, что если найти эту девушку... Ну что, сейчас вам все ясно, мистер Драм? Красивая молодая партизанка платит своим телом, дабы убедить двух молодых американцев в том, что их командир совершает трагическую ошибку... Можно еще сигарету?Она взяла сигарету и спички. В се руках не было ни малейшей дрожи. Она продолжила:— Я изучила немецкий язык и говорю на нем, как на родном. И я выяснила все, что можно было выяснить об операции "Айс Скейт", так ее называли. Тетя умерла, оставив мне немного денег. И вот я здесь, мистер Драм, и не уеду до тех пор, пока не узнаю, кто убил моего отца. Я должна это знать. Должна! У вас бывало так, чтобы каждую ночь — один и тот же кошмар?..Ее речь неожиданно перешла во всхлипывания. Она поглощала сигарету, как лекарство, глубоко затягиваясь дымом, роняя пепел на пол и тут же наступая на него. Я тоже был вроде лекарства. Она уронила голову мне на грудь и зарыдала. Я легонько потрепал ее по волосам, уловил смутный цветочно-мускусный аромат ее духов и стал ждать, когда у нее начнется истерика. Но она меня одурачила.Она отстранилась от меня, и я прочел досаду в ее глазах. Она сказала:— И, кроме того, здесь замешаны деньги. Золото.— И что же?— Я встречалась с одним русским, сотрудником посольства СССР в Вашингтоне. Вся эта история, по-моему, его позабавила. В составе Красной Армии он был в Австрии, немного южнее Гармиша. Если хоть какая-то часть из этих двухсот тысяч долларов была использована партизанами — неважно, какими, — ему бы обязательно стало об этом известно. По крайней мере, он сказал мне так. Но эти деньги нигде не всплыли.— Так, — промолвил я. Что я мог сказать еще?— Именно поэтому Вильгельм Руст должен рассказать все. Он лучше, чем кто-либо другой, знает историю с операцией "Айс Скейт".— А как вы думаете, что на самом деле произошло?— Сиверинг и Борман сделали что-то такое, чего не должны были делать. Отец узнал об этом. Он не был кадровым военным, мистер Драм, но он был хорошим солдатом. В гражданской жизни он был юристом. Борман и Сиверинг совершили что-то очень нехорошее, например, передали золото без разрешения. В общем, что-то такое, за что их могли отдать под трибунал. У них не было другого выбора, и они убили отца.Она опять издала всхлипывающий звук. Я достал из тумбочки бутылку с "Мартелем" и налил ей хорошую дозу.— В это время дня мне всегда немного не по себе, — призналась она.— Ни в какое время дня не стоит так реветь. Выпейте-ка.Она с готовностью, чуть не поперхнувшись, проглотила бренди и со стуком поставила стакан. Ее глаза увлажнились, и она произнесла:— Да, чуть не забыла. Зигмунд Штрейхер. Я видела, что именно с ним Фред Сиверинг встречался здесь, в Бонне.— Откуда вы знаете Штрейхера?— Штрейхер с сестрой были членами ячейки гитлерюгенда в Гармише, но к концу войны ушли к партизанам, которыми руководили "красные". Когда я приехала в Германию, я прямиком направилась в Берлин, чтобы увидеться со Штрейхером, но он не стал со мной говорить. Это был самый большой и мощный мужчина, какого я когда-либо видела, мистер Драм, не считая, конечно, моего отца. А сестра его — ну, вылитая валькирия. Он не произнес ни слова, просто стоял и наблюдал, как она выкинула меня вон.— Вы, должно быть, выдвинули слишком резкие обвинения?— А вы как поступили бы на моем месте? Видала я, как вы тут на меня собак вешали, только бы я разговорилась.— Прошлой ночью Вильгельма Руста пытались похитить именно Штрейхеры. Я видел, как они убили человека, мисс Киог. Не думаю, что вам стоит с ними связываться.— Я намерена иметь дело с любым, с кем я сочту нужным, — она направилась к кровати, где лежала се сумочка. Приличных размеров сумка из синтетической резины с кожаной лямкой. В такую сумочку свободно вошла бы провизия для пикника на четверых, или полное издание "Заката и падения Римской империи", или же кинокамера. Но всего этого в сумке не было. Там находился внушительных размеров автоматический "Люгер", который она быстро выхватила и наставила на меня.— С любым, с кем я сочту нужным, — повторила она. — Включая вас, мистер Драм. Ну, сейчас-то вы мне скажете, где находится Вильгельм Руст?— Вы знаете, что произойдет, если вы попробуете пальнуть из этой штуковины? — сказал я, делая шаг по направлению к ней. — Вы отлетите на полкомнаты, а в потолке будет дырка.— Вильгельм Руст. И не приближайтесь ко мне.— Я же вам уже сказал. Я всего лишь столкнул его с лодки. Думаю, что он жив. Йоахим Ферге считает, что он скрывается. А как поступили Штрейхеры, когда вы показали им этот "Люгер"? — моя речь лилась легко и свободно, но ладони стали влажными.Она усмехнулась, потом, видно, передумала и насупилась:— Зиглинда Штрейхер отобрала его у меня и вдобавок еще двинула кулаком по носу.— Я не буду бить вас по носу, — пообещал я, вытянув вперед руку.Она исследовала мою кисть и вложила в нее "Люгер". Он был тяжелый и заряжен.— Можно мне остаться с вами до тех пор, пока выйдет вечерняя газета? — спросила она."Вот так функционирует детское мышление, — подумал я, — мечется, словно резиновый шарик в настольном бильярде. Или мышление сумасшедшего. Сцена первая: "Люгер". Занавес. Сцена вторая: новые персонажи в исполнении тех же актеров, а "Люгера" как и не бывало".И здесь я вспомнил о Йоахиме Ферге. Его мысль работала таким же образом, однако в Ферге не было ничего ни от ребенка, ни от сумасшедшего. Просто у него была идефикс. Мания авторитарной личности. Он наскакивал на нее и так, и сяк, пинал, цеплял и заваливал, прыгал на ней вверх и вниз, сидел у нее на голове. У Ферге была своя логика, потому что у него все сфокусировалось на этой мании. А у Пэтти Киог был свой пунктик — гибель се отца.— Herr Бронфенбреннер готов держать пари, что те, кто пытался похитить или убить Вильгельма Руста, нанесут вам сегодня вечером визит. Если это Штрейхеры, то я хочу быть здесь.— Кто еще такой этот Herr Бронфенбреннер, черт побери?— А, извините. Это парень из газеты. Он всячески мне помогает, а если мне становится известно что-нибудь новенькое об операции "Айс Скейт", я сообщаю ему. Как вы думаете, они придут? То есть, Штрейхеры?— Ага, — сказал я.— Я могу остаться?— Нет, — отрезал я.— Хорошо, я буду ждать на улице. Я узнаю их и...— И что? Если бы у вас была хоть капля здравого смысла, вы бы уже упаковали свой чемодан, помахали Германии вашим славным хвостиком и первым же самолетом улетели бы в Штаты.— Вы знаете, что этого не будет. Ну пожалуйста, мистер Драм!Я чертовски хотел избавиться от нее, потому что чувствовал, что сегодня вечером опять начнут выскакивать всякие сюрпризы, которые, если уж они принялись делать это, вылетают с треском, ну прямо как шутихи в китайский Новый год. Но что, черт возьми, я мог поделать? Без меня она наделала бы еще больших глупостей, чем со мной. По крайней мере, здесь я буду иметь возможность за ней приглядывать.Я вздохнул и сказал:— Пэтти, тебе лучше называть меня Четом.Ее рот растянулся в улыбке, глаза засветились, и она вдруг стала удивительно хорошенькой.— О, Чет! — воскликнула она. — Дай-ка я тебя поцелую!В ней было что-то настолько изощренно манящее, что я решился и сказал:— Ну-ка.Начало поцелуя было таким же изощренным, как и она сама. Ее руки плотно сплелись вокруг моей шеи, губы покорно раскрылись, и я ощутил их, живые и горячие, под своими губами. Затем она издала тот же всхлипывающий звук, разомкнула объятия, отступила от меня и сделала кое-что. Я никогда в жизни не видел, чтобы так поступала женщина, хотя однажды был свидетелем того, как это сделал мужчина. Его отыскали пьяным и сообщили, что его жена умерла, когда врачи пытались извлечь с помощью кесарева сечения ребенка во время родов.Пэтти Киог поднесла к лицу свои маленькие твердые кулачки и изо всех сил ударила себя по скулам. Ее глаза наполнились слезами от тумака, которым она себя наградила, а, может быть, и от чего-то еще. Пэтти уселась на кровать, достала из сумочки губную помаду и тщательно подкрасила губы. Приведя себя в порядок, она спросила:— Может пойдем перекусим, пока газета еще не вышла? Глава 5 Пообедав в открытом кафе на первом этаже гостиницы, мы заказали кофе с бренди и стали ждать, когда привезут вечерние газеты. Мы поболтали о погоде, которая была жаркой и влажной, потом — о Семи Холмах, рейнском ущелье и замке неподалеку, где давным-давно некоего архиепископа сожрали мыши. Мы до дыр зачитали рекламные объявления туристических агентств, но чувствовалось, что и у Пэтти, и у меня на уме было совсем другое. Мы глазели на проходивших мимо нас жителей Бад-Годесберга: мужчины большей частью были стройные и хорошо сложены, внешне напоминая своих французских соседей из-за реки, женщины же, как правило, — широкобедрые, светловолосые и одеты, как нам показалось, слишком тепло для такой погоды.Потом мы увидели, как подъехал грузовик марки "Мерседес-Бенц". Пэтти сжала мою руку, когда мальчишка в кузове что-то прокричал, а потом вынес, прижав к груди, перевязанную кипу газет, которая, должно быть, весила побольше, чем он сам, и свалил ее на тротуар. Второй пацан, появившийся из вестибюля отеля, разрезал ножом бечевку, ухватил из кипы пачку газет и утащил ее в кафе. — Ну что, может, хватит рассиживаться, — произнесла Пэтти с отчаянием в голосе. Я улыбнулся и встал. Она ответила мне той мимолетной улыбкой, зафиксировать которую была способна лишь высокоскоростная "Лейка". Заплатив за газету двадцать пфеннигов, я разложил ее на столике.Материал занимал целую газетную полосу. Вильгельм Руст на фото, снятом, наверное, лет двадцать назад, при Железном кресте и прочих регалиях выглядел как самая блестящая ницшеанская мечта.— Ой, смотри, — воскликнула Пэтти, — материал подписан самим Бронфенбреннером!— Это здесь написано? — осведомился я. Я не был силен в готических шрифтах, поэтому Пэтти стала читать вслух.Это звучало даже сильнее, чем было задумано Ферге. Оказывается, я не только спас жизнь Вильгельму Русту — я был его лучшим другом еще до поджога рейхстага. Я находился в Германии по конфиденциальному делу, а Herr Бронфенбреннер преподнес это как тайную миссию. Меня, якобы, было невозможно найти, чтобы получить комментарий при подготовке материала, но остановился я в отеле "Шаумбургер Хоф" в Бад-Годесберге. Валяйте, ребята, приходите, хоть по одному, хоть все сразу. Вход свободный.Лицо Пэтти сияло. Она еще раз перечла материал про себя. В ее глазах мерцали звезды.— Чудо, — прошептала она. — Чет, это просто чудо! Если не это, то уже ничто не поможет нам влезть в самую заваруху.— Похоже, что Herr Бронфенбреннер верит каждому слову из того, что здесь напечатано, — заметил я.— Но ведь все это — правда?— Скажем, что-то около. Еще выпьешь?— Нет. О, нет! Пойдем лучше в номер, а то мы их пропустим.По счету я заплатил двадцать марок.В номере Пэтти сразу же прошла к окну и принялась смотреть на улицу. У меня создалось впечатление, будто она ожидала, что Штрейхеры приедут на том же грузовике, который развозил газеты.К четырем часам ее энтузиазм начал иссякать.— Что же они задерживаются? — заметила она.Часам к пяти Пэтти заметно помрачнела.— Они, верно, газет не читают, — предположила она.В то время, как она стояла, таращась в окно, я ждал, лежа на кровати, и даже слегка вздремнул. Думаю, что она презирала меня за это.В полседьмого я заикнулся об ужине. Она резко повернулась, оставив свой пост ровно настолько, чтобы бросить мне:— Как ты можешь в такой момент думать о пище?! — и опять прильнула к окну.Я заказал в номер мясное ассорти с пивом. Пэтти стояла, не оборачиваясь, но прислушивалась к тому, чем занимался я. В восемь часов се плечи заметно поникли.Этот парень появился в восемь сорок, и Пэтти даже не увидела его в окно.В дверь постучали. Пэтти резко обернулась. Ее "Люгер" был засунут у меня за поясом. Я чувствовал себя в относительной безопасности, но испытывал более чем относительное любопытство. На парне была маленькая круглая шапочка грязно-желтого цвета, украшенная пурпурно-серебряной лентой, и шелковый шарф в таких же пурпурных и серебряных тонах. Он был обут в высокие сапоги, на которые непременно набиваются металлические подковки, хотя я и не слышал их цоканья, когда он шел через холл. Такой тип малого в шапочке вы наверняка встретите где-нибудь в студенческом общежитии на пирушке с подначиванием новичков. Ему было около восемнадцати лет. Безусый еще юнец: прыщавый нос и пухлые щеки, округлившиеся от испуга глаза. Узкие плечи и юношеский жирок на бедрах. Он вытянулся, щелкнул каблуками и произнес:— Herr Драм?Я утвердительно кивнул.— Я из Корпорации, — проорал он. — По поручению заместителя уполномоченного, переданному через фукс-майора, мне оказана честь...Его голос сорвался, лицо сильно покраснело, и он вспотел. Я поманил его пальцем, и он деревянной походкой прошел в номер. Я закрыл за ним дверь. От него разило пивом.— Давайте все сначала, — предложил я. — Так что за Корпорация вас направила? Я полагал, что здесь они называются картелями.— Корпорация, — пояснила Пэтти, — это такое студенческое сообщество, вроде братства.— Schlagende Korporation Deutsche Senioren Burschenschaft Немецкая фехтовальная студенческая корпорация (нем.).

, — провозгласил парень в берете.Я взглянул на Пэтти.— Это, должно быть, сообщество дуэлянтов, — сообщила она.— А этот, как его, заместитель полномочного? — спросил я.— Уполномоченного, — поправила она.Парень проревел:— Заместитель уполномоченного Отто Руст просит вас пожаловать на Senioren Burschenschaft Kneipe Вечер старших членов корпорации (нем.).

.Глаза Пэтти расширились."Отто Руст", — подумал я. Наверное, сын Вильгельма Руста, если ему приблизительно столько же лет, сколько этому мальчику в берете. Скорее всего, он видел газету и хочет разобраться, что же я сотворил с его дорогим стариканом. Для нас в этом ничего плохого не предвиделось, хотя выходило, что на приманку клюнул один только Отто Руст. Я подумал о близнецах Штрейхерах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22