Ты лишил двух сотрудников безопасности их оружия для того, чтобы они были беспомощными при нападении на лодку. Что, естественно, делает тебя соучастником этого нападения".Возможно, я должен был облегчить им задачу, сдаться службе безопасности в Бонне, улыбаться им своей самой доброжелательной, самой умильной и медовой улыбкой и честно рассказать все, что мне известно. Но был уже почти час ночи. Я был, словно выжатый лимон, и нуждался в отдыхе. Поспав немного, я буду соображать лучше. Я налил еще полстакана "Мартеля" и медленно выпил его под еще одну сигарету. Внизу в вестибюле гостиницы визгливо смеялась женщина.Ладно. Поспи, пока есть такая возможность. Если они не придут за тобой рано утром, ты пойдешь туда сам.Мне снилось, что я опять нахожусь в лодке Вильгельма Руста. Женщина с контральто была голой, а я держал автомат. Но до того, как я выстрелил, его ствол скрутился вроде лакричной палочки. Фрейд был бы в восхищении.Ребята из службы безопасности пришли за мной в четверть третьего. Глава 3 Они спросили: "Вы — Драм?", я ответил утвердительно. И вот уже сквозь туман по дороге вдоль берега реки мы мчались в Бонн на черном лимузине "Мерседес-Бенц", который стоил никак не меньше пятнадцати тысяч немецких марок. Один из них сидел рядом с водителем. Ладонь парня, что расположился рядом со мной на заднем сиденье, мягко облегала рукоятку и спусковую скобу "Люгера", покоившегося на его коленях. Они были в штатском, но все равно в них за версту было видно полицейских, которые делали свое дело в эти холодные и туманные предутренние три часа ночи. Их жесткие лица были циничны и непроницаемы."Мерседес-Бенц" остановился перед серым каменным зданием на дальней от реки окраине Бонна. Мы вошли внутрь и поднялись по широкому лестничному пролету. В комнате, где мы оказались, два человека в нарукавниках склонились над шахматной доской. На отгороженном парапетом пространстве за ними располагались письменные столы и пишущая машинка, накрытая кожаным чехлом с надписью "Олимпия". К нам подошел и что-то сказал коренастый детина с голой, как бильярдный шар, головой и черными бровями, напоминавшими двух больших жирных червей.Один из моих провожатых объявил:— Herr Честер Драм.Люди, игравшие в шахматы, подняли головы и посмотрели на нас.— Вы говорите по-немецки? — спросил бритоголовый.— Немного. Я предпочел бы английский.У него был тихий, сонный голос. Наиболее выразительной деталью его лица были брови. Очень тихо, но отчетливо он произнес по-английски:— Может быть, вам лучше говорить по-русски, мистер Драм?Я взглянул на него: его лицо напоминало каменную глыбу с бровями.— Я не знаю русского языка, — ответил я.— Кто ваши сообщники? — спросил он. — Каким образом вы вышли на связь с коммунистами в Бонне?— Ничего, если я закурю? — спросил я.Он разрешил. Брови его сошлись, и он пристально проследил, как я доставал пачку с сигаретами и прикуривал. Я сказал:— Я — частный следователь и нахожусь здесь по делу. Мне известно, что за пределами округа Колумбия, не говоря уже о другой стране, моя лицензия не действует. Однако это, по-видимому, не то расследование, при котором требуется лицензия или какие-то права, которые она дает мне дома. Я нахожусь в Германии, чтобы найти американца, который приехал сюда и исчез.— В Бонне?— Вряд ли. Нет, не в Бонне.— Его имя?Я не ответил и продолжил:— Мне надо было поговорить с Вильгельмом Рустом, но тот не пожелал со мной встретиться. Я признаю, что был вынужден заставить его сделать это, но...— Под пистолетом, мистер Драм.— Не совсем так. Действительно, у меня был пистолет, но я его не доставал. Это сделал один из ваших ребят. А когда я попытался получить его обратно — ведь это же был мой пистолет, и у меня было на него разрешение, — второй огрел меня сзади дубинкой по голове. Симпатичные у вас ребята.Он закурил сигару и сейчас, казалось, весь состоял только из сигары и бровей. В жизни не видел более непроницаемой физиономии.— Не будьте так уверенны в своей правоте, мистер Драм. Не в вашем положении быть столь самоуверенным. Расскажите-ка мне, что, по-вашему, произошло после этого.Я рассказал. Он слушал, попыхивая сигарой, словно паровоз. Сигарный табак быстро превращался в серый пепел. Я добавил:— Если вы считаете, что они были "красными", значит так оно и было. Я этого не знал. Я ничего о них не знал, кроме того, что, по-моему, они были готовы перестрелять в лодке всех, но Руста взять живым.Брови коренастого поползли вверх, туда, где начиналась бы линия волос, если бы они у него были.— Почему вы так думаете?— Они свободно могли убить Руста. Они не могли его не видеть, но ни разу по нему не выстрелили.— Вы видели женщину?— Нет, но слышал ее голос. Глубокий контральто.— Мужчину звали Зигмунд?— Да, она называла его так.— Драм, — он отложил сигару в сторону, — вы хотели бы, чтобы вас выслали?— Нет, — ответил я.Мой ответ его удивил, и его глаза едва заметно расширились.— Гм, — сказал он, помолчав. Он был человеком, не терпящим неясностей, поэтому он и работал в службе безопасности. Вносить ясность, и как можно быстрее, было у него в крови.— Понимаю. Здесь, в Германии, у вас неотложное дело, и вы не можете оставить его. Верно?Когда я не ответил, он безо всякого выражения рассмеялся, при этом ни один мускул его, словно высеченного из гранита, лица не шелохнулся. Смех перешел в причмокивание.— Как бывший сотрудник Федерального бюро расследований, мистер Драм, — не спеша, начал он, и я от удивления чуть не потерял дар речи. — Рассудите сами. В Вашингтон из-за границы приезжает, к примеру, частный сыщик и поднимает на таможне шум, чтобы ему разрешили оставить при себе оружие. Неужели ФБР не заинтересовалось бы таким человеком?Я промолчал.— Вы простите меня, — продолжил он задушевным тоном, — но все это смахивает на ребячество с вашей стороны. Вы вполне могли бы сойти за обыкновенного туриста, а летом в Бонне их хватает. Но это так, к слову. Попали вы в переделку, а, мистер Драм?Я пожал плечами.— Я рассказал вам, как все было на самом деле.— Для немецкого суда вы будете, как бы это выразиться, хорошей добычей. Немецкое правосудие принимает во внимание только факты, мистер Драм. А их можно рассматривать и так, и эдак. Само собой подразумевается, что обвиняемый, если факты против него, обязательно будет изворачиваться. Я говорю это лишь для того, чтобы обрисовать ваше положение, или, вернее, показать, каким бы оно было, если бы все происходило в управлении муниципальной полиции Бонна.— Но все происходит не там.— Да, не там. Службу безопасности интересует конечный результат. Муниципальная полиция задержала бы вас по подозрению в убийстве: ночью мы потеряли человека."Это означает, — отметил я, — что второй телохранитель Вильгельма Руста жив. Интересно, что с самим Рустом?"— По крайней мере, — продолжил он, — вы были бы задержаны за прямое соучастие в убийстве. Но служба безопасности не может позволить себе быть столь наивной. Нам представляется слишком дорогим удовольствием доставлять из Соединенных Штатов частного сыщика лишь для того, чтобы разоружить двух сотрудников нашей службы.Он улыбнулся. Я тоже улыбнулся и спросил:— А Herr Руст, он спасся?— Мы не знаем.— Он прыгнул вслед за вашим парнем. Я видел, как он прыгал. Он умеет плавать?— А стал ли бы он прыгать в противном случае?— Ну, хорошо. Я ему в этом некоторым образом помог.— Что вам нужно в Германии, мистер Драм?— Американец. — И, помедлив, я произнес имя. — Фред Сиверинг.— Нам известно о мистере Сиверинге все.— Так уж и все?— А что вы сами о нем знаете?— Черт побери, лишь то, что рассказал мне менеджер его предвыборной кампании. Искусная смесь правды и предвыборной пропаганды. Вы знаете, где Сиверинг сейчас?— Когда я сказал "все", я имел в виду его первое пребывание в Германии двенадцать лет назад в качестве сотрудника Управления стратегических служб. Если Фред Сиверинг опять приехал в Германию, то он забыл известить об этом наши пограничные службы.— Он здесь, в Германии, — сказал я.— Вот видите? Я был прав в отношении вас, мистер Драм. Мы не передадим вас муниципальной полиции, но при условии, что вы продолжите ваши поиски пропавшего мистера Сиверинга.— Вы что, шутите? — спросил я. — Для этого я здесь и нахожусь.— Вот и прекрасно. Вы удивлены? Вы ожидали маленькой комнаты, яркого света в лицо, потока вопросов и, возможно, более убедительных методов допроса?— Это со мной случалось.— Мы пытаемся оставаться реалистами, мистер Драм, учитывая при этом, что реализм и правда так же, как законность и правда, не всегда означают одно и то же. История, которую мы опубликуем завтра в газетах, тоже будет соответствовать реальности, но лишь до определенной степени. Вы — друг Вильгельма Руста и были вместе с ним, когда на него напали. Вы дали отпор нападавшим и помогли ему спастись. Вы находитесь в Германии для того, чтобы отыскать пропавшего американца, имя которого упомянуто не будет, и остановились в отеле "Шаумбургер Хоф" в Бад-Годесберге. У вас на завтра нет ничего особенного, мистер Драм?— Не думаете ли вы, что завтра они заявятся в "Шаумбургер Хоф"?— Да, я так думаю.— Ну а вы-то что с этого будете иметь?— Мистер Драм, вам это поможет в поисках вашего американца. И, хотя в газете его имя названо не будет, — вы же этого не хотели бы, правда? — те, кто надо, поймут, о ком идет речь.— Руст знал Фреда Сиверинга двенадцать лет назад, верно?— Трезвая мысль. Может быть, у вас есть еще идеи?— Конечно, — сказал я. — У Вильгельма Руста есть то, что вам нужно. "Красным" это тоже нужно. Меня поражает то, как вы, держа Руста в руках в течение десяти лет, не смогли получить это от него.— Скажем, нам нужна информация, которой располагает Руст. Скажем, мы готовы посоперничать из-за нее с "красными", — если, конечно, мы уверены в успехе. Когда Руст сидел в тюрьме, о подобном соперничестве не могло идти и речи.— В таком случае, Руст — это своего рода наживка?— Можно сказать и так.— Я тоже? — усмехнулся я.Толстые черные брови поползли вверх.— Вы всегда можете отказаться.— И меня сдадут городской полиции? Спасибо, не надо.— Вы сможете опознать высокого блондина с буксира?Я прикинул.— Не знаю. Между нами был только свет от фонарика, в котором его лицо могло измениться до неузнаваемости. А это необходимо?— Мы весьма интересуемся человеком по имени Зигмунд Штрейхер. Нам известно, что он работает в одном из ночных клубов Западного Берлина, а также то, что сейчас он находится в Бонне. Его внешность может совпасть с вашим описанием человека в лодке, особенно учитывая то, что вместе с ним, по вашим словам, была женщина.— Да, женщина была.Он опустил веки.— Близнецы Штрейхеры, брат и сестра, — протянул он мечтательно, открыл глаза и, пожевывая кончик потухшей сигары, отчетливо проговорил:— Есть три типа бывших нацистов, мистер Драм. Первый, очень редкий и вызывающий обычно лишь раздражение тип — это идейный национал-социалист с политическими убеждениями, разъедающими его внутренности, словно раковая опухоль. Его отличают эмоциональный румянец и истеричность избалованного десятилетнего ребенка, родители которого отказали ему в покупке новой игрушки взамен сломанной. С точки зрения службы безопасности этот тип не представляет никаких проблем. Второй и, к счастью, наиболее распространенный тип — или понял порочность своих убеждений, или просто перегорел, или же осознал, что потерпевшие поражение политические движения, как и умерших возлюбленных, гальванизировать невозможно. Это обычно солидный бюргер, каким он и оставался бы в случае, если бы нацисты не пришли к власти. К счастью, это такой же добропорядочный для Федеративной Республики Германии гражданин, каким он являлся и для гитлеровского Третьего Рейха.Близнецы Штрейхеры принадлежат к третьему типу бывших нацистов.Вошел человек с двумя литровыми бутылками пива. Зеленое бутылочное стекло было покрыто бисерными капельками влаги. Бутылки откупорили, пиво разлили по кружкам, и одну из них вручили мне. Я окунул лицо в душистую пену, отхлебнул глоток и ощутил себя в своей компании. Пиво было холодным и будто бы из другого мира.— Брат и сестра Штрейхеры, как бы это сказать, относятся к тому типу, который последователи человека в черном венском сюртуке охарактеризовали бы как авторитарный. Вам приходилось слышать такое слово? Нацистами они стали по сугубой случайности — в то время они были еще детьми, а также и потому, что нацисты дали им то, чего они хотели от жизни — то, в чем нуждается личность авторитарного склада.— Жажда власти? — перебил я его.— Думаю, что да, мистер Драм. Но жажда власти над людьми, власти жестокой, даже садистской — это еще не все. Есть еще и другая сторона. Авторитарная личность имеет, как правило, садо-мазохистский комплекс. Она страстно стремится к подчинению стоящей над ней внешней силе — и в этом заключается мазохизм этого комплекса.Мне внезапно почудилось, что он читал лекцию по социальной психологии.— Вы удивлены? — спросил он. — Естественно, я изучал авторитарную личность. Человеку моей профессии это необходимо — учитывая, что авторитарный тип личности имеет глубокие корни в немецкой нации, берущие начато, возможно, от дохристианской comitatus Община (лат.).

. Впрочем, к делу это не относится.— Брат и сестра Штрейхер, — продолжил он, — отштампованы из такого же авторитарного материала. Скажите, мистер Драм, если бы вы провели несколько лет в одиночестве, и вдруг достаточно привлекательная женщина предложила вам свои услуги, как бы вы поступили?Я ответил двусмысленной ухмылкой. Он был удовлетворен.— Возьмите, к примеру, Восточную Германию, мистер Драм. Восточная Германия приняла коммунизм. Почему? Разве красный топор — не то же сочетание власти над людьми с подчинением высшей внешней силе, такое необходимое для людей типа Штрейхеров? Понимаете, они предаются этому с таким же упоением, с каким нормальные люди наслаждаются любовью к женщине или, если хотите, к религии.— Штрейхеры нужны мне, мистер Драм, — проговорил он страстно, и вдруг уставился на свою кружку с пивом так, будто увидел ее впервые. Ни кадык, ни мышцы его шеи не дрогнули, пока пиво вливалось в его широкую глотку.И он заговорил опять, словно и не останавливался, чтобы поглотить целую пинту пива.— И я хочу взять их так, чтобы гражданские власти засадили их за решетку на всю оставшуюся жизнь.Он вздохнул.— Еще мне нужен Вильгельм Руст. Я не знаю, имеют ли эти задачи одно решение. Если вы согласитесь нам помогать, я хотел бы, чтобы вы знали — это опасно. И опасность будет сохраняться, несмотря на то, что с того момента, когда вы вернетесь в "Шаумбургер Хоф", вы будете находиться под наблюдением наших сотрудников.Мне это не понравилось, но я промолчал. Я почувствовал, что мои мирные поиски Фреда Сиверинга вторглись в сферу запутанной схватки разведок и контрразведок со всеми ее мелодраматическими перипетиями, невыносимо затасканными в американских телевизионных шоу.— Моя помощь будет состоять в...— В розыске Фреда Сиверинга. И в том, чтобы играть роль человека, которому Вильгельм Руст обязан своим спасением.— Если они ищут Руста, они выйдут на меня, так?Он утвердительно кивнул.— Почему вы думаете, что тогда, на реке, Руст спасся?— Мы этого не знаем. Вильгельм Руст был напуган. Мы обещали ему полную безопасность. В тюрьме он лишился каких-то из своих качеств, мистер Драм. Возможно, вы и сами это заметили. Насколько я его знаю, сейчас он будет скрываться.— Скрываться от "красных"?— И от "красных", и от нас. Это интуиция. Я могу ошибиться.Я посмотрел на него: лицо, будто высеченное из камня. И мышление теоретизирующего эклектика. "Скорее всего, он прав", — подумал я и отхлебнул еще пива.— Я согласен, — сказал я. — Но при одном условии.— Мы выслушаем ваше условие, но вряд ли в вашем положении уместно...— Дело это дурно пахнет, и не мне вам об этом говорить. Прошлой ночью, конечно, вылезло много дерьма, и я волей обстоятельств оказался в нем по уши. Но, как и вы, я склонен считать, что Руст все-таки жив. И вам, и "красным" Руст нужен живым, но вы полагаете, что достанется он все-таки вам. Хорошо, я подожду. Найдите его, потому что Herr Руст знает, на чьей стороне я был этой ночью.— А этот американец, Сиверинг?— Вот это и есть мое условие, дружище. Только не надо говорить, что я у вас на крючке, и все такое. Если бы я был там, черта с два вы бы вот так со мной толковали. А это значит, что бы вы ни говорили, мне на нем не висеть. Ну что, поторгуемся?— Чего вы хотите?— Никаких вопросов к Фреду Сиверингу, когда я его разыщу.— Зачем он опять появился в Германии?— На этот вопрос я вам ответить не могу.— А ответ вы знаете?— Может быть, но не весь.— Если Сиверинг совершил на территории Германии уголовное преступление...— Вы полагаете, что это действительно так?— Вероятность всегда существует, мистер Драм.— Хорошо, предлагаю компромисс, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22