Ноборот, царь был даже доволен и видел свою заслугу в том, что подданые его царства не живут при нем, как жалкие рабы, а чувствуют себя вполне свободно, как послушные дети под началом милосердного отца.
Слегка склонив на грудь голову в тяжелом венце, Артаксеркс ожидал, когда Ездра начнет просить денег из царской казны. Обычно все приходили к царю с одной и той же просьбой, особенно - жрецы и служители разных храмов, посвящающие царя в дела своего культа и в многочисленные расходы на жертвоприношения.
Сегодня Артаксеркс готов был выслушивать любые просьбы - мало того, ему хотелось сделать что-то необычное, но в тоже время - полезное, что понравилось бы всем его подданным без исключения, в том числе - и будущей царице Эсфирь.
Но Ездра не просил денег - он обратился к царю с нижайшей просьбой отпустить его в Иерусалим, а вместе с ним и других священников из Вавилона, Суз, Персеполя и других городов персидского царства для служения в главном иудейском храме. Всего в нескольких словах, сказанных к тому же через переводчика, Ездра сумел нарисовать на редкость страшную и убедительную картину упадка и запустения храма Иерусалимского, где уже есть стены и крыша. Но теперь требуются левиты, которые смогли бы вдохнуть в него жизнь, дух Божий через свое слово, как заповедано в законах Моисеевых.
Ездра просил у царя немного - сделать своей властью распоряжение, чтобы областеначальники персидского царя, которые хозяйничали за рекой, не препятстововали этому походу, и чтобы Артаксеркс отпустил их с миром из Вавилона, как когда-то поступил Кир, мудрый из земных царей.
- И это все? - удивленно спросил Артаксеркс, который привык в этом зале совсем к другим просьбам.
- Да, это все, - ответил Ездра. - Но это немало. Я хотел бы получить охранное письмо, чтобы никто из царских начальников не задерживал по пути наш караван, в котором будут идти священники и книжники, не имеющие денег для откупа.
- Я слышал, что в этой моей области, в Иудее, не хватает хлеба. Разве ты не хочешь просить у меня хлеба? - помолчав, поинтересовался Артаксеркс, по привычке выдержав паузу, во время которой проситель должен был в полной степени осознать степень своей ничтожности.
- Нет, - сказал Ездра. - Если мы доставим в Иудею то, что должны привезти, там будет хлеба в избытке.
Артаксеркс с ещё большим интересом взглянул на него: книжник держался вполне достойно перед лицом владыки. Разумеется, сначала он, как все, пал ниц перед царским троном, но затем какой-то неожиданной для взрослого человека легкостью вскочил на ноги, и теперь стоял перед Артаксерксом прямо, не сгибая спины и отводя от него своих горящих глаз.
- Ты имеешь в виду - скот? Вы хотите взять с собой в Иудее много волов, коров и овнов, чтобы самим пахать землю и разводить мясо? Что, же, это разумно, потому что если привезете туда хоть сто телег зерна, голод уменьшится только на несколько дней, - благодушно согласился царь.
- Нет, не это, - качнул Ездра гордой головой.
- Да, понятно, вы повезете с собой золото и потом купите на него все, что вам понадобится у соседних народов. Что же, это ещё разумнее, чем гнать с собой скот, потому что многие животные все равно не выдержат такого долгого перехода.
- Нет, у нас нет столько золота, чтобы сразу купить все, что нам будет нужно для жизни, - сказал Ездра. - На те пожертвования и доброхотные дары, которое нам, возможно, удастся собрать перед отъездом в Вавилоне, мы сможем купить только овнов и агнцев для всесожжений и хлебных приношений для жертвенника. Но если мы все же доберемся до Иерусалима, то там и без того вскоре заколосится рожь, зазеленеют виноградники и масличные сады. Потому что мы привезем с собой слово Божие - то, чего больше всего не хватает теперь нашим братьям, утратившим веру. Но как только они снова вспомнят о Господе, у нас будет вдоволь хлеба и сколько угодно золота, потому что с нами будет Бог наш - любящий, благой и милосердный.
Ездра говорил с такой убежденностью, что Артаксеркс помимо воли залюбовался его восторженным, счастливым лицом.
- Разве твой Бог так уж благ, как ты говоришь? - усмехнулся Артаксеркс, вспомнив о разоренных иудейских городах и сожженых землях.
Зычный и красивый голос Ездры окреп и теперь буквально гремел между колонн, поднимаясь к высокому потолку, обрастал звуками и множился от эха, словно бы подкрепленный невидимым хором:
- Господь наш един, Он создал небо, небеса небес, все небесное воинство, и землю, и все, что на земле, моря, и все, что живет в воде...
Кадык на его длинной шее так и ходил ходуном, а подбородок теперь был ещё более высоко вздернут.
- Это тот самый Господь, который избрал Аврама, вывел его из Ура Халдейского... Тот, кто увидел бедствие отцов наших в Египте, и услышал вопль их у Чермного моря... И явил знамения и чудеса над фараоном, и над всеми рабами его, о которых стало слышно по всей земле...
Артаксеркс не перебивал, пока Ездра с присущей ему страстью пересказывал историю своего народа. Многое из того, что говорил этот книжник, царь слышал впервые и немало удивлялся таким дивным речам.
- В столпе облачном Господь вел нас днем и в столне огненном - ночью, чтобы освещать нам путь... - громко выкрикивал Ездра, что даже стражники, стоящие возле дверей тронного зала, очнулись от оцепенения и насторожились, приподняв острые копья.
А в тот момент, когда Ездра многозначительно произнес: "...Но отцы наши сильно упрямились, шею свою держали упруго, хребет свой сделали упорным, и не хотели слушать заповедей", Артаксеркс вдруг и сам почувствовал, что у него затекла спина, которую он почему-то держал слишком уж прямо и напряженно перед этим простым иудейским говоруном.
Взмахом жезла Артаксеркс прервал речь Ездры и спросил ещё раз, что в глазах его подданых считалось знаком особой царской милости:
- Значит, это все, что ты пришел просить у меня, раб? Хорошо, я сегодня же прикажу приготовить для тебя такое письмо, завтра ты его получишь, а теперь ступай с моих глаз.
Вообще-то Ездра хотел попросить у царя также ещё небольшое войско и всадников для охраны своего каравана, потому что в пути им могли встретиться не только царские начальники, но также раздобйники и воры, но в последний момент ему стало неловко выступать перед Артаксерксом с ещё одной просьбой.
У царей нужно брать то, что они сразу дают, а если слишком им докучать, то можно одним разом всего лишиться.
"Ничего, я провозглашу пост и попрошу у нашего Бога благоприятного пути для себя, для всех детей наших и для имущества," - решил про себя Ездра, с видом победителя покидая тронный зал царского дворца, и чувствуя, как его грудь буквально распирает от невысказанных слов, которые он теперь почти наверняка сможет донести до своей паствы в Иерусалиме.
Но и Артаксеркс тоже долго ещё находился под немалям впечатлением от вдохновенных речей книжника, и после его ухода продолжал какое-то время слышать вокруг себя что-то наподобие торжественной музыки, которая настраивала на возвышенный лад.
"И это тоже теперь мой народ, - думал Атаксеркс. - И у этого народа есть свой великий Бог, которого нельзя обижать. Не случайно Кир именно иудейским пленникам, а не кому-то другому, повелел вернуться в свои города, вновь построить на прежнем месте храм, и велел выдать переселенцам золото и много дорогих вещей из своей казны. Кир вовремя понял: с народом, перед которым расступаются моря, лучше жить в мире, и мне это тоже следует учесть, а лучше даже...
2.
...записать, чтобы долго помнить.
Сразу же после обеда Артаксеркс призвал Зефара, главного своего писца, чтобы тот написал для для Ездры охранное письмо.
Если бы Артаксерксу сейчас пришлось идти на войну, он бы наверняка выиграл все битвы, с легкостью обезвредил любой мятеж, разрушил самые неприступные крепости - молодого царя буквально переполняло от нерастраченной силы.
Сегодня ночью Эсфирь на ложе спела новую песенку, и голос у неё оказался нежным, как весенний ручей:
"Вот и зима миновала, ливни кончились, и ушли от нас на край земли, расцвела вся земля цветами, время пения птиц наступило, наливает смоковница смоквы, виноградная лоза благоухает...", - пела Эсфирь и после выпитого вина Артаксеркс даже попытался ей немного подпевать. Да, он, царь царей пел вчера песню о весне!
Но ночь опять сменялась днем, полным неотложных, государственных дел и тревог.
Ситуация в Египте, где недавно вспыхнул мятеж под руководством ливийца Инара, сына некого Псамметиха, складывалась так, что нужно было действовать крайне осторожно. Артаксеркс был осведомлен, что восставшие изгнали из Дельты персидских сборщиков податей, повсюду установили свой контроль и вторглись в долину Нила, где к ним присоединился некий Амиртей из Саиса со своим войском. Сатрап Египта Ахемен - брат Ксеркса и дядя нынешнего владыки спрашивал у Артаксеркса совета, следует ли ему со своими кораблями вступать в битву с египтянами или выжидать лучшее время. Ситуация осложнялась тем, что египтян взялись дружно поддерживать афиняне и уже прислали на помощь Инару свой флот - им хотелось наладить с Египтом постоянную торговлю зерном, в котором они постоянно испытывали нужду, а для этого мечтали освободиться от владычества персов.
С греческим же флотом шутки плохи: Артаксеркс хорошо понимал это, потому что в свое время собрал многочисленные свидетельства загадочной битвы возле острова Саламин, когда за двенадцать часов греки одержали победу над персидской флотилией, состоящей из шестисот пятидесяти больших, прекрасно оснащенных кораблей, хитростью зажав их в узком заливе. И хоте сердце царя обливалось кровью, когда он слышал, как многие из кораблей его отца отправлялись на дно вовсе не по вине неприятелей, а после столкновения друг с другом, все равно Артаксеркс не раз перечитывал свитки с описаниями этой битвы, чтобы как лучше узнать своих врагов. С греками шутки были плохи, это он хорошо теперь усвоил.
Вот и сейчас первым делом Артаксеркс продиктовал ответное послание своему дяде Ахемену, чтобы тот не спешил со сражением, а лучше дождался, когда в Сирии и Киликии закончатся работы по строительству новой большой персидской флотилии, которая сразу же будет направлена в Египет.
Пока Зефар переписывал послание, Артаксеркс позволил себе после обеда вытянуться во весь рост на ложе и промочить горло слегка разбавленным вином - в эту минуту он был похож на сытого льва. Лишь избранные, к числу которых принадлежал и Зефар, могли видеть владыку в таком расслабленном виде.
- Кому теперь писать? - спросил Зефар, с понимающей улыбкой поглядывая на разнежившегося, молодого царя.
- Пиши - Ездре, священнику и книжнику, - приказал Артаксеркс. - Я не помню, как зовут того бога, который в Иерусалиме, но это неважно. Напиши повеление от моего имени, что я позволяю любому из иудеев и из их священников, кто проживает в моем царстве, пойти вместе с Ездрой в Иерусалим, для службы в храме того бога, имени которого я не знаю. Запиши, что я разрешаю всем им свободно выйти за реку из вавилонских земель, и чтобы они не встречали на своем пути никаких препятствий от моих людей. Напиши так, чтобы каждый без труда понял, что они идут под моей защитой.
Зефар с готовностью склонился над свитком, но Артаксеркс жестом остановил его, и добавил:
- Вот ещё что, запиши, Зефар, что я повелеваю выдать с собой этому Ездре серебра и золота из моей казны, чтобы он помнил мою милость, и потом рассказал обо мне в Иерусалиме своему Богу, который умеет делать с людьми всякие чудеса, раздвигать моря, а на врагов насылать мор и язвы. Может, он и меня когда-нибудь отблагодарит в трудную минуту? Поэтому напиши, Зефар, в письме отдельной строкой, что серебро и золото я жертвую от себя Богу, у которого жилище в Иерусалиме, на священные кубки и сосуды для его дома. Я прочел по лицу Ездры, что через него можно передать Богу мое золото - он ничего не возьмет себе из корысти, все отдаст в свой храм.
Артаксеркс глотнул вина и снова о чем-то задумался, накручивая на палец мелкие колечки на своей бороде.
- Нет, вот ещё что - напиши в письме, чтобы на часть золота и серебра из моей казны он сразу же купил волов, овнов и агнецев, а также хлебных приношений для жертв Богу Иерусалимскому. Я желаю, чтобы их Бог, который все может, сразу же понял мою доброту.
- А сколько серебра и золота получит из царской казны священник иудейский? - уточнил Зефар.
- Запиши, пусть отдадут ему из царской сокровищницы двадцать золотых чаш по тысячу драхм каждая, два сосуда из лучшей блестящей меди, которая ценится наравне с золотом, а серебра пускай отвесят не менее трехсот талантов, - распорядился Артаксеркс с поистине царской щедростью.
Но тут же почувствовал, что этого все равно будет недостаточно, чтобы выразить широту своей души, которая простиралась сегодня от одного края земли до другого её края.
- И ещё так надо сказать этому Ездре - пусть завтра он сам войдет в царскую сокровищницу и возьмет ко всему перечисленному ещё то, что потребуется ему для дома Божьего, и что он сможет унести своими руками, прибавил Артаксеркс и лениво потянулся, даже удивляясь про себя своей щедрости и доброте.
Он знал, что такая незаметная для казны потрата, тем не менее заметно прибавит почета книжнику с блестящими глазами в глазах его товарищей и всех царских слуг, и нарочно добавил такое пожелание. К тому же, Атаксерксу хотелось поразить Ездру собственным величием, позволив взглянуть книжнику на царскую казну, заполненную сокровищами, собранными со всего мира.
- И не забудь ещё вот что вписать в указ, - с воодушевлением прибавил Артаксеркс, которому все больше и больше нравилось засыпать милостями служителя неведомой веры. - Впиши, что от меня, царя Артаксеркса, дается повеление всем областным сокровищехранителям, которые за рекой, чтобы они также немедленно выдавали Ездре, учителю божеских законов, все, что тот у них попросит, по первому его требованию.
- Велика щедрость нашего владыки, - заметил Зефар, но при этом с некоторым сомнением покачал головой.
Но Артаксеркс уже и сам вспомнил про исключительную жадность заречных областеначальников. Ведь если, чего доброго, переселенцы во главе с Ездрой затребуют слишком много богатств, это может привести к новым к нежелательным волнениям и мятежам.
Поэтому Артаксеркс подумал и прибавил:
- Запиши Зефар, лучше не так, а со всей точностью: чтобы серебра каждый из областеначальников выдавал для Ездры до ста сталантов, а также до ста коров, до ста мешков пшеницы, до ста батов вина и столько же масла - не больше, но и не меньше. А соли пусть выдают переселенцам, сколько они запросят, без обозначенного количества. И еще, чтобы ни на кого из священников, привратников и певцов, кто пойдет караваном для служения дому Бога Иерусалимского, мои начальники не налагали налогов и податей. И путь все мои подданые выполняют этот указ со тщанием, чтобы не гневить Бога Иерусалимского, который умеет раздвигать моря, насылать мор и язвы.
- Но захотят ли заречные областеначальники склонять голову перед простым книжником? - усомнился вслух Зефар, торопливо записывая пожелания царя, чтобы потом изложить их складно, все по порядку.
Когда Артаксеркс был в столь добродушном настроении, как сегодня, Зефар нередко осмеливался вступать с ним в беседы, давать советы и даже спорить, хотя последнее все же случалось не слишком часто.
- Простой книжник? - пожал плечами Артаксеркс. - Нет, так дело не пойдет. Напиши в указе, что Ездра посылается в Иерусалим от меня, царя персидского и семи моих советников, великих князей, чтобы быть над всей Иудеей, моей сатрапией, главным судьей. Пусть судит там всех по законам своего Бога, я даю ему власть судить этот народ, и своей рукой осуждать на смерть, на изгнание, на заключение или на денежную пеню - и тогда никто не посмеет относиться к нему с пренебрежением. А теперь иди, Зефар, у меня много и других дел, кроме одного иудейского книжника...
Зефар вышел, а Артаксеркс ещё вольготнее растянулся на своем ложе, без подушек и прикрыл глаза.
Солнце светило даже сквозь сомкнутые веки, в саду цвела белая персидская сирень, громко заливались соловьи. Артаксеркс чувствовал себя сегодня таким же щедрым и справедливым, как солнце - он тоже помнил в своем царстве о каждой маленькой травинке и беспокоился о всяком ничтожном народе, живущим в самой далекой сатрапии.
Если бы Артаксерксу Лонгиману кто-нибудь сказал в этот момент, что он просто - влюблен, влюблен, как обычный человек, он бы не поверил, и мог бы даже сильно разгневаться за подобные домыслы.
Но, спрашивается, откуда тогда вдруг появилось для него и на удивление яркое солнце, и звучный, птичий щебет, и желание творить добро? Никому не ведомо, откуда берется любовь - ни простым смертным, ни царям царей, а тем более в этот момент Артаксеркс явно был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41