идти на любые расходы. Финансовый отчет прилагается и завизирован тов. Будяго Е.Х. Я остаюсь в Лондоне еще дней на десять: необходимо понять, что в возникшей ситуации предпримет Р.
Есть угроза, что Р. попытается получить визы в посольствах государств, граничащих с Индией или близких от нее, — Пакистан, Китай, Бирма, Цейлон. И тогда мы можем потерять его след. Поэтому считаю: необходимо запускать «американский вариант».
Теперь о Р. в связи с нашей основной задачей. Я проштудировал все написанное им об Индии и России. Много интересного. Остановлюсь на двух основных выводах.
Первый: попав в Индию, Р. обязательно организует экспедицию с целью достичь Шамбалы. Может быть, не одну экспедицию — объект упорен и будет действовать в этом направлении, пока поиски не увенчаются успехом. О Шамбале, естественно, я Р. не обмолвился и словом.
Второй вывод: Р. обязательно пойдет на сотрудничество с нами. Идея всепланетарного культурного Интернационала более чем близка ему. И тут есть еще над чем подумать. Главное — не разрушить в сознании Р. этот наш миф.
И последнее: где бы в ближайшее время не оказался Р. — в Европе или Америке, — считаю, что в его непосредственное окружение необходимо внедрить несколько наших людей.
РИК
30.V.1920
Лондон
«И все-таки надо попробовать…— решился через несколько дней Николай Константинович, вертя в руках бумажный квадратик с номером телефона в торговом представительстве Советской России. — Странная фамилия… И вообще новое словосочетание коробит: „Товарищ Будяго Евгений Харитонович“. Нет, сначала посоветуюсь с Ладой».
Елена Ивановна одобрила решение мужа: — Иди. Ведь мы в болоте. Кругом трясина. С ними нельзя резко. Лучше сотрудничать, делая свою игру. Может быть, у них действительно есть возможность…
— Хорошо, дорогая, я так и сделаю.
Он ушел в свою мастерскую поднял трубку телефона, набрал номер.
— Здравствуйте! — Мужчина в советском торгпредстве говорил по-английски. — Я вас слушаю.
— Мне бы…— слегка замешкавшись, сказал Николай Константинович по-русски, — товарища Будяго… Евгения Харитоновича.
— Я к вашим услугам. — Русский язык у товарища Будяго был тоже безукоризненный, а голос показался знакомым. — Представьтесь, пожалуйста.
— Я — Рерих, художник…
— А! Николай Константинович! Очень приятно. Итак…
— Мне бы подробно поговорить…— «Боже мой! Неужели? Не может быть!» — А по телефону…
— Понимаю… Вот что. Я как раз свободен. А если и вы…
— Да, — заспешил живописец, — я тоже свободен.
— Тогда… Могу прислать авто. Нас нелегко найти.
— Буду вам чрезвычайно благодарен, Евгений Харитонович.
— Прекрасно! Ваш адрес я знаю. — В голосе Будяго прозвучала еле уловимая усмешка.
Через час молчаливый швейцар торгового полпредства России в Англии провел Николая Константиновича по коридорам и переходам и указал на безымянную дверь.
Рерих постучал.
— Прошу! — прозвучал знакомый голос.
В небольшой комнате, окно которой выходило в тесный дворик, за письменным столом сидел, хитро прищурившись, «горбун» — Владимир Анатольевич Шибаев.
— Да, да, дорогой учитель, не удивляйтесь: это я.
Такова сегодня жизнь. И не будем распространяться на эту тему, — не мог же товарищ Шибаев сообщить живописцу-эмигранту, что он давно прибыл в туманный Альбион для выполнения весьма деликатной миссии, в качестве эмиссара Петроградского бюро Коминтерна и агента ВЧК с огромным количеством поручений и инструкций. Главное господин (или товарищ?..) Рерих сам поймет — он человек сообразительный. — Приступим к делу. Что привело вас к нам? Какая требуется помощь?
Выслушав Николая Константиновича, Шибаев-Будяго погрустнел.
— Ну… Что касается английских виз в Индию…— он развел руками. — Тут товарищ Владимиров явно преувеличил наши возможности. Вообще Константин Константинович чрезвычайно… как сказать… восторженный человек. И кого ценит, кем восторгается… А к вам, Николай Константинович, он относится именно так… Таким людям он всегда готов помочь. Но… Будем реалистами. У нас очень сложные, если не сказать, по предела натянутые отношения с Англией, — Евгений Харитонович задумался и принял свою характерную позу: опустил голову к столу, вздыбил горб. — Но постойте! — вдруг воспрянул он.
— Почему в Индию обязательно из Англии, с британскими визами? Почему бы нам не избрать другой путь?
— Что вы имеете в виду? — насторожился Рерих.
— Сначала — другая страна… Скажем, Австралия. Или Канада. Или маленькое государство в Южной Америке. Или наоборот: Североамериканские Соединенные Штаты. Тут, пожалуй, мы сможем кое-что сделать для вас. Подумайте на этот счет хорошенько.
— Непременно, — Николай Константинович был разочарован и растерян. — Непременно…
— Отнеситесь, дорогой учитель, к моим словам внимательно и серьезно. Подумайте хорошенько и принимайте решение. Решитесь — начнем действовать.
— Да, да… Я вам очень благодарен…
Но живописец Рерих и его супруга Елена Ивановна над предложением Шибаева-Будяго не успели «хорошенько подумать»: на второй день после аудиенции Николая Константиновича в советском торгпредстве в дверь его квартиры на Куин-Гейт-Террас, 25 позвонили, и горничная, пожилая чопорная дама, пропустила в переднюю незнакомца. Это был полный, пышущий здоровьем господин в темно-сером костюме. Шляпу и плащ он держал в руке.
— Здравствуйте, мадам! — Визитер излучал доброжелательность и восторг: — Могу ли я видеть маэстро Рериха?
— Я к вашим услугам! — Николай Константинович уже спускался с лестницы, которая вела в его мастерскую. — С кем имею честь?..
— Разрешите представиться: директор чикагского Института искусств Луис Хорш. V меня к вам предложение. Поскольку времени в обрез, цейтнот, как говорят шахматисты, я сразу к делу: как вы относитесь к вашему выставочному турне по Соединенным Штатам Америки?
— Это интересно…
— «Да» или «нет» я должен услышать немедленно. Если «да», мы прямо сейчас подписываем контракт и я начинаю действовать: въездные визы, билеты на пароход… Рейсы из Англии в Штаты нерегулярны, и о билетах надо позаботиться заранее, чтобы плыть с комфортом. Я хотел бы, маэстро, услышать ваш ответ сейчас же. Итак… «Да» или «нет»?
— Да, господин Хорш, — перебил Николай Константинович, — я согласен.
Телеграмма, отправленная из Лондона 24 июня 1920 года:
КИТАЙ, ХАРБИН
ПОЧТАМТ, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ
РЕРИХУ ВЛАДИМИРУ КОНСТАНТИНОВИЧУ
СЕНТЯБРЕ СЕГО ГОДА ОТПЛЫВАЕМ США. ОБОСНОВАВШИСЬ ТЕЛЕГРАФИРУЕМ. ИЗ НЬЮ-ЙОРКА ЖДИ ПОДРОБНОЕ ПИСЬМО
ЕЛЕНА, НИКОЛАЙ, ЮРИЙ
Такая же телеграмма в тот же день была отправлена Владимиру Петровичу и по другому адресу: Россия, Читинская губерния, Даурия, штаб войска атамана Семенова.
Трехпалубный пассажирский пароход «Зеландия» покинул лондонский порт девятнадцатого сентября 1920 года, чтобы, согласно расписанию, 3 октября бросить якорь в порту Нью-Йорка.
Рерихи — Николай Константинович, Елена Ивановна и Юрий Николаевич (младший сын Святослав остался продолжать образование в Европе) — занимали каюту из трех комнат, на второй палубе, рядом с музыкальным салоном.
Первые двое суток в океане бушевал семибалльный шторм, Николай Константинович чувствовал себя неважно, его укачивало, и он не выходил из каюты.
На третий день — было 22 сентября — стихии начали успокаиваться, и Рерих решил выйти на палубу подышать свежим океанским воздухом.
— Мне пойти с тобой? — спросила Елена Ивановна.
— Нет. Мне хочется побыть одному.
— Хорошо, милый. Только не простудись — сильный ветер. Закрывай горло шарфом.
Он подошел по плавно раскачивавшейся палубе к высокому ограждению, невольно судорожно вцепился в него руками и замер, исполненный восторга и сладкого ужаса, пред ликом океана, который простирался вокруг, во все стороны до туманного горизонта, лениво и глухо рокотал внизу, успокаиваясь после шторма, влажно, глубоко дышал утробной сырой свежестью, и это был запах глубинных вод, водорослей, рыб, запах того загадочного страшного мира, который скрывался за километровой бездной океанской пучины.
И Рерих на миг — может быть, только на миг — почувствовал себя маленьким, слабым, ничтожным и смертным перед живым существом, самым могучим и грозным на Земле, каким ему казался сейчас океан.
Его плеча осторожно коснулась рука, и прозвучал знакомый голос:
— Здравствуйте, Николай Константинович!
Рерих резко повернулся — изумлению его не было предела:
— Вы? Вы — здесь?..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
МОСКВА, 5 МАЯ 1921 ГОДА
Двадцатого августа 1920 года народный комиссар иностранных дел Российской Федерации Георгий Васильевич Чичерин в официальном письме, напечатанном на бланке Наркомата, среди самой разнообразной информации сообщал главе советского государства Ленину:
Иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляемые нами. Если ключ мы постоянно меняем, то сама система в настоящее время известна многим царским чиновникам и военным, находящимся в стане белогвардейцев за границей. Расшифровку наших посланий я считаю поэтому вполне допустимой.
Прошел почти год, прежде чем поднятая наркомом иностранных дел проблема государственной важности была решена: 5 мая 1921 года на заседании Малого Совнаркома отдельным постановлением была создана советская криптографическая служба — Специальный отдел при Всероссийской чрезвычайной комиссии. Тогда никто из членов Малого Совнаркома не обратил внимания на это словечко — «при». А если и обратил, то не обмолвился и словом. По этому постановлению новый отдел получил статус определенной автономии — по сравнению с другими подразделениями уже тогда многослойного и громоздкого ведомства Феликса Дзержинского: собранную отделом информацию надлежало адресовать непосредственно Политбюро или Центральному комитету партии, которым он и подчинялся напрямую, то есть новая служба выводилась из-под руководства ВЧК. Этот пункт в принимаемом решении был записан по горячей рекомендации Владимира Ильича. Он и вел то заседание Малого Совнаркома. И когда возник вопрос о кандидатуре руководителя спецотдела, вождь молодого государства рабочих и крестьян поднялся со стула и зорко, с прищуром осмотрел всех, кто сидел за длинным столом, покрытым темно-бордовой плюшевой скатертью. Он сказал:
— Товарищи! Есть мнение… И я его полностью разделяю. Давайте поручим новый отдел Глебу Ивановичу Бокию! Все мы его давно знаем как замечательного работника, преданного нашему делу. На всех постах, которые поручала ему партия, он работал самоотверженно, умело, по-боевому. — Владимир Ильич помолчал с полминуты. — Или есть другие кандидатуры? Предлагайте!
Других кандидатур не было. Владимир Ильич встретил только быстрый, напряженный взгляд рысьих глаз Сталина, и что-то зловещее почудилось ему в этом взгляде.
Проголосовали за товарища Бокия дружно, единогласно. Сталин, как заметил вождь мирового пролетариата, поднял руку одним из первых.
В повестке заседания Малого Совнаркома 5 мая 1921 года вопрос о Спецотделе был последним.
Ленин решил еще поработать, хотя был уже восьмой час вечера, и по длинным кремлевским коридорам отправился в свой кабинет.
Секретарю он сказал:
— Позвоните, пожалуйста, товарищу Бокию, пригласите ко мне. Глеб Иванович у себя, мы с ним договорились о встрече.
Глеб Иванович Бокий (1879 — 1937)34
Появился на свет в Тифлисе, в семье интеллигентов из старинного рода, и Грузия стала его второй родиной. Его предок по отцовской линии Федор Бокий-Печихвостский, третейский судья в Литве, упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским. Прадедом Глеба Ивановича был известный русский математик Михаил Васильевич Остроградский. Отец Глеба Иван Дмитриевич Бокий, действительный статский советник, ученый и преподаватель, был автором учебника по основам химии — по нему училось несколько поколений русских гимназистов.
Старший брат и сестра нашего героя пошли по педагогическим стопам отца. Борис Бокий окончил Горный кадетский корпус, впоследствии переименованный в Горный институт имени императрицы Екатерины II, получил квалификацию инженера, несколько лет работал по специальности, потом стал преподавателем в этом же институте; он считался одним из основоположников отечественного горного дела. Сестра Наталья выбрала специальность историка, несколько лет преподавала в Сорбонне и, когда грянул «Великий Октябрь», навсегда осталась во Франции.
Вначале все говорило о том, что Глеба Ивановича Бокия ждет блестящая карьера на государственной службе: он, как и старший брат, после окончания реального училища в 1896 году поступил в Горный институт.
Но дальше… Как говорится, угораздило: на втором курсе он становится членом петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». И этот шаг определил выбор жизненного пути Глеба Бокия. Некоторую роль тут сыграл старший брат Борис: в 1898 году он предложил Глебу и Наталье, их сестре, принять участие в студенческой демонстрации. Произошло столкновение с полицией, все трое были арестованы, а Глеб, оказавший при задержании сопротивление, был жестоко избит. Брата и сестру освободили по ходатайству отца, но больное сердце Ивана Дмитриевича не выдержало позора и спустя несколько дней после злополучной демонстрации он скончался.
Потрясенные общим горем, братья, однако, приняли диаметрально противоположные решения: раскаявшийся Борис, который считал себя виновником гибели отца, навсегда порвал с политикой и революционной борьбой; Глеб, наоборот, встал на путь профессионального революционера, бесповоротно и навсегда.
Вот краткая хроника этого пути Глеба Ивановича Бокия до 1920 года.
1900 год — вступает в Российскую социал-демократическую партию (РСДРП).
1902 год — первая ссылка в Восточную Сибирь за подготовку демонстрации.
1904 год — Глеб Бокий введен в состав Петербургского комитета РСДРП как организатор объединенного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений.
1905 год, апрель — арестован по делу «Группы вооруженного восстания РСДРП»; амнистирован по октябрьскому царскому манифесту.
1906 год — очередной арест по делу «Сорока четырех» («Петербургского комитета и боевых дружин»).
Всего Глеб Бокий подвергался арестам двенадцать раз. Провел полтора года в одиночной камере, два с половиной года — в сибирской ссылке, от побоев в тюрьме получил травматический туберкулез. Но каждый раз, оказавшись на свободе, он вновь и вновь яростно включался в революционную борьбу. На протяжении двадцати лет (1897-1917) Глеб Иванович являлся одним из руководителей петроградского большевистского подполья.
Период с 1914 по 1915 год оказался для подпольщиков особенно трудным. Правительство, учитывая тяжкие уроки русской революции 1905 — 1907 годов, усилило репрессивные меры по отношению к революционным организациям. Чтобы оградить себя от участившихся провалов, петербургские большевики организовали так называемую «Группу 1915 года при ЦК», куда вошли самые надежные, много раз проверенные люди. В их числе был Бокий. Ужесточилась партийная дисциплина, самые серьезные требования предъявлялись к соблюдению конспирации. Именно тогда проявилось одно качество Бокия, которое безусловно учитывал Ленин, рекомендуя его на должность руководителя спецотдела.
Из воспоминаний старой большевички, члена партии с 1915 года Алексеевой:
При аресте Глеба Ивановича забирали и его по виду самые обыкновенные ученические тетради, исписанные математическими формулами, а на самом деле записями о подполъных делах, зашифрованными математическим шифром. Шифр этот являлся изобретением Глеба Ивановича, и ключ к нему был известен ему только одному. Лучшие шифровальщики, какими тогда располагала царская охранка, ломали головы над этими «формулами», подозревая в них шифр. Однако раскусить этот орешек они так и не смогли.
— Сознайтесь, — говорили Глебу Ивановичу следователи, — это шифр?
А Глеб Иванович невозмутимо отвечал:
— Если шифр, то расшифруйте.
С досадой следователь возвращал ему «загадочные тетради».
1916 год, декабрь — Бокий введен в состав Русского бюро ЦК РСДРП. Сразу после падения самодержавия он в Русском бюро возглавляет отдел сношений с провинцией.
1917 год, декабрь — Глеб Иванович Бокий — член петербургского военно-революционного комитета, один из руководителей вооруженного восстания.
1918 год, февраль-март — Брестский мир еще не подписан, немецкие войска наступают на всех направлениях; Глеб Бокий — член комитета революционной обороны Петрограда. С марта он заместитель петроградской ЧК.
После убийства председателя петроградской Чрезвычайки Моисея Урицкого в 1918 году его пост занимает Бокий, бескомпромиссный и жестокий. По решению ЦК партии он становится организатором красного террора в Петрограде и на всем европейском севере, где власть находится в руках большевиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Есть угроза, что Р. попытается получить визы в посольствах государств, граничащих с Индией или близких от нее, — Пакистан, Китай, Бирма, Цейлон. И тогда мы можем потерять его след. Поэтому считаю: необходимо запускать «американский вариант».
Теперь о Р. в связи с нашей основной задачей. Я проштудировал все написанное им об Индии и России. Много интересного. Остановлюсь на двух основных выводах.
Первый: попав в Индию, Р. обязательно организует экспедицию с целью достичь Шамбалы. Может быть, не одну экспедицию — объект упорен и будет действовать в этом направлении, пока поиски не увенчаются успехом. О Шамбале, естественно, я Р. не обмолвился и словом.
Второй вывод: Р. обязательно пойдет на сотрудничество с нами. Идея всепланетарного культурного Интернационала более чем близка ему. И тут есть еще над чем подумать. Главное — не разрушить в сознании Р. этот наш миф.
И последнее: где бы в ближайшее время не оказался Р. — в Европе или Америке, — считаю, что в его непосредственное окружение необходимо внедрить несколько наших людей.
РИК
30.V.1920
Лондон
«И все-таки надо попробовать…— решился через несколько дней Николай Константинович, вертя в руках бумажный квадратик с номером телефона в торговом представительстве Советской России. — Странная фамилия… И вообще новое словосочетание коробит: „Товарищ Будяго Евгений Харитонович“. Нет, сначала посоветуюсь с Ладой».
Елена Ивановна одобрила решение мужа: — Иди. Ведь мы в болоте. Кругом трясина. С ними нельзя резко. Лучше сотрудничать, делая свою игру. Может быть, у них действительно есть возможность…
— Хорошо, дорогая, я так и сделаю.
Он ушел в свою мастерскую поднял трубку телефона, набрал номер.
— Здравствуйте! — Мужчина в советском торгпредстве говорил по-английски. — Я вас слушаю.
— Мне бы…— слегка замешкавшись, сказал Николай Константинович по-русски, — товарища Будяго… Евгения Харитоновича.
— Я к вашим услугам. — Русский язык у товарища Будяго был тоже безукоризненный, а голос показался знакомым. — Представьтесь, пожалуйста.
— Я — Рерих, художник…
— А! Николай Константинович! Очень приятно. Итак…
— Мне бы подробно поговорить…— «Боже мой! Неужели? Не может быть!» — А по телефону…
— Понимаю… Вот что. Я как раз свободен. А если и вы…
— Да, — заспешил живописец, — я тоже свободен.
— Тогда… Могу прислать авто. Нас нелегко найти.
— Буду вам чрезвычайно благодарен, Евгений Харитонович.
— Прекрасно! Ваш адрес я знаю. — В голосе Будяго прозвучала еле уловимая усмешка.
Через час молчаливый швейцар торгового полпредства России в Англии провел Николая Константиновича по коридорам и переходам и указал на безымянную дверь.
Рерих постучал.
— Прошу! — прозвучал знакомый голос.
В небольшой комнате, окно которой выходило в тесный дворик, за письменным столом сидел, хитро прищурившись, «горбун» — Владимир Анатольевич Шибаев.
— Да, да, дорогой учитель, не удивляйтесь: это я.
Такова сегодня жизнь. И не будем распространяться на эту тему, — не мог же товарищ Шибаев сообщить живописцу-эмигранту, что он давно прибыл в туманный Альбион для выполнения весьма деликатной миссии, в качестве эмиссара Петроградского бюро Коминтерна и агента ВЧК с огромным количеством поручений и инструкций. Главное господин (или товарищ?..) Рерих сам поймет — он человек сообразительный. — Приступим к делу. Что привело вас к нам? Какая требуется помощь?
Выслушав Николая Константиновича, Шибаев-Будяго погрустнел.
— Ну… Что касается английских виз в Индию…— он развел руками. — Тут товарищ Владимиров явно преувеличил наши возможности. Вообще Константин Константинович чрезвычайно… как сказать… восторженный человек. И кого ценит, кем восторгается… А к вам, Николай Константинович, он относится именно так… Таким людям он всегда готов помочь. Но… Будем реалистами. У нас очень сложные, если не сказать, по предела натянутые отношения с Англией, — Евгений Харитонович задумался и принял свою характерную позу: опустил голову к столу, вздыбил горб. — Но постойте! — вдруг воспрянул он.
— Почему в Индию обязательно из Англии, с британскими визами? Почему бы нам не избрать другой путь?
— Что вы имеете в виду? — насторожился Рерих.
— Сначала — другая страна… Скажем, Австралия. Или Канада. Или маленькое государство в Южной Америке. Или наоборот: Североамериканские Соединенные Штаты. Тут, пожалуй, мы сможем кое-что сделать для вас. Подумайте на этот счет хорошенько.
— Непременно, — Николай Константинович был разочарован и растерян. — Непременно…
— Отнеситесь, дорогой учитель, к моим словам внимательно и серьезно. Подумайте хорошенько и принимайте решение. Решитесь — начнем действовать.
— Да, да… Я вам очень благодарен…
Но живописец Рерих и его супруга Елена Ивановна над предложением Шибаева-Будяго не успели «хорошенько подумать»: на второй день после аудиенции Николая Константиновича в советском торгпредстве в дверь его квартиры на Куин-Гейт-Террас, 25 позвонили, и горничная, пожилая чопорная дама, пропустила в переднюю незнакомца. Это был полный, пышущий здоровьем господин в темно-сером костюме. Шляпу и плащ он держал в руке.
— Здравствуйте, мадам! — Визитер излучал доброжелательность и восторг: — Могу ли я видеть маэстро Рериха?
— Я к вашим услугам! — Николай Константинович уже спускался с лестницы, которая вела в его мастерскую. — С кем имею честь?..
— Разрешите представиться: директор чикагского Института искусств Луис Хорш. V меня к вам предложение. Поскольку времени в обрез, цейтнот, как говорят шахматисты, я сразу к делу: как вы относитесь к вашему выставочному турне по Соединенным Штатам Америки?
— Это интересно…
— «Да» или «нет» я должен услышать немедленно. Если «да», мы прямо сейчас подписываем контракт и я начинаю действовать: въездные визы, билеты на пароход… Рейсы из Англии в Штаты нерегулярны, и о билетах надо позаботиться заранее, чтобы плыть с комфортом. Я хотел бы, маэстро, услышать ваш ответ сейчас же. Итак… «Да» или «нет»?
— Да, господин Хорш, — перебил Николай Константинович, — я согласен.
Телеграмма, отправленная из Лондона 24 июня 1920 года:
КИТАЙ, ХАРБИН
ПОЧТАМТ, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ
РЕРИХУ ВЛАДИМИРУ КОНСТАНТИНОВИЧУ
СЕНТЯБРЕ СЕГО ГОДА ОТПЛЫВАЕМ США. ОБОСНОВАВШИСЬ ТЕЛЕГРАФИРУЕМ. ИЗ НЬЮ-ЙОРКА ЖДИ ПОДРОБНОЕ ПИСЬМО
ЕЛЕНА, НИКОЛАЙ, ЮРИЙ
Такая же телеграмма в тот же день была отправлена Владимиру Петровичу и по другому адресу: Россия, Читинская губерния, Даурия, штаб войска атамана Семенова.
Трехпалубный пассажирский пароход «Зеландия» покинул лондонский порт девятнадцатого сентября 1920 года, чтобы, согласно расписанию, 3 октября бросить якорь в порту Нью-Йорка.
Рерихи — Николай Константинович, Елена Ивановна и Юрий Николаевич (младший сын Святослав остался продолжать образование в Европе) — занимали каюту из трех комнат, на второй палубе, рядом с музыкальным салоном.
Первые двое суток в океане бушевал семибалльный шторм, Николай Константинович чувствовал себя неважно, его укачивало, и он не выходил из каюты.
На третий день — было 22 сентября — стихии начали успокаиваться, и Рерих решил выйти на палубу подышать свежим океанским воздухом.
— Мне пойти с тобой? — спросила Елена Ивановна.
— Нет. Мне хочется побыть одному.
— Хорошо, милый. Только не простудись — сильный ветер. Закрывай горло шарфом.
Он подошел по плавно раскачивавшейся палубе к высокому ограждению, невольно судорожно вцепился в него руками и замер, исполненный восторга и сладкого ужаса, пред ликом океана, который простирался вокруг, во все стороны до туманного горизонта, лениво и глухо рокотал внизу, успокаиваясь после шторма, влажно, глубоко дышал утробной сырой свежестью, и это был запах глубинных вод, водорослей, рыб, запах того загадочного страшного мира, который скрывался за километровой бездной океанской пучины.
И Рерих на миг — может быть, только на миг — почувствовал себя маленьким, слабым, ничтожным и смертным перед живым существом, самым могучим и грозным на Земле, каким ему казался сейчас океан.
Его плеча осторожно коснулась рука, и прозвучал знакомый голос:
— Здравствуйте, Николай Константинович!
Рерих резко повернулся — изумлению его не было предела:
— Вы? Вы — здесь?..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
МОСКВА, 5 МАЯ 1921 ГОДА
Двадцатого августа 1920 года народный комиссар иностранных дел Российской Федерации Георгий Васильевич Чичерин в официальном письме, напечатанном на бланке Наркомата, среди самой разнообразной информации сообщал главе советского государства Ленину:
Иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляемые нами. Если ключ мы постоянно меняем, то сама система в настоящее время известна многим царским чиновникам и военным, находящимся в стане белогвардейцев за границей. Расшифровку наших посланий я считаю поэтому вполне допустимой.
Прошел почти год, прежде чем поднятая наркомом иностранных дел проблема государственной важности была решена: 5 мая 1921 года на заседании Малого Совнаркома отдельным постановлением была создана советская криптографическая служба — Специальный отдел при Всероссийской чрезвычайной комиссии. Тогда никто из членов Малого Совнаркома не обратил внимания на это словечко — «при». А если и обратил, то не обмолвился и словом. По этому постановлению новый отдел получил статус определенной автономии — по сравнению с другими подразделениями уже тогда многослойного и громоздкого ведомства Феликса Дзержинского: собранную отделом информацию надлежало адресовать непосредственно Политбюро или Центральному комитету партии, которым он и подчинялся напрямую, то есть новая служба выводилась из-под руководства ВЧК. Этот пункт в принимаемом решении был записан по горячей рекомендации Владимира Ильича. Он и вел то заседание Малого Совнаркома. И когда возник вопрос о кандидатуре руководителя спецотдела, вождь молодого государства рабочих и крестьян поднялся со стула и зорко, с прищуром осмотрел всех, кто сидел за длинным столом, покрытым темно-бордовой плюшевой скатертью. Он сказал:
— Товарищи! Есть мнение… И я его полностью разделяю. Давайте поручим новый отдел Глебу Ивановичу Бокию! Все мы его давно знаем как замечательного работника, преданного нашему делу. На всех постах, которые поручала ему партия, он работал самоотверженно, умело, по-боевому. — Владимир Ильич помолчал с полминуты. — Или есть другие кандидатуры? Предлагайте!
Других кандидатур не было. Владимир Ильич встретил только быстрый, напряженный взгляд рысьих глаз Сталина, и что-то зловещее почудилось ему в этом взгляде.
Проголосовали за товарища Бокия дружно, единогласно. Сталин, как заметил вождь мирового пролетариата, поднял руку одним из первых.
В повестке заседания Малого Совнаркома 5 мая 1921 года вопрос о Спецотделе был последним.
Ленин решил еще поработать, хотя был уже восьмой час вечера, и по длинным кремлевским коридорам отправился в свой кабинет.
Секретарю он сказал:
— Позвоните, пожалуйста, товарищу Бокию, пригласите ко мне. Глеб Иванович у себя, мы с ним договорились о встрече.
Глеб Иванович Бокий (1879 — 1937)34
Появился на свет в Тифлисе, в семье интеллигентов из старинного рода, и Грузия стала его второй родиной. Его предок по отцовской линии Федор Бокий-Печихвостский, третейский судья в Литве, упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским. Прадедом Глеба Ивановича был известный русский математик Михаил Васильевич Остроградский. Отец Глеба Иван Дмитриевич Бокий, действительный статский советник, ученый и преподаватель, был автором учебника по основам химии — по нему училось несколько поколений русских гимназистов.
Старший брат и сестра нашего героя пошли по педагогическим стопам отца. Борис Бокий окончил Горный кадетский корпус, впоследствии переименованный в Горный институт имени императрицы Екатерины II, получил квалификацию инженера, несколько лет работал по специальности, потом стал преподавателем в этом же институте; он считался одним из основоположников отечественного горного дела. Сестра Наталья выбрала специальность историка, несколько лет преподавала в Сорбонне и, когда грянул «Великий Октябрь», навсегда осталась во Франции.
Вначале все говорило о том, что Глеба Ивановича Бокия ждет блестящая карьера на государственной службе: он, как и старший брат, после окончания реального училища в 1896 году поступил в Горный институт.
Но дальше… Как говорится, угораздило: на втором курсе он становится членом петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». И этот шаг определил выбор жизненного пути Глеба Бокия. Некоторую роль тут сыграл старший брат Борис: в 1898 году он предложил Глебу и Наталье, их сестре, принять участие в студенческой демонстрации. Произошло столкновение с полицией, все трое были арестованы, а Глеб, оказавший при задержании сопротивление, был жестоко избит. Брата и сестру освободили по ходатайству отца, но больное сердце Ивана Дмитриевича не выдержало позора и спустя несколько дней после злополучной демонстрации он скончался.
Потрясенные общим горем, братья, однако, приняли диаметрально противоположные решения: раскаявшийся Борис, который считал себя виновником гибели отца, навсегда порвал с политикой и революционной борьбой; Глеб, наоборот, встал на путь профессионального революционера, бесповоротно и навсегда.
Вот краткая хроника этого пути Глеба Ивановича Бокия до 1920 года.
1900 год — вступает в Российскую социал-демократическую партию (РСДРП).
1902 год — первая ссылка в Восточную Сибирь за подготовку демонстрации.
1904 год — Глеб Бокий введен в состав Петербургского комитета РСДРП как организатор объединенного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений.
1905 год, апрель — арестован по делу «Группы вооруженного восстания РСДРП»; амнистирован по октябрьскому царскому манифесту.
1906 год — очередной арест по делу «Сорока четырех» («Петербургского комитета и боевых дружин»).
Всего Глеб Бокий подвергался арестам двенадцать раз. Провел полтора года в одиночной камере, два с половиной года — в сибирской ссылке, от побоев в тюрьме получил травматический туберкулез. Но каждый раз, оказавшись на свободе, он вновь и вновь яростно включался в революционную борьбу. На протяжении двадцати лет (1897-1917) Глеб Иванович являлся одним из руководителей петроградского большевистского подполья.
Период с 1914 по 1915 год оказался для подпольщиков особенно трудным. Правительство, учитывая тяжкие уроки русской революции 1905 — 1907 годов, усилило репрессивные меры по отношению к революционным организациям. Чтобы оградить себя от участившихся провалов, петербургские большевики организовали так называемую «Группу 1915 года при ЦК», куда вошли самые надежные, много раз проверенные люди. В их числе был Бокий. Ужесточилась партийная дисциплина, самые серьезные требования предъявлялись к соблюдению конспирации. Именно тогда проявилось одно качество Бокия, которое безусловно учитывал Ленин, рекомендуя его на должность руководителя спецотдела.
Из воспоминаний старой большевички, члена партии с 1915 года Алексеевой:
При аресте Глеба Ивановича забирали и его по виду самые обыкновенные ученические тетради, исписанные математическими формулами, а на самом деле записями о подполъных делах, зашифрованными математическим шифром. Шифр этот являлся изобретением Глеба Ивановича, и ключ к нему был известен ему только одному. Лучшие шифровальщики, какими тогда располагала царская охранка, ломали головы над этими «формулами», подозревая в них шифр. Однако раскусить этот орешек они так и не смогли.
— Сознайтесь, — говорили Глебу Ивановичу следователи, — это шифр?
А Глеб Иванович невозмутимо отвечал:
— Если шифр, то расшифруйте.
С досадой следователь возвращал ему «загадочные тетради».
1916 год, декабрь — Бокий введен в состав Русского бюро ЦК РСДРП. Сразу после падения самодержавия он в Русском бюро возглавляет отдел сношений с провинцией.
1917 год, декабрь — Глеб Иванович Бокий — член петербургского военно-революционного комитета, один из руководителей вооруженного восстания.
1918 год, февраль-март — Брестский мир еще не подписан, немецкие войска наступают на всех направлениях; Глеб Бокий — член комитета революционной обороны Петрограда. С марта он заместитель петроградской ЧК.
После убийства председателя петроградской Чрезвычайки Моисея Урицкого в 1918 году его пост занимает Бокий, бескомпромиссный и жестокий. По решению ЦК партии он становится организатором красного террора в Петрограде и на всем европейском севере, где власть находится в руках большевиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65