В Сибири гражданская война. Против большевиков во главе белого русского воинства — Колчак. В его армии воюет атаман Григорий Семенов со своими полками; среди них Азиатская конная дивизия барона Унгерна, в которой около восьми сотен казаков. И хотя тактическая цель его — борьба с большевиками, с Красной армией (он через атамана Семенова подчинен Колчаку), стратегическая цель Романа Федоровича совсем иная: освобождение от китайцев Монголии, создание там основы будущего буддистского государства. И когда эта цель объявлена местному населению, под его знамена стекаются и русские, прежде всего казацкие офицеры и рядовые, приверженцы «белой идеи», и местные монголы и буряты. В 1921 году, накануне знаменитого похода Унгерна на Ургу30, в его войске уже больше десяти тысяч бойцов и командиров.
В одном из писем Богдыхану накануне решающих событий «самодержец пустыни» писал:
Я, барон Унгерн, родственник русского царя (фантазии Романа Федоровича — И.М.) ставлю цель, исходя из традиционной дружбы России и Монголии, оказать Богдыхану помощь для освобождения Монголии от китайского ига и восстановления прежней власти. Прошу согласия на вступление моих войск в Ургу…
Мы с Вами создадим восточную монархию с центром в Монголии. Я знаю и уверен, что только с Востока может идти свет. Этот свет — всюду восстановление монархов. Европейская культура принесла столько зла для Востока, что пора вступить с ней в борьбу. Мы создадим орден «Буддийских крестоносцев», который, своими конницами прокатясь сокрушительным валом по странам Европы, огнем и мечом утвердит там новый восточный порядок.
От Богдыхана было получено согласие. Барон Унгерн принял монгольское подданство и новую веру — ламаизм, впрочем, оставаясь и христианином: носил крест, ходил в православную церковь. В армию барона толпами вступали местные крестьяне — араты, задавленные кабалой китайских ростовщиков.
15 февраля 1921 года, сломив ожесточенное сопротивление китайцев, войска барона Унгерна вступили в Ургу. Богдыхан вновь занял свой пост и в благодарность присвоил своему освободителю княжеский титул — Роман Федорович стал монгольским ханом.
Но в Монголию уже проникла «большевистская зараза»: в борьбу с бароном вступили местные революционеры во главе с Сухэ-Батором, П. Бодо и С. Данзаном, которых горячо поддерживали из России большевики, обещая оказать военную помощь. И оказали. Но не сразу.
Унгерн фон Штернберг начал расправу над теми «красными», на кого указывала контрразведка барона. И определение Ярославского — «кровавый палач» — увы, абсолютно точно характеризует потенциального создателя «второй империи Чингисхана»: на перекрестках Урги появились виселицы; к пойманным «врагам Будды» применялись типично восточные казни — людей живыми закапывали в землю, разрывали лошадьми, сажали на муравейники, раздев донага, обливали водой на лютом морозе; по прямому приказу барона Унгерна в Урге был инспирирован кровавый и беспощадный еврейский погром, пер вый в истории монгольской столицы. Доносчикам — и на «большевиков», и на евреев — выдавалось вознаграждение. — две трети имущества повешенных, расстрелянных, замученных. Трупы казненных родственникам и близким запрещалось вывозить с места расправ и хоронить. Их до костей обгладывали разжиревшие черные собаки-трупоеды, которые бродили по городу огромными сыто рычавшими стаями, наводившими ужас на местных жителей.
20 мая 1921 года барон Унгерн приступил к осуществлению своей «восточной мечты»: его войска пересекли советскую границу и вторглись в пределы Дальневосточной республики, в которой уже утвердилась большевистская власть. А дальше, господа хорошие, — после разгрома местной Красной армии — откроется пум. во глубину Сибири, на европейскую Россию, а там Москва, Петербург — и принимай, Европа, освободителей!
Но… Хороши у русского народа поговорки: «бодливой корове бог рогов не дает». Впрочем, не всегда. Увы. увы!
Поход на Дальневосточную республику был последним в военной и политической карьере монгольского хана барона Унгерна фон Штернберга. В июне-июле 1921 года его войска были сокрушены Красной Армией и отрядами конницы Сухэ-Батора. Начался быстрый катастрофический разгром армии барона. И финал: командующий монгольскими частями армии Унгерна Сундуйгун выдал «восточного мессию» командованию большевистской армии.
Судили «самодержца пустыни» в Новониколаевске31, тогдашней столице советской Сибири.
Накануне суда из Москвы пришла правительственная телеграмма:
…ДОБИТЬСЯ ПРОВЕРКИ СОЛИДАРНОСТИ ОБВИНЕНИЯ И В СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ДОКАЗАННОСТЬ ПОЛНЕЙШАЯ, В ЧЕМ, ПО-ВИДИМОМУ, НЕЛЬЗЯ СОМНЕВАТЬСЯ, ТО УСТРОИТЬ ПУБЛИЧНЫЙ СУД, ПРОВЕСТИ ЕГО С МАКСИМАЛЬНОЙ СКОРОСТЬЮ И РАССТРЕЛЯТЬ
УЛЬЯНОВ-ЛЕНИН
То есть еще до судебного разбирательства вождь мирового пролетариата вынес барону Унгерну фон Штернбергу смертный приговор, который и был приведен в исполнение 15 сентября 1921 года после пятичасового судебного разбирательства.
Одна интересная деталь: когда весть о казни барона долетела до Урги, Богдыхан повелел во всех храмах Монголии служить молебны по убиенному…
Донесение (после расшифровки)
Первое. Намерение Р. отправиться с семьей в Индию подтвердилось. От моего (нашего) содействия в вопросе оформления документов на выезд из Европы и от организации его выставок-продаж в Германии объект отказался, хотя ему был предложен аванс, как мы и договорились, в 25 тысяч марок. Вернее, не отказался, а ответил молчанием. Это обстоятельство не означает окончательного отказа от сотрудничества. Занимаясь последнее время изучением и разработкой персоны господина Р., я убедился, что он не принимает решений сразу, не продумав все, человек он крайне осмотрительный и осторожный. То есть, думаю, в таком плане в дальнейшем с ним и надо работать.
Второе. Безусловно, если Р. переедет с семьей в Индию, то он там задержится надолго, во всяком случае наверняка до тех пор, пока в России не настанут мирные времена и окончательно не определится вопрос о ее политическом статусе. Не исключено, что если на российских просторах утвердится власть большевиков, которых Р. ненавидит, он уже никогда не вернется на Родину. А ненавидеть современных правителей России ему есть за что: как мне удалось выяснить, новые хозяева страны конфисковали в его петроградской квартире домашнюю коллекцию картин западных мастеров и другие ценности, имеющие художественное значение, разграблен и загородный дом семейства Р. в Изваре под Петроградом.
Наконец, третье. Наверняка Р. в Индии займется не только живописью, но разовьет и другую деятельность: судя по его публикациям, он вынашивает некую идею единства корней культуры Индии и России. Р. — человек известный, деятельный, упорный в достижении поставленных целей. И поскольку скорее всего предстоят его поездки, экспедиции и проч. в глубь страны, индийская история и современность будут изучаться с некоей проекцией в российскую историю. А это значит, что господин Р., несомненно, будет интересен и англичанам, и русским (большевикам, если они удержатся у власти). Можно предположить, что англичане в Индии ближе Р., чем большевики в России, эта дилемма подлежит тщательному исследованию и анализу.
Поэтому… Вы рекомендовали мне, после посещения Петрограда и, возможно, Москвы отправиться за Урал, в восточные губернии России. Кстати сказать, они охвачены гражданской войной, и смертельный риск пребывания там, согласитесь, требует повышенного гонорара. Думаю, мы с вами эту пустяковую проблему — если иметь в виду масштабы предстоящей борьбы — решим. Я ни в коем случае не отказываюсь от этого предприятия. Предлагаю только конкретизацию операции. Сейчас, пока Р. в Европе, я должен, незримо для него, быть рядом: может быть, он сам начнет искать контактов с нами, если с визами у него возникнут трудности. А если нет — как только Р. отправится в Индию с семейством, я тоже двинусь туда. У нас только будут разные маршруты: он — по воде, я — по суше, через русские равнины, останавливаясь везде, где будут наличествовать наши интересы.
Очевидно, в ближайшее время необходима конфиденциальная встреча для подробной разработки дальнейших действий. Назначайте время и место.
Маг
10.Х. 1918 год
(Под кличкой «Маг» на внешнюю германскую разведку работал Исаак Тимоти Требич-Линкольн.)
Глава 6
ПЕТРОГРАД, 27 АВГУСТА 1920 ГОДА
Мороз, снег, нечищенные улицы. Великий город застыл, оледенел, теряется в серо-мутной мгле. В доме собачий холод. Без четверти пять вечера. Смеркается. Пустынно, прохожих не видно, попрятались куда-то…
«Только куда можно спрятаться от „них“? — думает Александр Васильевич Барченко, поднимаясь по крутым ступеням крыльца мрачного здания на Гороховой, в котором разместилась петроградская ЧК. — И зачем я им? Похоже, теперь не отвяжутся, пока не посадят в каталажку, а еще проще — к стенке, это у них раз плюнуть.»
Впрочем, так думает мистический ученый для того, чтобы отпугнуть беду, не сглазить (вот только что не сглазить?)
Главное же соображение, которое несколько согревает его, успокаивает, он даже не хочет облечь в словесную форму. Соображение это можно вместить в одно слово: «пронесет!»
Вчера вечером под дверью квартиры мистический ученый обнаружил конверт (почтовый ящик кто-то отодрал от двери, как и все остальные ящики в его подъезде). В конверте оказалось два листка: пропуск — такому-то явиться в Петроградскую ЧК 27.01.1920 г. к 17 часам в комнату № 6; неразборчивая подпись, печать. Получив такую бумажку, иной гражданин, особенно если сердце слабое или воображение богатое, уже дома может дух испустить. Александр Васильевич Барченко, пожалуй, приближался к этой разновидности российских интеллигентов, но была в конверте еще записочка, от руки написанная, и в ней говорилось: «Уважаемый А.В.! Приглашаю Вас на короткую беседу, которая, надеюсь, Вас заинтересует. Искренне Ваш, Д. Картузов».
«Нет! Как хотите, уважаемые! Такими записками, чтобы потом к стенке поставить, не заманивают», — так про себя рассуждая, подал Александр Васильевич пропуск красноармейцу при дверях — на сей раз это был мужик лет сорока. Рассмотрев пропуск, охранник обронил: «Проходи!»
Два лестничных марша на второй этаж, длинный коридор — двери, двери, двери… На этот раз везде тихо и людей не видно.
«Да ведь воскресенье сегодня!» — сообразил мистический ученый.
А вот его дверь № 6.
Постучал троекратно и вежливо.
— Прошу, прошу, Александр Васильевич! — тут же прозвучало приветливо в ответ.
В просторном кабинете оказался только его хозяин, Дмитрий Наумович Картузов. Он при появлении мистического ученого и философа весьма поспешно поднялся со своего троноподобного кресла.
Крепкое рукопожатие, приветливая улыбка на умном лице с воспаленными от бессонных трудовых ночей глазами.
— Вы уж простите, что в воскресенье. Да вот, пожалуйста, присаживайтесь на этот стульчик. В будни, знаете ли, сутолока, все время народ, неотложные дела… Чтобы поговорить по душам, не торопясь — ни-ни. Ну рассказывайте, как вы, Александр Васильевич? На службе, дома? Я слышал, жена в деревне?
— Да, у родителей, — невольно грустно вздохнул ученый. — Там хоть прокормиться можно, еще кое-что из. съестного крестьяне продают.
— Да, да, дорогой мой! Труднехонько живем. Весьма и весьма! Но ничего! Уверяю вас, наступят лучшие времена. Не за горами. Помните, у Антона Павловича Чехова? «Мы еще увидим небо в алмазах!»
— Может быть, — вяло согласился Барченко.
— А у вас, Александр Васильевич, сейчас основной заработок — это ваши лекции-диспуты?
— Да… В рабочих клубах, все на том же Балтфлоте. Но оплата…— мистический ученый встревожился и замолк.
— А мои молодцы, вы знаете, не раз побывали на ваших лекциях. В восторге! В полном восторге! Я вот все никак не выберусь, дела, работа адова… Вы, кажется, еще и свое образование завершаете?
— Надеюсь весной закончить одногодичные курсы на естественно-географическом отделении Второго педагогического института.
— Я слышал, вы и по геологии специализируетесь? «Все-то они про меня знают».
— Верно. Я еще до событий… Простите, до революции держал экзамен по геологии и основам кристаллографии в Военно-медицинской академии, — Александр Васильевич сдержанно улыбнулся. — Между прочим, получил оценку «отлично».
— Похвально, похвально! -Дмитрий Наумович дружески похлопал воскресного визитера по плечу. — И работать, и учиться…— Хозяин кабинета вдруг замолчал, о чем-то задумавшись.
Возникла пауза.
— Вот что, дорогой Александр Васильевич, — заговорил Картузов деловым тоном. — Мы недавно посоветовались с товарищами и решили вам посодействовать.
— В чем? — осторожно задал вопрос Барченко.
— Вы, конечно, про институт академика Бехтерева слышали?
— Кто же в научном мире не знает института Владимира Михайловича!
— И прекрасно! Чудно… Весьма и весьма. Представьте, мы с Владимиром Михайловичем недавно о вас говорили. Оказывается, вы у них с лекцией об этой… Шамбале выступали?
— Было дело.
— Академик о вашей лекции отозвался очень высоко, — и опять молчание.
— Словом, так, — продолжал Дмитрий Наумович, похоже, после каких-то внутренних колебаний. — Вам предлагается место в институте товарища Бехтерева, — на слове «товарища» было сделано ударение. — На кафедре, как сказал сам Владимир Михайлович, телепатии и гипноза. С профессорским окладом.
— Я не ослышался? — вырвалось у Александра Васильевича.-• С профессорским окладом?
— Вы не ослышались. И с продовольственным пайком первой категории.
— Боже мой! — пролепетал мистический ученый.
— Завтра же и отправляйтесь прямехонько к Владимиру Михайловичу. Он вас ждет.
— Я не знаю, как вас благодарить…
— Никаких благодарностей! — перебил растроганного гостя хозяин кабинета. Мы это делаем исходя из самой горячей симпатии к вам.
— Спасибо! Спасибо… Я…
— Впрочем, Александр Васильевич, есть одна маленькая просьба.
— Я весь внимание… Дмитрий Наумович…Здесь, пожалуй, уместно сделать отступление и забежать вперед, в близкое, но непредсказуемое будущее.
30 января 1921 года на заседании Ученой конференции Института изучения мозга и психической деятельности — или, как его в ту пору называли в Питере, Института мозга — его директор, академик Владимир Михайлович Бехтерев, выдающийся русский невролог, психиатр и психолог сказал следующее:
— Господа! — обращение «товарищ» он пока игнорировал. (До поры, до поры. С волками жить…) — Наша конференция называется «На Муроме». Ее результатом будут не только наши совместные выводы о предмете, который мы подвергаем тщательному, однако лишь теоретическому исследованию, но и научная экспедиция на Кольский полуостров, средства на которую, хотя и мизерные, нам удалось получить из государственной казны. Да, в Лапландию для изучения и исследования непонятного загадочного заболевания «мереченье» мы отправим научную экспедицию. И возглавить ее я предлагаю Александру Васильевичу Барченко, который работает у нас недавно, но зарекомендовал себя блестяще! Я подчеркиваю — блестяще.
Раздались дружные аплодисменты.
Академик Бехтерев и Александр Васильевич не могли не сойтись, встретившись однажды. С 1918 года Институт мозга под руководством Владимира Михайловича занимался поиском научного обоснования феноменов телепатии, телекинеза, гипноза. Научных поисков гениев не могут остановить никакие катаклизмы, в том числе и революции и гражданские войны — их прерывает только земная смерть. Сам Бехтерев именно в те первые советские годы провел серию работ по изучению телепатии в опытах на человеке и животных. Наряду с клиническими исследованиями в Институте мозга проходили апробацию методы электрофизиологии и нейрохимии.
Александр Васильевич Барченко, появившийся в Институте мозга в начале 1919 года, был для Бехтерева драгоценной находкой: ведь он затрагивал аналогичные темы еще в своих старых научно-популярных статьях. В институте мистический ученый работал над созданием универсального учения о ритме, одинаково применимом как к космологии, космогонии, геологии, минералогии, кристаллографии, — так и к явлениям общественной жизни. Позднее Александр Васильевич свое открытие назовет «синтетическим методом, основанным на древней науке». Наверняка, если бы не гонения на все, что противоречило марксистскому материалистическому методу познания действительности (а эти гонения начались буквально с первого смрадного дыхания советской власти), наш блистательный ученый сказал бы, что его синтетический метод основан на оккультных знаниях. В сжатом виде его учение было впоследствии изложено в книге «Дюнкор». И работая в Институте мозга — при помощи и горячей поддержке академика Бехтерева — Александр Васильевич Барченко углубленно изучал аномальные явления в психике человека, включая «необъяснимые» психические заболевания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65