Все лица обратились к массивной высокой башне, которая возвышалась над огромным кафедральным собором города. Это здание, построенное всего в нескольких ярдах от берега, было обращено к бескрайним просторам Южного моря . Раздалось постукивание четок, когда масса черных и коричневых тел упала на колени прямо на улицах и склонила головы, вознося вечернюю молитву самому католическому Богу, который защищал благочестивых жителей Испании, Италии и Португалии.
Поскольку горький опыт убедил его, что лучше не выделяться из толпы, раб по имени Дэвид Армитедж тоже преклонил колена и шепотом повторил английскую епископскую молитву, которая была удивительно похожа на испанские.
– Всемогущий Отец, я благодарю тебя, – с искренним чувством шептал он, – за твою бесконечную милость, что даже в руках моих врагов ты уберег меня.
У него действительно были причины для благодарности. Ему часто вспоминалась судьба его товарищей по плену; один погиб в пламени жестокого аутодафе ; другому поставили на лбу клеймо «Л» – «лютеранин», а потом сослали рабом на золотые рудники в Верагуа.
– Научи меня мудрости, о небесный Отец, – продолжал Армитедж, – позволь мне научиться искусству врачевания у моих врагов.
В главном доме, за кухонным садом, глубокий голос дона Андреаса де Мартинеса де Амилеты, судьи здешней провинции, смешивался с высокими голосами доньи Елены и ее дочерей, читавших молитвы.
– Благослови, о, Господи, – от всей души попросил виргинец, – моего хозяина дона Андреаса, его добрую жену, их сына Фелипе и, больше всего, дониселлу Мерседес.
Он исключил из своей молитвы дона Эрнандо, старшего сына и капитана отряда городской артиллерии, который постоянно твердил отцу, что опасно, если не греховно, держать в доме собаку лютеранина, даже такого замечательного врача, как этот раб по имени Давидо. Также Армитедж не чувствовал ни малейшего желания призывать благословение на голову старшей дочери дона Андреаса, дониселлы Инессы. Ограниченная, самодовольная ханжа и фанатичка, Инесса считала своим долгом отдать этого англичанина в руки трибунала святой инквизиции.
Закончив свою молитву, Дэвид не сразу поднялся с колен, а еще какое-то время прислушивался к нежному голосу дониселлы Мерседес, тихой и веселой шестнадцатилетней девочки.
Однажды она возникла перед ним, любопытная и быстрая, словно белочка, и спросила его, откуда он родом. Она с изумлением узнала, что он, Давидо, самый настоящий англичанин, но никогда в жизни не бывал в Англии, а родился в месте под названием Виргиния.
– Конечно, – застенчиво сказала она,, – твоя родина не может быть плохой, потому что ее назвали в честь Святой Девственницы .
И Дэвиду совершенно не хотелось разубеждать ее и объяснять, что его страна названа по имени великой королевы, а «девственность» сохранилась только в ее имени,
– Я еще приду завтра, – пообещала она, разглаживая пышную желтую юбку, – а ты расскажешь мне об этой Виргинии. Adios. – И девочка выскочила из дверей лачуги, которую он использовал как аптеку и как место для ночлега.
Армитедж продолжил размалывать корни мечоакана. С их помощью он надеялся ослабить приступы головокружения, которые уже год мучили добрую донью Елену. Он знал, что его благосостояние целиком зависело от состояния здоровья доньи Елены. Своеобразный парадокс заключался в том, что если его лекарство окажется удачным и донья Елена выздоровеет, то это может послужить сигналом к его аресту и передаче религиозным властям, которые горели желанием устроить над ним судилище.
Пачкая свободные черные штаны из хлопка, Дэвид оперся о низкую глиняную стену и выглянул на улицу Санто-Доминго. Все было как всегда: негры-погонщики гнали скот с городских пастбищ; рабы из дома дона Андреаса несли ведра, чтобы наполнить их водой из водовозной бочки, потому что вода в городских колодцах Панамы была грязной, ржавой и совершенно непригодной для питья.
Конечно, сестры обители Ла-Мерседес поставили цистерну, которая в дождливый сезон всегда бывала полна, но она снабжала водой только саму обитель и несколько близлежащих домов наиболее благочестивых жителей. Дэвид не мог понять, почему какой-нибудь губернатор уже давно не приказал соорудить цистерну, которая могла бы обеспечить водой весь город.
Повернувшись, пленный врач снова оглядел длинный, низкий дом судьи де Мартинеса де Амилеты, покрытый пыльной крышей из красной черепицы. Поскольку донья Елена была родом из очень богатой семьи Пересов, то ее дом оказался разукрашен больше всех других домов в губернаторстве Панамы.
Низкие арки, которые опирались на каменные колонны, создавали прохладную, затененную террасу, как спереди, так и сзади дома, построенного в форме буквы «Г», который был расположен на северном углу Плаца Майор и улицы Санто-Доминго.
Дэвид с удивлением обнаружил, что в городе больше свободных негров, чем рабов. С еще большим удивлением он узнал, что по сравнению с Гранадой здесь почти не держали рабов-индейцев.
Когда на дорожку перед его хижиной упала тень, он улыбнулся и слегка поклонился.
– Добрый вечер, брат Пабло.
– Да будет мир с тобой, сын мой.
Пропыленный и запыхавшийся от жары, в грубых сандалиях и промокшей от пота коричневой рясе, брат Пабло подошел ближе. У него были мягкие седые волосы и такая же борода. Как обычно, в руках у францисканца оказался пучок какой-то травы.
– У меня для тебя хорошие новости, сын мой, – сказал он. – Один мой индейский друг на сегодняшней охоте нашел вот эту великолепную разновидность рода карокас. Если помнишь, я говорил, что карокас – превосходное слабительное?
– Еще раз благодарю вас, брат Пабло, и ваших друзей-индейцев. Я слышал, что местные аборигены считают вас святым.
– Меня, святым? – Брат Пабло изумленно покачал изящной головой, – Я знаю, что ты не имел в виду ничего нечестивого, но мои грехи так велики и многочисленны, что я сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся выбраться из чистилища. Разве ты не знаешь, что правила нашего ордена предписывают оказывать несчастным индейцам не только религиозную, но и физическую помощь?
Дэвид быстро понял, что это действительно так. За исключением фанатиков иезуитов и доминиканцев, практически все религиозные ордены в губернаторстве перешли от политики жестоких гонений к политике терпимости и благосклонности.
– А эта трава для чего? – спросил Дэвид, когда они вошли в его хижину.
– Это стручки обыкновенной цетерары. Приготовленная из них кашица помогает изгнать всех глистов из кишечника.
– Пожалуйста, позволь мне зарисовать ее.
За последний год неутомимая тяга виргинца к познаниям привела его к нескольким удивительным открытиям, которые он старательно записал на тех листках бумаги, что тайно ему принесла дониселла Мерседес и ее ученый брат, дон Фелипе, который через несколько месяцев должен был стать францисканским монахом.
Дэвид быстро вытащил портфель, который составлял гордость всей его жизни. В нем хранились бумаги, где были описаны и зарисованы в цвете разнообразные лекарственные растения. Например, бесуго помогал при отравлении, особенно при укусе змеи; аниме, ароматическая смола, превосходно действовала при легочном крупе, а трава щитовидника помогала при любых кишечных отравлениях.
Старый монах счастливо вздохнул, уселся и принялся наблюдать, как проворные пальцы Дэвида рисуют растение.
– Я удивлен и восхищен, сын мой, – заметил брат Пабло, – при виде быстроты и мастерства, с которыми ты выучил наш испанский язык. Ты действительно очень умен, поэтому я каждый вечер молюсь, чтобы тебе было позволено и дальше продолжать служить на благо человечества.
Дэвид вопросительно приподнял бровь.
– Брат Хуан опять затевает неприятности?
– Увы. Сегодня утром он бранил тебя в архиепископском духовном трибунале: Хорошо, что ты нашел поддержку в лице судьи де Амилеты и его преосвященства архиепископа, которому очень понравился состав, с помощью которого ты вылечил его от дизентерии. Он велел мне передать тебе вот это. – Брат Пабло быстро огляделся по сторонам и вытащил из рукава большую серебряную монету. – Более того, сегодня вечером, после наступления темноты, дон Андреас хочет, чтобы ты посмотрел жену дона Хуана Хименеса, старшего сержанта, командующего внутренними вооруженными силами города. Когда потребуется, он может стать мощным союзником.
– Ведь это вы, – улыбнулся Армитедж, все еще занятый рисованием, – предложили, чтобы я осмотрел эту даму?
Брат Пабло в замешательстве поковырял пальцем засохшее пятно от яичницы на своей коричневой рясе.
– Я верю, что следует любой ценой пытаться облегчить человеческие страдания, даже руками неверных мавров. Это просто преступление, что после захвата Гранады король Фердинанд приказал обезглавить всех ученых хакимов, словно обыкновенных преступников.
Когда во дворе дона Андреаса прозвонил колокол, возвещавший время ужина, брат Пабло тихо поднялся со стула.
– Будь готов к девяти, и я зайду за тобой. Да, и не забудь как следует закутаться.
Старшие слуги и лучшие из рабов уже давно забыли свою первоначальную враждебность к этому высокому рыжеволосому молодому человеку и дружелюбно приветствовали его, когда он появился с выдолбленной из тыквы тарелкой в руках и тыквенным ковшиком за своей вечерней порцией сушеной рыбы и жаренных в оливковом масле бобов.
Вернувшись в хижину и устроившись за грубым столом, который он соорудил из ненужных дощечек, Дэвид задумался о том, удастся ли ему когда-нибудь передать своим землякам накопленные знания. Ему нужно устроить где-то тайник, потому что рабам не дозволялось иметь при себе бумагу.
Если ему когда-нибудь удастся добраться до Старой или Новой Англии, то его имя станет известным всем.
Хотя его желудок уже стонал от бесконечной жирной пищи, он вылизал все до последней крошки, а потом уставился на игру ящериц на засохшем дереве напротив Плаца Майор.
В тысячный раз он стал придумывать план побега. Он был уверен только в одном: успешной должна оказаться первая же попытка, потому что второй уже не представится. Слишком живо вставали в его памяти воспоминания об одном португальском боцмане, который рискнул сбежать, но его поймали на острове Табога. Алькальд эрмандады приказал надрезать ему сухожилие на ноге и ослепить на правый глаз. Бедняга каждый день просил милостыню на ступенях кафедрального собора.
Бесшумно вошел один из свободных негров, и Дэвид вздрогнул от неожиданности.
– Донья Елена снова упала в обморок, – сказал он. – Идем скорее.
Дэвида Армитеджа, хотя он и был закоренелым еретиком и одним из ненавистных англичан, очень высоко ценили в доме де Амилеты. Наверное, причиной тому стали не только его мастерство хирурга и врача, но и присущие ему внутреннее достоинство и вежливость. Поэтому Дэвиду, единственному из рабов, было разрешено носить обувь, что страшно раздражало капитана дона Эрнандо, старшего сына судьи.
Улыбчивая темнокожая служанка открыла затейливо обитую железом дверь и впустила врача, такого чистенького в своей белой рубашке и черных свободных штанах. Рядом с ней стоял один из грейхаундов дона Андреаса с большими печальными глазами; он вначале зевнул, а потом гавкнул в знак приветствия, когда Дэвид прошел мимо него с корзинкой с травами и чемоданчиком с инструментами для пускания крови.
Дэвид никогда не переставал восхищаться красотой этого огромного благоухающего дома; пол в некоторых комнатах был выложен паркетом из красного и черного дерева; в других же – из кедра, и от половиц до сих пор исходил тончайший запах. Для улучшения вентиляции в стены между многочисленными комнатами на первом этаже были вделаны железные решетки с богатым, причудливым узором.
Сквозь открытую дверь он заметил младших членов семьи, собравшихся за ужином, состоящим из огромной золотистой подрумяненной индейки. Птица лежала на блюде среди риса с шафраном. К столу также были поданы баклажаны, маис и запеченные бананы. Все блюда подавались на серебряных тарелках, которые подносили мулаты в белых и голубых ливреях.
К счастью, дон Эрнандо, высокий и прямой, в красивом черном мундире с красной отделкой, сидел спиной к двери. Дон Фелипе, студент, сидел напротив дониселлы Инессы. Ее нежный профиль четко просматривался в свете горящих свечей.
«Вот девушка, которая всегда добьется своего, – подумал Дэвид, – Но того дурака, с которым она обручена, остается только пожалеть». Инесса была красива холодной, величественной красотой, напоминающей фрески на стенах в кафедральном соборе Панамы. Но даже самый ничтожный дровосек в Панаме знал, что дониселла выйдет замуж только за дона Карлоса де Монтемайора ради титула, который он рано или поздно унаследует.
В противоположность ей дониселла Мерседес, которой пошел шестнадцатый год, была так же естественна и жива, как золотистая птичка колибри, порхающая вокруг распустившегося цветка граната. Она единственная среди детей дона Андреаса унаследовала от матери золотистые волосы – воспоминание о германских вандалах, которые на какое-то время обосновались в Северной Испании во время миграции через Иберийский полуостров в Северную Африку.
Случайно подняв голову, она заметила проходящего Дэвида и улыбнулась ему такой теплой улыбкой, что виргинец рискнул ответить ей быстрым кивком и почувствовал, как его заливает неожиданная волна счастья.
Служанка остановилась, заслонила свечу рукой и тихо постучала в дверь.
– Войдите! – раздался голос судьи, в ответ служанка присела, повернула медную ручку двери и снова присела.
На него производила огромное впечатление роскошь жизни в Панаме, ни в какое сравнение не идущая с провинциальной примитивностью Виргинии. Например, в этой комнате сверкающий паркет красного дерева был прикрыт ковриками из невероятно мягкого меха ламы. Над огромной кроватью доньи Елены простирался балдахин из необыкновенно яркого зеленого и золотого дамаска, который привозили из Италии, а в глубокой нише слева в стене, позади кровати, две свечи из пчелиного воска освещали изящный образ Божьей Матери, высотой в фут, выточенный из слоновой кости. Маленькую фигурку украшали изумруды и жемчуг. А на грациозной готической головке скульптуры покоилась тяжелая золотая корона с бриллиантами чистейшей воды и огранки. Даже подставка для статуэтки была сделана из золота и украшена рубинами размером с мизинец на женской руке.
«У капитана Джека Морриса или Кэтфута просто слюнки бы потекли, глядя на такое богатство», – подумал Дэвид, подходя к кровати. Донья Елена тихо стонала, очевидно, у нее был обычный припадок головокружения. Рядом сидел дон Андреас и держал ее за руку.
Наверное, он собирался выходить по делам, потому что на нем был жемчужно-серый костюм с серебряными пуговицами и отделкой. На тяжелом золотистом воротнике виднелся огромный бледно-желтый бриллиант. Его острая седая бородка гармонировала с тяжелыми бровями и седыми волосами. Еще два бриллианта сверкнули в ушах судьи, когда тот перевел быстрые черные глаза на вошедшего. Виргинец согнулся в низком поклоне. С самого начала Армитедж отказался следовать обычной практике преклонения коленей перед хозяином.
– Благодарю за то, что ты так быстро пришел, Давидо. Надеюсь, что ты вернешь донье прежние силы.
Дэвид взял тонкое запястье, безвольно свисавшее из пены кружев. Пульс оказался жестким и быстрым, и Армитедж решил, что у его пациентки лихорадка.
– Горе мне, – простонала наполовину утонувшая в подушках изящная фигура. – Андреас! Врач-лютеранин пришел?
– Да, мое сердце. – На орлином лице судьи де Амилеты было написано искреннее участие.
Дэвид принял все меры против лихорадки, которые были приняты в тогдашней медицине. Он пустил кровь, шесть унций, а потом приставил к вискам доньи Елены пиявки, чтобы оттянуть застоявшуюся кровь. Потом он порылся в своей корзинке с лекарствами. Может, попробовать противолихорадочное средство, траву, которую ему указал Кумана, давным-давно, во время возвращения из Гранады?
Конечно, лучше было бы проверить эффективность эскобиллы на менее значительном пациенте, но познания Куманы оказались настолько точными и основательными, что Дэвид без колебаний развернул бумагу с листьями эскобиллы, растолок ее в ступе и размешал.
– Теперь мне нужно очень легкое Канарское вино, ваша честь. – Затем Дэвид маленьким серебряным ланцетом отделил пиявок; ни в коем случае не следовало оставлять шрамов на голове Такой классической формы. В вине растворили порошок эскобиллы, совсем немного, кучка порошка была не больше серебряного реала.
– Ваша честь не приподнимет голову вашей жены? – попросил Дэвид.
– Нет, у вас это лучше получится, – ответил дон Андреас и остался на месте, глядя на свою ослабевшую супругу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58