– Можешь мне поверить. Поэтому мы не причиним вреда духовенству, а сами поставим лестницы и захватим Ла-Глорию.
– Нет! Нет! Ты сошел с ума. Кастельон будет стрелять и по монахам. Он известен своей храбростью.
Морган неожиданно протянул руку и схватил Трибитора за растрепанную бороду.
– Спокойно, собака. Я сказал, что испанцы не будут стрелять, а я адмирал, и ты должен выполнять мои приказания! Вот и выполняй,
И в результате вскоре после полудня сильный отряд пиратов промаршировал к монастырю Ла-Мерседес и приказал распахнуть двери.
Джереми Дент и Харрингтон вошли в обитель с отрядом корсаров, у каждого из которых был кнут или палка.
– Наружу! Вон! Холера вас побери!
Большинство из тех, у кого были пики, тоже бросились на помощь и вывели пленных на солнечный свет. Монахи были в черных рясах приходских священников, коричневых рясах францисканцев, серых – доминиканцев или черных ордена братьев Христовых – иезуитов. Монашки представляли жалкое зрелище, потому что их так неожиданно вытащили из постелей, что многие из них оказались едва одеты.
Некоторые монахи выступали гордо и важно, но большинство сбились в кучу и испуганно таращили глаза; другие двигались словно во сне – они никак не могли поверить, что все это случилось в их тихом, хорошо укрепленном городе.
Под градом пинков, ударов и проклятий пленников построили в длинную колонну, которая под усиленной охраной двинулась на север по разоренным, заваленным мертвыми телами улицам. Стервятники, недовольные тем, что их оторвали от трапезы, медленно взлетали на крыши. Горестная процессия направлялась прямо к видневшейся Ла-Глории.
Сгрудившиеся на окраине города пираты были озадачены звуками, доносившимися от этого жалкого шествия. Задумался и галантный Кастельон, алькальд Порто-Бельо, и его офицеры. Они высунули головы из-за укреплений, но ничего не заметили внизу, кроме пригорка, усеянного телами мертвых пиратов. Во дворе форта напряженно застыли на своих местах солдаты с луками и аркебузами, в латах и касках.
«Какой еще адский план созрел в головах этих еретиков?» – задумался Кастельон, почесывая короткую и ухоженную бороду.
У испанского командира не было никаких иллюзий. Если Сантьяго-де-ла-Глории удастся продержаться хотя бы один день, то к тому времени гарнизоны других фортов смогут собрать силы для атаки, которая уничтожит пиратов.
– Конечно, – пытался ободрить своих офицеров Кастельон, – большой форт Сан-Фелипе-де-Сотомайор скоро вышлет нам подкрепление.
– Да, сеньор генерал, – согласился артиллерийский майор. – Разве дон Абелардо не командует самой мощной крепостью между Картахеной и Веракрусом?
Испанские офицеры бродили вокруг. Так или иначе, но зловещее молчание этих демонов беспокоило их намного больше, чем звуки шумной резни. Что же касается алькальда, то он бросал свирепые взгляды на два военных корабля, которые, сделав всего один-единственный бесполезный залп по городу, сейчас разворачивались в бухте Порто-Бельо и направлялись к выходу. Неожиданно один лейтенант в ужасе схватил его за руку.
– Боже мой! – в ужасе выдохнул он. – Смотрите! Смотрите, что делают эти проклятые слуги сатаны!
Из нескольких узких улиц, выходящих к стенам форта, одновременно появились странные группы людей. Они двигались с трудом из-за тяжелых лестниц; несмотря на боль от уколов пиками и ударов палашами, они не могли идти быстрее. Сгибаясь под тяжестью груза, священники, монахи и монашки вопили, что ни один добрый католик не станет стрелять в них. Армитедж, все еще занятый делом, заметил одного седого аббата, который, шатаясь, почти вдвое согнулся под непосильной тяжестью. Остальные кричали:
– Пожалейте нас, сыновья, если вы надеетесь, что вас самих пожалеют после смерти!
Работая пастушьими кнутами, пираты гнали их вперед. Если кто-нибудь из пленных спотыкался, то его тут же подминала толпа других.
Три колонны слились воедино и направились к укреплениям. Там наверху солдаты повернулись к командующему.
Они не знали, что делать. Если они выстрелят, то будут вечно жариться в аду. Но если они не буду стрелять, то погибнут. Пусть решает алькальд.
Генерал Ипполито де Кастельон дрогнул, но в глубине души он был убежден в том, что гарнизон еще можно спасти, а монахи внизу уже все равно погибли.
Кастельон приставил ладони ко рту:
– Огонь! Приказываю открыть огонь по людям с лестницами!
– Святой Господь! – Майор артиллерии повернул к нему искаженное ужасом лицо. – Мы не можем этого сделать. Именем Бога, дон Ипполито, вы же не хотите приговорить всех нас к вечной…
– Я здесь командую! – Он выхватил у ближайшего солдата ружье и мгновение спустя свалил выстрелом высокого францисканца, который пытался приставить лестницу. – Видите? Я беру ответственность на себя. Огонь! Стреляйте, пока еще не слишком поздно. Да здравствует король! Да здравствует католическая церковь!
Но орудийные расчеты никак не могли решиться стрелять, пока колонны не прошли уже половину пути. Но вид визжащих и орущих пиратов, которые выскочили из зарослей кукурузы, пробудил их пошатнувшуюся решимость.
– Божья Матерь, прости меня! – простонал артиллерист и приложил спичку к фитилю. Пушка рявкнула и откачнулась назад, словно брыкающаяся лошадь, а в рядах атакующих появилась дорожка мертвых тел.
Внезапно в стоны и жалобы духовенства, ружейные выстрелы и пушечный грохот ворвался новый звук. Доминиканец в темной рясе, с окровавленными от ударов хлыстом плечами, дрожащим голосом затянул гимн:
– «Gloria in Excelsis…»
Другие монахи присоединились к нему, а вместе с ними монахини, которые уже вообще плохо соображали, что происходит.
– Заткнись, папистская собака! – Дент кольнул доминиканца пикой в пухлые ягодицы. Тот застонал и навалился на лестницу, но продолжал петь.
Под ураганным огнем из дюжин амбразур монахи падали, кричали и дергались в смертельной агонии.
Морган, собравшийся с мыслями, подбежал к передней лестнице, оттолкнул трясущегося старого священника и подставил плечо под перекладину.
– Вверх! Вверх! Давайте. Вперед, ленивые псы, за мной!
Когда лестницы дотащили до стен, люди Моргана оттолкнули духовенство и сами полезли наверх. Теперь вся стена оказалась усыпана пестро одетыми корсарами. Несмотря на льющееся сверху кипящее масло и пушечные ядра, которые солдаты руками бросали вниз, пираты висели на лестницах и лезли вверх. Они лезли на стену, словно стремительный поток поднимающейся воды. Те из монахов, которые остались в живых, теперь пытались отползти в поле и скрыться там.
Генри Морган одним из первых вскарабкался на парапет в залитых кровью остатках рубашки и изодранных в клочья штанах. Вокруг свистели пули, но он на мгновение остановился, чтобы оценить ситуацию.
Головорезы Харрингтона и бандиты Трибитора тоже оказались на стене.
– Наверх, братья! Наверх, за Англию! Еще немного – и крепость ваша, парни!
Следуя за адмиралом, бандиты вначале очистили орудийную площадку, а потом пробились во двор, где испанские солдаты сражались не на жизнь, а на смерть, пока их не оттеснили численно превышающие силы нападающих. Некоторые раненые отползли в сторону в поисках хотя бы временного спасения в подвалах и складах, битком забитых горожанами, которые сбежались в Ла-Глорию во время взятия Сан-Иеронимо.
Кастельон был не менее опытен в воинском деле, чем Морган, и руководил обороной с холодной расчетливостью, присущей ветеранам. Вовсю работавший пикой Джекмен заметил, что алькальд убил по меньшей мере трех пиратов, прежде чем, размахивая выкованным в Толедо мечом, он с остатками гарнизона отступил в трапезную старших офицеров.
Импровизированный таран из валявшегося во дворе бревна скоро вдребезги разбил дверь столовой.
Не понадобилось много времени, чтобы загнать уцелевших испанцев в тупик у дальней стены длинной залы.
– Сантьяго! Сантьяго! Да здравствует король! – Кастельон продолжал подбадривать жалкие остатки защитников крепости. И Генри Морган приказал своим людям отойти немного назад. Убедившись, что стрельба прекратилась, он переступил через упавшие тела и оказался перед свирепым алькальдом.
– Позволь мне прикончить эту свинью, – попросил Джекмен, сплюнул на ладони и взялся за пику.
Морган огрызнулся:
– Отойди, Энох. Я сам справлюсь с этим паладином.
На плохом испанском Морган предложил Кастельону выступить вперед и сам сделал три шага вперед от своих флибустьеров, которые столпились в помещении. Они стояли, глядя на темные лица сбившихся в кучку врагов. Тяжело дыша, мокрые от пота, береговые братья смотрели, как их адмирал опустил свой палаш и как дон Ипполито де Кастельон перешагнул через труп аркебузира. С горделивой осанкой, бледным и забрызганным кровью лицом, он держал в левой руке незаряженный пистолет, а в правой обоюдоострый меч.
– Ты сражался как храбрый солдат, – сообщил Морган своему врагу. – Ни один другой подданный твоего короля не мог бы обороняться более отважно. Я предлагаю тебе сдаться.
– Нет, никогда, – ответил Кастельон, не сводя глаз с победителя. Он много слышал о Моргане – о его набегах на Гранаду, Пуэрто-дель-Принсипе и Трухильо, и часто пытался представить себе, как он выглядит. – Нет, лютеранин, Кастельон не сдается, чтобы его потом прикончили как собаку. Как мои предки умирали, но не сдавались поганым маврам, так и я паду в схватке с еретиком англичанином.
Лицо Моргана покраснело.
– Я даю тебе слово джентльмена, что тебя не повесят, сеньор алькальд. И всех твоих храбрецов тоже отпустят на свободу.
Это была величественная картина: с одной стороны остатки гарнизона, забаррикадировавшиеся перевернутым столом, с другой – обрадованные братья, с триумфом ожидающие сигнала к продолжению резни.
Нахмурив брови, Кастельон бесстрашно ответил:
– Нет! Клянусь Божьей Матерью Толедо, я не приму от тебя милости.
– Эй, Гарри! Вот жена старого хрыча, – крикнул один из корсаров. – Если ты хочешь оставить его в живых, может, она уговорит его сдаться.
– Горе мне, – простонал алькальд. – До какого позора я дожил!
Вперед вытолкнули донью Кастельон и ее двух дочерей-подростков, растрепанных и насмерть перепуганных. Упав на колени, они молились, и плакали, и умоляли своего отца и мужа принять милость английского адмирала.
– Прощайте! – Кастельон низко поклонился жене и поднес к губам рукоятку меча. – Прощайте навсегда, любимые! Идите с миром. Я буду ждать вас в раю. Давайте, друзья, умрем как настоящие мужчины!
Подняв меч, алькальд двинулся вперед, но тут Джекмен не выдержал:
– Вот тебе за Кейт Пайн! – Тяжелый абордажный пистолет уроженца Новой Англии громко рявкнул. Алькальд Порто-Бельо остановился и, медленно разворачиваясь от удара пули и под отчаянные вопли своей семьи упал на тела людей, которыми он так хорошо командовал.
Глава 18
ЖЕЛЕЗО, ВЕРЕВКА И ОГОНЬ
К закату даже чувство ужаса притупилось в Порто-Бельо. Руины его разоренных укреплений Сан-Иеронимо и Ла-Глория дымились. Вдали раздавались выстрелы, это бандиты Гасконца стреляли по нескольким отчаявшимся женщинам, которые предпочли попытаться проплыть полмили среди акул и барракуд тем нежностям, которые они могли получить от лютеран.
Только Генри Морган, казалось, не чувствовал усталости; он бродил по городу в сопровождении небольшого отряда с «Золотого будущего». В узловых точках Порто-Бельо он поставил пикеты, приказал выставить часовых у небольших лодок и, несмотря на всеобщее возмущение, запретил грабеж.
На батареях и в фортах рядом с гаванью оставалось в три раза больше испанских солдат, чем у него людей, поэтому надо было соблюдать осторожность.
Капитан Трибитор, тоже разумный человек, держал своих людей в узде. Джереми Дент думал только об одном, поэтому он повел своих людей в сырые и мрачные подвалы под крепостью Ла-Глория.
– Смотрите хорошенько вы все, может, кто-то из вас жалеет о том, что случилось, – сказал им Дент, высоко поднимая свой факел. – За той дверью святая инквизиция поет псалмы о спасении душ и читает молитвы.
И он снова почувствовал боль в своих изуродованных пальцах. Слишком хорошо ему врезался в память мальтийский крест, вырезанный на каменной панели над дверью в камеру пыток. Судя по состоянию пыточных инструментов, у святой инквизиции недавно была работенка. Ни растяжка, ни дыба не успели покрыться пылью, и ни следа ржавчины не нашлось на ящике с углями, где должны были раскаляться пыточные инструменты.
– Черт – просто волосы дыбом встают, – ахнул молодой пират.
– Еще бы, – подтвердил Дент. – Давайте посмотрим, над кем трудились их преподобия. Пойдем. Камеры внизу.
Вначале они наткнулись на молодого индейца, беспомощного, словно огромный коричневый жук, потому что глаза у него были выжжены, а плечи вывернуты на растяжке.
– Да, в этой конуре умер мой кровный брат Уилл Броквей. А еще раньше раскаленными красными щипцами беднягу Нэда Дженкинса разорвали на кусочки. Сколько здесь подземелий, спрашиваете? – Он жутко рассмеялся. – Ну, есть еще два и… – Он остановился. – Слушайте!
В подземелье раздался тяжелый протяжный стон, словно зимней ночью выла запертая собака.
– Кто это? – Голос Дента эхом раздался в темном проходе из дикого камня. – Кто здесь?
– Помогите! Ради Бога, спасите нас!
– Англичане! Клянусь Богом! Они говорят по-английски! – Пираты с грохотом отодвинули тяжелые засовы. Хотя его товарищи поморщились от отвратительного запаха, Дент смело вошел и поднял факел, осветивший низенькую, выложенную камнем камеру.
Одиннадцать отощавших фигур с огромными кандалами на ногах лежали на такой грязной охапке соломы, что от нее воняло, словно в конюшне.
– Билл? – прохрипела одна из жутких фигур. – Похоже, мы уже умерли. Я слышал английскую речь.
Один из бледных, тощих и совершенно обнаженных людей прикрыл глаза ладонью от света, а потом спросил:
– Скажите, друзья, вы… вы есть на самом деле?
– Клянусь Богом, да, – отозвался один из пришедших. – А кто вы?
– Мы?.. Я – Роджер Сейлс из Ярмута.
Корсары разразились ужасными проклятиями и без труда вытащили грязных, отощавших и обезумевших от радости пленников на свежий воздух. Только при дневном свете можно было разглядеть, в каком жутком состоянии они находились. У половины из них не хватало ноздрей и ушей. Двое были слепы; на месте глаз зияли гноящиеся впадины. У еще двоих были переломаны ноги, так что они уже никогда не смогут ходить.
При свете свечей Дэвид Армитедж пытался приложить все свое искусство и от всей души проклинал Яна Эксквемелина, который бросил раненых и отправился на поиски добычи. С покрасневшими глазами, валясь с ног от усталости, виргинец выбивался из сил, перевязывая бесконечные раны и пытаясь запомнить все, что он увидел за день.
Наконец под длинными усами адмирала блеснула улыбка. Слава Богу, он сделал это! Он захватил могущественный Порто-Бельо, и ему потребовалось даже меньше людей чем Дрейку или Паркеру в 1601 году. Он чувствовал огромное удовлетворение от того, что долго еще Порто-Бельо не сможет представлять угрозу ни для Ямайки, ни для Барбадоса и других колоний его британского величества в Вест-Индии.
Постепенно над фортом Сантьяго-де-ла-Глория установилась относительная тишина, но в городе продолжались грабеж и попойка. Наполовину пьяные, немытые бандиты прыгали вокруг костров, нацепив на себя разукрашенные парадные шляпы, бальные платья и другие женские тряпки, которые они отыскали в будуарах жен купцов
К концу недели «Дивная гавань» оказалась настолько разграбленной, что даже самые кровожадные пираты почувствовали себя удовлетворенными при виде огромной, сверкающей груды поживы, которая лежала в красивом каменном здании таможни, по-испански – адуаны Эта груда достигла почти чудовищных размеров.
Двумя днями раньше адмирал объявил, что он считает что несчастные жители города отдали им все до последней монеты, но Гасконец, Сенолв, Рикс, Ганто и многие другие капитаны только зло усмехались и клялись, что можно содрать с них еще столько же. Эти негодяи грубо напомнили Моргану о его обещании, данном накануне атаки поэтому он обругал их, но позволил поступать с пленными как они считают нужным. Длинная вереница горожан, у которых были хоть какие-то сбережения, дрожащих от страха и умоляющих о пощаде прошла через ту хорошо оборудованную камеру пыток под фортом Ла-Глория. Никого не щадили – ни юнцов, ни убеленных сединами старцев, ни толстых купцов.
Сопротивление тех глав семейств, которые оставались непреклонными даже после выдирания ногтей, растяжки и дыбы, пытались сломить угрозой привести их жен и дочерей, раздеть, привязать к каменной стене и изнасиловать.
Чаще всего допрашиваемому требовалось только увидеть пыточную камеру, и он уже был готов говорить и вспоминал о потайном шкафе или зарытом в саду кувшине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Нет! Нет! Ты сошел с ума. Кастельон будет стрелять и по монахам. Он известен своей храбростью.
Морган неожиданно протянул руку и схватил Трибитора за растрепанную бороду.
– Спокойно, собака. Я сказал, что испанцы не будут стрелять, а я адмирал, и ты должен выполнять мои приказания! Вот и выполняй,
И в результате вскоре после полудня сильный отряд пиратов промаршировал к монастырю Ла-Мерседес и приказал распахнуть двери.
Джереми Дент и Харрингтон вошли в обитель с отрядом корсаров, у каждого из которых был кнут или палка.
– Наружу! Вон! Холера вас побери!
Большинство из тех, у кого были пики, тоже бросились на помощь и вывели пленных на солнечный свет. Монахи были в черных рясах приходских священников, коричневых рясах францисканцев, серых – доминиканцев или черных ордена братьев Христовых – иезуитов. Монашки представляли жалкое зрелище, потому что их так неожиданно вытащили из постелей, что многие из них оказались едва одеты.
Некоторые монахи выступали гордо и важно, но большинство сбились в кучу и испуганно таращили глаза; другие двигались словно во сне – они никак не могли поверить, что все это случилось в их тихом, хорошо укрепленном городе.
Под градом пинков, ударов и проклятий пленников построили в длинную колонну, которая под усиленной охраной двинулась на север по разоренным, заваленным мертвыми телами улицам. Стервятники, недовольные тем, что их оторвали от трапезы, медленно взлетали на крыши. Горестная процессия направлялась прямо к видневшейся Ла-Глории.
Сгрудившиеся на окраине города пираты были озадачены звуками, доносившимися от этого жалкого шествия. Задумался и галантный Кастельон, алькальд Порто-Бельо, и его офицеры. Они высунули головы из-за укреплений, но ничего не заметили внизу, кроме пригорка, усеянного телами мертвых пиратов. Во дворе форта напряженно застыли на своих местах солдаты с луками и аркебузами, в латах и касках.
«Какой еще адский план созрел в головах этих еретиков?» – задумался Кастельон, почесывая короткую и ухоженную бороду.
У испанского командира не было никаких иллюзий. Если Сантьяго-де-ла-Глории удастся продержаться хотя бы один день, то к тому времени гарнизоны других фортов смогут собрать силы для атаки, которая уничтожит пиратов.
– Конечно, – пытался ободрить своих офицеров Кастельон, – большой форт Сан-Фелипе-де-Сотомайор скоро вышлет нам подкрепление.
– Да, сеньор генерал, – согласился артиллерийский майор. – Разве дон Абелардо не командует самой мощной крепостью между Картахеной и Веракрусом?
Испанские офицеры бродили вокруг. Так или иначе, но зловещее молчание этих демонов беспокоило их намного больше, чем звуки шумной резни. Что же касается алькальда, то он бросал свирепые взгляды на два военных корабля, которые, сделав всего один-единственный бесполезный залп по городу, сейчас разворачивались в бухте Порто-Бельо и направлялись к выходу. Неожиданно один лейтенант в ужасе схватил его за руку.
– Боже мой! – в ужасе выдохнул он. – Смотрите! Смотрите, что делают эти проклятые слуги сатаны!
Из нескольких узких улиц, выходящих к стенам форта, одновременно появились странные группы людей. Они двигались с трудом из-за тяжелых лестниц; несмотря на боль от уколов пиками и ударов палашами, они не могли идти быстрее. Сгибаясь под тяжестью груза, священники, монахи и монашки вопили, что ни один добрый католик не станет стрелять в них. Армитедж, все еще занятый делом, заметил одного седого аббата, который, шатаясь, почти вдвое согнулся под непосильной тяжестью. Остальные кричали:
– Пожалейте нас, сыновья, если вы надеетесь, что вас самих пожалеют после смерти!
Работая пастушьими кнутами, пираты гнали их вперед. Если кто-нибудь из пленных спотыкался, то его тут же подминала толпа других.
Три колонны слились воедино и направились к укреплениям. Там наверху солдаты повернулись к командующему.
Они не знали, что делать. Если они выстрелят, то будут вечно жариться в аду. Но если они не буду стрелять, то погибнут. Пусть решает алькальд.
Генерал Ипполито де Кастельон дрогнул, но в глубине души он был убежден в том, что гарнизон еще можно спасти, а монахи внизу уже все равно погибли.
Кастельон приставил ладони ко рту:
– Огонь! Приказываю открыть огонь по людям с лестницами!
– Святой Господь! – Майор артиллерии повернул к нему искаженное ужасом лицо. – Мы не можем этого сделать. Именем Бога, дон Ипполито, вы же не хотите приговорить всех нас к вечной…
– Я здесь командую! – Он выхватил у ближайшего солдата ружье и мгновение спустя свалил выстрелом высокого францисканца, который пытался приставить лестницу. – Видите? Я беру ответственность на себя. Огонь! Стреляйте, пока еще не слишком поздно. Да здравствует король! Да здравствует католическая церковь!
Но орудийные расчеты никак не могли решиться стрелять, пока колонны не прошли уже половину пути. Но вид визжащих и орущих пиратов, которые выскочили из зарослей кукурузы, пробудил их пошатнувшуюся решимость.
– Божья Матерь, прости меня! – простонал артиллерист и приложил спичку к фитилю. Пушка рявкнула и откачнулась назад, словно брыкающаяся лошадь, а в рядах атакующих появилась дорожка мертвых тел.
Внезапно в стоны и жалобы духовенства, ружейные выстрелы и пушечный грохот ворвался новый звук. Доминиканец в темной рясе, с окровавленными от ударов хлыстом плечами, дрожащим голосом затянул гимн:
– «Gloria in Excelsis…»
Другие монахи присоединились к нему, а вместе с ними монахини, которые уже вообще плохо соображали, что происходит.
– Заткнись, папистская собака! – Дент кольнул доминиканца пикой в пухлые ягодицы. Тот застонал и навалился на лестницу, но продолжал петь.
Под ураганным огнем из дюжин амбразур монахи падали, кричали и дергались в смертельной агонии.
Морган, собравшийся с мыслями, подбежал к передней лестнице, оттолкнул трясущегося старого священника и подставил плечо под перекладину.
– Вверх! Вверх! Давайте. Вперед, ленивые псы, за мной!
Когда лестницы дотащили до стен, люди Моргана оттолкнули духовенство и сами полезли наверх. Теперь вся стена оказалась усыпана пестро одетыми корсарами. Несмотря на льющееся сверху кипящее масло и пушечные ядра, которые солдаты руками бросали вниз, пираты висели на лестницах и лезли вверх. Они лезли на стену, словно стремительный поток поднимающейся воды. Те из монахов, которые остались в живых, теперь пытались отползти в поле и скрыться там.
Генри Морган одним из первых вскарабкался на парапет в залитых кровью остатках рубашки и изодранных в клочья штанах. Вокруг свистели пули, но он на мгновение остановился, чтобы оценить ситуацию.
Головорезы Харрингтона и бандиты Трибитора тоже оказались на стене.
– Наверх, братья! Наверх, за Англию! Еще немного – и крепость ваша, парни!
Следуя за адмиралом, бандиты вначале очистили орудийную площадку, а потом пробились во двор, где испанские солдаты сражались не на жизнь, а на смерть, пока их не оттеснили численно превышающие силы нападающих. Некоторые раненые отползли в сторону в поисках хотя бы временного спасения в подвалах и складах, битком забитых горожанами, которые сбежались в Ла-Глорию во время взятия Сан-Иеронимо.
Кастельон был не менее опытен в воинском деле, чем Морган, и руководил обороной с холодной расчетливостью, присущей ветеранам. Вовсю работавший пикой Джекмен заметил, что алькальд убил по меньшей мере трех пиратов, прежде чем, размахивая выкованным в Толедо мечом, он с остатками гарнизона отступил в трапезную старших офицеров.
Импровизированный таран из валявшегося во дворе бревна скоро вдребезги разбил дверь столовой.
Не понадобилось много времени, чтобы загнать уцелевших испанцев в тупик у дальней стены длинной залы.
– Сантьяго! Сантьяго! Да здравствует король! – Кастельон продолжал подбадривать жалкие остатки защитников крепости. И Генри Морган приказал своим людям отойти немного назад. Убедившись, что стрельба прекратилась, он переступил через упавшие тела и оказался перед свирепым алькальдом.
– Позволь мне прикончить эту свинью, – попросил Джекмен, сплюнул на ладони и взялся за пику.
Морган огрызнулся:
– Отойди, Энох. Я сам справлюсь с этим паладином.
На плохом испанском Морган предложил Кастельону выступить вперед и сам сделал три шага вперед от своих флибустьеров, которые столпились в помещении. Они стояли, глядя на темные лица сбившихся в кучку врагов. Тяжело дыша, мокрые от пота, береговые братья смотрели, как их адмирал опустил свой палаш и как дон Ипполито де Кастельон перешагнул через труп аркебузира. С горделивой осанкой, бледным и забрызганным кровью лицом, он держал в левой руке незаряженный пистолет, а в правой обоюдоострый меч.
– Ты сражался как храбрый солдат, – сообщил Морган своему врагу. – Ни один другой подданный твоего короля не мог бы обороняться более отважно. Я предлагаю тебе сдаться.
– Нет, никогда, – ответил Кастельон, не сводя глаз с победителя. Он много слышал о Моргане – о его набегах на Гранаду, Пуэрто-дель-Принсипе и Трухильо, и часто пытался представить себе, как он выглядит. – Нет, лютеранин, Кастельон не сдается, чтобы его потом прикончили как собаку. Как мои предки умирали, но не сдавались поганым маврам, так и я паду в схватке с еретиком англичанином.
Лицо Моргана покраснело.
– Я даю тебе слово джентльмена, что тебя не повесят, сеньор алькальд. И всех твоих храбрецов тоже отпустят на свободу.
Это была величественная картина: с одной стороны остатки гарнизона, забаррикадировавшиеся перевернутым столом, с другой – обрадованные братья, с триумфом ожидающие сигнала к продолжению резни.
Нахмурив брови, Кастельон бесстрашно ответил:
– Нет! Клянусь Божьей Матерью Толедо, я не приму от тебя милости.
– Эй, Гарри! Вот жена старого хрыча, – крикнул один из корсаров. – Если ты хочешь оставить его в живых, может, она уговорит его сдаться.
– Горе мне, – простонал алькальд. – До какого позора я дожил!
Вперед вытолкнули донью Кастельон и ее двух дочерей-подростков, растрепанных и насмерть перепуганных. Упав на колени, они молились, и плакали, и умоляли своего отца и мужа принять милость английского адмирала.
– Прощайте! – Кастельон низко поклонился жене и поднес к губам рукоятку меча. – Прощайте навсегда, любимые! Идите с миром. Я буду ждать вас в раю. Давайте, друзья, умрем как настоящие мужчины!
Подняв меч, алькальд двинулся вперед, но тут Джекмен не выдержал:
– Вот тебе за Кейт Пайн! – Тяжелый абордажный пистолет уроженца Новой Англии громко рявкнул. Алькальд Порто-Бельо остановился и, медленно разворачиваясь от удара пули и под отчаянные вопли своей семьи упал на тела людей, которыми он так хорошо командовал.
Глава 18
ЖЕЛЕЗО, ВЕРЕВКА И ОГОНЬ
К закату даже чувство ужаса притупилось в Порто-Бельо. Руины его разоренных укреплений Сан-Иеронимо и Ла-Глория дымились. Вдали раздавались выстрелы, это бандиты Гасконца стреляли по нескольким отчаявшимся женщинам, которые предпочли попытаться проплыть полмили среди акул и барракуд тем нежностям, которые они могли получить от лютеран.
Только Генри Морган, казалось, не чувствовал усталости; он бродил по городу в сопровождении небольшого отряда с «Золотого будущего». В узловых точках Порто-Бельо он поставил пикеты, приказал выставить часовых у небольших лодок и, несмотря на всеобщее возмущение, запретил грабеж.
На батареях и в фортах рядом с гаванью оставалось в три раза больше испанских солдат, чем у него людей, поэтому надо было соблюдать осторожность.
Капитан Трибитор, тоже разумный человек, держал своих людей в узде. Джереми Дент думал только об одном, поэтому он повел своих людей в сырые и мрачные подвалы под крепостью Ла-Глория.
– Смотрите хорошенько вы все, может, кто-то из вас жалеет о том, что случилось, – сказал им Дент, высоко поднимая свой факел. – За той дверью святая инквизиция поет псалмы о спасении душ и читает молитвы.
И он снова почувствовал боль в своих изуродованных пальцах. Слишком хорошо ему врезался в память мальтийский крест, вырезанный на каменной панели над дверью в камеру пыток. Судя по состоянию пыточных инструментов, у святой инквизиции недавно была работенка. Ни растяжка, ни дыба не успели покрыться пылью, и ни следа ржавчины не нашлось на ящике с углями, где должны были раскаляться пыточные инструменты.
– Черт – просто волосы дыбом встают, – ахнул молодой пират.
– Еще бы, – подтвердил Дент. – Давайте посмотрим, над кем трудились их преподобия. Пойдем. Камеры внизу.
Вначале они наткнулись на молодого индейца, беспомощного, словно огромный коричневый жук, потому что глаза у него были выжжены, а плечи вывернуты на растяжке.
– Да, в этой конуре умер мой кровный брат Уилл Броквей. А еще раньше раскаленными красными щипцами беднягу Нэда Дженкинса разорвали на кусочки. Сколько здесь подземелий, спрашиваете? – Он жутко рассмеялся. – Ну, есть еще два и… – Он остановился. – Слушайте!
В подземелье раздался тяжелый протяжный стон, словно зимней ночью выла запертая собака.
– Кто это? – Голос Дента эхом раздался в темном проходе из дикого камня. – Кто здесь?
– Помогите! Ради Бога, спасите нас!
– Англичане! Клянусь Богом! Они говорят по-английски! – Пираты с грохотом отодвинули тяжелые засовы. Хотя его товарищи поморщились от отвратительного запаха, Дент смело вошел и поднял факел, осветивший низенькую, выложенную камнем камеру.
Одиннадцать отощавших фигур с огромными кандалами на ногах лежали на такой грязной охапке соломы, что от нее воняло, словно в конюшне.
– Билл? – прохрипела одна из жутких фигур. – Похоже, мы уже умерли. Я слышал английскую речь.
Один из бледных, тощих и совершенно обнаженных людей прикрыл глаза ладонью от света, а потом спросил:
– Скажите, друзья, вы… вы есть на самом деле?
– Клянусь Богом, да, – отозвался один из пришедших. – А кто вы?
– Мы?.. Я – Роджер Сейлс из Ярмута.
Корсары разразились ужасными проклятиями и без труда вытащили грязных, отощавших и обезумевших от радости пленников на свежий воздух. Только при дневном свете можно было разглядеть, в каком жутком состоянии они находились. У половины из них не хватало ноздрей и ушей. Двое были слепы; на месте глаз зияли гноящиеся впадины. У еще двоих были переломаны ноги, так что они уже никогда не смогут ходить.
При свете свечей Дэвид Армитедж пытался приложить все свое искусство и от всей души проклинал Яна Эксквемелина, который бросил раненых и отправился на поиски добычи. С покрасневшими глазами, валясь с ног от усталости, виргинец выбивался из сил, перевязывая бесконечные раны и пытаясь запомнить все, что он увидел за день.
Наконец под длинными усами адмирала блеснула улыбка. Слава Богу, он сделал это! Он захватил могущественный Порто-Бельо, и ему потребовалось даже меньше людей чем Дрейку или Паркеру в 1601 году. Он чувствовал огромное удовлетворение от того, что долго еще Порто-Бельо не сможет представлять угрозу ни для Ямайки, ни для Барбадоса и других колоний его британского величества в Вест-Индии.
Постепенно над фортом Сантьяго-де-ла-Глория установилась относительная тишина, но в городе продолжались грабеж и попойка. Наполовину пьяные, немытые бандиты прыгали вокруг костров, нацепив на себя разукрашенные парадные шляпы, бальные платья и другие женские тряпки, которые они отыскали в будуарах жен купцов
К концу недели «Дивная гавань» оказалась настолько разграбленной, что даже самые кровожадные пираты почувствовали себя удовлетворенными при виде огромной, сверкающей груды поживы, которая лежала в красивом каменном здании таможни, по-испански – адуаны Эта груда достигла почти чудовищных размеров.
Двумя днями раньше адмирал объявил, что он считает что несчастные жители города отдали им все до последней монеты, но Гасконец, Сенолв, Рикс, Ганто и многие другие капитаны только зло усмехались и клялись, что можно содрать с них еще столько же. Эти негодяи грубо напомнили Моргану о его обещании, данном накануне атаки поэтому он обругал их, но позволил поступать с пленными как они считают нужным. Длинная вереница горожан, у которых были хоть какие-то сбережения, дрожащих от страха и умоляющих о пощаде прошла через ту хорошо оборудованную камеру пыток под фортом Ла-Глория. Никого не щадили – ни юнцов, ни убеленных сединами старцев, ни толстых купцов.
Сопротивление тех глав семейств, которые оставались непреклонными даже после выдирания ногтей, растяжки и дыбы, пытались сломить угрозой привести их жен и дочерей, раздеть, привязать к каменной стене и изнасиловать.
Чаще всего допрашиваемому требовалось только увидеть пыточную камеру, и он уже был готов говорить и вспоминал о потайном шкафе или зарытом в саду кувшине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58