— вскрикнула малютка Хелен. — Дядя Хэл загорелся!
И прежде чем Кэт или ее мать смогли вмешаться, она выплеснула кувшин воды прямо в обветренное лицо своего дяди. Взревев, словно бык, он вскочил и влепил бы своей племяннице по голой попке, если бы сумел ее поймать, но та вылетела в открытую дверь со стремительностью кролика, преследуемого хорьками, и осмелилась вернуться только тогда, когда ярость дяди утихла и трубка его снова была зажжена.
После заката солнца, когда брат Полли ушел, свернув на дорогу, ведущую в Лондон, Кэт приласкала свою малютку. Чуть скрученная ступня ее крошки показалась ей попрямее. Да, так ей подумалось в полумраке.
— Теперь-то дела у тебя пойдут получше, по крайней мере до возвращения твоего мужа, — пообещала пышногрудая Полли Фостер. — Завтра, хоть это и будет воскресенье, я рискну съездить в Лондон. Там, в Блэкфрайэрс, есть один еврей — Джон о нем отзывался как о честном человеке. Я уверена, он не будет ждать, пока пройдет Святой день, чтобы купить эти жемчужины, хотя это и риск.
— О Полли, нет. Это принадлежит тебе и твоим детям. Из этих денег я не возьму ни фартинга.
Вдова наградила свою подругу весьма раздраженным взглядом.
— О, тело Господне, да кто ты такая, чтобы так хорохориться? Ты нищее бледное полупривидение. Нет уж, я не позволю ни тебе, ни твоему ребенку голодать, пока мы тут будем пиршествовать. — Своей тяжелой рукой она ласково обняла Кэт за хрупкое худенькое плечо. — Ну согласись, что твой Генри расплатится со мной, когда вернется домой, а уж вернется он, не иначе как сгибаясь под тяжестью богатств. Поэтому, — она весело подмигнула, — риск мой вполне оправдан. Ну а теперь как там твоя малютка? По-моему, за эту неделю она пополнела. Боже, пошли молока моим грудям еще на полгодика. Оно не должно иссякнуть, оно у меня может течь даже целых два года.
Не переставая говорить, Полли развязала на себе корсет, принесла с кровати собственного ребенка и приложила сначала его, а потом и другого к большим в коричневых пятнышках соскам. Она уютно устроилась в единственном в доме кресле, заслуживающем такого названия.
— Расскажи-ка мне теперь, как ты поживала в Декстер-холле эту последнюю неделю. Почтенный мастер Френсис все так же приставал к тебе, как и раньше?
Кэт сердито бросила в огонь хворостину.
— Конечно. Этот негодяй дважды залезал мне рукой под нижние юбки, прежде чем я успевала дать ему отпор. — Освещенное пламенем камина бледное лицо девушки потемнело. — Для семнадцатилетнего петушка он научился слишком многому — и чересчур охотно — от своего драгоценного батюшки и его второй женушки, леди Гвиневры. Эти двое — самые бесстыдные твари, что ходят по Божьей земле, — с горечью продолжала она. — Даже при дворе их поведение считается совершенно бессовестным.
— Тогда почему бы тебе не бросить работу у милейшего лорда Декстера?
— Если бы я могла! Но, Полли, дорогая, где мне еще заработать целых два шиллинга в неделю и пять дней на неделе иметь кров и пропитание? Где еще могла бы я находиться так близко от своей малышки, чтобы наведываться к ней пешком?
Как и ожидалось, Полли не могла предложить ничего другого, так как, кроме Декстер-холла, в ближайшей округе не было ни одного поместья. С печальной улыбкой Кэт задрала верхнюю и три нижних юбки, обнажив изящное бедро, совершенство которого портили три лилово-бердовых пятна.
— Этими щипками, — возмущенно пояснила она, — меня наградил сам хозяин, лорд Декстер, когда не видела его жена, хотя, по правде говоря, я не сомневаюсь, что он ущипнул бы меня даже в ее присутствии.
Затем девушка засучила рукав ветхого серого платья и показала четыре коричневато-синих пятна от пальцев, запечатлевшихся на нежной коже.
— А вот что случилось, когда мастер Френсис подстерег меня позавчера на лестнице в галерею сильно нуждающихся дворян.
— Лучше тебе уйти от них, а то, не ровен час, случится что-нибудь и похуже, — посоветовала Полли, передавая крошечную, похожую на куколку Генриетту так, чтобы Кэт могла бы дать ей срыгнуть. Ту же процедуру проделала она и с собственным крепышом.
Кэт погладила удивительно мягкую шейку малютки.
— Видит Бог, я готова уйти тотчас же, как только что-нибудь подвернется.
Глава 3
ДЕКСТЕР-ХОЛЛ
С кедров, двойным рядом ведущих к главному входу усадьбы Декстеров, сыпались дождевые капли.
Эти кедры еще не успели вырасти достаточно высокими, ведь строительство нового дома лорда Энтони Декстеpa завершилось всего лишь два года назад. Строительство это стало возможным благодаря выгодным капиталовложениям в торговую компанию, проникшую за холодные воды Белого моря, чтобы покупать у русских варваров шкуры зверей — чрезвычайно прибыльное предприятие.
Кэт Уайэтт чувствовала себя необъяснимо подавленной, когда проходила под главным входом с выведенной на нем цветастыми буквами надписью: «В эти Широко Распахнутые Ворота Никто не Входит Слишком Рано и Никто не Остается Здесь Слишком Поздно». Оказавшись внутри, она повернула к самому короткому крылу дома, выдававшемуся наподобие средней ветви буквы «Е». Такая планировка строящихся зданий пользовалась теперь самой большой популярностью, так как воспроизводила начальную букву имени королевы. Здесь домоправитель лорда Декстера и его управляющий имением имели свои конторы и вели дела.
Только благодаря своей исключительной настойчивости Кэт завоевала право входить в Декстер-холл через главный вход. Другим же лицам со сравнительно высоким социальным статусом честь эта милостиво даровалась; к этим счастливчикам относились мистер Скипуорт — наставник младших детей, преподобный мистер Паркер — священник сего благородного семейства, а также различные обедневшие родственники, которых теперь насчитывалась целая дюжина. Это были все бедные робкие люди, страдавшие от постоянного напоминания, что живут они в сравнительном достатке только благодаря щедротам дородного, с ястребиным носом лорда Декстера и его пустоголовой и похотливой, но очень красивой молодой жены. Более мелкую сошку помпезный управляющий обязывал входить в дом через служебную дверь — вместе с садовниками, изготовителями свечей, рабочими, стригущими овец, лесничими и тому подобным людом.
Состояние подавленности Кэт усугублялось еще и тем, что из-за скверной погоды юному отпрыску лорда Декстера придется сидеть дома, и это самым неблагоприятным образом скажется на его поведении. Еще хуже было то, что лорд Декстер и его фатоватый сынок от первого брака с неистовой смуглолицей леди норманнского происхождения не могли пойти на охоту. Кэт, разумеется, давно уже промокла насквозь, и подол ее лучшего платья был забрызган глиной и грязью. Не способствовало покою ее души и то обстоятельство, что, спеша вверх по лестнице, она услышала громкие, сердито о чем-то спорящие голоса. Видимо домоправитель Вултон и управляющий имением Грин заводили одну из своих бесконечных ссор.
Она шла торопливой походкой по большой галерее, волоча свои ноги по толстому настилу из свежесрезанного камыша, который, слава Богу, больше не издавал зловония гниющих отбросов, привлекавших внимание многочисленных собак и кошек, свободно разгуливающих по дому. В этот момент большой холл с его длинными рядами голых деревянных столов и простых некрашеных лавок казался особенно угнетающим. Здесь принимала пищу вся домашняя челядь, за исключением близких членов семьи лорда Декстера. Каждый из домочадцев сидел, в соответствии со своим положением, «выше или ниже соли» — то есть на верхнем или нижнем конце стола.
Почти никогда, за исключением праздничных дней, лорд Декстер с супругой не садились на стулья с красивой резьбой, расставленные вокруг стола, установленного на возвышении перед эркером в западном конце холла.
Из-за облачности на небе почти невозможно было оценить окна из цветного стекла, ввезенные из Венеции за очень большую цену. Торопясь к лестнице, ведущей на господскую половину, Кэт машинально поискала глазами впечатляющий герб Декстера — три черных бычьих головы на серебристом поле, разделенном красной полосой.
Она часто задавалась вопросом, не придуман ли их семейный девиз — Fortis Amor Est — Сила есть Любовь — каким-нибудь духовным лицом.
Сардоническая усмешка скривила все еще синие от холода губы Кэт. Как удачно этот девиз характеризовал ту линию баронов, что тянулась от сэра Джеффри дю Дройта, одного из любимых палачей Бастарда.
Fortis Amor Est. Кэт все еще повторяла девиз, когда наконец дошла до своей комнатушки, лишенной камина, но обставленной довольно удобной кроватью на колесиках и видавшим виды сундучком, где она хранила свою одежду, имевшуюся у нее в плачевно малом количестве. Кэт как следует растерла тряпкой свои онемевшие и ноющие ноги и переоделась в единственное, что у нее было помимо мокрой одежды, платье — жалкие обноски, которые менее года назад дочь франклина Ибботта отвергла бы с гордым презрением.
Снова заплетя свои косы и убрав их под скромную белую шапочку, она собралась с мужеством и поспешила в детскую, где юная мисс Элоиза и мастер Гильберт Декстеры ждали ее прибытия без всякого заметного энтузиазма. Но все же приятно было иметь возможность согреть перед потрескивающим огнем камина окоченевшие руки и почувствовать, как уходит из тела этот пронизывающий холод.
Наихудшие опасения Кэт Уайэтт оказались оправданными: ни леди Декстер, ни ее мужа дома не было, — они отбыли к королевскому двору, где лорд Декстер хотел заручиться поддержкой еще одного торгового плавания в Белое море.
Дети в возрасте двенадцати и четырнадцати лет, разодетые в точные миниатюрные копии пышных нарядов их родителей, играли в чашу и шарик с Френсисом, их старшим единокровным братом.
— Чума на такое везенье! — недовольным высоким голосом прокричал юный мастер Гильберт, завидев вошедшую в детскую Кэт. — Мы надеялись, что ты свалилась в болото и захлебнулась.
Кэт попыталась вызвать на лице улыбку.
— Вот не свалилась и не утонула, но в этом строители королевских дорог не виноваты.
Мастер Френсис поднялся, как обычно таинственно красивый и апатичный.
— Исправляй свои манеры, ты, бесенок. Вы тоже, юная леди. — Он хмуро посмотрел на свою единокровную сестру. — Уже сколько времени мы досаждаем миссис Уайэтт.
Это так поразило Кэт, как если бы вдруг заговорил один из тех чопорных портретов на стене. Но особенно удивилась она, когда Френсис, изобразив на лице совершенно чарующую улыбку, вышел вперед, протянув унизанную драгоценными камнями руку.
— Миссис Кэт, — зашепелявил он, — вчера мой сударь отец прочел мне нравоучение по поводу изысканных манер в обращении с благородными дамами. Клянусь, я раскаиваюсь в том, что досаждал вам на прошлой неделе, и надеюсь, что вы найдете для меня в своем сердце прощение.
Открывая шкаф, где хранились виола и лютня, Кэт пустила в ход самые обезоруживающие манеры.
— Прощение? О чем вы? Тут нечего и прощать.
— Когда вы закончите с этими куклами, — Френсис улыбнулся, — я хочу показать вам итальянскую цитру. Это красивая вещь, она только что прибыла из Неаполя.
— Цитра! — оживилась Кэт. — Я много раз слышала о таких инструментах. Это правда, что на ней можно брать ноты в полтона и три полные октавы?
— Да. Это прекраснейший инструмент — из черного дерева и инкрустированный слоновой костью. Между прочим, вы могли бы объяснить мне азы, как им пользоваться? Элоиза проводит вас в мой кабинет.
Кэт была совершенно ошарашена таким неожиданным интересом к музыке, в которой почтенный Френсис разбирался меньше, чем невзрачная птичка рябинник, хотя от юного джентльмена и светского человека прежде всего требовалось умение играть хотя бы на одном инструменте.
Приятное тепло музыкальной комнаты вдобавок к доброму глотку эля, присланного ей надежным другом Катбертом, виночерпием в этом доме, во многом развеяли ее мрачное настроение, и Кэт уже являла собой воплощенное терпение, когда водила неряшливые пальцы мастера Гильберта по струнам его лютни и обучала пению юную мисс Элоизу.
Двухчасовое занятие промчалось с поразительной быстротой, и вот наступил момент, когда мастер Гильберт мог забросить свою лютню в угол и, визжа как поросенок, застрявший под воротами, умчаться по коридору, чтобы вместе с другими ребятами поместья принять участие в шумной игре в «Сарацинов и Крестоносцев».
С уходом брата Элоиза нежно улыбнулась и сделала глазки, копируя выражение лица своей матери при королевском дворе. Она объявила, что ей приятно будет показать учительнице музыки итальянскую цитру и, покачивая расшитыми парчой юбками и миниатюрными фижмами, хоть они и весили около десяти фунтов, побежала по невероятно длинной галерее, упирающейся в большой зал. Наконец она проникла на семейную половину лорда Декстера и подошла к покрытой красивой резьбой дубовой двери.
Кэт, сопровождавшая Элоизу, стояла в нерешительности и стала говорить ей, что, мол, не следует ей туда входить, но Элоиза, недослушав, громко постучала по панелям, которые живо отворились внутрь. Кэт огляделась и успокоилась: это действительно был рабочий кабинет с десятками книг вдоль стены и с глобусами земли и неба по обеим сторонам от ярко пылающего камина.
Да, комната казалась живой и веселой: в высоких позолоченных подсвечниках горели дорогостоящие белые свечи, а над каминной полкой яркими красками бросалась в глаза хоругвь с семейным гербом.
И верно, на письменном столе лежала цитра, и корпус ее из черного дерева оказался роскошно выложен узорами из слоновой кости, жемчуга и серебра. Имея трапециевидную форму, этот удивительный инструмент был оснащен множеством металлических струн и маленькими молоточками, подбитыми на концах каракулем, чтобы извлекать из них нужные звуки.
— О, какая красота, какая дивная красота! — вскричала она. Мастер Френсис подал ей молоточки со словами:
— Держите, миссис Уайэтт, и попытайтесь этими штучками сыграть что-нибудь.
Инструмент издал такие чистые мелодичные звуки, каких прежде Кэт никогда не слышала. Она моментально подобрала простенькую мелодию.
Тем временем почтенный Френсис в благородном камзоле винно-красного цвета с ярко-желтыми полосами достал два дивных кубка венецианской работы — два изящнейших творения из стекла с ножками в виде разноцветных драконов. Взяв кувшин, тоже из венецианского стекла, наследник Декстер-холла наполнил оба кубка желтоватым с красно-бурым оттенком вином.
— Выпейте немножко, — предложил он. — Вы, наверное, замучились держать себя в руках с этими юными бесенятами. Ей-богу, у вас просто потрясающее терпение.
— Но я уже выпила эля.
— Попробуйте это вино, — мягко настаивал он. — Оно очень слабое, привезено сюда из Испании, из Малаги. — Он непринужденно рассмеялся. — Может, эти паписты-испанцы и впрямь идолопоклонники, но вина они делают превосходные.
Кэт поколебалась в нерешительности и, решив не отвергать в обидной форме это предложение дружбы, приняла у него кубок с вином. Мастер Френсис указал ей на большое кресло возле камина и, потягивая вино, пустился в пространный рассказ о придворной жизни, о войнах, которые ведутся сейчас в Нидерландах.
— Вскоре хочу присоединиться к графу Лестеру, — заявил он, потрогав пальцами начинающие прорастать усики, — Но придется еще подождать, пока мой отец не соберет полувзвод кавалерии.
Кэт вздохнула про себя с облегчением. Значит, почтенный Френсис вскоре уедет воевать? Может, тогда-то она избавится наконец от его назойливых взглядов, одним из которых в данный момент он созерцал ее груди, такие ужасно немодные в своей полноте и округлости, так как покупка корсета была ей не по карману.
— Желаю вам успехов в военных делах.
— Правда? Меня это радует, потому что, милая Кэт, вы мне кажетесь чертовски привлекательной и желанной, — говорил он, растягивая речь и сжимая пальцами подлокотники кресла, — Если вы целуетесь хотя бы наполовину так же хорошо, как играете на виоле, вы будете образцовой любовницей.
Кэт вскочила на ноги, но недостаточно быстро. Он уже обнял ее и жадно прижался к ее лицу своим, с еле пробивающимся мягким пушком. Несмотря на ее отчаянные усилия, он все же ухитрился, одурманив ее крепким ароматом духов, залепить ей рот слюнявым поцелуем. Тут она вырвалась, размахнулась и влепила ему звонкую пощечину. Движение это было настолько бурным, что краем юбки она задела один из венецианских бокалов, и он, упав на пол, разбился.
— Дайте мне уйти! — тяжело дыша, выкрикнула она и бросилась к двери.
К ее удивлению, почтенный Френсис и не пытался ей помешать, только произнес с растяжкой:
— Клянусь Богом, этого я не сделаю!
Стоя над разлитым по полу вином, наследник лорда Декстера мрачно глядел на нее темными глазами на волевом, густо залитом краской гнева лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
И прежде чем Кэт или ее мать смогли вмешаться, она выплеснула кувшин воды прямо в обветренное лицо своего дяди. Взревев, словно бык, он вскочил и влепил бы своей племяннице по голой попке, если бы сумел ее поймать, но та вылетела в открытую дверь со стремительностью кролика, преследуемого хорьками, и осмелилась вернуться только тогда, когда ярость дяди утихла и трубка его снова была зажжена.
После заката солнца, когда брат Полли ушел, свернув на дорогу, ведущую в Лондон, Кэт приласкала свою малютку. Чуть скрученная ступня ее крошки показалась ей попрямее. Да, так ей подумалось в полумраке.
— Теперь-то дела у тебя пойдут получше, по крайней мере до возвращения твоего мужа, — пообещала пышногрудая Полли Фостер. — Завтра, хоть это и будет воскресенье, я рискну съездить в Лондон. Там, в Блэкфрайэрс, есть один еврей — Джон о нем отзывался как о честном человеке. Я уверена, он не будет ждать, пока пройдет Святой день, чтобы купить эти жемчужины, хотя это и риск.
— О Полли, нет. Это принадлежит тебе и твоим детям. Из этих денег я не возьму ни фартинга.
Вдова наградила свою подругу весьма раздраженным взглядом.
— О, тело Господне, да кто ты такая, чтобы так хорохориться? Ты нищее бледное полупривидение. Нет уж, я не позволю ни тебе, ни твоему ребенку голодать, пока мы тут будем пиршествовать. — Своей тяжелой рукой она ласково обняла Кэт за хрупкое худенькое плечо. — Ну согласись, что твой Генри расплатится со мной, когда вернется домой, а уж вернется он, не иначе как сгибаясь под тяжестью богатств. Поэтому, — она весело подмигнула, — риск мой вполне оправдан. Ну а теперь как там твоя малютка? По-моему, за эту неделю она пополнела. Боже, пошли молока моим грудям еще на полгодика. Оно не должно иссякнуть, оно у меня может течь даже целых два года.
Не переставая говорить, Полли развязала на себе корсет, принесла с кровати собственного ребенка и приложила сначала его, а потом и другого к большим в коричневых пятнышках соскам. Она уютно устроилась в единственном в доме кресле, заслуживающем такого названия.
— Расскажи-ка мне теперь, как ты поживала в Декстер-холле эту последнюю неделю. Почтенный мастер Френсис все так же приставал к тебе, как и раньше?
Кэт сердито бросила в огонь хворостину.
— Конечно. Этот негодяй дважды залезал мне рукой под нижние юбки, прежде чем я успевала дать ему отпор. — Освещенное пламенем камина бледное лицо девушки потемнело. — Для семнадцатилетнего петушка он научился слишком многому — и чересчур охотно — от своего драгоценного батюшки и его второй женушки, леди Гвиневры. Эти двое — самые бесстыдные твари, что ходят по Божьей земле, — с горечью продолжала она. — Даже при дворе их поведение считается совершенно бессовестным.
— Тогда почему бы тебе не бросить работу у милейшего лорда Декстера?
— Если бы я могла! Но, Полли, дорогая, где мне еще заработать целых два шиллинга в неделю и пять дней на неделе иметь кров и пропитание? Где еще могла бы я находиться так близко от своей малышки, чтобы наведываться к ней пешком?
Как и ожидалось, Полли не могла предложить ничего другого, так как, кроме Декстер-холла, в ближайшей округе не было ни одного поместья. С печальной улыбкой Кэт задрала верхнюю и три нижних юбки, обнажив изящное бедро, совершенство которого портили три лилово-бердовых пятна.
— Этими щипками, — возмущенно пояснила она, — меня наградил сам хозяин, лорд Декстер, когда не видела его жена, хотя, по правде говоря, я не сомневаюсь, что он ущипнул бы меня даже в ее присутствии.
Затем девушка засучила рукав ветхого серого платья и показала четыре коричневато-синих пятна от пальцев, запечатлевшихся на нежной коже.
— А вот что случилось, когда мастер Френсис подстерег меня позавчера на лестнице в галерею сильно нуждающихся дворян.
— Лучше тебе уйти от них, а то, не ровен час, случится что-нибудь и похуже, — посоветовала Полли, передавая крошечную, похожую на куколку Генриетту так, чтобы Кэт могла бы дать ей срыгнуть. Ту же процедуру проделала она и с собственным крепышом.
Кэт погладила удивительно мягкую шейку малютки.
— Видит Бог, я готова уйти тотчас же, как только что-нибудь подвернется.
Глава 3
ДЕКСТЕР-ХОЛЛ
С кедров, двойным рядом ведущих к главному входу усадьбы Декстеров, сыпались дождевые капли.
Эти кедры еще не успели вырасти достаточно высокими, ведь строительство нового дома лорда Энтони Декстеpa завершилось всего лишь два года назад. Строительство это стало возможным благодаря выгодным капиталовложениям в торговую компанию, проникшую за холодные воды Белого моря, чтобы покупать у русских варваров шкуры зверей — чрезвычайно прибыльное предприятие.
Кэт Уайэтт чувствовала себя необъяснимо подавленной, когда проходила под главным входом с выведенной на нем цветастыми буквами надписью: «В эти Широко Распахнутые Ворота Никто не Входит Слишком Рано и Никто не Остается Здесь Слишком Поздно». Оказавшись внутри, она повернула к самому короткому крылу дома, выдававшемуся наподобие средней ветви буквы «Е». Такая планировка строящихся зданий пользовалась теперь самой большой популярностью, так как воспроизводила начальную букву имени королевы. Здесь домоправитель лорда Декстера и его управляющий имением имели свои конторы и вели дела.
Только благодаря своей исключительной настойчивости Кэт завоевала право входить в Декстер-холл через главный вход. Другим же лицам со сравнительно высоким социальным статусом честь эта милостиво даровалась; к этим счастливчикам относились мистер Скипуорт — наставник младших детей, преподобный мистер Паркер — священник сего благородного семейства, а также различные обедневшие родственники, которых теперь насчитывалась целая дюжина. Это были все бедные робкие люди, страдавшие от постоянного напоминания, что живут они в сравнительном достатке только благодаря щедротам дородного, с ястребиным носом лорда Декстера и его пустоголовой и похотливой, но очень красивой молодой жены. Более мелкую сошку помпезный управляющий обязывал входить в дом через служебную дверь — вместе с садовниками, изготовителями свечей, рабочими, стригущими овец, лесничими и тому подобным людом.
Состояние подавленности Кэт усугублялось еще и тем, что из-за скверной погоды юному отпрыску лорда Декстера придется сидеть дома, и это самым неблагоприятным образом скажется на его поведении. Еще хуже было то, что лорд Декстер и его фатоватый сынок от первого брака с неистовой смуглолицей леди норманнского происхождения не могли пойти на охоту. Кэт, разумеется, давно уже промокла насквозь, и подол ее лучшего платья был забрызган глиной и грязью. Не способствовало покою ее души и то обстоятельство, что, спеша вверх по лестнице, она услышала громкие, сердито о чем-то спорящие голоса. Видимо домоправитель Вултон и управляющий имением Грин заводили одну из своих бесконечных ссор.
Она шла торопливой походкой по большой галерее, волоча свои ноги по толстому настилу из свежесрезанного камыша, который, слава Богу, больше не издавал зловония гниющих отбросов, привлекавших внимание многочисленных собак и кошек, свободно разгуливающих по дому. В этот момент большой холл с его длинными рядами голых деревянных столов и простых некрашеных лавок казался особенно угнетающим. Здесь принимала пищу вся домашняя челядь, за исключением близких членов семьи лорда Декстера. Каждый из домочадцев сидел, в соответствии со своим положением, «выше или ниже соли» — то есть на верхнем или нижнем конце стола.
Почти никогда, за исключением праздничных дней, лорд Декстер с супругой не садились на стулья с красивой резьбой, расставленные вокруг стола, установленного на возвышении перед эркером в западном конце холла.
Из-за облачности на небе почти невозможно было оценить окна из цветного стекла, ввезенные из Венеции за очень большую цену. Торопясь к лестнице, ведущей на господскую половину, Кэт машинально поискала глазами впечатляющий герб Декстера — три черных бычьих головы на серебристом поле, разделенном красной полосой.
Она часто задавалась вопросом, не придуман ли их семейный девиз — Fortis Amor Est — Сила есть Любовь — каким-нибудь духовным лицом.
Сардоническая усмешка скривила все еще синие от холода губы Кэт. Как удачно этот девиз характеризовал ту линию баронов, что тянулась от сэра Джеффри дю Дройта, одного из любимых палачей Бастарда.
Fortis Amor Est. Кэт все еще повторяла девиз, когда наконец дошла до своей комнатушки, лишенной камина, но обставленной довольно удобной кроватью на колесиках и видавшим виды сундучком, где она хранила свою одежду, имевшуюся у нее в плачевно малом количестве. Кэт как следует растерла тряпкой свои онемевшие и ноющие ноги и переоделась в единственное, что у нее было помимо мокрой одежды, платье — жалкие обноски, которые менее года назад дочь франклина Ибботта отвергла бы с гордым презрением.
Снова заплетя свои косы и убрав их под скромную белую шапочку, она собралась с мужеством и поспешила в детскую, где юная мисс Элоиза и мастер Гильберт Декстеры ждали ее прибытия без всякого заметного энтузиазма. Но все же приятно было иметь возможность согреть перед потрескивающим огнем камина окоченевшие руки и почувствовать, как уходит из тела этот пронизывающий холод.
Наихудшие опасения Кэт Уайэтт оказались оправданными: ни леди Декстер, ни ее мужа дома не было, — они отбыли к королевскому двору, где лорд Декстер хотел заручиться поддержкой еще одного торгового плавания в Белое море.
Дети в возрасте двенадцати и четырнадцати лет, разодетые в точные миниатюрные копии пышных нарядов их родителей, играли в чашу и шарик с Френсисом, их старшим единокровным братом.
— Чума на такое везенье! — недовольным высоким голосом прокричал юный мастер Гильберт, завидев вошедшую в детскую Кэт. — Мы надеялись, что ты свалилась в болото и захлебнулась.
Кэт попыталась вызвать на лице улыбку.
— Вот не свалилась и не утонула, но в этом строители королевских дорог не виноваты.
Мастер Френсис поднялся, как обычно таинственно красивый и апатичный.
— Исправляй свои манеры, ты, бесенок. Вы тоже, юная леди. — Он хмуро посмотрел на свою единокровную сестру. — Уже сколько времени мы досаждаем миссис Уайэтт.
Это так поразило Кэт, как если бы вдруг заговорил один из тех чопорных портретов на стене. Но особенно удивилась она, когда Френсис, изобразив на лице совершенно чарующую улыбку, вышел вперед, протянув унизанную драгоценными камнями руку.
— Миссис Кэт, — зашепелявил он, — вчера мой сударь отец прочел мне нравоучение по поводу изысканных манер в обращении с благородными дамами. Клянусь, я раскаиваюсь в том, что досаждал вам на прошлой неделе, и надеюсь, что вы найдете для меня в своем сердце прощение.
Открывая шкаф, где хранились виола и лютня, Кэт пустила в ход самые обезоруживающие манеры.
— Прощение? О чем вы? Тут нечего и прощать.
— Когда вы закончите с этими куклами, — Френсис улыбнулся, — я хочу показать вам итальянскую цитру. Это красивая вещь, она только что прибыла из Неаполя.
— Цитра! — оживилась Кэт. — Я много раз слышала о таких инструментах. Это правда, что на ней можно брать ноты в полтона и три полные октавы?
— Да. Это прекраснейший инструмент — из черного дерева и инкрустированный слоновой костью. Между прочим, вы могли бы объяснить мне азы, как им пользоваться? Элоиза проводит вас в мой кабинет.
Кэт была совершенно ошарашена таким неожиданным интересом к музыке, в которой почтенный Френсис разбирался меньше, чем невзрачная птичка рябинник, хотя от юного джентльмена и светского человека прежде всего требовалось умение играть хотя бы на одном инструменте.
Приятное тепло музыкальной комнаты вдобавок к доброму глотку эля, присланного ей надежным другом Катбертом, виночерпием в этом доме, во многом развеяли ее мрачное настроение, и Кэт уже являла собой воплощенное терпение, когда водила неряшливые пальцы мастера Гильберта по струнам его лютни и обучала пению юную мисс Элоизу.
Двухчасовое занятие промчалось с поразительной быстротой, и вот наступил момент, когда мастер Гильберт мог забросить свою лютню в угол и, визжа как поросенок, застрявший под воротами, умчаться по коридору, чтобы вместе с другими ребятами поместья принять участие в шумной игре в «Сарацинов и Крестоносцев».
С уходом брата Элоиза нежно улыбнулась и сделала глазки, копируя выражение лица своей матери при королевском дворе. Она объявила, что ей приятно будет показать учительнице музыки итальянскую цитру и, покачивая расшитыми парчой юбками и миниатюрными фижмами, хоть они и весили около десяти фунтов, побежала по невероятно длинной галерее, упирающейся в большой зал. Наконец она проникла на семейную половину лорда Декстера и подошла к покрытой красивой резьбой дубовой двери.
Кэт, сопровождавшая Элоизу, стояла в нерешительности и стала говорить ей, что, мол, не следует ей туда входить, но Элоиза, недослушав, громко постучала по панелям, которые живо отворились внутрь. Кэт огляделась и успокоилась: это действительно был рабочий кабинет с десятками книг вдоль стены и с глобусами земли и неба по обеим сторонам от ярко пылающего камина.
Да, комната казалась живой и веселой: в высоких позолоченных подсвечниках горели дорогостоящие белые свечи, а над каминной полкой яркими красками бросалась в глаза хоругвь с семейным гербом.
И верно, на письменном столе лежала цитра, и корпус ее из черного дерева оказался роскошно выложен узорами из слоновой кости, жемчуга и серебра. Имея трапециевидную форму, этот удивительный инструмент был оснащен множеством металлических струн и маленькими молоточками, подбитыми на концах каракулем, чтобы извлекать из них нужные звуки.
— О, какая красота, какая дивная красота! — вскричала она. Мастер Френсис подал ей молоточки со словами:
— Держите, миссис Уайэтт, и попытайтесь этими штучками сыграть что-нибудь.
Инструмент издал такие чистые мелодичные звуки, каких прежде Кэт никогда не слышала. Она моментально подобрала простенькую мелодию.
Тем временем почтенный Френсис в благородном камзоле винно-красного цвета с ярко-желтыми полосами достал два дивных кубка венецианской работы — два изящнейших творения из стекла с ножками в виде разноцветных драконов. Взяв кувшин, тоже из венецианского стекла, наследник Декстер-холла наполнил оба кубка желтоватым с красно-бурым оттенком вином.
— Выпейте немножко, — предложил он. — Вы, наверное, замучились держать себя в руках с этими юными бесенятами. Ей-богу, у вас просто потрясающее терпение.
— Но я уже выпила эля.
— Попробуйте это вино, — мягко настаивал он. — Оно очень слабое, привезено сюда из Испании, из Малаги. — Он непринужденно рассмеялся. — Может, эти паписты-испанцы и впрямь идолопоклонники, но вина они делают превосходные.
Кэт поколебалась в нерешительности и, решив не отвергать в обидной форме это предложение дружбы, приняла у него кубок с вином. Мастер Френсис указал ей на большое кресло возле камина и, потягивая вино, пустился в пространный рассказ о придворной жизни, о войнах, которые ведутся сейчас в Нидерландах.
— Вскоре хочу присоединиться к графу Лестеру, — заявил он, потрогав пальцами начинающие прорастать усики, — Но придется еще подождать, пока мой отец не соберет полувзвод кавалерии.
Кэт вздохнула про себя с облегчением. Значит, почтенный Френсис вскоре уедет воевать? Может, тогда-то она избавится наконец от его назойливых взглядов, одним из которых в данный момент он созерцал ее груди, такие ужасно немодные в своей полноте и округлости, так как покупка корсета была ей не по карману.
— Желаю вам успехов в военных делах.
— Правда? Меня это радует, потому что, милая Кэт, вы мне кажетесь чертовски привлекательной и желанной, — говорил он, растягивая речь и сжимая пальцами подлокотники кресла, — Если вы целуетесь хотя бы наполовину так же хорошо, как играете на виоле, вы будете образцовой любовницей.
Кэт вскочила на ноги, но недостаточно быстро. Он уже обнял ее и жадно прижался к ее лицу своим, с еле пробивающимся мягким пушком. Несмотря на ее отчаянные усилия, он все же ухитрился, одурманив ее крепким ароматом духов, залепить ей рот слюнявым поцелуем. Тут она вырвалась, размахнулась и влепила ему звонкую пощечину. Движение это было настолько бурным, что краем юбки она задела один из венецианских бокалов, и он, упав на пол, разбился.
— Дайте мне уйти! — тяжело дыша, выкрикнула она и бросилась к двери.
К ее удивлению, почтенный Френсис и не пытался ей помешать, только произнес с растяжкой:
— Клянусь Богом, этого я не сделаю!
Стоя над разлитым по полу вином, наследник лорда Декстера мрачно глядел на нее темными глазами на волевом, густо залитом краской гнева лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57