Я совершил страшную ошибку. Все эти годы держал в доме Мэг, которая превратила нашу жизнь в ад.
– Я с детства знал, что ей нельзя доверять.
– Ее отправили в Уэльс. Она подмешала болотную мяту в эль для Джори, чтобы у Джори случился выкидыш. К счастью, графиня не стала пить.
– Леди Марджори не говорила мне, в чем причина вашей ссоры. Сказала только, что это личное.
– Джори думает, что это сделал я, потому что не хотел второго ребенка.
– Да, она права. Это действительно личное. Надеюсь, отец, ты справишься. – Рикард помолчал, потом добавил: – Только поосторожнее. Иногда ты бываешь суров.
– Забери-ка Цезаря. Я так нервничал из-за Джори и теперь хочу сам проследить, чтобы с ней все было хорошо. – Он снял седельные сумки и решительно направился к замку.
Встретив дворецкого, граф поздоровался и пошел к лестнице.
– Я доложу о вас, лорд Уорик.
– Я сам о себе доложу.
– Прошу прощения, милорд. Уиндраш принадлежит леди Уорик… Думаю, будет лучше, если я все-таки доложу, – справившись с робостью, возразил дворецкий.
– Значит, недостаточно суров, – с иронией пробормотал граф.
Дворецкий бросился наверх и постучал в дверь леди Уорик. Дверь открыла Кэтрин Мортимер и первой узнала поразительную новость.
– Подожди здесь, – прошептала она дворецкому.
Джори уже двенадцать часов мучилась периодическими болями в пояснице и теперь сидела в постели среди подушек и маленькими глотками потягивала отвар из ячменя и фенхеля, который сварила для нее Мэгги.
– Он не только облегчит боль, но и молока будет больше. К утру ребеночек и появится, – предсказывала повитуха.
Кэтрин подошла к кровати.
– Здесь лорд Уорик.
У Джори расширились глаза.
– Я не хочу его видеть!
– Я скажу дворецкому, миледи, – пробормотана Кэтрин.
– Нет! Уорик не станет слушать дворецкого. Иди сама и скажи ему, что я не хочу его видеть.
– Я, миледи? – в отчаянии прошептала Кэтрин.
– Ты оставайся здесь с леди Марджори, а я пойду и скажу графу, – храбро заявила Мэгги, открыла дверь и скомандовала дворецкому: – Леди Марджори не примет лорда Уорика. Пошли, мы вместе ему скажем. У меня не хватит смелости одной с ним разговаривать.
Граф ждал у подножия лестницы.
– Леди Марджори приказала подготовить вам комнату, лорд Уорик.
Мэгги, которая не решилась лгать графу, перебила дворецкого:
– Ничего такого она не говорила, милорд.
– А что же она сказала? – бесстрастным голосом спросил Гай.
Мэгги сглотнула и вскинула подбородок.
– «Я не хочу его видеть!» – вот что она сказала, милорд. Точные ее слова.
– Она здорова? – с тревогой спросил граф.
– Как положено в ее состоянии. Роды еще не начались, но признаки уже есть, – загадочно отвечала Мэгги.
Гай с усилием подавил охватившую его панику.
– Я займу покои, которые вы приготовите, – сообщил он дворецкому.
Слуга отвел графа в небольшую комнату на втором этаже рядом с покоями, занятыми Рикардом и Роджером.
– Я принесу вам воду и полотенца, милорд.
– Ты можешь достать кусок пергамента и гусиное перо? Мне надо написать записку жене.
– Я могу оторвать страничку из тетрадки с овечьими бирками.
– Подойдет. Поспеши, пожалуйста.
Гаю казалось, что слуга исчез на целый час, хотя тот вернулся всего через несколько минут. Гай схватил листок с куском древесного угля и попытался уложиться в минимум слов. Свернув листок, он отдал его слуге:
– Милейший, отнеси это моей жене.
Через десять минут записку уже разворачивала Джори, которой передала ее Кэтрин. Джори прочла слова мужа, и у нее перехватило горло.
«Роберт Брюс жив и здоров. Он – законный король. Мне надо было сразу сказать это, чтобы облегчить тебе душу».
Глаза Джори наполнились слезами. Она тихонько заплакала.
Кэтрин была потрясена.
– Что случилось, миледи? Что-нибудь плохое?
– Плохого – ничего… Мне… мне кажется, что… мой муж любит меня.
Этот приступ рыданий послужил у Джори началом родов. Внезапно все ее тело скрутило болезненной судорогой. Боль была просто невыносима. Джори схватилась за отвердевший живот и держалась за него, пока схватка не отпустила ее.
– Прости, Мэгги. Я больше не буду кричать, – пообещала она.
– Не надо давать обещаний, миледи, которых вы не сможете сдержать. Пойду за Мэри. Не бойтесь. Сейчас ничего еще не происходит.
– Благодарю, Мэгги. Я знаю, что первые роды бывают долгими и очень болезненными.
Мэгги вышла, а через минуту в комнату влетел Уорик. Кэтрин отступила к кровати в тщетной попытке защитить Джори от ворвавшейся к ним могучей мужской стихии.
– Все в порядке, Кэтрин. – Джори подняла глаза на смуглое лицо мужа и успела отметить страх в его глазах прежде, чем он успел его скрыть. – Боль прошла, Гай. Больше я не буду кричать.
Он накрыл руку жены, стараясь ее успокоить.
– Кричи сколько хочешь, Джори, если крик поможет тебе все это выдержать. Пусть хоть камни трясутся. Кэтрин, принесите ей ночную рубашку. Ей надо снять все эти одеяния.
Счастливая от того, что может оказать хоть какую-то услугу, Кэтрин нашла белую полотняную рубашку и принесла ее графине.
Гай расстегнул платье Джори и помог его снять, потом стянул через голову нижнюю сорочку и, прежде чем надеть на нее свежую рубашку, застыл, как зачарованный, глядя на тело жены. Нежная, сливочного цвета кожа была туго натянута на ее округлившемся животе, груди выглядели пышными и потяжелевшими. Его поразило то, что происшедшие в ней изменения лишь подчеркнули красоту Джори. Его охватило всепоглощающее желание защитить ее, а мысль, что он не сможет унять ее боль, привела в отчаяние.
Вернулась Мэгги и привела с собой Мэри. Обе женщины сочли, что присутствие графа может пойти на пользу. Ведь он – знаменитый граф Уорик, чья власть, в их глазах, лишь немного уступала божественной. Если хозяйка передумала и больше не хочет прогонять его от своей постели, они не станут спорить.
Женщины принесли пять больших простыней, свернули их вчетверо, так что получилось двадцать слоев. Гай поднял жену на руки, а повитухи разостлали простыни на кровати. Граф прижал Джори к сердцу и поцеловал в висок. Она была такой легкой, что Гай забеспокоился, сможет ли она перенести подобное испытание.
Он отвел Мэри в сторону.
– Она такая маленькая, – прошептал он.
– Маленькая – это хорошо, лорд Уорик. Крупные, толстые женщины очень тяжело рожают.
Мэри отослала Мэгги и Кэтрин отдохнуть, потому что они могут потребоваться ночью. Когда женщины ушли, повитуха уселась у огня, вынула крючок, клубок овечьей шерсти и начала вязать одеяльце для младенца.
«О Господи! Если эта женщина думает успеть связать одеяльце, значит, сегодняшний день будет самым длинным в нашей жизни».
Гай присел на кровать.
– Привались ко мне и отдохни, любовь моя. Закрой глаза, и пусть моя сила переливается в твое тело.
Он очень удивился, что в следующие несколько часов между схватками Джори временами погружалась в дремоту. Потом он вдруг забеспокоился, что схватки отнимают у нее слишком много сил и она совсем измождена.
Когда стемнело, схватки участились и стали продолжительнее. Джори, как и обещала, совсем не кричала и даже старалась не стонать. Это терзало сердце Гая. Между схватками он массировал ноги и спину Джори, стараясь отвлечь ее от нечеловеческой боли. Подавал ей напитки, но она ничего не могла взять в рот, и Гай решил не настаивать. Каждый час он обтирал ее лицо и руки и рассказывал истории из своего детства, говорил о разведении лошадей, она приваливалась к нему и заворожено слушала его голос.
На рассвете вернулась Мэгги и привела с собой Кэтрин, а вскоре отошли воды и начались потуги. Женщины тут же убрали сырые простыни и велели графине тужиться.
Кэтрин взяла льняное полотенце, чтобы завернуть в него младенца, когда он появится на свет. Гай неохотно отступил в сторону, уступая место двум опытным повитухам.
Прошел почти час, прежде чем показалась головка ребенка. Гаю этот час показался длиннее, чем предыдущие двенадцать, пока длились схватки. Внезапно Джори вскрикнула, и появился ребенок.
– О нет! – прошептала Мэри.
Гай резко шагнул вперед. Лицо его окаменело – он увидел, что младенец посинел, потому что его шейка была обвита пуповиной. Его сердце гулко стучало в груди, пока Мэгги осторожно разматывала пуповину, а Мэри сворачивала ее и обрезала.
Граф выхватил у Кэтрин льняное полотенце и взял младенца из рук Мэгти.
– Позаботьтесь о Джори.
Один быстрый взгляд на ее лицо сказал ему, какой ужас она испытывает.
– Мой малыш не кричит! – В голосе Джори звучала пронзительная боль.
– Кэтрин, принесите виски от дворецкого! Бегом!
Гай поднес молчащий крошечный сверток к камину и осторожно его развернул. Его сердце наполнилось нежностью, когда он увидел, что это малюсенькая девочка. Он страшно боялся за Джори, но все же понимал: самое лучшее, что он может для нее сейчас сделать, – это позаботиться о том, чтобы выжила эта малышка. Когда прибежала запыхавшаяся Кэтрин, Гай налил себе на ладонь виски, чуть согрел его у огня и стал втирать янтарную жидкость в кожу младенца. Он начал с крохотной грудной клетки, потом перевернул малютку и потер маленькую спинку. Мягкими движениями помассировал ручки и ножки дочери, затем ягодицы. Внезапно дитя начало давиться. Гай быстро похлопал ее по спинке, в ужасе от мысли, что это последний вздох. Вдруг из горла младенца вылетел сгусток слизи, Гай убрал его полотенцем, и малышка тут же запищала. От облегчения у Гая опустились руки.
Гай бросил взгляд в сторону кровати. Лицо Джори было пепельно-бледным, в огромных зеленых глазах плескалась тревога. Внезапно малышка громко заорала. Гай вскрикнул от радости.
– Хорошая девочка, хорошая… Папина дочка… – Он поднес младенца к кровати.
Его черные глаза быстро оглядели жену, чтобы увериться, что роды не нанесли ей непоправимого вреда. Глаза Джори переполнились благодарностью. Она улыбнулась дрожащими губами и протянула руки. Гай вложил в них драгоценное дитя.
В дверь постучали. Кэтрин ее приоткрыла и выглянула наружу.
– Лорд Уорик, это ваш сын Рикард, – застенчиво сообщила она.
Гай подошел к двери и ухмыльнулся:
– У тебя есть сестра. Пойди и найди для нее колыбельку.
Вернувшись к кровати, он застыл на месте, очарованный представшей перед ним картиной: Джори кормила ребенка грудью. Гай смотрел на них и понимал, что никогда в жизни не видел столь прекрасного воплощения любви.
Когда малышка наелась и заснула, Рикард и Роджер втащили в спальню резную деревянную колыбельку.
Гай взял девочку из рук Джори и осторожно положил дитя в колыбель. Мэри укрыла ее шерстяным одеяльцем, которое успела связать, и через несколько минут все потихоньку разошлись, оставив маленькое семейство в одиночестве.
Гай присел на край кровати и хозяйским жестом обнял Джори. Она вдруг начала смеяться, и этот смех показался ему самым прекрасным и самым мелодичным звуком на свете. Сам он, измученный тревогой, не смог больше сдерживаться и тоже засмеялся.
– Наша мечта сбылась, Джори. У нас родилась дочка!
Глава 29
– Не могу поверить, что за два месяца она так выросла! – Гай погладил темные кудряшки на головке дочери, когда она перестала сосать и закрыла глазки.
Джори отдала девочку Гаю.
– Я знаю, тебе нравится ее держать, а у нас важные гости, и мне надо одеться к обеду.
– Гости у нас не переводятся с самого Рождества. Думаю, каждый желает, чтобы его развлекала очаровательная графиня Уорик.
– Ах ты, велеречивый француз! Ты же знаешь, графы и бароны приезжают к нам, потому что мы в центре и всем близко ехать. Позови ко мне Мэри.
Граф приоткрыл дверь в детскую, и тут же явилась Мэри. Повитуха, которая принимала ребенка на первой неделе декабря, вместе с де Бошанами перебралась из Уиндраша в замок Уорик и стала няней младенца.
Крестили девочку в первые дни Рождества в часовне Уорикского замка. Джори непременно хотела подыскать дочери красивое имя и потому назвала ее Брианна де Бошан.
– Я вернусь покормить ее перед сном. Если Кэтрин поможет мне одеться, дело пойдет быстрее.
– Я сам тебе помогу, – плотоядно ухмыляясь, предложил Гай.
– Ну уж нет! Знаю я твою помощь! Она всегда заканчивается в постели. Так что остынь до вечера.
– Это будет не раньше полуночи, – поправил ее Гай.
– Разве я не стою того, чтобы подождать, Уорик? Остуди свой пыл.
Через полчаса леди Марджори под руку с супругом вплыла в большой зал. В алом бархатном платье, со сверкающими на груди бриллиантами, она была самой восхитительной владелицей замка, какую когда-либо видели присутствующие в зале лорды. И не было среди них ни единого мужчины – графа, барона, рыцаря, слуги, – который не завидовал бы Гаю де Бошану.
Дворецкий Берк бдительным оком следил за рассаживанием гостей, которое они обдумали вместе с графиней. На помосте, справа от графа Уорика, сидел на почетном месте Томас Ланкастер, председатель суда пэров Англии, только что вернувшийся из Лондона. Его брат Генри прибыл из Кенилуорта и сейчас сидел по правую руку от Джори.
Остальные высокородные лорды сидели ниже, лицом к хозяину, хозяйке и двум членам королевской семьи. Огромный граф Линкольн, тесть Томаса Плантагенета, соседствовал с вечно раздраженным Роджером Байгодом, графом Норфолком, а также с Джоном де Боуном, графом Херефордом, который прежде был свекром Джори.
Джори подала сигнал, слуги внесли вина и эль, а на галерее в тот же миг зазвучали звуки лютен и лир. Лицо графини было спокойно, но в глубине души она сама себе удивлялась – так много владетельных особ собралось под ее кровом. Ее взгляд упал на Хью Деспенсера, графа Винчестера, который был членом Королевского совета. «Он здесь потому, что боится, что молодой король отберет у него его пост».
Рядом с ним сидел граф Пембрук, главнокомандующий армией.
Барон Мортимер из Чирка приехал потому, что король отобрал у него опеку над молодыми Мортимерами и передал ее своему фавориту. Даже муж Джоанны граф Глостер, который теперь был зятем короля, совершил долгое путешествие, чтобы показать, что держит сторону баронов.
Джори улыбнулась своему брату. Тот тоже решил поддержать баронов и привез с собой дядю Джона, графа Суррея. «Моя дорогая Джейн хотела дочь, но брат очень доволен, что второй ребенок тоже оказался сыном». Джори приподняла свой кубок с элем и молча приветствовала брата. Линкс, в свою очередь, тоже поднял кубок и подмигнул сестре.
Мысли Джори вернулись к Рождественским праздникам, когда в Уорикский замок по одному стали съезжаться самые могущественные вельможи королевства.
– Король Эдуард бушует и не успокоится, пока всех нас не лишит наших постов, – жаловался граф Винчестер, – и не заменит нас родственниками и друзьями этого Гавестона.
Потом заговорил граф Честер, который позволил покойному королю стоять в своем замке, пока шло бесконечное покорение Уэльса.
– При этом правлении ни наши земли, ни замки не будут в безопасности. Если взгляд этого алчного Гавестона падает на что-либо ценное, король Эдуард тотчас подносит это своему любовнику на серебряном блюде.
Генри Ланкастер произнес:
– Эдуард подарил Гавестону графство Корнуолл вместе с огромными доходами от его медных шахт. Это уже последняя капля! Это графство по традиции всегда доставалось членам королевской семьи.
Однако Линкс де Варенн сообщил еще более невероятные новости:
– Казначей Лэнгтон возражал против того, чтобы Эдуард передавал огромные суммы денег Гавестону. Так король отправил его в Тауэр. И как только казначей оказался в тюрьме, тридцать тысяч фунтов, собранных на новый крестовый поход, тут же оказались в кармане Гавестона.
Дядя нового короля Томас Ланкастер, гордый аристократ королевской крови, был в таком бешенстве, что впал в приступ ярости, столь характерной для Плантагенетов.
– После всех дипломатических маневров, которые мне пришлось проделать, чтобы устроить брак этой скотины с принцессой Изабеллой Французской, он, отбывая в Булонь, вручает большую королевскую печать Англии своему Гавестону! В отсутствие короля я – законный регент Англии. Он намеренно нанес мне тяжкое оскорбление. Надо что-то делать!
– Мы проведем консультации и примем решение. Коронация Эдуарда намечена на двадцать пятое февраля, через три недели после его возвращения из Франции. Мы должны упрочить свое положение до коронации, иначе будет поздно, – мрачно констатировал Уорик.
Ланкастер заметил:
– Гавестон называет Линкольна – Толстое Брюхо, а вас, Уорик, он называет Бешеным Псом Арденского леса.
– Настанет день, когда я покажу ему, что я действительно бешеный.
* * *
Бароны обдумали план действий и решили, что Томас Ланкастер, самый высокородный пэр Англии, поедет в Лондон и дождется возвращения короля. Он должен прямо заявить своему племяннику, что все графы и бароны объединились. Они не будут присутствовать на коронации, если Гавестон не будет удален.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Я с детства знал, что ей нельзя доверять.
– Ее отправили в Уэльс. Она подмешала болотную мяту в эль для Джори, чтобы у Джори случился выкидыш. К счастью, графиня не стала пить.
– Леди Марджори не говорила мне, в чем причина вашей ссоры. Сказала только, что это личное.
– Джори думает, что это сделал я, потому что не хотел второго ребенка.
– Да, она права. Это действительно личное. Надеюсь, отец, ты справишься. – Рикард помолчал, потом добавил: – Только поосторожнее. Иногда ты бываешь суров.
– Забери-ка Цезаря. Я так нервничал из-за Джори и теперь хочу сам проследить, чтобы с ней все было хорошо. – Он снял седельные сумки и решительно направился к замку.
Встретив дворецкого, граф поздоровался и пошел к лестнице.
– Я доложу о вас, лорд Уорик.
– Я сам о себе доложу.
– Прошу прощения, милорд. Уиндраш принадлежит леди Уорик… Думаю, будет лучше, если я все-таки доложу, – справившись с робостью, возразил дворецкий.
– Значит, недостаточно суров, – с иронией пробормотал граф.
Дворецкий бросился наверх и постучал в дверь леди Уорик. Дверь открыла Кэтрин Мортимер и первой узнала поразительную новость.
– Подожди здесь, – прошептала она дворецкому.
Джори уже двенадцать часов мучилась периодическими болями в пояснице и теперь сидела в постели среди подушек и маленькими глотками потягивала отвар из ячменя и фенхеля, который сварила для нее Мэгги.
– Он не только облегчит боль, но и молока будет больше. К утру ребеночек и появится, – предсказывала повитуха.
Кэтрин подошла к кровати.
– Здесь лорд Уорик.
У Джори расширились глаза.
– Я не хочу его видеть!
– Я скажу дворецкому, миледи, – пробормотана Кэтрин.
– Нет! Уорик не станет слушать дворецкого. Иди сама и скажи ему, что я не хочу его видеть.
– Я, миледи? – в отчаянии прошептала Кэтрин.
– Ты оставайся здесь с леди Марджори, а я пойду и скажу графу, – храбро заявила Мэгги, открыла дверь и скомандовала дворецкому: – Леди Марджори не примет лорда Уорика. Пошли, мы вместе ему скажем. У меня не хватит смелости одной с ним разговаривать.
Граф ждал у подножия лестницы.
– Леди Марджори приказала подготовить вам комнату, лорд Уорик.
Мэгги, которая не решилась лгать графу, перебила дворецкого:
– Ничего такого она не говорила, милорд.
– А что же она сказала? – бесстрастным голосом спросил Гай.
Мэгги сглотнула и вскинула подбородок.
– «Я не хочу его видеть!» – вот что она сказала, милорд. Точные ее слова.
– Она здорова? – с тревогой спросил граф.
– Как положено в ее состоянии. Роды еще не начались, но признаки уже есть, – загадочно отвечала Мэгги.
Гай с усилием подавил охватившую его панику.
– Я займу покои, которые вы приготовите, – сообщил он дворецкому.
Слуга отвел графа в небольшую комнату на втором этаже рядом с покоями, занятыми Рикардом и Роджером.
– Я принесу вам воду и полотенца, милорд.
– Ты можешь достать кусок пергамента и гусиное перо? Мне надо написать записку жене.
– Я могу оторвать страничку из тетрадки с овечьими бирками.
– Подойдет. Поспеши, пожалуйста.
Гаю казалось, что слуга исчез на целый час, хотя тот вернулся всего через несколько минут. Гай схватил листок с куском древесного угля и попытался уложиться в минимум слов. Свернув листок, он отдал его слуге:
– Милейший, отнеси это моей жене.
Через десять минут записку уже разворачивала Джори, которой передала ее Кэтрин. Джори прочла слова мужа, и у нее перехватило горло.
«Роберт Брюс жив и здоров. Он – законный король. Мне надо было сразу сказать это, чтобы облегчить тебе душу».
Глаза Джори наполнились слезами. Она тихонько заплакала.
Кэтрин была потрясена.
– Что случилось, миледи? Что-нибудь плохое?
– Плохого – ничего… Мне… мне кажется, что… мой муж любит меня.
Этот приступ рыданий послужил у Джори началом родов. Внезапно все ее тело скрутило болезненной судорогой. Боль была просто невыносима. Джори схватилась за отвердевший живот и держалась за него, пока схватка не отпустила ее.
– Прости, Мэгги. Я больше не буду кричать, – пообещала она.
– Не надо давать обещаний, миледи, которых вы не сможете сдержать. Пойду за Мэри. Не бойтесь. Сейчас ничего еще не происходит.
– Благодарю, Мэгги. Я знаю, что первые роды бывают долгими и очень болезненными.
Мэгги вышла, а через минуту в комнату влетел Уорик. Кэтрин отступила к кровати в тщетной попытке защитить Джори от ворвавшейся к ним могучей мужской стихии.
– Все в порядке, Кэтрин. – Джори подняла глаза на смуглое лицо мужа и успела отметить страх в его глазах прежде, чем он успел его скрыть. – Боль прошла, Гай. Больше я не буду кричать.
Он накрыл руку жены, стараясь ее успокоить.
– Кричи сколько хочешь, Джори, если крик поможет тебе все это выдержать. Пусть хоть камни трясутся. Кэтрин, принесите ей ночную рубашку. Ей надо снять все эти одеяния.
Счастливая от того, что может оказать хоть какую-то услугу, Кэтрин нашла белую полотняную рубашку и принесла ее графине.
Гай расстегнул платье Джори и помог его снять, потом стянул через голову нижнюю сорочку и, прежде чем надеть на нее свежую рубашку, застыл, как зачарованный, глядя на тело жены. Нежная, сливочного цвета кожа была туго натянута на ее округлившемся животе, груди выглядели пышными и потяжелевшими. Его поразило то, что происшедшие в ней изменения лишь подчеркнули красоту Джори. Его охватило всепоглощающее желание защитить ее, а мысль, что он не сможет унять ее боль, привела в отчаяние.
Вернулась Мэгги и привела с собой Мэри. Обе женщины сочли, что присутствие графа может пойти на пользу. Ведь он – знаменитый граф Уорик, чья власть, в их глазах, лишь немного уступала божественной. Если хозяйка передумала и больше не хочет прогонять его от своей постели, они не станут спорить.
Женщины принесли пять больших простыней, свернули их вчетверо, так что получилось двадцать слоев. Гай поднял жену на руки, а повитухи разостлали простыни на кровати. Граф прижал Джори к сердцу и поцеловал в висок. Она была такой легкой, что Гай забеспокоился, сможет ли она перенести подобное испытание.
Он отвел Мэри в сторону.
– Она такая маленькая, – прошептал он.
– Маленькая – это хорошо, лорд Уорик. Крупные, толстые женщины очень тяжело рожают.
Мэри отослала Мэгги и Кэтрин отдохнуть, потому что они могут потребоваться ночью. Когда женщины ушли, повитуха уселась у огня, вынула крючок, клубок овечьей шерсти и начала вязать одеяльце для младенца.
«О Господи! Если эта женщина думает успеть связать одеяльце, значит, сегодняшний день будет самым длинным в нашей жизни».
Гай присел на кровать.
– Привались ко мне и отдохни, любовь моя. Закрой глаза, и пусть моя сила переливается в твое тело.
Он очень удивился, что в следующие несколько часов между схватками Джори временами погружалась в дремоту. Потом он вдруг забеспокоился, что схватки отнимают у нее слишком много сил и она совсем измождена.
Когда стемнело, схватки участились и стали продолжительнее. Джори, как и обещала, совсем не кричала и даже старалась не стонать. Это терзало сердце Гая. Между схватками он массировал ноги и спину Джори, стараясь отвлечь ее от нечеловеческой боли. Подавал ей напитки, но она ничего не могла взять в рот, и Гай решил не настаивать. Каждый час он обтирал ее лицо и руки и рассказывал истории из своего детства, говорил о разведении лошадей, она приваливалась к нему и заворожено слушала его голос.
На рассвете вернулась Мэгги и привела с собой Кэтрин, а вскоре отошли воды и начались потуги. Женщины тут же убрали сырые простыни и велели графине тужиться.
Кэтрин взяла льняное полотенце, чтобы завернуть в него младенца, когда он появится на свет. Гай неохотно отступил в сторону, уступая место двум опытным повитухам.
Прошел почти час, прежде чем показалась головка ребенка. Гаю этот час показался длиннее, чем предыдущие двенадцать, пока длились схватки. Внезапно Джори вскрикнула, и появился ребенок.
– О нет! – прошептала Мэри.
Гай резко шагнул вперед. Лицо его окаменело – он увидел, что младенец посинел, потому что его шейка была обвита пуповиной. Его сердце гулко стучало в груди, пока Мэгги осторожно разматывала пуповину, а Мэри сворачивала ее и обрезала.
Граф выхватил у Кэтрин льняное полотенце и взял младенца из рук Мэгти.
– Позаботьтесь о Джори.
Один быстрый взгляд на ее лицо сказал ему, какой ужас она испытывает.
– Мой малыш не кричит! – В голосе Джори звучала пронзительная боль.
– Кэтрин, принесите виски от дворецкого! Бегом!
Гай поднес молчащий крошечный сверток к камину и осторожно его развернул. Его сердце наполнилось нежностью, когда он увидел, что это малюсенькая девочка. Он страшно боялся за Джори, но все же понимал: самое лучшее, что он может для нее сейчас сделать, – это позаботиться о том, чтобы выжила эта малышка. Когда прибежала запыхавшаяся Кэтрин, Гай налил себе на ладонь виски, чуть согрел его у огня и стал втирать янтарную жидкость в кожу младенца. Он начал с крохотной грудной клетки, потом перевернул малютку и потер маленькую спинку. Мягкими движениями помассировал ручки и ножки дочери, затем ягодицы. Внезапно дитя начало давиться. Гай быстро похлопал ее по спинке, в ужасе от мысли, что это последний вздох. Вдруг из горла младенца вылетел сгусток слизи, Гай убрал его полотенцем, и малышка тут же запищала. От облегчения у Гая опустились руки.
Гай бросил взгляд в сторону кровати. Лицо Джори было пепельно-бледным, в огромных зеленых глазах плескалась тревога. Внезапно малышка громко заорала. Гай вскрикнул от радости.
– Хорошая девочка, хорошая… Папина дочка… – Он поднес младенца к кровати.
Его черные глаза быстро оглядели жену, чтобы увериться, что роды не нанесли ей непоправимого вреда. Глаза Джори переполнились благодарностью. Она улыбнулась дрожащими губами и протянула руки. Гай вложил в них драгоценное дитя.
В дверь постучали. Кэтрин ее приоткрыла и выглянула наружу.
– Лорд Уорик, это ваш сын Рикард, – застенчиво сообщила она.
Гай подошел к двери и ухмыльнулся:
– У тебя есть сестра. Пойди и найди для нее колыбельку.
Вернувшись к кровати, он застыл на месте, очарованный представшей перед ним картиной: Джори кормила ребенка грудью. Гай смотрел на них и понимал, что никогда в жизни не видел столь прекрасного воплощения любви.
Когда малышка наелась и заснула, Рикард и Роджер втащили в спальню резную деревянную колыбельку.
Гай взял девочку из рук Джори и осторожно положил дитя в колыбель. Мэри укрыла ее шерстяным одеяльцем, которое успела связать, и через несколько минут все потихоньку разошлись, оставив маленькое семейство в одиночестве.
Гай присел на край кровати и хозяйским жестом обнял Джори. Она вдруг начала смеяться, и этот смех показался ему самым прекрасным и самым мелодичным звуком на свете. Сам он, измученный тревогой, не смог больше сдерживаться и тоже засмеялся.
– Наша мечта сбылась, Джори. У нас родилась дочка!
Глава 29
– Не могу поверить, что за два месяца она так выросла! – Гай погладил темные кудряшки на головке дочери, когда она перестала сосать и закрыла глазки.
Джори отдала девочку Гаю.
– Я знаю, тебе нравится ее держать, а у нас важные гости, и мне надо одеться к обеду.
– Гости у нас не переводятся с самого Рождества. Думаю, каждый желает, чтобы его развлекала очаровательная графиня Уорик.
– Ах ты, велеречивый француз! Ты же знаешь, графы и бароны приезжают к нам, потому что мы в центре и всем близко ехать. Позови ко мне Мэри.
Граф приоткрыл дверь в детскую, и тут же явилась Мэри. Повитуха, которая принимала ребенка на первой неделе декабря, вместе с де Бошанами перебралась из Уиндраша в замок Уорик и стала няней младенца.
Крестили девочку в первые дни Рождества в часовне Уорикского замка. Джори непременно хотела подыскать дочери красивое имя и потому назвала ее Брианна де Бошан.
– Я вернусь покормить ее перед сном. Если Кэтрин поможет мне одеться, дело пойдет быстрее.
– Я сам тебе помогу, – плотоядно ухмыляясь, предложил Гай.
– Ну уж нет! Знаю я твою помощь! Она всегда заканчивается в постели. Так что остынь до вечера.
– Это будет не раньше полуночи, – поправил ее Гай.
– Разве я не стою того, чтобы подождать, Уорик? Остуди свой пыл.
Через полчаса леди Марджори под руку с супругом вплыла в большой зал. В алом бархатном платье, со сверкающими на груди бриллиантами, она была самой восхитительной владелицей замка, какую когда-либо видели присутствующие в зале лорды. И не было среди них ни единого мужчины – графа, барона, рыцаря, слуги, – который не завидовал бы Гаю де Бошану.
Дворецкий Берк бдительным оком следил за рассаживанием гостей, которое они обдумали вместе с графиней. На помосте, справа от графа Уорика, сидел на почетном месте Томас Ланкастер, председатель суда пэров Англии, только что вернувшийся из Лондона. Его брат Генри прибыл из Кенилуорта и сейчас сидел по правую руку от Джори.
Остальные высокородные лорды сидели ниже, лицом к хозяину, хозяйке и двум членам королевской семьи. Огромный граф Линкольн, тесть Томаса Плантагенета, соседствовал с вечно раздраженным Роджером Байгодом, графом Норфолком, а также с Джоном де Боуном, графом Херефордом, который прежде был свекром Джори.
Джори подала сигнал, слуги внесли вина и эль, а на галерее в тот же миг зазвучали звуки лютен и лир. Лицо графини было спокойно, но в глубине души она сама себе удивлялась – так много владетельных особ собралось под ее кровом. Ее взгляд упал на Хью Деспенсера, графа Винчестера, который был членом Королевского совета. «Он здесь потому, что боится, что молодой король отберет у него его пост».
Рядом с ним сидел граф Пембрук, главнокомандующий армией.
Барон Мортимер из Чирка приехал потому, что король отобрал у него опеку над молодыми Мортимерами и передал ее своему фавориту. Даже муж Джоанны граф Глостер, который теперь был зятем короля, совершил долгое путешествие, чтобы показать, что держит сторону баронов.
Джори улыбнулась своему брату. Тот тоже решил поддержать баронов и привез с собой дядю Джона, графа Суррея. «Моя дорогая Джейн хотела дочь, но брат очень доволен, что второй ребенок тоже оказался сыном». Джори приподняла свой кубок с элем и молча приветствовала брата. Линкс, в свою очередь, тоже поднял кубок и подмигнул сестре.
Мысли Джори вернулись к Рождественским праздникам, когда в Уорикский замок по одному стали съезжаться самые могущественные вельможи королевства.
– Король Эдуард бушует и не успокоится, пока всех нас не лишит наших постов, – жаловался граф Винчестер, – и не заменит нас родственниками и друзьями этого Гавестона.
Потом заговорил граф Честер, который позволил покойному королю стоять в своем замке, пока шло бесконечное покорение Уэльса.
– При этом правлении ни наши земли, ни замки не будут в безопасности. Если взгляд этого алчного Гавестона падает на что-либо ценное, король Эдуард тотчас подносит это своему любовнику на серебряном блюде.
Генри Ланкастер произнес:
– Эдуард подарил Гавестону графство Корнуолл вместе с огромными доходами от его медных шахт. Это уже последняя капля! Это графство по традиции всегда доставалось членам королевской семьи.
Однако Линкс де Варенн сообщил еще более невероятные новости:
– Казначей Лэнгтон возражал против того, чтобы Эдуард передавал огромные суммы денег Гавестону. Так король отправил его в Тауэр. И как только казначей оказался в тюрьме, тридцать тысяч фунтов, собранных на новый крестовый поход, тут же оказались в кармане Гавестона.
Дядя нового короля Томас Ланкастер, гордый аристократ королевской крови, был в таком бешенстве, что впал в приступ ярости, столь характерной для Плантагенетов.
– После всех дипломатических маневров, которые мне пришлось проделать, чтобы устроить брак этой скотины с принцессой Изабеллой Французской, он, отбывая в Булонь, вручает большую королевскую печать Англии своему Гавестону! В отсутствие короля я – законный регент Англии. Он намеренно нанес мне тяжкое оскорбление. Надо что-то делать!
– Мы проведем консультации и примем решение. Коронация Эдуарда намечена на двадцать пятое февраля, через три недели после его возвращения из Франции. Мы должны упрочить свое положение до коронации, иначе будет поздно, – мрачно констатировал Уорик.
Ланкастер заметил:
– Гавестон называет Линкольна – Толстое Брюхо, а вас, Уорик, он называет Бешеным Псом Арденского леса.
– Настанет день, когда я покажу ему, что я действительно бешеный.
* * *
Бароны обдумали план действий и решили, что Томас Ланкастер, самый высокородный пэр Англии, поедет в Лондон и дождется возвращения короля. Он должен прямо заявить своему племяннику, что все графы и бароны объединились. Они не будут присутствовать на коронации, если Гавестон не будет удален.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32