Каван не обращал внимания на пикировку братьев. Он обдумывал то, что Лахлан увидел, а Артэр произнес вслух. Неужели Гонора и вправду выглядит довольной и счастливой?
Лахлан прервал его размышления прямым вопросом:
– Гонора просто сияет. Она что, беременна?
Каван уставился на брата.
Артэр хлопнул его по спине.
– Взял бы да и спросил ее, чем гадать.
Каван кивнул и ушел, оставив братьев и дальше шутливо пререкаться. Он точно знал, что его жена не может быть беременна, но недоумевал, почему она выглядит такой счастливой – тем более что сам-то он чувствует себя ужасно несчастным. Что могло ее так обрадовать? Каван твердо решил выяснить это, поэтому направился прямо в конюшню, не сомневаясь, что она там со Смельчаком.
И очень удивился, не увидев там жены, хотя щенок ему очень обрадовался и с удовольствием присоединился к поискам. Потребовалось некоторое время, но в конце концов они обнаружили Гонору рядом с Адди. Она вместе со свекровью отправилась в еженедельный обход больных в деревне. Его мать помогала людям, чем могла. Иногда требовалось просто посидеть и послушать, потому что болеть может не только плоть, но и душа.
Выяснив, чем занята Гонора, Каван решил не мешать ей. Кроме того, ему понравилось, что она учится у его матери, потому что однажды лэрдом станет он и жене прядется возложить на себя обязанности Адди. Похоже, она тоже об этом думала и решила подготовиться заранее.
Каван смотрел на Гонору издали. Щенок принюхался и направился прямиком к маленькому мальчику, который ел свежевыпеченный медовый хлебец. Гонора и в самом деле сияла. Щеки ее разрумянились, фиалковые глаза блестели, губы порозовели, а улыбка ошеломляла.
Вдруг глаза ее широко распахнулись, и она помахала Кавану. Тот прищурился, резко повернулся, подхватил щенка и ушел. Оставив Смельчака в конюшне и не сказав ни единого слова братьям, все еще сидевшим за столом в большом зале, Каван быстро прошел мимо них и поднялся вверх по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки. Захлопнув за собой дверь спальни и прислонившись к ней, Каван зажмурился, пытаясь избавиться от терзавших его образов. Он наслаждался, представляя себе свою красавицу жену, как вдруг опять всплыли жестокие воспоминания, и ему никак не удавалось их прогнать.
Они нахлынули резко, когда Гонора ему помахала. Внезапно он увидел на ее месте не свою жену, а женщину, ставшую причиной немалой доли его страданий. Это была дочь Мордрака, вождя племени варваров, и Кавана застали, когда он якобы глазел на нее, хотя на самом деле это она на него смотрела. Его безжалостно выпороли, а она стояла рядом и любовалась этим, даже не вздрагивая, когда кнут опускался на его спину.
Когда Каван попал в плен, он поклялся себе, что не только отыщет брата и вернет его домой, но и заставит всех виновных расплатиться, имея в виду не только Мордрака, но и его дочь.
Каван дотащился до кресла у очага и упал в него. Лучше бы его мысли были заняты Гонорой, а не воспоминаниями о плене, но они терзали и не отпускали его. И когда они брали верх, он снова и снова переживал то время, не зная, сможет ли забыть.
Каван положил голову на спинку кресла и даже не стал закрывать глаза. Это не поможет, видения не исчезнут. Они всегда у него перед глазами, хоть открытыми, хоть закрытыми. Они будут мучить его до тех пор, пока не иссушат до конца душу – а значит, снова победят.
Что толку быть воином? Что толку от твоего гнева, если от него страдают невиновные? Что толку от гордости, если не можешь высоко держать голову?
Каван смотрел на отчетливый образ безымянной женщины, которую возненавидел, и отдался воспоминаниям, желая, чтобы они поскорее прошли… До следующего раза.
* * *
Гонора шла вслед за Адди к следующему коттеджу, думая только о муже. Что-то случилось. Она чувствовала это, видела, как за одно мгновение изменилось его лицо, И это ее напугало…
Очень сильно напугало.
– Адди! – окликнула она свекровь, когда они подошли к коттеджу. – Я должна идти. Я нужна мужу.
Адди кивнула:
– Иди. И позаботься о нем хорошенько.
– И сегодня, и всегда, – пообещала Гонора и поспешила прочь. Она не знала почему, чувствовала только, что это необходимо. Ноги сами несли ее вперед, и холодный ветер хлестал по лицу. В последний раз Каван опять отверг ее, но она не обиделась. Со временем, сказал он, и Гонора почувствовала, что это правда. Она нужна мужу, и не важно, понимает он это или нет. Она ему нужна.
Она вихрем промчалась через большой зал, не заметив, как уставились на нее Лахлан и Артэр, и не услышав, как они посмеиваются: дескать, сегодня за ужином им не доведется увидеть ни Гоноры, ни Кавана.
Все мысли Гоноры были только о муже. Он не должен оставаться один. Она не допустит, чтобы Каван страдал в одиночестве – больше никогда!
Гонора ворвалась в комнату и не увидела на лице Кавана тоски – только неприкрытую ярость.
– Убирайся отсюда! – закричал он.
Гонора захлопнула за собой дверь.
– Нет.
– Не смей мне перечить! – гневно зарычал он.
– Объясни мне, что случилось, – настойчиво требовала Гонора, отходя от двери.
Каван вскочил с кресла.
– Уйди сейчас же!
– Почему?
– Вон! – заорал он.
– Ответь, – потребовала Гонора, хотя ноги у нее подкашивались.
Каван схватил ее за плечи.
– Ты осмеливаешься чего-то требовать от меня?
Гонора заговорила тише, положив трясущуюся руку ему на щеку:
– Не нужно страдать в одиночку. У тебя есть жена, и ты ей дорог.
Каван крепче стиснул Гонору, так, что ее ноги оторвались от пола, и пошел к закрытой двери. Ну нет, он от нее так легко не избавится! Гонора крепко обхватила его за шею и прошептала на ухо:
– Я влюбилась в тебя.
Каван мгновенно остановился. Гонора крепко обнимала его за шею, хотя ноги ее болтались в футе от пола. Она потерлась щекой о его щеку.
– Ты не можешь меня любить. Ты меня почти не знаешь, – сердито буркнул он.
Гонора прижалась губами к его уху:
– Я знаю, что ты лучше, чем думаешь о себе.
– Я не желаю, чтобы ты меня узнавала!
– Слишком поздно, – пробормотала она, поцеловала его в щеку, а потом робким поцелуем прикоснулась к губам.
Он застонал и шепнул прямо в ее губы:
– Я…
– Ты мой муж, – сказала она. – Позволь мне помочь тебе забыть эту боль.
На этот раз он застонал громче:
– Я не гожусь для того, чтобы…
– Любить меня?
Он не ответил.
– Люби меня, – произнесла Гонора, и на этот раз это не было вопросом.
Каван по-прежнему молчал.
– Люби меня. – Она снова легко поцеловала его в губы.
Каван покачал головой.
– Люби меня, – прошептала Гонора. – Время настало.
Глава 23
Каван почувствовал знакомый прилив страсти. Слова Гоноры воспламенили его желание. Вряд ли он когда-нибудь хотел женщину так, как хотел сейчас свою жену. Бывали времена, когда его могла удовлетворить любая женщина, но не сейчас. Он знал, что не испытает ни наслаждения, ни облегчения ни с кем, кроме Гоноры.
Но почему?
Он не знал ответа. А может быть, как и Гонора, полюбил, но был слишком упрям, чтобы признать это?
Каван, уступая, застонал, взял жену на руки, подошел к кровати, осторожно положил Гонору и разжал ее руки, обнимавшие его за шею. Она неохотно опустила их.
Каван ласково погладил ее по щеке и спросил:
– Ты не будешь раскаиваться?
Гонора мягко улыбнулась. Каван тоже улыбнулся:
– Эту ночь ты никогда не забудешь.
Он поцеловал Гонору, а его рука неторопливо скользнула под ее блузку. Он вел пальцами вверх по животу, добрался до груди и нежно обхватил ее ладонью. Гонора не вздрогнула, наоборот, вздохнула с удовольствием, которое, как подумал Каван, скоро обернется неистовой страстью. И от этой мысли плоть его затвердела.
– У нас все будет очень хорошо, жена, – прошептал он между двумя поцелуями.
– Обязательно, муж мой, – соглашаясь, прошептала она в ответ.
В дверь сильно забарабанили, и они отпрянули друг от друга.
– Каван, новости! Поспеши! – прокричал Артэр.
Каван мгновенно оставил Гонору, но остановился и обернулся, не дойдя до двери.
– Мы завершим начатое сегодня ночью. А если мне придется уехать, то когда я вернусь. Жди меня в постели!
Гонора едва не закричала от разочарования. Столько усилий, чтобы убедить его заняться с ней любовью, как мужа опять от нее отрывают! Это нечестно. А уж если Каван думает, что она останется в постели, не зная, что происходит, то он последний дурак.
Она выбралась из постели, поправила одежду, пригладила волосы и поспешила вслед за ним. Когда Гонора вошла в большой зал, то увидела там только Адди, стоявшую и смотревшую на закрытую дверь.
– Куда они поехали и зачем? – спросила Гонора, приблизившись к растерянной свекрови.
– Я точно не знаю. Прибыл воин с известием, заставившим отправиться в путь всех – и моего мужа, и всех сыновей. Это редкость! Обычно кто-нибудь всегда остается, чтобы оборонять замок.
– Они не могли уехать далеко, – заверила ее Гонора. – Они никогда не оставили бы замок без защиты.
Они не стали говорить вслух о том, что новость, вызвавшая такую мгновенную реакцию, наверняка связана с Ронаном. Слишком часто слухи о самом младшем Синклере оказывались ложными, и женщины боялись, что и в этот раз все будет напрасно.
Гонора занялась обычными делами, то и дело вглядываясь в даль, чтобы не пропустить появления воинов.
Ближе к закату она отправилась в конюшню, чтобы немного позаниматься со Смельчаком и отвлечься от своих мыслей. Она очень беспокоилась о муже и молилась, чтобы он вернулся целым и невредимым.
Калум появился неожиданно. Гонора вздрогнула и споткнулась, но быстро выпрямилась, пока отчим не успел грубо схватить ее за руку, и поспешно отошла в сторону, помня, чему учил ее муж.
«Не подпускай врага близко к себе».
Гонора ждала, пока Калум заговорит первым. Она давно привыкла молчать в его присутствии.
– Может, Кавану ты и жена, – произнес отчим, – но все равно остаешься моей дочерью и будешь мне повиноваться.
Гоноре хотелось напомнить ему, что она никогда не была его дочерью, но девушка знала, что это только разозлит его. Пусть думает, что хочет. Она сумеет постоять за себя.
Гонора демонстративно молчала.
– Лучше тебе об этом не забывать.
Не отвечая на его слова, Гонора спросила:
– А где ты был, отец? – И едва не подавилась, произнося это слово. Он ей не отец и не может быть отцом, однако Калум всегда настаивал на том, чтобы она относилась к нему почтительно. Обращение «отец» тоже считалось проявлением почтения.
– Мои дела тебя не касаются, – отрезал он.
«А мои – тебя», – хотелось сказать Гоноре, но она придержала язычок. Не нужно злить отчима. Калум ткнул в ее сторону пальцем:
– Будешь делать, как я скажу.
Внезапно из конюшни выбежал Смельчак и накинулся на ноги Калума. Он тявкал, кусался и выглядел очень сердитым.
Калум совершил ошибку. Он пнул щенка, и тот, отчаянно завизжав, отлетел в сторону.
Гонора подбежала к щенку и взяла его на руки. Убедившись, что он не пострадал, она поставила малыша на землю, похлопала его по попе и велела сидеть тихо. Гоноре очень хотелось с яростью накинуться на отчима, но она вовремя припомнила наставления мужа – никогда не давай врагу понять, кто тебе дорог, потому что он с легкостью использует это против тебя, а если со щенком что-нибудь случится, это разобьет ей сердце. Она не даст Калуму такой возможности.
Гонора предпочла промолчать, и отчим решил, что она с ним согласна. Он очень ошибался, но ему совсем незачем об этом знать.
– Помни, всегда помни! – предупредил ее Калум. – Ты повинуешься мне!
Гонора кивнула, подхватила Смельчака и быстро ушла, чтобы отчим не остановил ее. Ее тревожило, что Калум по-прежнему считает, будто имеет право распоряжаться ее жизнью. Гоноре казалось, что она никогда от него не избавится. Господи, как она хотела навсегда освободиться от своего отчима! Она хотела быть уверенной, что больше никогда его не увидит, никогда не услышит его приказаний и никогда больше не пострадает от его злого языка и тяжелой руки.
Когда Гонора была маленькой девочкой, она хотела, чтобы Калум умер – и мечтала об этом до сих пор.
Следующие несколько часов Гонора играла со Смельчаком, а когда пошла в замок, щенок побежал следом. Он уже готов оставить свою семью, сообразила Гонора, потому что обрел новую, в точности, как и она сама. Теперь ее семья – Каван. А Калум ей больше не родня, которой никогда и не был.
Гонора торопливо возвращалась в замок. Смельчак радостно скакал вокруг нее. Мужчины так и не вернулись, и Гоноре оставалось только одно: послушаться мужа и вернуться в спальню, чтобы дожидаться его там.
Адди сидела за столом в большом зале, и хотя Гоноре хотелось поскорее уйти в спальню, она не могла оставить свекровь в одиночестве. Гонора подошла к столу, Смельчак послушно бежал следом.
– Я так тревожусь! – призналась Адди, когда Гонора села рядом.
Женщины взялись за руки, а щенок лег у ног Гоноры.
– Всякий раз, когда Тавиш принимал участие в сражении, я боялась, что он не вернется. А потом выросли сыновья и тоже начали сражаться, и мои тревоги удвоились и утроились. Таков уж женский удел – всегда тревожиться.
Распахнулась дверь, ударившись о стену, и в зал вошли мужчины Синклеры во главе с Тавишем. Он выглядел грозно и внушительно, но совсем не радостно, как и шедшие следом сыновья. Это могло означать только одно: их поиски не увенчались успехом.
Адди тотчас же поспешила к мужу, и тот крепко обнял ее. Нетрудно было понять, что хороших новостей нет – муж с женой стояли, прижавшись друг к другу, и глаза Адди блестели от слез.
Гонора тоже торопливо пошла к мужу. Следом бежал Смельчак. Каван раскрыл объятия, прижался к щеке Гоноры и крепко обнял жену. Она чувствовала, что они потерпели поражение, и решила ни о чем не спрашивать, ничего не говорить, просто подарить утешение и любовь.
Не говоря ни слова, они покинули большой зал. Смельчак тихонечко пошел следом, но, добравшись до лестницы, громко заскулил. Каван остановился, посадил щенка на левую руку, обнял Гонору правой, и все трое мирно стали подниматься наверх.
Смельчака уложили спать перед очагом, а жену Каван, обнимая, довел до кровати.
– Мы с тобой кое-что не закончили, – негромко сказал он. – Если, конечно, ты не передумала.
– А ты? – спросила она.
– Нет. Я хочу тебя сильнее, чем раньше.
– Правда? – спросила Гонора.
Каван взял ее руку и потянул к себе под килт. Мужское естество было горячим, затвердевшим, но при этом шелковисто-нежным и равномерно пульсировало.
Этот жизнеутверждающий ритм воспламенил Гонору.
– Я принадлежу только тебе и хочу почувствовать в себе только тебя, – произнесла она.
Вместо ответа Каван подхватил ее на руки и в мгновение ока уложил на кровать, а потом вдруг замялся, сел рядом и посмотрел на жену.
– Что тебя тревожит? – заботливо спросила она, положив ладонь ему на колено.
– Твоя красота.
Гонора пришла в замешательство, не зная, что на это ответить.
Каван засмеялся и нежно поцеловал ее.
– Твоя красота – это далеко не одни твои дивные черты. Я часто слышал, как говорят о прекрасных сердцах, но никогда в жизни не имел чести встретить такого человека. Представь себе мое изумление, когда я понял, что женат на такой женщине!
Гонора просияла.
– И сейчас я вожделею тебя – ты и сама это почувствовала. Но это томление родилось не из одной только потребности, а из чего-то более глубокого. Я научился ценить тебя, причем очень странно – просто потому, что я чувствую себя в безопасности, когда знаю, что ты спишь рядом.
– Сегодня мы будем спать еще ближе друг к другу, и я благодарна за это судьбе.
– Хочешь залучить меня в свою постель? – поддразнил ее Каван.
Гонора посерьезнела:
– Я очень хочу, чтобы ты спал в моей постели, – и сегодня, и всегда.
– И не отпустишь меня? – спросил Каван.
Гонора крепко сжала его руку.
– Ты мой, и я никогда не позволю тебе уйти. Я всегда буду оберегать и защищать тебя.
Каван рассмеялся:
– В этом тебя должен заверять я.
– Я и так знаю, что ты будешь меня защищать и оберегать. Я хочу, чтобы ты понял: я буду делать для тебя то же самое. Я бы отдала…
Каван прижал палец к ее губам.
– Не говори того, что, как мне кажется, ты собиралась сказать. Ты никогда, слышишь, никогда не отдашь за меня свою жизнь!
Гонора завладела его рукой и ласково поцеловала ее.
– Ты бы отдал свою жизнь за меня.
– Конечно, но этом совсем другое.
– Почему?
– Я мужчина, воин, это мой долг!
– А я, – произнесла она, сев и прижавшись щекой к его щеке, – люблю тебя и готова отдать свою жизнь за тебя.
Гонора почувствовала, как Каван напрягся всем телом, и поняла – сейчас он тряхнет ее за плечи и прикажет никогда ничего подобного не говорить! Как удержать его от столь предсказуемого отклика?
Сможет ли она повести себя настолько дерзко? И не раздумывая больше, чтобы не струсить, Гонора скользнула рукой ему под килт и робко провела пальцами по его восставшему естеству, а потом аккуратно сжала пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29