Ее сегодняшние страхи оказались вполне объяснимы.
С закрытыми глазами она лежала на боку, уткнувшись Максу в грудь. Ее голова покоилась на его правой руке, и она чувствовала щекой шелковую гладкость его рукава.
Спустя несколько минут она перестала дрожать. Его прикосновения и его присутствие, такое большое и надежное, наполнили ее чувством покоя и безопасности. И теплом, какое не могли обеспечить даже одеяла, которыми он укрыл ее.
Однако, обретя душевный покой, она неожиданно ощутила какое-то напряжение, исходившее от него. Казалось, каждый мускул его руки под шелковым рукавом халата одеревенел.
Она открыла глаза и удивленно взглянула на него:
– Макс.
– Постарайся заснуть, Мари, – не открывая глаз, сказал он. Его голос тоже показался ей напряженным.
Эти отрывистые слова напомнили ей о том, каким тоном он разговаривал с ней, пока они ехали в карете до дома, и она догадалась о причинах его скованности.
– Ты все еще сердишься на меня, да? – прошептала она.
– Нет. Спи.
– Но я хочу объяснить. Я хотела объяснить тебе сразу, но... ты был так зол и не слушал меня.
– Мари. – Он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, а его голос опять прозвучал как-то странно. – Сейчас это уже не имеет никакого значения.
– Нет, имеет. К тому времени, когда мы доехали до дома, я... я уже так расстроилась, что мне было все равно, узнаешь ты правду или нет. Я не собиралась ничего тебе объяснять. Но... Макс, мне кажется, у нас не должно быть секретов друг от друга. Я не хочу, чтобы нас что-то разделяло.
Он открыл глаза. Взгляд этих мерцающих глаз поразил ее. В них была скорее боль, но никак не злость. Но быть может, это только игра света?
– Хорошо, – хрипло произнес он. – Что ты хочешь объяснить?
– Я хочу сказать, что я пыталась добраться до дома. Но я потерялась и никак не могла найти карету. А когда наконец нашла, то не смогла вспомнить названия улицы. И у меня опять ужасно разболелась голова... – Она вздрогнула, вспомнив ужас, охвативший ее сегодня, хотя теперь, когда она была дома, с ним, ее несчастья уже не казались такими страшными. – я отправилась в эту кондитерскую только в надежде, что ты вспомнишь о ней. Я молила Бога, чтобы ты вспомнил. Но когда ты появился, ты... ты...
–Вел себя как идиот, – подсказал он. Он лежал неподвижно. При низком свете лампы черты его лица казались угловатыми и острыми, но взгляд был мягким и теплым. – Прости меня, Мари. Я не понял. Я ужасно беспокоился о тебе. Если бы с тобой что-то случилось, я...
Он не договорил.
Секунду или две они лежали не двигаясь, молча глядя друг другу в глаза.
Его рука скользнула по ее спине и погладила ее висок.
–Голова еще болит?
Она ответила не сразу. Легкое прикосновение его пальцев – словно перышко, щекотавшее висок – мешало сосредоточиться.
–Нет. Компрессы Нанетты необыкновенно хороши...Макс, ты... все еще сердишься?
Его взгляд и прикосновение были полны нежности, но она по-прежнему чувствовала, что он скован. Ну почему так трудно иногда понять его настроение?
–Я не сержусь. А если и сержусь, то не на тебя.
И прежде чем она успела спросить, что он имеет в виду, он перевел разговор на другое.
– Я забыл поблагодарить тебя за подарок.
– Ты открыл его?
–Да. – Его пальцы, скользнув ниже, погладили ее щеку. – Ты очень внимательна, Мари, – тихо добавил он.
Улыбаясь, она чуть повернула голову и потерлась щекой о его ладонь. Она сделала это почти неосознанно, ей просто хотелось почувствовать его, ощутить его тепло.
–Я рада, что он тебе понравился. Знаешь, продавец уговаривал меня купить что-нибудь посерьезнее, но все было так дорого, а... денег у меня было мало.
– А откуда вообще взялись у тебя деньги?
Я отдала кучеру, который довез меня до магазина, жемчужное ожерелье, и он взамен дал мне несколько монет.
–Ты отдала жемчужное ожерелье... за несколько монет? – Его губы дрогнули – то ли от удивления, то ли от огорчения. – Да ты и в самом деле нисколько не думаешь о своем благополучии.
Почувствовав себя вдруг неразумной девчонкой, она опустила глаза.
– Я сделала что-то не то? Да, Макс?
– Нет. – Он мягко взял в ладонь подбородок и поднял ей голову, заглядывая в глаза. – Мне это очень нравится, милая.
Его голос, прозвучавший глухо и хрипло, заставил ее задрожать, но это была совсем не та дрожь, которую она испытывала несколько минут назад. Эта поднималась изнутри, распространяясь по всему телу горячими волнами.
И в тот же миг она поняла, как близко от нее его тело, как темно и тихо в комнате. Они были совсем одни в золотистом свете лампы – как тогда, на пикнике... но сейчас все было немного иначе.
Он был иным. Хоть и не могла она понять, что именно изменилось в нем, но чувствовала, что он другой. В его глазах, смотревших на нее, было нечто, чего она не видела в них раньше. Серые, они казались совсем темными, как будто закопченными, как эта лампа, за стеклянными стенками которой горит огонь. Он провел большим пальцем по ямочке на ее подбородке.
– Макс, – прошептала она, чувствуя, как участилось ее сердце, – ты так смущаешь меня. Временами мне начинает казаться, что я никогда не смогу понять тебя, а иногда... мне кажется, что я...
Она не знала, какими словами обозначить чувства, всколыхнувшиеся в ее душе. Она перебирала их в уме, но ни одно из них не вмещало в себя эту нежность, это желание и чувство бесконечного счастья, что переполняли ее. Не передавали они ни той боли, которую вызвала в ней их сегодняшняя ссора, ни того чувства покоя и безопасности, которое давала ей его близость. Они не объясняли ничего, даже того простого факта, что все ее мысли были заняты им.
–Мне кажется... если с тобой что-то случится, – тихо заговорила она, – какая-то часть меня умрет.
Издав тихий отрывистый стон, он уронил руку на простыню.
–Мари, ты... – Скулы выступили у него на лице. – Мы...
Она потянулась к нему, провела пальцами по его щеке, желая смягчить эти линии напряжения.
Он вздрогнул.
О Боже!
– Иногда на меня накатывает страх, что все это сон, – шептала она, зачарованно глядя на него. Ее палец скользнул по твердому выступу его подбородка, по высоким скулам, по золотистым прядям волос, спадавшим на его лоб. – Я боюсь проснуться и обнаружить, что я в лечебнице и ты только снился мне.
– Увы, я более чем реален, – сказал он. Голос его прозвучал надтреснуто.
– Макс, скажи, почему ты женился на мне? Ты ведь красивый, а я... – Она не могла подобрать слова. – Ты же мог жениться на какой-нибудь хорошенькой девушке.
Он открыл глаза. В его взгляде сквозила мука.
–Мари, ты не представляешь себе, как ты хороша. Ты так хороша, что я вряд ли смогу описать это словами.
Она почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам.
–Не надо, Макс. Я знаю, это неправда. – Она опустила голову и убрала руку с его лица. – Сегодня продавщица в магазине посоветовала мне надевать шляпу с широкими полями. Я не сразу поняла, что она хотела этим сказать, но когда мы приехали домой, я... села за туалетный столик и... хорошенько рассмотрела себя в зеркало. – Она облизнула пересохшие губы. – И я поняла, что отличаюсь от нее. Отличаюсь от тех дам, которых видела сегодня в парке, от официантки, которая поила меня шоколадом. Я такая... гадкая.
Какое-то время он молчал.
–Мари.
Он произнес ее имя мягко, но в его голосе она уловила требовательные нотки. Она подняла голову и увидела его пронзительный взгляд.
–Хочешь, я расскажу, что я вижу, когда смотрю на тебя?
Она не смогла ответить, завороженная этим мерцающим взглядом.
–Я вижу свет, исходящий от тебя, – прошептал он. – Я вижу женщину умную, добрую, непредсказуемую. Женщину, которая обладает гораздо большим, нежели миловидная внешность. – Он лежал неподвижно, но она почти физически ощущала, как его слова и глаза ласкают ее лицо. -В твоих чертах есть сила и хрупкость, которые и составляют истинную женственность, Мари. Твоя кожа, прозрачна и нежна, как лепесток белой розы, а эта ямочка на подбородке говорит об упорстве. Твои глаза удивительны, Мари, они манят и притягивают. А твои губы...
Он вдруг замолчал.
А когда заговорил снова, его голос был совсем охрипшим:
–Они такие сладкие, что...
Мари лежала не дыша, обмирая от каждого его слова.
–Макс... – Она заморгала, прогоняя слезы, и улыбнулась. – А говорил, что не сможешь найти слов...
–Ради тебя стоит потрудиться, – ответил он.
Одна непослушная слеза выкатилась из ее глаза.
– Макс, с тобой я чувствую себя... какой-то особенной... и красивой.
– Ты и есть особенная и красивая. – Возможно, это опять был свет лампы, игравший в его глазах, но ей почудилось, что они увлажнились. – Когда я впервые обнял тебя, впервые заглянул в твои глаза, я понял, что женщины, равной тебе, в моей жизни уже не будет.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, в сумрачной мерцающей глубине которого таилось нечто такое, названия чему она пока не знала, а потом вдруг отодвинулся от нее Мари поймала его руку.
–Нет, – тихо взмолилась она, переплетая свои пальцы с его. – Макс, я хочу... – Нет, она решительно не находила слов, чтобы рассказать ему о своем желании. Оно было незнакомым и непонятным, но необычайно сильным.
– Мари, – закрыв глаза, проговорил он. – Прошу тебя, засыпай.
– Я не могу спать. Я... хочу... тебя. Хочу, чтобы ты трогал меня. Мне нравится, когда ты трогаешь меня, я хочу снова почувствовать это. Хочу быть с тобой. Сегодня и всегда. – Найдя наконец верные слова, она тихо вздохнула и повторила их снова. – Я хочу, чтобы ты трогал меня, Макс.
И в тот же миг почувствовала, как он задрожал. Он открыл глаза и, заглянув в них, она увидела огонь.
–Мари, если я буду трогать тебя так, как хочу я, то я причиню тебе боль.
Ее бросило в жар. Как будто огонь, пылавший в его взгляде, перекинулся на нее и, стремительно расползаясь по ее телу, лизнул своим жарким языком какое-то тайное, еще не открытое ею местечко, которое в ответ затрепетало, затем словно стало набухать, а потом нестерпимо заныло. Она не знала, что он имеет в виду, но инстинктивно поняла. Почувствовала, что это как-то связано с жарким и все усиливающимся ощущением внутри нее. С этим неведомым желанием, заставляющим ее столь сильно дрожать.
–Нет, – тихо и убежденно сказала она, – ты не сделаешь мне больно.
Он резко выдохнул:
– Ты просто не знаешь.
– Но я верю тебе, Макс. Ты не можешь сделать мне больно. Даже когда ты сегодня сердился на меня, ты не причинил мне боли. Я верю тебе.
Он не ответил, не шелохнулся, только его грудь тяжело вздымалась.
Не выпуская его руки из своей, другой рукой она потянулась к треугольному вырезу его халата и положила ладонь на его обнаженную грудь.
–Макс, – прошептала она, – разве тебе больно, когда я трогаю тебя?
В ответ она услышала мучительный стон.
Робко и осторожно, словно желая найти ответ на свой вопрос, она провела пальцами по его груди – и восторг заполонил ее. Она ощутила его плоскую широкую грудь, гладкую, туго натянутую на упругих мышцах кожу, жесткие, чуть колючие волоски. Он совсем другой, не такой, как она. Как странно это и как чудесно!
– Разве я делаю тебе больно? – снова спросила она и не узнала свой охрипший вдруг голос.
– Нет!
Его отчаянное нет привело ее в некоторое замешательство. Непонятно, к чему оно относилось: то ли к ее вопросу, то ли к чему-то иному. Но очарованная теплом его тела, биением его сердца, ощущением крепкой, мускулистой мужской груди, она скользнула по ней ниже, следуя по постепенно сужающейся тропинке темно-золотистых волос.
Казалось, он перестал дышать, и вдруг... весь задрожал.
Это наполнило ее благоговейным страхом. Она заставила его дрожать! И в тот же миг она поняла, что не злость была причиной его скованности, а она – Мари. Ей никогда не приходило в голову, что ее прикосновение может вызвать в нем ту же реакцию, какой всякий раз отвечала она сама, когда он дотрагивался до нее. Она даже не догадывалась, как может замирать его дыхание в ответ на нее – точно так же, как замирало ее в ответ на него.
Он, такой большой, сильный, твердый., дрожит от ее прикосновения.
Это маленькое открытие наполнило ее радостным восхищением и любопытством. Интересно, как далеко распространяется ее власть над ним? Вопрос требовал ответа, он толкал ее на эксперимент.
Она скользнула рукой под шелк его халата, пробежала пальцами по его ребрам, однако не успела исследовать до конца этот чудный, восхитительный мир мужских реакций, потому что Макс крепко сжал ее запястье.
– Мари.
Это было предостережение. Почти угроза. Он предупреждал ее о какой-то опасности или о чем-то таком, о чем ей знать не следовало.
Но она уже не думала об опасности. Да и ни за что не согласилась бы с тем, что между ними могут существовать какие-то запреты. Она знала только одно: каждая частица ее существа охвачена огнем и нежностью, неистребимым желанием, имя которому..
– Макс, – прошептала она, чувствуя, как замирает ее сердце. – Ну, пожалуйста, скажи да.
Он сжимал ее руку, и она не могла шевельнуть ею, но пальцами она гладила его горячую кожу.
Звук, вырвавшийся из его груди, заставил ее обмереть. Он отпустил ее руку и перекатился.
Не от нее, а к ней.
Это да было последним, что успела она произнести, прежде чем его тело накрыло ее, и вся она была охвачена пламенем.
Навалившись на нее, он впечатал ее в простыни, и она ощутила каждый дюйм его тела – горячего, твердого, напряженного мужского тела. Запустив руку в ее волосы, он мял пальцами ее шею, а другая его рука, проскользнув ей за спину, настойчиво подтягивала ее. Его уста накрыли ее рот и поглотили их горячо и жадно.
Сейчас его поцелуй не был ни медленным, ни нежным, а внезапным и глубоким, и она с удивлением обнаружила, что ответила на него без колебаний, – открыла губы и запуталась пальцами в его волосах. Его тяжесть, ощущение его сильного, мускулистого тела, прижимавшегося к ней, удовлетворив то неведомое, тайное желание, что билось внутри нее, одновременно разожгло мучительный, невыносимый огонь – словно кровь, бегущая по ее сосудам, запульсировала ярким пламенем.
Таи вот чего она хочет. Она по-прежнему не могла найти этому слов, но теперь она поняла точно, поняла сердцем и кожей. Она хочет этого.
Хочет ощущать на себе его тяжесть, чувствовать, как сжимают ее эти руки, как его дыхание, вкус его рта сливаются с ее дыханием, становятся частью ее – ее чувств, ее души. Обнимать его и быть в его объятиях. Быть рядом с ним, совсем близко и еще ближе, слиться с этим мужчиной, который оберегает ее и раздражает, заботится о ней и смеется над ней, с этим ангелом, с этим разбойником, с мужем, который сделал ее необыкновенной, красивой, желанной.
Слиться с ним. С Максом, который перестал быть ей чужим. Его широкая грудь вдавливала ее хрупкое тело в перину, и она почувствовала, как наливается ее грудь под ночной сорочкой, о которую терся тонкий шелк его халата, как от ритмичных движений его тела твердеют ее соски, а откуда-то из глубины, из самого низа живота, поднимается мелкая дрожь, наполняя ее странным, удивительным возбуждением и... предчувствием.
Его объятия и поцелуи вдруг показались ей недостаточными. Желание поразительной, ошеломляющей глубины вспыхнуло в ней. Ей хотелось большего.
Всего его. Оно нарастало, дрожа и пульсируя. Нетерпеливое и беспокойное. И Мари тихо заскулила, не зная, чего хочет, но точно зная, что большего и поскорее. Когда его губы требовательно обхватили ее рот, она тут же -открыла его и почувствовала, как Макс задрожал.
Его язык вошел в ее рот, она ощутила его горячие шелковистые ласки, его гладкое ритмичное скольжение, когда он снова и снова входил в нее. Это сладостное вторжение усилило странное, дикое возбуждение в низу живота – казалось, там занялся пожар.
Его поцелуи были точь-в-точь такими же, какие снились ей прошлой ночью – и она поняла, что то был не сон. Она вспомнила их. Вспомнила это слияние уст, вкус его рта, вспомнила вкус вина, которое они с такой изощренностью делили друг с другом, хотя вкус, который она чувствовала сейчас, был другим, более крепким, ароматным и горько-сладким, и это был его вкус.
Его рука обвивала ее спину все крепче и крепче, словно навек связывая их друг с другом. Ее ощущения, просыпаясь одно за другим и обостряясь, тонули в необузданной мужской силе, атакующей ее. Она чувствовала каждый выступ этого чуть худощавого впечатавшегося в нее тела, чувствовала его запах, запах мыла и мускуса, движения языка, вторгающегося в ее рот, каждый толчок которого доводил ее до исступления, заставляя желать чего-то... большего.
Он оторвался от ее уст, и его поцелуи сместились ниже. Он целовал ее подбородок, шею, водил по ним языком, прихватывал губами кожу, легонько покусывая ее, – и огненный дождь осыпал ее тело. Он накрыл ладонью ее грудь – и Мари едва не задохнулась от наслаждения. Глотая ртом воздух, она задышала громко и часто, чувствуя, как расплющилась под его ладонью вершинка ее груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
С закрытыми глазами она лежала на боку, уткнувшись Максу в грудь. Ее голова покоилась на его правой руке, и она чувствовала щекой шелковую гладкость его рукава.
Спустя несколько минут она перестала дрожать. Его прикосновения и его присутствие, такое большое и надежное, наполнили ее чувством покоя и безопасности. И теплом, какое не могли обеспечить даже одеяла, которыми он укрыл ее.
Однако, обретя душевный покой, она неожиданно ощутила какое-то напряжение, исходившее от него. Казалось, каждый мускул его руки под шелковым рукавом халата одеревенел.
Она открыла глаза и удивленно взглянула на него:
– Макс.
– Постарайся заснуть, Мари, – не открывая глаз, сказал он. Его голос тоже показался ей напряженным.
Эти отрывистые слова напомнили ей о том, каким тоном он разговаривал с ней, пока они ехали в карете до дома, и она догадалась о причинах его скованности.
– Ты все еще сердишься на меня, да? – прошептала она.
– Нет. Спи.
– Но я хочу объяснить. Я хотела объяснить тебе сразу, но... ты был так зол и не слушал меня.
– Мари. – Он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, а его голос опять прозвучал как-то странно. – Сейчас это уже не имеет никакого значения.
– Нет, имеет. К тому времени, когда мы доехали до дома, я... я уже так расстроилась, что мне было все равно, узнаешь ты правду или нет. Я не собиралась ничего тебе объяснять. Но... Макс, мне кажется, у нас не должно быть секретов друг от друга. Я не хочу, чтобы нас что-то разделяло.
Он открыл глаза. Взгляд этих мерцающих глаз поразил ее. В них была скорее боль, но никак не злость. Но быть может, это только игра света?
– Хорошо, – хрипло произнес он. – Что ты хочешь объяснить?
– Я хочу сказать, что я пыталась добраться до дома. Но я потерялась и никак не могла найти карету. А когда наконец нашла, то не смогла вспомнить названия улицы. И у меня опять ужасно разболелась голова... – Она вздрогнула, вспомнив ужас, охвативший ее сегодня, хотя теперь, когда она была дома, с ним, ее несчастья уже не казались такими страшными. – я отправилась в эту кондитерскую только в надежде, что ты вспомнишь о ней. Я молила Бога, чтобы ты вспомнил. Но когда ты появился, ты... ты...
–Вел себя как идиот, – подсказал он. Он лежал неподвижно. При низком свете лампы черты его лица казались угловатыми и острыми, но взгляд был мягким и теплым. – Прости меня, Мари. Я не понял. Я ужасно беспокоился о тебе. Если бы с тобой что-то случилось, я...
Он не договорил.
Секунду или две они лежали не двигаясь, молча глядя друг другу в глаза.
Его рука скользнула по ее спине и погладила ее висок.
–Голова еще болит?
Она ответила не сразу. Легкое прикосновение его пальцев – словно перышко, щекотавшее висок – мешало сосредоточиться.
–Нет. Компрессы Нанетты необыкновенно хороши...Макс, ты... все еще сердишься?
Его взгляд и прикосновение были полны нежности, но она по-прежнему чувствовала, что он скован. Ну почему так трудно иногда понять его настроение?
–Я не сержусь. А если и сержусь, то не на тебя.
И прежде чем она успела спросить, что он имеет в виду, он перевел разговор на другое.
– Я забыл поблагодарить тебя за подарок.
– Ты открыл его?
–Да. – Его пальцы, скользнув ниже, погладили ее щеку. – Ты очень внимательна, Мари, – тихо добавил он.
Улыбаясь, она чуть повернула голову и потерлась щекой о его ладонь. Она сделала это почти неосознанно, ей просто хотелось почувствовать его, ощутить его тепло.
–Я рада, что он тебе понравился. Знаешь, продавец уговаривал меня купить что-нибудь посерьезнее, но все было так дорого, а... денег у меня было мало.
– А откуда вообще взялись у тебя деньги?
Я отдала кучеру, который довез меня до магазина, жемчужное ожерелье, и он взамен дал мне несколько монет.
–Ты отдала жемчужное ожерелье... за несколько монет? – Его губы дрогнули – то ли от удивления, то ли от огорчения. – Да ты и в самом деле нисколько не думаешь о своем благополучии.
Почувствовав себя вдруг неразумной девчонкой, она опустила глаза.
– Я сделала что-то не то? Да, Макс?
– Нет. – Он мягко взял в ладонь подбородок и поднял ей голову, заглядывая в глаза. – Мне это очень нравится, милая.
Его голос, прозвучавший глухо и хрипло, заставил ее задрожать, но это была совсем не та дрожь, которую она испытывала несколько минут назад. Эта поднималась изнутри, распространяясь по всему телу горячими волнами.
И в тот же миг она поняла, как близко от нее его тело, как темно и тихо в комнате. Они были совсем одни в золотистом свете лампы – как тогда, на пикнике... но сейчас все было немного иначе.
Он был иным. Хоть и не могла она понять, что именно изменилось в нем, но чувствовала, что он другой. В его глазах, смотревших на нее, было нечто, чего она не видела в них раньше. Серые, они казались совсем темными, как будто закопченными, как эта лампа, за стеклянными стенками которой горит огонь. Он провел большим пальцем по ямочке на ее подбородке.
– Макс, – прошептала она, чувствуя, как участилось ее сердце, – ты так смущаешь меня. Временами мне начинает казаться, что я никогда не смогу понять тебя, а иногда... мне кажется, что я...
Она не знала, какими словами обозначить чувства, всколыхнувшиеся в ее душе. Она перебирала их в уме, но ни одно из них не вмещало в себя эту нежность, это желание и чувство бесконечного счастья, что переполняли ее. Не передавали они ни той боли, которую вызвала в ней их сегодняшняя ссора, ни того чувства покоя и безопасности, которое давала ей его близость. Они не объясняли ничего, даже того простого факта, что все ее мысли были заняты им.
–Мне кажется... если с тобой что-то случится, – тихо заговорила она, – какая-то часть меня умрет.
Издав тихий отрывистый стон, он уронил руку на простыню.
–Мари, ты... – Скулы выступили у него на лице. – Мы...
Она потянулась к нему, провела пальцами по его щеке, желая смягчить эти линии напряжения.
Он вздрогнул.
О Боже!
– Иногда на меня накатывает страх, что все это сон, – шептала она, зачарованно глядя на него. Ее палец скользнул по твердому выступу его подбородка, по высоким скулам, по золотистым прядям волос, спадавшим на его лоб. – Я боюсь проснуться и обнаружить, что я в лечебнице и ты только снился мне.
– Увы, я более чем реален, – сказал он. Голос его прозвучал надтреснуто.
– Макс, скажи, почему ты женился на мне? Ты ведь красивый, а я... – Она не могла подобрать слова. – Ты же мог жениться на какой-нибудь хорошенькой девушке.
Он открыл глаза. В его взгляде сквозила мука.
–Мари, ты не представляешь себе, как ты хороша. Ты так хороша, что я вряд ли смогу описать это словами.
Она почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам.
–Не надо, Макс. Я знаю, это неправда. – Она опустила голову и убрала руку с его лица. – Сегодня продавщица в магазине посоветовала мне надевать шляпу с широкими полями. Я не сразу поняла, что она хотела этим сказать, но когда мы приехали домой, я... села за туалетный столик и... хорошенько рассмотрела себя в зеркало. – Она облизнула пересохшие губы. – И я поняла, что отличаюсь от нее. Отличаюсь от тех дам, которых видела сегодня в парке, от официантки, которая поила меня шоколадом. Я такая... гадкая.
Какое-то время он молчал.
–Мари.
Он произнес ее имя мягко, но в его голосе она уловила требовательные нотки. Она подняла голову и увидела его пронзительный взгляд.
–Хочешь, я расскажу, что я вижу, когда смотрю на тебя?
Она не смогла ответить, завороженная этим мерцающим взглядом.
–Я вижу свет, исходящий от тебя, – прошептал он. – Я вижу женщину умную, добрую, непредсказуемую. Женщину, которая обладает гораздо большим, нежели миловидная внешность. – Он лежал неподвижно, но она почти физически ощущала, как его слова и глаза ласкают ее лицо. -В твоих чертах есть сила и хрупкость, которые и составляют истинную женственность, Мари. Твоя кожа, прозрачна и нежна, как лепесток белой розы, а эта ямочка на подбородке говорит об упорстве. Твои глаза удивительны, Мари, они манят и притягивают. А твои губы...
Он вдруг замолчал.
А когда заговорил снова, его голос был совсем охрипшим:
–Они такие сладкие, что...
Мари лежала не дыша, обмирая от каждого его слова.
–Макс... – Она заморгала, прогоняя слезы, и улыбнулась. – А говорил, что не сможешь найти слов...
–Ради тебя стоит потрудиться, – ответил он.
Одна непослушная слеза выкатилась из ее глаза.
– Макс, с тобой я чувствую себя... какой-то особенной... и красивой.
– Ты и есть особенная и красивая. – Возможно, это опять был свет лампы, игравший в его глазах, но ей почудилось, что они увлажнились. – Когда я впервые обнял тебя, впервые заглянул в твои глаза, я понял, что женщины, равной тебе, в моей жизни уже не будет.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, в сумрачной мерцающей глубине которого таилось нечто такое, названия чему она пока не знала, а потом вдруг отодвинулся от нее Мари поймала его руку.
–Нет, – тихо взмолилась она, переплетая свои пальцы с его. – Макс, я хочу... – Нет, она решительно не находила слов, чтобы рассказать ему о своем желании. Оно было незнакомым и непонятным, но необычайно сильным.
– Мари, – закрыв глаза, проговорил он. – Прошу тебя, засыпай.
– Я не могу спать. Я... хочу... тебя. Хочу, чтобы ты трогал меня. Мне нравится, когда ты трогаешь меня, я хочу снова почувствовать это. Хочу быть с тобой. Сегодня и всегда. – Найдя наконец верные слова, она тихо вздохнула и повторила их снова. – Я хочу, чтобы ты трогал меня, Макс.
И в тот же миг почувствовала, как он задрожал. Он открыл глаза и, заглянув в них, она увидела огонь.
–Мари, если я буду трогать тебя так, как хочу я, то я причиню тебе боль.
Ее бросило в жар. Как будто огонь, пылавший в его взгляде, перекинулся на нее и, стремительно расползаясь по ее телу, лизнул своим жарким языком какое-то тайное, еще не открытое ею местечко, которое в ответ затрепетало, затем словно стало набухать, а потом нестерпимо заныло. Она не знала, что он имеет в виду, но инстинктивно поняла. Почувствовала, что это как-то связано с жарким и все усиливающимся ощущением внутри нее. С этим неведомым желанием, заставляющим ее столь сильно дрожать.
–Нет, – тихо и убежденно сказала она, – ты не сделаешь мне больно.
Он резко выдохнул:
– Ты просто не знаешь.
– Но я верю тебе, Макс. Ты не можешь сделать мне больно. Даже когда ты сегодня сердился на меня, ты не причинил мне боли. Я верю тебе.
Он не ответил, не шелохнулся, только его грудь тяжело вздымалась.
Не выпуская его руки из своей, другой рукой она потянулась к треугольному вырезу его халата и положила ладонь на его обнаженную грудь.
–Макс, – прошептала она, – разве тебе больно, когда я трогаю тебя?
В ответ она услышала мучительный стон.
Робко и осторожно, словно желая найти ответ на свой вопрос, она провела пальцами по его груди – и восторг заполонил ее. Она ощутила его плоскую широкую грудь, гладкую, туго натянутую на упругих мышцах кожу, жесткие, чуть колючие волоски. Он совсем другой, не такой, как она. Как странно это и как чудесно!
– Разве я делаю тебе больно? – снова спросила она и не узнала свой охрипший вдруг голос.
– Нет!
Его отчаянное нет привело ее в некоторое замешательство. Непонятно, к чему оно относилось: то ли к ее вопросу, то ли к чему-то иному. Но очарованная теплом его тела, биением его сердца, ощущением крепкой, мускулистой мужской груди, она скользнула по ней ниже, следуя по постепенно сужающейся тропинке темно-золотистых волос.
Казалось, он перестал дышать, и вдруг... весь задрожал.
Это наполнило ее благоговейным страхом. Она заставила его дрожать! И в тот же миг она поняла, что не злость была причиной его скованности, а она – Мари. Ей никогда не приходило в голову, что ее прикосновение может вызвать в нем ту же реакцию, какой всякий раз отвечала она сама, когда он дотрагивался до нее. Она даже не догадывалась, как может замирать его дыхание в ответ на нее – точно так же, как замирало ее в ответ на него.
Он, такой большой, сильный, твердый., дрожит от ее прикосновения.
Это маленькое открытие наполнило ее радостным восхищением и любопытством. Интересно, как далеко распространяется ее власть над ним? Вопрос требовал ответа, он толкал ее на эксперимент.
Она скользнула рукой под шелк его халата, пробежала пальцами по его ребрам, однако не успела исследовать до конца этот чудный, восхитительный мир мужских реакций, потому что Макс крепко сжал ее запястье.
– Мари.
Это было предостережение. Почти угроза. Он предупреждал ее о какой-то опасности или о чем-то таком, о чем ей знать не следовало.
Но она уже не думала об опасности. Да и ни за что не согласилась бы с тем, что между ними могут существовать какие-то запреты. Она знала только одно: каждая частица ее существа охвачена огнем и нежностью, неистребимым желанием, имя которому..
– Макс, – прошептала она, чувствуя, как замирает ее сердце. – Ну, пожалуйста, скажи да.
Он сжимал ее руку, и она не могла шевельнуть ею, но пальцами она гладила его горячую кожу.
Звук, вырвавшийся из его груди, заставил ее обмереть. Он отпустил ее руку и перекатился.
Не от нее, а к ней.
Это да было последним, что успела она произнести, прежде чем его тело накрыло ее, и вся она была охвачена пламенем.
Навалившись на нее, он впечатал ее в простыни, и она ощутила каждый дюйм его тела – горячего, твердого, напряженного мужского тела. Запустив руку в ее волосы, он мял пальцами ее шею, а другая его рука, проскользнув ей за спину, настойчиво подтягивала ее. Его уста накрыли ее рот и поглотили их горячо и жадно.
Сейчас его поцелуй не был ни медленным, ни нежным, а внезапным и глубоким, и она с удивлением обнаружила, что ответила на него без колебаний, – открыла губы и запуталась пальцами в его волосах. Его тяжесть, ощущение его сильного, мускулистого тела, прижимавшегося к ней, удовлетворив то неведомое, тайное желание, что билось внутри нее, одновременно разожгло мучительный, невыносимый огонь – словно кровь, бегущая по ее сосудам, запульсировала ярким пламенем.
Таи вот чего она хочет. Она по-прежнему не могла найти этому слов, но теперь она поняла точно, поняла сердцем и кожей. Она хочет этого.
Хочет ощущать на себе его тяжесть, чувствовать, как сжимают ее эти руки, как его дыхание, вкус его рта сливаются с ее дыханием, становятся частью ее – ее чувств, ее души. Обнимать его и быть в его объятиях. Быть рядом с ним, совсем близко и еще ближе, слиться с этим мужчиной, который оберегает ее и раздражает, заботится о ней и смеется над ней, с этим ангелом, с этим разбойником, с мужем, который сделал ее необыкновенной, красивой, желанной.
Слиться с ним. С Максом, который перестал быть ей чужим. Его широкая грудь вдавливала ее хрупкое тело в перину, и она почувствовала, как наливается ее грудь под ночной сорочкой, о которую терся тонкий шелк его халата, как от ритмичных движений его тела твердеют ее соски, а откуда-то из глубины, из самого низа живота, поднимается мелкая дрожь, наполняя ее странным, удивительным возбуждением и... предчувствием.
Его объятия и поцелуи вдруг показались ей недостаточными. Желание поразительной, ошеломляющей глубины вспыхнуло в ней. Ей хотелось большего.
Всего его. Оно нарастало, дрожа и пульсируя. Нетерпеливое и беспокойное. И Мари тихо заскулила, не зная, чего хочет, но точно зная, что большего и поскорее. Когда его губы требовательно обхватили ее рот, она тут же -открыла его и почувствовала, как Макс задрожал.
Его язык вошел в ее рот, она ощутила его горячие шелковистые ласки, его гладкое ритмичное скольжение, когда он снова и снова входил в нее. Это сладостное вторжение усилило странное, дикое возбуждение в низу живота – казалось, там занялся пожар.
Его поцелуи были точь-в-точь такими же, какие снились ей прошлой ночью – и она поняла, что то был не сон. Она вспомнила их. Вспомнила это слияние уст, вкус его рта, вспомнила вкус вина, которое они с такой изощренностью делили друг с другом, хотя вкус, который она чувствовала сейчас, был другим, более крепким, ароматным и горько-сладким, и это был его вкус.
Его рука обвивала ее спину все крепче и крепче, словно навек связывая их друг с другом. Ее ощущения, просыпаясь одно за другим и обостряясь, тонули в необузданной мужской силе, атакующей ее. Она чувствовала каждый выступ этого чуть худощавого впечатавшегося в нее тела, чувствовала его запах, запах мыла и мускуса, движения языка, вторгающегося в ее рот, каждый толчок которого доводил ее до исступления, заставляя желать чего-то... большего.
Он оторвался от ее уст, и его поцелуи сместились ниже. Он целовал ее подбородок, шею, водил по ним языком, прихватывал губами кожу, легонько покусывая ее, – и огненный дождь осыпал ее тело. Он накрыл ладонью ее грудь – и Мари едва не задохнулась от наслаждения. Глотая ртом воздух, она задышала громко и часто, чувствуя, как расплющилась под его ладонью вершинка ее груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42