Она инстинктивно отпрянула, как бы стараясь убежать от него, но тугая лента ремня безопасности не давала ей вырваться.
— Как тебе Нью-Йорк?
Улыбающаяся стюардесса поставила напитки на выдвижной столик; он тоже улыбался, глядя на нее.
— Спасибо.
— Не могу этого вынести, — проговорила Ева. — Я не буду сидеть рядом с вами…
— Боюсь, в салоне больше нет свободных мест, — вежливым тоном бросил он. — Ну, а принимая во внимание, что до нынешнего момента тебе удавалось держаться на людях с таким шармом, мне бы не хотелось, чтобы твой имидж был безнадежно испорчен безобразной публичной сценой.
Она просто задыхалась, к ней вновь подступала нервная дрожь. Брэнт Ньюком… Но даже он — дьявол он или человек — ничего не сделает с ней здесь. Ее долг — это не дать ему наслаждаться ее безотчетным страхом. Спокойно, Ева, только спокойно, ничего не происходит…
— С какой стати вы здесь? Я не намерена вести с вами беседы.
Он усмехнулся, однако его иссиня-пронзительный взгляд, казалось, пригвоздил ее к спинке кресла.
— Да ну. Зато я намерен побеседовать с тобой.
— Яне…
— Нет, ты будешь слушать. — Он грубо перебил ее. — Я позаботился об этом. Тебе следует просто вести себя как примерная девочка.
Она содрогнулась, снова вспоминая все. «Прекрати сопротивляться, Ева. Сдавайся и наслаждайся…» Господи, да он сумасшедший. Ее негодование смешалось с животным страхом. Чего он сейчас добивается? И что это значит «я позаботился об этом»?
Помимо ее воли, голос Евы упал до свистящего шепота:
— Я не знаю, что вы намерены проделать со мной на этот раз, Брэнт Ньюком! Мне наплевать на это! Плевала я на ваши угрозы, я уже говорила об этом вашему дружку Джерри.
— Черт, да знаю я, что ты наплела Джерри. А уж когда ты прислала назад мой чек, мне вообще стало с тобой все ясно, куколка. Я сейчас не про это. Никаких подкупов и угроз. Да, кстати, если тебя это как-то волнует, ту пленку я сжег. Ничего не осталось: ни негативов, ни отпечатков, ничего. Да черт возьми, что ты вертишься? Ты же чуть не пролила свое виски.
— Я… ты… — Она вся содрогалась и не могла справиться с этой непрекращающейся дрожью. Их взгляды скрестились. — Да чего же тебе сейчас-то надо от меня, если ты не покупаешь меня, будто я — вещь? Слышишь, ты, чего ты добиваешься?
Брэнт продолжал размеренно говорить, как если бы он выступал с докладом:
— Если ты беспокоишься о Фрэнси — с ней все в порядке. Как я тебе и сообщил в ту ночь, Дерек, несмотря на свой странноватый внешний вид и манеру одеваться, все-таки психоаналитик. Он специализируется в области подростковых неврозов. Сейчас Фрэнси гораздо лучше, чем раньше или чем могло бы быть, если бы она ударилась бы в бега.
— К чему ты все это мне рассказываешь? С какой стати ты беспокоишься о моих делах?
— Да, черт, не знаю даже. Просто мне подумалось, что неплохо было бы разобрать старые завалы перед тем, как я сделаю тебе предложение выйти за меня замуж.
Что-то она, видимо, не расслышала. Кто-то из них, наверное, сошел с ума. Очевидно, он. Или же началась его очередная мерзкая игра, чтобы. .. чтобы… чего все-таки он добивается?
В полном молчании она поедала его своим взглядом, чувствуя, как кровь прилила к ее сердцу, а он насмешливо улыбался.
— Слушай, Ева, я ведь ни разу в своей жизни никому не делал предложения. Полагаю, это одна из немногих вещей, которых я не пробовал. Так что я не шучу.
— Как ты можешь! — Она, продолжая бледнеть, не сводила с него глаз. — Как ты можешь думать…
Почему она не смогла отогнать этот кошмарный сон? Что же не возвращается стюардесса? Брэнт Ньюком… Брэнт Ньюком сделал ей — нет, он просто поставил ее в известность, что намерен на ней жениться, и все это было какой-то дикой шуткой, игрой с его стороны…
Она взяла рюмку и опрокинула ее себе в рот, не переставая смотреть на нее. Она окинула его своим взглядом, будто впервые видела: слишком красивый, холодно-презрительный незнакомец. Опасный незнакомец. Она не давала себе возможности вспомнить тот последний раз, когда познала его слишком хорошо.
— Полагаю, ты ожидаешь от меня объяснений, — продолжал он официальным тоном. — У меня есть, по крайней мере, две причины, если так можно выразиться. Ты — единственная женщина, которую я встретил за свою жизнь, кто сражалась со мной до последнего и к тому же не позволила себя купить. К тому же… Фрэнси так описывала твои отношения с Лайзой.
— С Лайзой? Вот как… Я не понимаю. — Ей надо было что-нибудь сказать, вставить. Прямо как в прямом эфире.
— Фрэнси ты не нравишься, ты ведь знала об этом, да? — продолжал он. — Но она просто не может не уважать тебя за то, как успешно ты преодолела болезненную замкнутость ее сестренки. Она вынуждена была признать, что из тебя выйдет хорошая мать, даже притом, что не хочет видеть тебя рядом с собой.
— Ты… Ты, кажется, многое обо мне уже разузнал, но это же не причина, чтобы…
— Ева, можешь ты хоть немного помолчать и дослушать меня до конца? Да, ты права, о тебе я знаю многое, потому что серьезно занялся этим. В некотором смысле ты — жуткая пуританка, и все же тебе так нравится трахаться просто так. Ты это делаешь лишь при условии, когда сама полностью созрела для этого и когда только сама хочешь этого; той ночью ты бы не сдалась, правда ведь, стервочка огнеупорная? Из-за тебя ведь мы так разошлись тогда, у меня даже потом словно помойка была на душе после той чертовой дури, которую мы сделали с тобой. Черт, не знаю почему, Ева. Может, ты заинтриговала меня и мне захотелось узнать о тебе как можно больше. А может, из-за того, что мне вдруг так осточертело все это безумие, обычная ненормальность, бесконечные и бесцельные тараканьи бега, одно за другим… Уже заранее знаешь, что будет потом, а к чему, зачем? Черт, может, я хочу спасти… мою бессмертную душечку, помнишь?
Неожиданно из него вырвался резкий и сухой смех, который и смехом-то не назовешь; пока он говорил, она беспомощно сидела, не зная, что и ответить. При этом она не могла отделаться от ощущения какого-то сна, никак не желавшего кончиться. Машинально глаза ее посмотрели на его руки, в одной из которых была рюмка. На их коже золотились завитушки, это были все те же сильные умелые руки, которые причинили ей столько боли и страданий. Как же она могла сейчас поверить его словам и доверить себя ему?
— Я… Я все никак не могу осознать, что это все на самом деле, — наконец проронила она, с трудом подбирая слова. — То есть… я все ищу подлинную причину, какой-то подвох. В чем он заключается, Брэнт? Тебе необходимо прикрытие, да?
— Нет, черт тебя подери! Это слишком поверхностное объяснение, Ева. Ты просто не знаешь, если я уж что-нибудь выкладываю, значит, я так думаю на самом деле. Я вообще никогда до этого не задумывался о браке, даже и не думал, что пошевелюсь в этом направлении. Но вдруг, понимаешь, Ева, это путешествие, в котором я никогда не был. И не только это. Меня тошнит от той жизни, которую я веду, от этих моих так называемых друзей, от прихлебателей и от поисков, бесконечных поисков новых сумасшедших приключений и от следующей за ними скуки… Когда у тебя есть все, что ни пожелаешь, ты — нищий. Вот так, детка. Потрешься среди этих телезвезд — сама увидишь, сама такой станешь. Они тебя перемолотят, как жернова, да затрахают до смерти, в чем бы это ни выражалось, а в конечном итоге у тебя не останется ничего, даже самой себя.
— Ты познал все это, а я — нет… — Она просто не находила слов.
— Да, пока нет. А хочешь? Соглашайся на эту новую работу в Нью — Йорке и все сама поймешь. Вот закончится у тебя интрижка с Рэндаллом Томасом, потом тебя подберет другой. Необходимость вертеться в светских кругах, трахаться втихую, и — вот дерьмо! — ты уже сломалась, ведь так? Да, там у тебя будет столько вечеринок вроде моей, что тебе придется научиться притворяться, будто ты балдеешь от них. Выбор за тобой, детка. Моя просьба состоит в том, чтобы ты отнеслась к моему предложению совершенно серьезно, со всей старомодной требовательностью, Ева. Брак, дети, никаких бабенок на стороне для меня и мужичков для тебя. А если ты все еще боишься, что я намерен раздавить тебя и унизить, я переведу половину своего состояния на твое имя в день нашей свадьбы. Господи, да хоть все состояние, если подаришь мне детей. Плевать мне на эти поганые деньги!
— Я?.. Я все никак не пойму, о чем ты толкуешь, Брэнт! — Ева сжала руки от волнения, удивляясь, почему все-таки она вообще разговаривает с ним.
— Неужели? Я просто хочу сказать: что мы теряем? Жизнь — это игра, но мы можем попробовать начать жить заново, без иллюзий, быть честными друг с другом. Может, черт возьми, что-нибудь из этого и выйдет?
Впервые за время их беседы он прикоснулся к ней, накрыв ее дрожащие руки своими.
— Ева, больше не будет сумасшедших вечеринок, «старых друзей», наркотиков. Я тебе обещаю. Они ведь дали тебе на раздумья две недели, так? Останься со мной. Приглядись ко мне. Я не буду ни удерживать тебя, ни причинять тебе боль. Ты вольна уйти, когда сама этого пожелаешь.
— Ты… Боже мой, ты — безумец! Ты же самый грубый, самый несносный, самый высокомерный человек, которого я когда-либо…
Невероятно, но он улыбнулся ей. При этом она заметила, что у его глаз возникли забавные морщинки; его руки сильнее сжали ее.
— Да, это — чувство; полагаю, это все-таки лучше, чем если бы я был тебе безразличен. Может быть, я когда-нибудь смогу переубедить тебя. Если нет, ты свободна и можешь выпорхнуть в любой момент.
— «Выпорхнуть»! Боже, ты просто лишил меня дара речи, ты…
— В таком случае оставайся безмолвной, радость моя. Допей свою порцию виски. Попробуй заснуть, если тебе хочется. Продумай все. В аэропорту стоит моя машина. Когда мы приземлимся, я собираюсь взять тебя под руку и проводить вниз по трапу. Я подброшу тебя, куда ты только пожелаешь — выбирай.
Он отпустил ее руки, улыбаясь ей почти что иронически, а затем откинулся на своем кресле. И именно в этот момент Ева почему-то почувствовала, что он все говорил всерьез — все эти фразы, показавшиеся ей сначала безумием, издевательством, которые он заставил слушать против ее собственной воли.
Самым невероятным было то, что сразу после окончания своего объяснения Брэнт внес в ее душу еще большую сумятицу. Он же сидит рядом с ней, как ни в чем не бывало, тщательно приладив музыкальные наушники, что больше всего возмутило ее, в то время как она сама застыла в своем кресле, онемев от противоречивых мыслей и ощущений. Кроме того, он притворился, будто его одолевает сон, когда она все еще подбирала слова для своей репликл ему в ответ.
Ева едва удержалась от того, чтобы выдернуть шнур наушников из розетки и хорошенько дать ему пощечину или встать и потребовать, чтобы ее пересадили на другое место. Она не сводила с него глаз — с его профиля греческого божества, словно отлитого из червонного золота, с его загорелых ухоженных рук. Ей хотелось кричать во весь голос от бессильного негодования. Да как он посмел? Только потому, что он вынудил ее выслушать свое отвратительное, невероятное предложение, он к тому же еще и собирается галантно пройти с ней под руку вниз, с трапа самолета. Да как он смеет?..
Неожиданно она заметила, что на нее пристально смотрят — ага, с завистью — две женщины, сидящие через проход от нее. Они быстро отвели свои взгляды, начали перешептываться, и Ева сцепила руки от напряжения. Черт принес этого Брэнта Ньюкома! Откуда он прознал, что она вылетает именно этим рейсом? Как ему удалось устроить себе соседнее с ней место? И что он хотел сказать, упомянув иронически о Рэндалле Томасе?
Глава 27
Когда самолет приземлился, Ева даже самой себе не могла объяснить, почему она все-таки позволила Брэнту взять себя под руку и свести вниз по трапу. Пока они летели, Ева сидела в своем кресле, кипя от переполнявшего ее возмущения, пытаясь иногда смотреть в иллюминатор. Когда в салоне потемнело и стали показывать фильм, она, кажется, заснула. Неожиданно она почувствовала, что Брэнт будит ее.
— Проснись, мы уже приземлились. У тебя было очень утомленное лицо, поэтому я попросил Маршу, нашу стюардессу, не будить тебя к ленчу. Если хочешь есть, мы куда-нибудь заскочим перекусить по пути?
из аэропорта.
Самая очаровательная из стюардесс, обслуживавших их салон, стояла рядом, улыбаясь. В руках у нее была ручная кладь Евы. и Брэнт взял вещи, небрежно бросив свое дежурное «Спасибо, милочка».
Он воспользовался ее сонливой слабостью. Прежде чем Ева окончательно смогла вырваться из цепких объятий сна, он уже взял ее под руку и вел к выходу. Вот они уже находятся среди толпы встречающих, которые приветствовали прибывших. В этой сутолоке Еве как раз бы и вырваться от него, но вдруг она увидела Дэвида…
Дэвид?! Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, ноги подкосились, и она непременно бы оступилась на своих высоких каблуках, если бы Брэнт не поддержал ее своей мощной рукой. Она не могла отвести взгляда от такого до боли знакомого лица Дэвида, видя, что на нем сначала отразилось изумление, граничащее с шоком, потом, справившись с собой, он растянул рот в натянутой улыбке. В голове ее бешено проносились обрывки мыслей: «О, Господи, нет, ведь теперь он подумает, он же утвердится в своем мнении, что я…»
— Привет, Циммер, — донесся до нее голос Брэнта. — Что, возглавляешь комитет по торжественной встрече Евы? — Он безжалостно подводил ее все ближе и ближе к нему, и теперь она рассмотрела, что какая — то девица стоит непозволительно близко от Дэвида. Миниатюрная брюнетка, довольно хорошенькая. У нее был немного испуганный вид, и она крепко держала Дэвида под руку.
— О, я узнал от Стеллы Джервин, моей секретарши, что Марти Мередит должна отправиться в Лос-Анджелес, и, поскольку Ванда так хотела встретить Еву, я подумал…
Оказалось, что Ванда была племянницей мистера Бернстайна, она только что закончила Смитовский колледж. И Дэвид вот решил взять ее с собой, чтобы встретить Еву, чтобы доказать, что он и Ева сейчас всего лишь друзья.
Ева с трудом помнила, что говорилось потом. Единственное, что отложилось у нее в памяти — это ее дежурная улыбка и вполне правдоподобная имитация холодной сдержанности. Она была особенно мила с Вандой и даже каким-то образом заставила себя пожать Дэвиду руку. Выше голову, Ева! Покажи ему, что тебе все равно. Да пусть думает себе что хочет…
Как бы со стороны она услышала свой ровный сдержанный голос:
— Дэвид, как мило с твоей стороны, что ты специально приехал сюда, чтобы меня встретить! Очень жаль, я не смогла позвонить Марти и сообщить ей об изменениях в моих планах. И тут как раз я случайно повстречала Брэнта, и он любезно предложил подвезти меня…
Журчал светский диалог. Они все вместе направились к багажному отделению. Все это время Ева чувствовала, что он вне себя. Она ощущала, что он просто сотрясается от негодования, даже когда он задавал непременные в таких случаях вопросы о Нью-Йорке и о ее новой работе, а Ванда похохатывала над шуточками Брэнта. Ева двигалась словно сомнамбула. Она именно так себя продолжала чувствовать даже и в момент, когда оказалась рядом с Брэнтом в его машине, белом «мерседесе Сл-450» — сегодня у него была именно такая машина с открытым верхом, поэтому во время езды ее золотистые волосы развевались на ветру…
Пусть ветер подхватит и унесет прочь ее мысли. Брэнт молчал, и она молчала, пока они выбирались из района аэропорта на главную автостраду, ведущую к городу. Ева напряженно думала: знал ли он, что Дэвид собирался быть в аэропорту, не подстроил ли он и это специально. Но, дойдя до этой мысли, она поняла, что ей уже было все безразлично. Она словно онемела. Ведь она могла сейчас оказаться сидящей между Дэвидом и Вандой, пытаясь мило им улыбаться и быть непринужденной. Будь ты проклят, Дэвид! Как ты решился проделать со мной такое? Зачем вообще появился? Почему еще к тому же и с девицей? Одного взгляда достаточно, чтобы понять: Ванда без ума от Дэвида. Успели ли они уже побывать вместе в постели? В следующее мгновение она уже мысленно прощала его, осуждая себя за подобные рассуждения. Может быть, он не был уверен, как она отреагирует на его присутствие. Тогда, вероятно, думал он, если он приехал бы один, она могла бы просто пройти мимо него, отказавшись от его предложения подвезти ее. Он ведь обязательно позвонит, когда избавится от этой Ванды, я же знаю, обязательно! А затем…
Господи, да как же это я дошла до таких мыслей? Никакой гордости, сплошная бесхребетность, опять я пресмыкаюсь перед ним…
Да, чего только она не пережила с Дэвидом. Она позволила ему превратить себя в настоящую мазохистку, ожидающую новых пыток, а он ведь продемонстрировал, как он к ней относится на самом деле в ту их последнюю встречу…
— Хочешь, мы где-нибудь остановимся и перекусим, Ева?
Голос Брэнта звучал настолько выразительно, что Ева поймала себя на мысли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Как тебе Нью-Йорк?
Улыбающаяся стюардесса поставила напитки на выдвижной столик; он тоже улыбался, глядя на нее.
— Спасибо.
— Не могу этого вынести, — проговорила Ева. — Я не буду сидеть рядом с вами…
— Боюсь, в салоне больше нет свободных мест, — вежливым тоном бросил он. — Ну, а принимая во внимание, что до нынешнего момента тебе удавалось держаться на людях с таким шармом, мне бы не хотелось, чтобы твой имидж был безнадежно испорчен безобразной публичной сценой.
Она просто задыхалась, к ней вновь подступала нервная дрожь. Брэнт Ньюком… Но даже он — дьявол он или человек — ничего не сделает с ней здесь. Ее долг — это не дать ему наслаждаться ее безотчетным страхом. Спокойно, Ева, только спокойно, ничего не происходит…
— С какой стати вы здесь? Я не намерена вести с вами беседы.
Он усмехнулся, однако его иссиня-пронзительный взгляд, казалось, пригвоздил ее к спинке кресла.
— Да ну. Зато я намерен побеседовать с тобой.
— Яне…
— Нет, ты будешь слушать. — Он грубо перебил ее. — Я позаботился об этом. Тебе следует просто вести себя как примерная девочка.
Она содрогнулась, снова вспоминая все. «Прекрати сопротивляться, Ева. Сдавайся и наслаждайся…» Господи, да он сумасшедший. Ее негодование смешалось с животным страхом. Чего он сейчас добивается? И что это значит «я позаботился об этом»?
Помимо ее воли, голос Евы упал до свистящего шепота:
— Я не знаю, что вы намерены проделать со мной на этот раз, Брэнт Ньюком! Мне наплевать на это! Плевала я на ваши угрозы, я уже говорила об этом вашему дружку Джерри.
— Черт, да знаю я, что ты наплела Джерри. А уж когда ты прислала назад мой чек, мне вообще стало с тобой все ясно, куколка. Я сейчас не про это. Никаких подкупов и угроз. Да, кстати, если тебя это как-то волнует, ту пленку я сжег. Ничего не осталось: ни негативов, ни отпечатков, ничего. Да черт возьми, что ты вертишься? Ты же чуть не пролила свое виски.
— Я… ты… — Она вся содрогалась и не могла справиться с этой непрекращающейся дрожью. Их взгляды скрестились. — Да чего же тебе сейчас-то надо от меня, если ты не покупаешь меня, будто я — вещь? Слышишь, ты, чего ты добиваешься?
Брэнт продолжал размеренно говорить, как если бы он выступал с докладом:
— Если ты беспокоишься о Фрэнси — с ней все в порядке. Как я тебе и сообщил в ту ночь, Дерек, несмотря на свой странноватый внешний вид и манеру одеваться, все-таки психоаналитик. Он специализируется в области подростковых неврозов. Сейчас Фрэнси гораздо лучше, чем раньше или чем могло бы быть, если бы она ударилась бы в бега.
— К чему ты все это мне рассказываешь? С какой стати ты беспокоишься о моих делах?
— Да, черт, не знаю даже. Просто мне подумалось, что неплохо было бы разобрать старые завалы перед тем, как я сделаю тебе предложение выйти за меня замуж.
Что-то она, видимо, не расслышала. Кто-то из них, наверное, сошел с ума. Очевидно, он. Или же началась его очередная мерзкая игра, чтобы. .. чтобы… чего все-таки он добивается?
В полном молчании она поедала его своим взглядом, чувствуя, как кровь прилила к ее сердцу, а он насмешливо улыбался.
— Слушай, Ева, я ведь ни разу в своей жизни никому не делал предложения. Полагаю, это одна из немногих вещей, которых я не пробовал. Так что я не шучу.
— Как ты можешь! — Она, продолжая бледнеть, не сводила с него глаз. — Как ты можешь думать…
Почему она не смогла отогнать этот кошмарный сон? Что же не возвращается стюардесса? Брэнт Ньюком… Брэнт Ньюком сделал ей — нет, он просто поставил ее в известность, что намерен на ней жениться, и все это было какой-то дикой шуткой, игрой с его стороны…
Она взяла рюмку и опрокинула ее себе в рот, не переставая смотреть на нее. Она окинула его своим взглядом, будто впервые видела: слишком красивый, холодно-презрительный незнакомец. Опасный незнакомец. Она не давала себе возможности вспомнить тот последний раз, когда познала его слишком хорошо.
— Полагаю, ты ожидаешь от меня объяснений, — продолжал он официальным тоном. — У меня есть, по крайней мере, две причины, если так можно выразиться. Ты — единственная женщина, которую я встретил за свою жизнь, кто сражалась со мной до последнего и к тому же не позволила себя купить. К тому же… Фрэнси так описывала твои отношения с Лайзой.
— С Лайзой? Вот как… Я не понимаю. — Ей надо было что-нибудь сказать, вставить. Прямо как в прямом эфире.
— Фрэнси ты не нравишься, ты ведь знала об этом, да? — продолжал он. — Но она просто не может не уважать тебя за то, как успешно ты преодолела болезненную замкнутость ее сестренки. Она вынуждена была признать, что из тебя выйдет хорошая мать, даже притом, что не хочет видеть тебя рядом с собой.
— Ты… Ты, кажется, многое обо мне уже разузнал, но это же не причина, чтобы…
— Ева, можешь ты хоть немного помолчать и дослушать меня до конца? Да, ты права, о тебе я знаю многое, потому что серьезно занялся этим. В некотором смысле ты — жуткая пуританка, и все же тебе так нравится трахаться просто так. Ты это делаешь лишь при условии, когда сама полностью созрела для этого и когда только сама хочешь этого; той ночью ты бы не сдалась, правда ведь, стервочка огнеупорная? Из-за тебя ведь мы так разошлись тогда, у меня даже потом словно помойка была на душе после той чертовой дури, которую мы сделали с тобой. Черт, не знаю почему, Ева. Может, ты заинтриговала меня и мне захотелось узнать о тебе как можно больше. А может, из-за того, что мне вдруг так осточертело все это безумие, обычная ненормальность, бесконечные и бесцельные тараканьи бега, одно за другим… Уже заранее знаешь, что будет потом, а к чему, зачем? Черт, может, я хочу спасти… мою бессмертную душечку, помнишь?
Неожиданно из него вырвался резкий и сухой смех, который и смехом-то не назовешь; пока он говорил, она беспомощно сидела, не зная, что и ответить. При этом она не могла отделаться от ощущения какого-то сна, никак не желавшего кончиться. Машинально глаза ее посмотрели на его руки, в одной из которых была рюмка. На их коже золотились завитушки, это были все те же сильные умелые руки, которые причинили ей столько боли и страданий. Как же она могла сейчас поверить его словам и доверить себя ему?
— Я… Я все никак не могу осознать, что это все на самом деле, — наконец проронила она, с трудом подбирая слова. — То есть… я все ищу подлинную причину, какой-то подвох. В чем он заключается, Брэнт? Тебе необходимо прикрытие, да?
— Нет, черт тебя подери! Это слишком поверхностное объяснение, Ева. Ты просто не знаешь, если я уж что-нибудь выкладываю, значит, я так думаю на самом деле. Я вообще никогда до этого не задумывался о браке, даже и не думал, что пошевелюсь в этом направлении. Но вдруг, понимаешь, Ева, это путешествие, в котором я никогда не был. И не только это. Меня тошнит от той жизни, которую я веду, от этих моих так называемых друзей, от прихлебателей и от поисков, бесконечных поисков новых сумасшедших приключений и от следующей за ними скуки… Когда у тебя есть все, что ни пожелаешь, ты — нищий. Вот так, детка. Потрешься среди этих телезвезд — сама увидишь, сама такой станешь. Они тебя перемолотят, как жернова, да затрахают до смерти, в чем бы это ни выражалось, а в конечном итоге у тебя не останется ничего, даже самой себя.
— Ты познал все это, а я — нет… — Она просто не находила слов.
— Да, пока нет. А хочешь? Соглашайся на эту новую работу в Нью — Йорке и все сама поймешь. Вот закончится у тебя интрижка с Рэндаллом Томасом, потом тебя подберет другой. Необходимость вертеться в светских кругах, трахаться втихую, и — вот дерьмо! — ты уже сломалась, ведь так? Да, там у тебя будет столько вечеринок вроде моей, что тебе придется научиться притворяться, будто ты балдеешь от них. Выбор за тобой, детка. Моя просьба состоит в том, чтобы ты отнеслась к моему предложению совершенно серьезно, со всей старомодной требовательностью, Ева. Брак, дети, никаких бабенок на стороне для меня и мужичков для тебя. А если ты все еще боишься, что я намерен раздавить тебя и унизить, я переведу половину своего состояния на твое имя в день нашей свадьбы. Господи, да хоть все состояние, если подаришь мне детей. Плевать мне на эти поганые деньги!
— Я?.. Я все никак не пойму, о чем ты толкуешь, Брэнт! — Ева сжала руки от волнения, удивляясь, почему все-таки она вообще разговаривает с ним.
— Неужели? Я просто хочу сказать: что мы теряем? Жизнь — это игра, но мы можем попробовать начать жить заново, без иллюзий, быть честными друг с другом. Может, черт возьми, что-нибудь из этого и выйдет?
Впервые за время их беседы он прикоснулся к ней, накрыв ее дрожащие руки своими.
— Ева, больше не будет сумасшедших вечеринок, «старых друзей», наркотиков. Я тебе обещаю. Они ведь дали тебе на раздумья две недели, так? Останься со мной. Приглядись ко мне. Я не буду ни удерживать тебя, ни причинять тебе боль. Ты вольна уйти, когда сама этого пожелаешь.
— Ты… Боже мой, ты — безумец! Ты же самый грубый, самый несносный, самый высокомерный человек, которого я когда-либо…
Невероятно, но он улыбнулся ей. При этом она заметила, что у его глаз возникли забавные морщинки; его руки сильнее сжали ее.
— Да, это — чувство; полагаю, это все-таки лучше, чем если бы я был тебе безразличен. Может быть, я когда-нибудь смогу переубедить тебя. Если нет, ты свободна и можешь выпорхнуть в любой момент.
— «Выпорхнуть»! Боже, ты просто лишил меня дара речи, ты…
— В таком случае оставайся безмолвной, радость моя. Допей свою порцию виски. Попробуй заснуть, если тебе хочется. Продумай все. В аэропорту стоит моя машина. Когда мы приземлимся, я собираюсь взять тебя под руку и проводить вниз по трапу. Я подброшу тебя, куда ты только пожелаешь — выбирай.
Он отпустил ее руки, улыбаясь ей почти что иронически, а затем откинулся на своем кресле. И именно в этот момент Ева почему-то почувствовала, что он все говорил всерьез — все эти фразы, показавшиеся ей сначала безумием, издевательством, которые он заставил слушать против ее собственной воли.
Самым невероятным было то, что сразу после окончания своего объяснения Брэнт внес в ее душу еще большую сумятицу. Он же сидит рядом с ней, как ни в чем не бывало, тщательно приладив музыкальные наушники, что больше всего возмутило ее, в то время как она сама застыла в своем кресле, онемев от противоречивых мыслей и ощущений. Кроме того, он притворился, будто его одолевает сон, когда она все еще подбирала слова для своей репликл ему в ответ.
Ева едва удержалась от того, чтобы выдернуть шнур наушников из розетки и хорошенько дать ему пощечину или встать и потребовать, чтобы ее пересадили на другое место. Она не сводила с него глаз — с его профиля греческого божества, словно отлитого из червонного золота, с его загорелых ухоженных рук. Ей хотелось кричать во весь голос от бессильного негодования. Да как он посмел? Только потому, что он вынудил ее выслушать свое отвратительное, невероятное предложение, он к тому же еще и собирается галантно пройти с ней под руку вниз, с трапа самолета. Да как он смеет?..
Неожиданно она заметила, что на нее пристально смотрят — ага, с завистью — две женщины, сидящие через проход от нее. Они быстро отвели свои взгляды, начали перешептываться, и Ева сцепила руки от напряжения. Черт принес этого Брэнта Ньюкома! Откуда он прознал, что она вылетает именно этим рейсом? Как ему удалось устроить себе соседнее с ней место? И что он хотел сказать, упомянув иронически о Рэндалле Томасе?
Глава 27
Когда самолет приземлился, Ева даже самой себе не могла объяснить, почему она все-таки позволила Брэнту взять себя под руку и свести вниз по трапу. Пока они летели, Ева сидела в своем кресле, кипя от переполнявшего ее возмущения, пытаясь иногда смотреть в иллюминатор. Когда в салоне потемнело и стали показывать фильм, она, кажется, заснула. Неожиданно она почувствовала, что Брэнт будит ее.
— Проснись, мы уже приземлились. У тебя было очень утомленное лицо, поэтому я попросил Маршу, нашу стюардессу, не будить тебя к ленчу. Если хочешь есть, мы куда-нибудь заскочим перекусить по пути?
из аэропорта.
Самая очаровательная из стюардесс, обслуживавших их салон, стояла рядом, улыбаясь. В руках у нее была ручная кладь Евы. и Брэнт взял вещи, небрежно бросив свое дежурное «Спасибо, милочка».
Он воспользовался ее сонливой слабостью. Прежде чем Ева окончательно смогла вырваться из цепких объятий сна, он уже взял ее под руку и вел к выходу. Вот они уже находятся среди толпы встречающих, которые приветствовали прибывших. В этой сутолоке Еве как раз бы и вырваться от него, но вдруг она увидела Дэвида…
Дэвид?! Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, ноги подкосились, и она непременно бы оступилась на своих высоких каблуках, если бы Брэнт не поддержал ее своей мощной рукой. Она не могла отвести взгляда от такого до боли знакомого лица Дэвида, видя, что на нем сначала отразилось изумление, граничащее с шоком, потом, справившись с собой, он растянул рот в натянутой улыбке. В голове ее бешено проносились обрывки мыслей: «О, Господи, нет, ведь теперь он подумает, он же утвердится в своем мнении, что я…»
— Привет, Циммер, — донесся до нее голос Брэнта. — Что, возглавляешь комитет по торжественной встрече Евы? — Он безжалостно подводил ее все ближе и ближе к нему, и теперь она рассмотрела, что какая — то девица стоит непозволительно близко от Дэвида. Миниатюрная брюнетка, довольно хорошенькая. У нее был немного испуганный вид, и она крепко держала Дэвида под руку.
— О, я узнал от Стеллы Джервин, моей секретарши, что Марти Мередит должна отправиться в Лос-Анджелес, и, поскольку Ванда так хотела встретить Еву, я подумал…
Оказалось, что Ванда была племянницей мистера Бернстайна, она только что закончила Смитовский колледж. И Дэвид вот решил взять ее с собой, чтобы встретить Еву, чтобы доказать, что он и Ева сейчас всего лишь друзья.
Ева с трудом помнила, что говорилось потом. Единственное, что отложилось у нее в памяти — это ее дежурная улыбка и вполне правдоподобная имитация холодной сдержанности. Она была особенно мила с Вандой и даже каким-то образом заставила себя пожать Дэвиду руку. Выше голову, Ева! Покажи ему, что тебе все равно. Да пусть думает себе что хочет…
Как бы со стороны она услышала свой ровный сдержанный голос:
— Дэвид, как мило с твоей стороны, что ты специально приехал сюда, чтобы меня встретить! Очень жаль, я не смогла позвонить Марти и сообщить ей об изменениях в моих планах. И тут как раз я случайно повстречала Брэнта, и он любезно предложил подвезти меня…
Журчал светский диалог. Они все вместе направились к багажному отделению. Все это время Ева чувствовала, что он вне себя. Она ощущала, что он просто сотрясается от негодования, даже когда он задавал непременные в таких случаях вопросы о Нью-Йорке и о ее новой работе, а Ванда похохатывала над шуточками Брэнта. Ева двигалась словно сомнамбула. Она именно так себя продолжала чувствовать даже и в момент, когда оказалась рядом с Брэнтом в его машине, белом «мерседесе Сл-450» — сегодня у него была именно такая машина с открытым верхом, поэтому во время езды ее золотистые волосы развевались на ветру…
Пусть ветер подхватит и унесет прочь ее мысли. Брэнт молчал, и она молчала, пока они выбирались из района аэропорта на главную автостраду, ведущую к городу. Ева напряженно думала: знал ли он, что Дэвид собирался быть в аэропорту, не подстроил ли он и это специально. Но, дойдя до этой мысли, она поняла, что ей уже было все безразлично. Она словно онемела. Ведь она могла сейчас оказаться сидящей между Дэвидом и Вандой, пытаясь мило им улыбаться и быть непринужденной. Будь ты проклят, Дэвид! Как ты решился проделать со мной такое? Зачем вообще появился? Почему еще к тому же и с девицей? Одного взгляда достаточно, чтобы понять: Ванда без ума от Дэвида. Успели ли они уже побывать вместе в постели? В следующее мгновение она уже мысленно прощала его, осуждая себя за подобные рассуждения. Может быть, он не был уверен, как она отреагирует на его присутствие. Тогда, вероятно, думал он, если он приехал бы один, она могла бы просто пройти мимо него, отказавшись от его предложения подвезти ее. Он ведь обязательно позвонит, когда избавится от этой Ванды, я же знаю, обязательно! А затем…
Господи, да как же это я дошла до таких мыслей? Никакой гордости, сплошная бесхребетность, опять я пресмыкаюсь перед ним…
Да, чего только она не пережила с Дэвидом. Она позволила ему превратить себя в настоящую мазохистку, ожидающую новых пыток, а он ведь продемонстрировал, как он к ней относится на самом деле в ту их последнюю встречу…
— Хочешь, мы где-нибудь остановимся и перекусим, Ева?
Голос Брэнта звучал настолько выразительно, что Ева поймала себя на мысли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36