Он чувствовал тепло ее тела, доверчиво прильнувшего к нему, и не знал, что ему делать. Он был настолько растерян, захвачен врасплох, что никак не мог взять себя в руки.
Наконец она сказала:
— Ты ведь не собирался встречаться, чтобы сказать «до свидания».
— Нет, не собирался, — ответил он, мысленно благословляя темноту, не позволяющую увидеть выражение его глаз. Она, возможно, могла прочесть в них слишком многое. — Я не люблю прощаний.
Ее дыхание обожгло его, мягкое и страстное, вырывающееся из ее груди короткими и неровными вздохами. Он поднял руку и провел по ее лицу. Милая, нежная, любящая Николь, которая никогда уже не будет принадлежать ему. Кейн хотел одного — чтобы она была в полной безопасности.
Он крепко прижал ее к себе, и тело девушки, казалось, растаяло в пламени его объятий. Ее грудь была почти полностью обнажена, и он почувствовал прикосновение ее упругих нежных полушарий к своей груди. Он накрыл один из этих восхитительных холмиков своей горячей ладонью, ожидая, что она, может быть, отпрянет, особенно после грубых прикосновений Хильдебранда, поэтому он старался, как мог, быть нежным.
Но она не отпрянула. Она обняла его за шею обеими руками и начала перебирать его волосы, пропуская их сквозь пальцы. От этой интимной ласки его возбуждение достигло опасной черты. Он едва себя сдерживал. Нет, к черту, надо уходить отсюда, твердил рассудок. Но ее губы тянулись к нему, и он не мог уйти. Он медленно склонил голову, приник к ее рту поцелуем, и в следующее мгновение волна страсти накрыла их обоих.
Страх еще полностью не покинул ее. Кейн чувствовал это. Это должно было бы охладить его, но ему безумно захотелось стереть из ее памяти прикосновения любого другого мужчины.
Она сказала, что хочет запомнить это место полным сказки и волшебства. И он хотел подарить ей это волшебство.
Однако он боялся, что может все испортить.
— Я люблю тебя, — прошептала Ники.
Ее слова пронзили его, как кинжал. Но горечь и боль от этих слов смешались с радостью. Его никогда раньше не любили. Ему показалось, что он сейчас умрет; силы почти оставили его. Он знал, что должен уйти, но не был уверен, что сможет.
— Не уходи, — взмолилась она. — Ты мне нужен.
Он мгновенно понял, что она говорит не о завтрашнем его отъезде. Она говорила о сегодняшнем дне. А как насчет завтра? И следующей недели? И следующего месяца? Черт побери, ему бы разобраться с Мастерсом. Он должен это сделать и сделает, но будь он проклят, если откажется от Ники.
— Боже, Николь, — прошептал он. — Ты мне тоже нужна. — Он вложил в это слово все, что оно только могло значить. Неделю назад он тоже сказал ей это, но тогда он попытался убедить ее и себя, что эта необходимость включала все, кроме физической близости. Теперь он понял, что означает слово «нужна».
Она снова коснулась его лица, а ему показалось, что она взяла в руки его сердце. Теперь ему хотелось отдать ей все то, что она так щедро дарила ему.
Он целовал ее все жарче и одновременно пытался избавить ее от одежды. Наконец это ему удалось. Несколькими секундами позже его брюки тоже оказались на земле. Она легла на траву, ожидая его. Такая открытая. Такая прекрасная. Он нагнулся над ней, прижимаясь к ней всем телом, пока она не застонала, и тогда только вошел в нее. Она обняла его, обвила ногами, и тогда он почувствовал, что она полностью открылась ему, отдаваясь вся, без остатка. Она была так же честна в своей страсти, как и во всем, что делала.
Я люблю тебя. Эти слова эхом звучали в нем. Я тоже люблю тебя. Но это признание так и осталось не произнесенным, потому что у него не было права возбуждать надежды, которым не суждено сбыться. Но все-таки он попытался сказать ей о своей любви всеми другими возможными для него способами. Ники погружалась в море чувственного наслаждения. Кейн был бесконечно нежным. А затем дикая страсть захлестнула их, они давали друг другу все, что могли, и брали друг от друга все, что могли. Он вошел еще глубже, и ее тело стало ритмично двигаться в такт его толчкам, пока они не забылись в примитивном танце, диком, неистовом и свободном. Экстаз потряс ее, перевернув все ее представления о мире. Он стал ее вселенной. Она не знала и не хотела знать ничего другого, кроме полного единения с ним. Предвкушение чуда волновало ее тело и душу. Его руки двигались вверх и вниз по ее бедрам, а его губы и язык полностью завладели ее ртом, даря невероятные сладостные ощущения.
Она поднималась к небесам и выше, терялась в море эмоций, чувств и переживаний, которые вспыхивали в ней каскадом искр. И затем небеса взорвались, и она превратилась в звезду, летящую по небу, сверкающую и свободную.
Она почувствовала, как его тело расслабилось, и крепче прижалась к нему, стараясь запомнить навсегда это мгновение.
Он замер, и так они оба лежали, боясь нарушить покой и красоту этой ночи словами — осквернить последние несколько секунд сказки грубой реальностью, которая сейчас была им совсем не нужна. Ведь уже утром он должен был уехать.
Прохладный ветер обвевал их, иссушая влагу их тел. Он очень осторожно откатился от нее и подал ей рубашку. Она надела ее, но не застегнула. Вместо этого она уютно устроилась на его руке и позволила своим пальцам разгуливать по его груди и темным волосам, темной дорожкой сбегавшим вниз. Ники думала о том, что он очень красив особой мужской красотой. Она наклонилась и провела языком по рельефным мускулам его груди, чувствуя в своем теле все возрастающее напряжение.
— Николь, — сказал он предостерегающим тоном, но она не обратила на это внимания.
Она просто не могла оторваться от него. По крайней мере, сейчас. И никогда не сможет. Ей еще так много надо было о нем узнать.
— Ты такой вкусный, — прошептала она.
Он усмехнулся, и ей очень понравилось ощущение движения его тела. Он усмехался вполсилы. Так же, как и улыбался. Он никогда не смеялся. Ей внезапно захотелось услышать, как он смеется, и, будучи в прекрасном настроении, она начала играть волосами на его груди, щекоча и возбуждая его.
— Николь, — предупредил он снова, но его грудь стала содрогаться еще сильнее, и что-то снова забеспокоило ее внизу. Она опустила взгляд, с восторгом и интересом наблюдая за ним.
Она знала, что его плоть увеличивается и твердеет, но еще не видела, как это в действительности происходит. Луна снова спряталась за облаками, почти не оставив им света, поэтому она протянула руку и потрогала, ощущая силу возбудившейся плоти.
— Это очень интересно, — сказала она, тщательно исследуя его член рукой.
Он застонал:
— Интересно?
— Замечательно, — добавила она.
Она продолжала с интересом наблюдать за эрекцией, медленно водя по нему пальцами, пока Кейну не показалось, что еще минуту, и он взорвется.
— Насколько большим он может стать? — наивно спросила она.
Кейн весь вибрировал от желания. И она гладила его, явно влекомая любопытством и инстинктом.
— Сядь, — сказал он и усадил ее на себя. Он почувствовал, что его плоть стала еще больше.
— О, — застонала она, — о, боже!
Внезапно она оседлала его, и он испытал такую гамму ощущений, каких не испытывал раньше даже в постели с самыми опытными и. искусными любовницами. Она крепко сжала его ногами, двигаясь так, что кровь начала закипать в его жилах и весь он стал как натянутая струна.
Все это время он купался в волнах невероятной чувственности. Наконец он взорвался в ней, и она закричала, низко и хрипло.
Когда все кончилось, Ники опустилась на него и поцеловала долгим и страстным поцелуем, а затем расслабленно вздохнула.
— Небесные колокола, — прошептала она.
Несмотря на усталость, он почувствовал, что его член снова приподнимается, и улыбка вновь появилась на его губах.
16.
Чувство реальности покинуло Кейна и вернулось только тогда, когда они начали одеваться. Его отъезд висел между ними как занавес в театре, создавая некий барьер. Кейн понимал, что Ники не знает, насколько плотный этот занавес, но мысль о нем заполонила весь его разум, как вода, вышедшая из русла реки во время половодья.
— Это ведь ненадолго, — сказала она, дотрагиваясь до его лица с такой нежностью, что ему захотелось посадить ее на свою лошадь и умчаться прочь, прочь от Логовища, прочь от обязательств, лжи и смерти.
— Ты выглядишь таким печальным, — заметила она.
Чертова луна. Он вздохнул. Что бы он ни сказал, это будет ложью. Вся его жизнь — ложь. Даже себе он всегда лгал. Ему было так легко, когда он обнимал ее. Он искал себе оправдание в любви к ней, и оно легко пришло к нему, когда его кровь закипела. Он сказал себе, что все будет в порядке, что Мастерс даст ему время; но теперь ветер охладил его тело и разум, заставив мыслить более трезво.
Мастерс не собирается спускать его с крючка, даже если он даст ему отсрочку, что весьма сомнительно. Ники непременно узнает о его предательстве. Он использовал ее, как Мастерс использует его. У Кейна перехватило дыхание. Черт побери, что он сделал? С ней? С собой?
— Кейн?
Он взглянул на нее. Она смотрела на него снизу вверх. Он обнял ее и притянул к себе, одной рукой поглаживая короткие волнистые волосы.
— Всегда помни, что ты была мне очень нужна, — произнес он.
Ее тело напряглось, и он понял, что сделал ошибку. Была. Не надо было говорить в прошедшем времени. Его слова прозвучали как прощание — впрочем, так оно и было.
— Ты вернешься? — неуверенно спросила она.
— Я попытаюсь, — ответил он. Последовало продолжительное молчание. Он говорил это и раньше, но теперь эти слова стали звучать как-то по-новому.
Он понял, что она это тоже почувствовала, по тому, как она закусила губу и прижалась к нему.
— Обещай, что вернешься.
— Я не могу, — ответил он.
— Почему?
— Ты помнишь, что за мою голову обещана награда?
— Тогда не уезжай. И не уезжай с Сэмом Хильдебрандом.
— Я не оставлю его здесь с тобой.
— Дядя позаботится обо мне.
Он покачал головой:
— Другие люди, ваши «гости», не хотели, чтобы Янси прогоняли. Хильдебранд пользуется уважением. Твоему дяде придется нелегко, если он прямо сейчас убьет Хильдебранда.
— Митч?..
— Ники, вы все тут как на пороховой бочке, — сказал он. — Твоему дяде удавалось контролировать положение только благодаря собственной железной воле и авторитету, но теперь он уже не так силен, и другие догадываются об этом.
— Почему тебе так необходимо уехать?
— Из-за друга, — коротко ответил он. — Из-за лучшего друга, который когда-либо у меня был. Я обязан ему всем, в том числе и жизнью. Если я не смогу вернуться, помни об этом, Николь. Ничто другое не могло бы заставить меня покинуть тебя.
Она дрожала. Ему надо было отослать ее до того, как он скажет что-либо еще, до того, как забудет то, другое обязательство, единственное, которое он сделал в своей жизни и которое намеревался выполнить.
На секунду он прижался щекой к ее волосам.
— Если по какой-либо причине я не вернусь через три недели, — наконец произнес он, — выбирайся отсюда. Как только сможешь. И возьми с собой Робина. У меня есть немного денег. Я пришлю их с Энди утром.
— Дядя…
— Послушай меня. Ты сделала для него все, что могла. Ты вернула ему все, что могла. Ты должна это сделать если не ради себя, то ради Робина.
— Это не просто долг, — запротестовала она. — Я люблю его.
На какое-то мгновение, чтобы скрыть захлестнувший его приступ боли, Кейн закрыл глаза.
— Я знаю, — мягко произнес он наконец. — Но он хочет, чтобы вы с Робином были в безопасности. Поэтому он и пригласил меня сюда. Ему не станет легче от того, что ты будешь оставаться здесь, подвергая себя опасности. И, если я не вернусь через три недели, обещай мне, что ты уедешь.
— Ты боишься, что с тобой что-нибудь может случиться? — произнесла она нерешительно. — Ты от меня что-то скрываешь?
К черту ее интуицию.
— Нет, — солгал он. — Я просто думаю, что тебе пора покинуть Логовище. Так будет лучше. Там слишком опасно. Пахнет кровью, черт побери.
— Когда ты вернешься…
— Если я даже и вернусь, — произнес он, — и бог мне в этом поможет, все равно Логовище — не место для тебя и Робина.
— Я не уеду без тебя.
— А что будет с Робином? Ты подумала о его будущем?
Какое-то мгновение она колебалась: было видно, что ее гнетут сомнения.
— Разве мы не можем поехать куда-нибудь вместе с тобой?
— Мне некуда ехать, Ники.
— Почему?.. — Ее вопрос повис в воздухе. Минутой позже она кротко сказала:
— Я поеду с тобой хоть на край света. Я люблю тебя.
Внутренне он весь напрягся. Он не хотел, чтобы она любила его. Он не хотел стать причиной ее несчастий, не хотел стать для нее тем, кем он стал для Дэйви. Черт, он никогда никому ничего хорошего не сделал.
— Нет, — резко ответил он.
— Я ничего не могу поделать. Это уже случилось.
— Я не могу жениться, — сказал он. — Я убийца, я приговорен к смерти. По мне плачет веревка. Я приносил несчастье всем, с кем когда-либо пересекался мой путь. И я не хочу, чтобы ты пополнила этот черный список.
Или она уже включена в него?
— Ты когда-нибудь был влюблен? — спросила она.
Он понимал, что должен сказать «да», знал, что это ее отпугнет.
— Нет, — произнес он. До того, как встретил тебя.
Короткая пауза, затем:
— Энди сказал, что в тебе так много всего таится.
Так много обмана и лжи. Этот кузнец слишком проницательный.
— Я провожу тебя до дома, — сказал он, пытаясь замять разговор.
— Я еще не хочу уходить.
Рукой он дотронулся до ее волос, погладил шелковистые локоны.
— Уже поздно, и я уезжаю на закате. Я не могу оставить тебя здесь одну.
Он услышал дрожание собственного голоса и с надеждой подумал о том, что она, возможно, не заметит тоску, переполнявшую его.
Она схватила его руку и прижала к губам.
— Вернись ко мне, — сказала она. — Ко мне и Робину.
Его рука дрожала.
— Если что-нибудь случится и я не вернусь, — произнес он, — не печалься обо мне. Возьми деньги и поезжай в Сан-Антонио. У меня там есть друзья. Кузнец по имени Харри Клайтон. Он все сделает, чтобы помочь тебе.
Она ничего не сказала, просто продолжала держать его руку.
— Обещай мне, — попросил он.
— Не могу, — ответила Ники. — По крайней мере, до того, как покажу дядю Ната врачу.
— Возможно, будет уже слишком поздно, — сказал Кейн, чувствуя, как напрягается ее тело. — И если он даже туда и пойдет, это не будет означать твоей безопасности. Обещай мне. Если я не вернусь через три недели, поклянись, что ты уедешь. Ради Робина.
Он не знал, чем еще можно убедить ее.
— Хорошо, — произнесла она шепотом, наконец-то уступив его уговорам.
Он вздохнул с облегчением. Он выиграл эту битву. Одну небольшую битву. Если бы только ему удалось выиграть большую битву с Мастерсом и получить еще два месяца или даже три.
— Давай возвращаться, — сказал он, подводя Ники к лошади и помогая ей сесть в седло.
Но она все еще колебалась.
— Будь осторожен.
Он улыбнулся:
— Буду. Я не думаю, что кто-нибудь сможет узнать меня с такой бородой.
— Никто, кроме Сэма Хильдебранда.
— Я позабочусь о нем.
Наконец-то. Она разрешила ему помочь ей сесть в седло. Она не сказала «до свидания», и он был благодарен ей за это. Он далеко не был уверен в том, что его неловкая самозащита сможет устоять против этого.
Ники ходила по комнате из угла в угол, пока не начало светать. Каждую секунду она подходила к окну и наконец в утренней мгле различила силуэты трех всадников, медленно покидающих конюшню. Она узнала бы их везде. Кейн. Хильдебранд. Ситцевый. Она наблюдала за ними, пока они не исчезли из виду. Ее будоражили дурные предчувствия. Хотя тело ее и устало от любви, сознание ни на секунду не переставало работать, пытаясь найти ответы на мучившие вопросы.
Друг. Он возвращается из-за какого-то своего друга. Но кто он? И что это за долг, который ему должен отдать Кейн? Так ли он важен для Кейна, что он предпочел его относительной безопасности Логовища? Очевидно, так оно и было, и ей было крайне не по себе оттого, что она ничего больше не в состоянии об этом сейчас узнать.
Все, что она знала, — это ужасающая непреклонность тона Кейна и его намерений, та боль, которая стояла за простыми словами его объяснений.
«Ты вернешься?» — спросила она. И он ответил: «Я попытаюсь». Она верила в то, что он попытается. Но она также поняла и то, что он совсем не верит, что ему это удастся.
К тому же — Хильдебранд. Ники подумала, сказать ли дяде о том, что случилось. Он, возможно, удивится, почему Хильдебранд решил так внезапно уехать. Но она не могла сейчас волновать дядю, ведь он так плохо себя чувствует. Она переживала из-за того, что Кейн, возможно, не сможет постоянно контролировать этого человека, но несомненно то, что вместе с Ситцевым ему удастся с ним справиться.
Чувствуя, что не может больше оставаться в комнате, Ники нашла свой маленький пистолет, выскользнула из дома и направилась в сторону конюшни. Она даст Молли немного овса. Может быть, это позволит ей отвлечься от невеселых мыслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38