— Кто ты такая?
Фиби, у которой от заявления, что из небесного календаря выпало больше двухсот лет, закружилась голова, припомнила предупреждения Старухи об отношении к ведьмам мнимым или подлинным в восемнадцатом веке и осторожно подобрала слова для ответа.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — ответила она. — Кажется, я вам это уже говорила. В общем-то, я думаю, не сменить ли мне его для разнообразия? Как вам кажется, подойдет мне имя Элизабет или Элен?
Заигравший на щеке Дункана желвак был тут же утихомирен усилием воли.
— Я хочу знать правду, мадам! — раздраженно сказал он. — Хватит с меня ваших загадок.
— Но это правда! — настаивала Фиби, вставая с кровати. Она не была больна, по крайней мере не физически, и разговор с Дунканом в лежачем положении чем-то беспокоил ее, хотя эта тревога была не совсем неприятной. Кроме того, пока она лежала, психологическое преимущество было на его стороне. — Я знаю, что вас удивляет, как я сюда попала, — продолжала она, тщетно пытаясь разгладить смятый маскарадный костюм и одновременно стараясь говорить убедительно. — Я сама не имею понятия, как это произошло.
Дункан выругался себе под нос, затем сказал: — Мадам, предметы, найденные у вас, едва ли можно назвать обыкновенными. — Взгляд его голубых глаз пронзал ее насквозь, согревая те места, куда не должен был проникать.
Значит, он нашел ее сумку и рылся в ней! С одной стороны, Фиби испытывала раздражение, с другой облегчение. Двух мнений быть не может: шаря в ее сумке, он вторгался в ее личную жизнь. Однако ее водительские права, кредитные карточки, альбом с фотографиями все это были неоспоримые доказательства, по крайней мере, для самой Фиби, что она осталась той же личностью, какой была всю жизнь. Тем не менее овладевшее ею странное беспокойство она вовсе не желала признавать чем-то сверхъестественным.
Фиби глубоко вздохнула и расправила плечи. — Я бы хотела, чтобы мне вернули мои вещи, — сказала она.
— К сожалению, — немедленно ответил Дункан, хотя выражение его лица говорило, что он не испытывает угрызений совести за все, что говорил и делал до сего момента, и что его власть все так же прочна как в этой комнате, так и далеко за ее пределами, — я не могу выполнить вашу просьбу, пока вы не ответите на мои вопросы.
Фиби ощущала странное возбуждение, которое, судя по всему, не имело никакого отношения к тому, что она оказалась не в своем столетии, но она сохраняла выдержку.
— Тогда мы окажемся в тупике, — ответила она, — потому что вы не верите ни единому моему слову. Если вы уже пришли к определенному мнению на мой счет, почему бы вам не повесить меня как ведьму и разом не покончить с этим делом?
Глаза Дункана, метавшие в нее молнии, сверкали холодным алмазным блеском, но их чистый темно-голубой цвет, цвет летнего моря, в котором отражается небо, таил нежность и неизведанные глубины страсти.
— Возможно, вы действительно ведьма, — произнес он наконец, и Фиби захотелось, чтобы он чем-нибудь дал понять, серьезно ли он говорит или нет. — Тогда, вероятно, следует отослать вас на материк вместе с вашими странными пожитками и странными речами, и пусть вами занимается суд.
— Но вы же не станете таким образом раскрываться! — возразила Фиби, без особых оснований надеясь, что ее умозаключение верно и он всего лишь блефует, пытаясь запугать ее и заставить признаться в тех грехах, которые уже приписал ей. Хотя Дункан Рурк был крайне самоуверенным человеком, она была уверена, что суеверия в нем нет.
Дункан уперся руками в бедра и склонил голову набок. — Раскрываться? — протянул он. — Черти бы меня взяли! Женщина, о чем ты говоришь?!
Фиби вздохнула. — Простите меня, — сказала она. — Я все время забываю, что мы говорим на разных языках. Я имела в виду, что вы же не пошлете меня в Штаты… э-э… колонии… потому что не хотите, чтобы англичане узнали о вашем местонахождении.
Дункан издал глубокий, размеренный и совершенно убийственный вздох. Затем, не обращая внимания на Старуху, сжал предплечье Фиби крепкой, но безболезненной хваткой, и потащил ее из комнаты в коридор. Не успела Фиби вымолвить слово протеста, как Дункан затащил свою невольную гостью в комнату, которая явно принадлежала ему самому.
Он подтолкнул ее к столу, образцу столярного искусства, который через два столетия наверняка стоил бы целое состояние на аукционе антиквариата, и силой усадил в кресло.
Фиби увидела свою сумку и часть ее содержимого, включая жалкие остатки наличности, разложенные на полированной столешнице.
Дункан ткнул указательным пальцем в деньги, лежавшие аккуратным веером.
— Где вы взяли эти бумажки? — спросил он, и на этот раз в его голосе слышалась не злоба, а удивление.
Взглянув на свои пожитки, а затем на Дункана, Фиби в миг ослепительного откровения поняла, что вдруг произошло невероятное. Ей каким-то образом удалось найти дыру во времени и проскользнуть в нее.
— Я боюсь вам говорить, — в конце концов неохотно призналась она.
Дункан, схватившись одной рукой за спинку кресла, а другой за край стола, наклонился, заглядывая ей в лицо. Он призывал с небес невидимую молнию, как будто обладал волшебством громовержца, и она обрушилась на голову Фиби.
— Пожалуйста, скажите, — настаивал он.
Фиби прикусила губу и на секунду вопрошающе подняла глаза на Старуху. Ее телохранительница медленно кивнула.
— Я пришла из будущего! — торопливо выпалила Фиби.
— Не понимаю, — покачал головой Дункан, прикоснувшись к ее лицу тыльной стороной ладони, оставившей после себя обжигающий след. По крайней мере, он не сказал: «Я тебе не верю».
— Я тоже не понимаю, — сказала Фиби, изо всех сил стараясь не разрыдаться. — Я занималась своими делами, в своем родном времени, и вдруг лифт пропал, и я оказалась здесь, а затем вы наткнулись на меня…
Он взял одну из банкнот, хрустящую двадцатку, и помахал перед ее носом.
— На этой бумажке написано «Соединенные Штаты Америки». Что это означает?
— То, что вы победили в войне, — ответила Фиби нетерпеливо.
Она по-прежнему пыталась осознать, что провалилась через трещину во времени и оказалась в другом веке. Было бессмысленно спрашивать себя, как это случилось, эту загадку она никогда не решит, хотя, конечно, могла попытаться. Насколько Фиби понимала, все, что в данный момент ей оставалось, примириться с обстоятельствами и постараться воспользоваться ими наилучшим образом. И попытаться разобраться в тех чувствах, которые вызывал в ней этот человек.
Дункан изящным движением поднялся во весь рост, держа в руке двадцатидолларовую бумажку и глядя на нее с безмолвным изумлением.
— Печатник, который это сделал, искусный человек, — сказал он, и тоскливая нотка в его голосе затронула какую-то струнку глубоко в душе Фиби. — Без сомнения, это какой — то фокус тори. Они пытаются высмеять наши попытки завоевать свободу.
— Вы требовали сказать правду, — заметила Фиби. — А теперь считаете, что я лгу, именно это я и предсказывала.
— Но как я могу вам поверить? — спросил он, встречаясь с ней взглядом. — Вы рассказываете мне какие-то чудовищные небылицы, совершенно невозможные вдобавок.
— Неужели? — спросила Фиби, обращая вопрос не только Дункану, но и себе. Она по-прежнему пыталась сама во всем разобраться, размышляя, поражаясь и удивляясь. — Ни в вашем, ни в моем веке почти никто не знает, что такое время. Все, что любой из нас может сказать наверняка, что время просто состояние разума, способ восприятия мира. Может быть, вечность существует не как последовательность сменяющих друг друга минут, лет и столетий, а как нечто целое и законченное само по себе.
— Чепуха! — сказал Дункан, но как Фиби ни была увлечена размышлениями о возможных последствиях своего приключения, она видела, что ему ее теория кажется если и не слишком правдоподобной, то интересной.
— Вопрос в том, — пробормотала Фиби, проведя кончиком указательного пальца по выпуклым буквам на одной из кредитных карточек, — что мне теперь делать? Удастся ли мне вернуться назад, или проход закрылся навсегда? — В течение своей речи она глядела не на Дункана, отступившего на шаг, а на Старуху. — Если я отгадаю твое имя, — неожиданно предположила она, — и осмелюсь произнести его вслух, не вернет ли заключенное в нем волшебство меня домой?
Старуха положила на плечо Фиби руку, теплую, тяжелую и успокаивающую.
— Ты уже дома, детка. И тебя привело сюда твое собственное волшебство. Ты здесь, потому что хотела этого самыми потайными уголками сердца.
Дункан вздохнул, снова приблизился к столу и поднял фотографию Элиота, единоутробного брата Фиби.
— Какая замечательная миниатюра, — сказал он, и его лоб прорезали морщины удивления. — Я не могу разглядеть ни одного мазка кисти!
— Потому что их здесь нет, — очень вежливо объяснила Фиби, осознавая, что она и раздражена и испугана. Было в ней еще какое-то чувство, но какое, она затруднялась сказать. — Это называется фотография — нечто вроде отражения, запечатленного на бумаге.
Красивый хозяин дома поднял глаза, прищуренные от подозрительности, тревоги и чего-то еще, что Фиби истолковала как начинающееся доверие.
— А когда это было… будет… изобретено?
— Кажется, где-то в девятнадцатом веке. Есть очень много фотографий времен Гражданской войны, которая началась в тысяча восемьсот шестидесятом году, и хотя в то время процесс был еще очень несовершенным, основы фотографии к тому времени были известны.
Дункан слегка побледнел, и на его скуле снова заходил желвак.
— Что это за Гражданская война? — спросил он без всякого выражения.
— Едва ли вы готовы слышать об этом, — ответила Фиби. — Вам еще предстоит узнать о Революции и… ну, скажем, о войне, между Севером и Югом, которая была не лучшим событием в истории нашей страны. Потом еще был Вьетнам, но это вас просто расстроит…
— Хватит, — прервал ее Дункан. — Вы хотите сказать, что наш народ будет воевать сам с собой?
Фиби вздохнула, жалея, что упомянула об этом периоде американской истории.
— Да, — кивнула она.
— Из-за чего?
— Все это очень сложно, но, как мне кажется, главной причиной было рабство.
Похоже, у Дункана не на шутку разболелась голова.
— Даже сейчас, — пробормотал он, — этот вопрос вызывает горячие споры между самыми горячими патриотами.
— Если бы вы запретили рабство, когда сочиняли Декларацию Независимости, то все, особенно чернокожие, были бы избавлены от множества бед. Но этого не случится: плантаторы из южных колоний станут утверждать, что рабство необходимо для экономического выживания, и, в конечном счете, они возьмут верх.
Старуха прервала ее. — Хватит этих речей, детка, — сказала она, осторожно положив руки на поникшие плечи Фиби. Напряженные мышцы расслабились с головокружительной быстротой, как будто ей ввели какой-то сильнодействующий наркотик. — А теперь иди со мной. Тебе нужно погреться на солнце и подышать свежим воздухом, если ты хочешь поправиться.
Фиби не стала возражать, что ей не нужно поправляться, потому что сама не была вполне в этом уверена, если вспомнить все, что случилось с ней с прошлого вечера. Кроме того, она чувствовала глубокое и естественное стремление к морю, небу и тропическим бризам, которые шумели и гудели над волнами. Она медленно поднялась, и ее взгляд встретился с взглядом Дункана. Затем, потерпев какое-то неопределенное, но, совершенно восхитительное поражение, она опустила глаза и вышла вслед за Старухой из комнаты.
Когда женщины ушли, Дункан собрал таинственные пожитки Фиби и сложил их в сумку. Все, за исключением портрета, который она называла фотографией, его он оставил, разглядывая изображенное на нем мужественное лицо и думая, не возлюбленный ли это Фиби. Конечно, в самых отдаленных уголках ума он размышлял над доказательствами, которые видел собственными глазами, к которым прикасался своими пальцами. Он хотел верить в рассказ Фиби, хотя его встревожило предсказание войны между штатами, потому что она утверждала, что Континентальная Армия победит, несмотря на неравные силы, потери, предательства и разочарования.
Убрав сумку Фиби в самый дальний ящик стола, Дункан повернулся и решительно вышел из комнаты. Сегодня вечером они с Алексом собирались наведаться на другую сторону острова, где был выставлен караул на случай, если поступит давно ожидаемый сигнал о приходе корабля. Ходили слухи, что долгожданный корабль, носивший имя «Индийская королева», затонул под тяжестью своего груза, бочонков с порохом и ящиков с мушкетами и пулями. Полиция генерала Джорджа Вашингтона отчаянно нуждалась в любых боеприпасах, которые можно было выпросить, позаимствовать или украсть.
Теперь необходимо было разработать план. Британский корабль, держащий курс на бостонскую гавань, будет, без сомнения, хорошо вооружен. Задача перехватить корабль и изъять боеприпасы требовала точного расчета, и малейшая ошибка могла привести к гибели Дункана и всех членов его команды. Согласно полученной информации, человек за штурвалом «Индийской королевы» был старым морским волком, и знание моря запечатлено в его душе, подобно невидимой татуировке. Одолеть такого соперника нелегко.
Дункан спустился по главной лестнице и вышел из дома через боковую дверь, не глядя по сторонам, а только перед собой, чтобы его взгляд случайно не упал на мистрисс Тарлоу, которая наверняка находится где-то поблизости. Он не желал отвлекаться от неотложной задачи, захват оружия для армии генерала Вашингтона.
Дункан миновал сад с его опьяняющими ароматами и буйством красок, которые была не в силах уничтожить недавняя буря, мимо итальянских статуй, мраморных бассейнов и резных каменных скамеек. Ван Рубен, голландский купец и плантатор, явился на этот остров в поисках одиночества, но привез с собой красоту Старого Света, чтобы наслаждаться ею в одиночестве. Дункан пролез через дыру в изгороди и спустился по крутой каменистой тропинке, ведущей по заросшему зеленью склону к пляжу. Надежно укрытая тропической зеленью бухта, в которой стоял на якоре его корабль, находилась дальше по берегу.
Он был рад увидеть на палубе свою команду, готовящую корабль к скорому плаванию. Очевидно, не он один ждал сигнала; Алекс как первый помощник уже отдал приказ готовить «Франческу» к отплытию.
Заметив капитана, двое матросов спустили на воду ялик, и один из них сел за весла.
Дункан зашел в воду, поленившись снять ботфорты: все-таки они сделаны из крепкой кожи и рассчитаны на самые суровые условия. Когда ялик оказался рядом, он ловко забрался в него, шлюпка даже не качнулась, хотя он обладал немалым весом.
— Наш корабль просто картинка, верно, капитан? — похвастался моряк по имени Келси с такой гордостью, будто судно принадлежало ему лично.
Это чувство гордости и личной заинтересованности Дункан весьма ценил в своей команде. Он улыбнулся, взглянув на крепкие мачты и аккуратные паруса «Франчески».
— Да, — с улыбкой согласился он. — Гораздо лучше, чем картинка.
Доплыв до веревочной лестницы, свисающей с корабля, Дункан и Келси закрепили ялик у борта и поднялись на палубу.
Алекс ждал на палубе, заложив руки за спину, с раскрасневшимися щеками и сверкающими глазами. Перспектива скорых приключений приводила его в восторг, как и самого Дункана, и, судя по довольному выражению его лица, можно было надеяться, что он миновал полосу мрачного настроения, подобно кораблю, вышедшему из полосы шквалов.
— Ты ожидаешь сигнал сегодня ночью, — сказал Алекс.
Дункан кивнул, бросив взгляд на суматоху приготовлений. — Да. И, похоже, ты разделяешь мое мнение.
— Ну да. — Алекс помолчал и дипломатично откашлялся, но не мог не улыбнуться. — Что там с таинственной мистрисс Тарлоу? — спросил он, делая вид, что осматривает берег, вытянув шею и заглядывая за плечо Дункана. — Я-то думал, что ты приведешь ее с собой, бедняжку, и повесишь на рее как предательницу и шпионку.
Дункану не понравилось это напоминание: он, в конце концов, приложил значительные усилия, чтобы временно оставить все размышления об этой таинственной личности. Он нахмурился и, пройдя мимо своего друга, спустился по трапу, направляясь к своей каюте, где находились карты, корабельный журнал и навигационные инструменты.
— У нас найдутся более важные темы для обсуждения, — сказал он Алексу, едва не наступавшему ему на пятки. — «Индийскую королеву» вполне может сопровождать эскорт, если учесть, какой груз она везет, а англичане умеют сражаться и не сдадутся без боя.
Алекс вздохнул и закрыл дверь каюты, а Дункан открыл иллюминаторы, впуская в помещение свет и воздух.
— Мы запланировали этот рейд несколько недель назад, — напомнил капитану первый помощник. — О чем тут еще говорить?
Дункан достал из шкафа карту и развернул ее на столе. — О многом, — ответил он. — Если наш первоначальный план потерпит неудачу, мы должны иметь под рукой запасной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Фиби, у которой от заявления, что из небесного календаря выпало больше двухсот лет, закружилась голова, припомнила предупреждения Старухи об отношении к ведьмам мнимым или подлинным в восемнадцатом веке и осторожно подобрала слова для ответа.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — ответила она. — Кажется, я вам это уже говорила. В общем-то, я думаю, не сменить ли мне его для разнообразия? Как вам кажется, подойдет мне имя Элизабет или Элен?
Заигравший на щеке Дункана желвак был тут же утихомирен усилием воли.
— Я хочу знать правду, мадам! — раздраженно сказал он. — Хватит с меня ваших загадок.
— Но это правда! — настаивала Фиби, вставая с кровати. Она не была больна, по крайней мере не физически, и разговор с Дунканом в лежачем положении чем-то беспокоил ее, хотя эта тревога была не совсем неприятной. Кроме того, пока она лежала, психологическое преимущество было на его стороне. — Я знаю, что вас удивляет, как я сюда попала, — продолжала она, тщетно пытаясь разгладить смятый маскарадный костюм и одновременно стараясь говорить убедительно. — Я сама не имею понятия, как это произошло.
Дункан выругался себе под нос, затем сказал: — Мадам, предметы, найденные у вас, едва ли можно назвать обыкновенными. — Взгляд его голубых глаз пронзал ее насквозь, согревая те места, куда не должен был проникать.
Значит, он нашел ее сумку и рылся в ней! С одной стороны, Фиби испытывала раздражение, с другой облегчение. Двух мнений быть не может: шаря в ее сумке, он вторгался в ее личную жизнь. Однако ее водительские права, кредитные карточки, альбом с фотографиями все это были неоспоримые доказательства, по крайней мере, для самой Фиби, что она осталась той же личностью, какой была всю жизнь. Тем не менее овладевшее ею странное беспокойство она вовсе не желала признавать чем-то сверхъестественным.
Фиби глубоко вздохнула и расправила плечи. — Я бы хотела, чтобы мне вернули мои вещи, — сказала она.
— К сожалению, — немедленно ответил Дункан, хотя выражение его лица говорило, что он не испытывает угрызений совести за все, что говорил и делал до сего момента, и что его власть все так же прочна как в этой комнате, так и далеко за ее пределами, — я не могу выполнить вашу просьбу, пока вы не ответите на мои вопросы.
Фиби ощущала странное возбуждение, которое, судя по всему, не имело никакого отношения к тому, что она оказалась не в своем столетии, но она сохраняла выдержку.
— Тогда мы окажемся в тупике, — ответила она, — потому что вы не верите ни единому моему слову. Если вы уже пришли к определенному мнению на мой счет, почему бы вам не повесить меня как ведьму и разом не покончить с этим делом?
Глаза Дункана, метавшие в нее молнии, сверкали холодным алмазным блеском, но их чистый темно-голубой цвет, цвет летнего моря, в котором отражается небо, таил нежность и неизведанные глубины страсти.
— Возможно, вы действительно ведьма, — произнес он наконец, и Фиби захотелось, чтобы он чем-нибудь дал понять, серьезно ли он говорит или нет. — Тогда, вероятно, следует отослать вас на материк вместе с вашими странными пожитками и странными речами, и пусть вами занимается суд.
— Но вы же не станете таким образом раскрываться! — возразила Фиби, без особых оснований надеясь, что ее умозаключение верно и он всего лишь блефует, пытаясь запугать ее и заставить признаться в тех грехах, которые уже приписал ей. Хотя Дункан Рурк был крайне самоуверенным человеком, она была уверена, что суеверия в нем нет.
Дункан уперся руками в бедра и склонил голову набок. — Раскрываться? — протянул он. — Черти бы меня взяли! Женщина, о чем ты говоришь?!
Фиби вздохнула. — Простите меня, — сказала она. — Я все время забываю, что мы говорим на разных языках. Я имела в виду, что вы же не пошлете меня в Штаты… э-э… колонии… потому что не хотите, чтобы англичане узнали о вашем местонахождении.
Дункан издал глубокий, размеренный и совершенно убийственный вздох. Затем, не обращая внимания на Старуху, сжал предплечье Фиби крепкой, но безболезненной хваткой, и потащил ее из комнаты в коридор. Не успела Фиби вымолвить слово протеста, как Дункан затащил свою невольную гостью в комнату, которая явно принадлежала ему самому.
Он подтолкнул ее к столу, образцу столярного искусства, который через два столетия наверняка стоил бы целое состояние на аукционе антиквариата, и силой усадил в кресло.
Фиби увидела свою сумку и часть ее содержимого, включая жалкие остатки наличности, разложенные на полированной столешнице.
Дункан ткнул указательным пальцем в деньги, лежавшие аккуратным веером.
— Где вы взяли эти бумажки? — спросил он, и на этот раз в его голосе слышалась не злоба, а удивление.
Взглянув на свои пожитки, а затем на Дункана, Фиби в миг ослепительного откровения поняла, что вдруг произошло невероятное. Ей каким-то образом удалось найти дыру во времени и проскользнуть в нее.
— Я боюсь вам говорить, — в конце концов неохотно призналась она.
Дункан, схватившись одной рукой за спинку кресла, а другой за край стола, наклонился, заглядывая ей в лицо. Он призывал с небес невидимую молнию, как будто обладал волшебством громовержца, и она обрушилась на голову Фиби.
— Пожалуйста, скажите, — настаивал он.
Фиби прикусила губу и на секунду вопрошающе подняла глаза на Старуху. Ее телохранительница медленно кивнула.
— Я пришла из будущего! — торопливо выпалила Фиби.
— Не понимаю, — покачал головой Дункан, прикоснувшись к ее лицу тыльной стороной ладони, оставившей после себя обжигающий след. По крайней мере, он не сказал: «Я тебе не верю».
— Я тоже не понимаю, — сказала Фиби, изо всех сил стараясь не разрыдаться. — Я занималась своими делами, в своем родном времени, и вдруг лифт пропал, и я оказалась здесь, а затем вы наткнулись на меня…
Он взял одну из банкнот, хрустящую двадцатку, и помахал перед ее носом.
— На этой бумажке написано «Соединенные Штаты Америки». Что это означает?
— То, что вы победили в войне, — ответила Фиби нетерпеливо.
Она по-прежнему пыталась осознать, что провалилась через трещину во времени и оказалась в другом веке. Было бессмысленно спрашивать себя, как это случилось, эту загадку она никогда не решит, хотя, конечно, могла попытаться. Насколько Фиби понимала, все, что в данный момент ей оставалось, примириться с обстоятельствами и постараться воспользоваться ими наилучшим образом. И попытаться разобраться в тех чувствах, которые вызывал в ней этот человек.
Дункан изящным движением поднялся во весь рост, держа в руке двадцатидолларовую бумажку и глядя на нее с безмолвным изумлением.
— Печатник, который это сделал, искусный человек, — сказал он, и тоскливая нотка в его голосе затронула какую-то струнку глубоко в душе Фиби. — Без сомнения, это какой — то фокус тори. Они пытаются высмеять наши попытки завоевать свободу.
— Вы требовали сказать правду, — заметила Фиби. — А теперь считаете, что я лгу, именно это я и предсказывала.
— Но как я могу вам поверить? — спросил он, встречаясь с ней взглядом. — Вы рассказываете мне какие-то чудовищные небылицы, совершенно невозможные вдобавок.
— Неужели? — спросила Фиби, обращая вопрос не только Дункану, но и себе. Она по-прежнему пыталась сама во всем разобраться, размышляя, поражаясь и удивляясь. — Ни в вашем, ни в моем веке почти никто не знает, что такое время. Все, что любой из нас может сказать наверняка, что время просто состояние разума, способ восприятия мира. Может быть, вечность существует не как последовательность сменяющих друг друга минут, лет и столетий, а как нечто целое и законченное само по себе.
— Чепуха! — сказал Дункан, но как Фиби ни была увлечена размышлениями о возможных последствиях своего приключения, она видела, что ему ее теория кажется если и не слишком правдоподобной, то интересной.
— Вопрос в том, — пробормотала Фиби, проведя кончиком указательного пальца по выпуклым буквам на одной из кредитных карточек, — что мне теперь делать? Удастся ли мне вернуться назад, или проход закрылся навсегда? — В течение своей речи она глядела не на Дункана, отступившего на шаг, а на Старуху. — Если я отгадаю твое имя, — неожиданно предположила она, — и осмелюсь произнести его вслух, не вернет ли заключенное в нем волшебство меня домой?
Старуха положила на плечо Фиби руку, теплую, тяжелую и успокаивающую.
— Ты уже дома, детка. И тебя привело сюда твое собственное волшебство. Ты здесь, потому что хотела этого самыми потайными уголками сердца.
Дункан вздохнул, снова приблизился к столу и поднял фотографию Элиота, единоутробного брата Фиби.
— Какая замечательная миниатюра, — сказал он, и его лоб прорезали морщины удивления. — Я не могу разглядеть ни одного мазка кисти!
— Потому что их здесь нет, — очень вежливо объяснила Фиби, осознавая, что она и раздражена и испугана. Было в ней еще какое-то чувство, но какое, она затруднялась сказать. — Это называется фотография — нечто вроде отражения, запечатленного на бумаге.
Красивый хозяин дома поднял глаза, прищуренные от подозрительности, тревоги и чего-то еще, что Фиби истолковала как начинающееся доверие.
— А когда это было… будет… изобретено?
— Кажется, где-то в девятнадцатом веке. Есть очень много фотографий времен Гражданской войны, которая началась в тысяча восемьсот шестидесятом году, и хотя в то время процесс был еще очень несовершенным, основы фотографии к тому времени были известны.
Дункан слегка побледнел, и на его скуле снова заходил желвак.
— Что это за Гражданская война? — спросил он без всякого выражения.
— Едва ли вы готовы слышать об этом, — ответила Фиби. — Вам еще предстоит узнать о Революции и… ну, скажем, о войне, между Севером и Югом, которая была не лучшим событием в истории нашей страны. Потом еще был Вьетнам, но это вас просто расстроит…
— Хватит, — прервал ее Дункан. — Вы хотите сказать, что наш народ будет воевать сам с собой?
Фиби вздохнула, жалея, что упомянула об этом периоде американской истории.
— Да, — кивнула она.
— Из-за чего?
— Все это очень сложно, но, как мне кажется, главной причиной было рабство.
Похоже, у Дункана не на шутку разболелась голова.
— Даже сейчас, — пробормотал он, — этот вопрос вызывает горячие споры между самыми горячими патриотами.
— Если бы вы запретили рабство, когда сочиняли Декларацию Независимости, то все, особенно чернокожие, были бы избавлены от множества бед. Но этого не случится: плантаторы из южных колоний станут утверждать, что рабство необходимо для экономического выживания, и, в конечном счете, они возьмут верх.
Старуха прервала ее. — Хватит этих речей, детка, — сказала она, осторожно положив руки на поникшие плечи Фиби. Напряженные мышцы расслабились с головокружительной быстротой, как будто ей ввели какой-то сильнодействующий наркотик. — А теперь иди со мной. Тебе нужно погреться на солнце и подышать свежим воздухом, если ты хочешь поправиться.
Фиби не стала возражать, что ей не нужно поправляться, потому что сама не была вполне в этом уверена, если вспомнить все, что случилось с ней с прошлого вечера. Кроме того, она чувствовала глубокое и естественное стремление к морю, небу и тропическим бризам, которые шумели и гудели над волнами. Она медленно поднялась, и ее взгляд встретился с взглядом Дункана. Затем, потерпев какое-то неопределенное, но, совершенно восхитительное поражение, она опустила глаза и вышла вслед за Старухой из комнаты.
Когда женщины ушли, Дункан собрал таинственные пожитки Фиби и сложил их в сумку. Все, за исключением портрета, который она называла фотографией, его он оставил, разглядывая изображенное на нем мужественное лицо и думая, не возлюбленный ли это Фиби. Конечно, в самых отдаленных уголках ума он размышлял над доказательствами, которые видел собственными глазами, к которым прикасался своими пальцами. Он хотел верить в рассказ Фиби, хотя его встревожило предсказание войны между штатами, потому что она утверждала, что Континентальная Армия победит, несмотря на неравные силы, потери, предательства и разочарования.
Убрав сумку Фиби в самый дальний ящик стола, Дункан повернулся и решительно вышел из комнаты. Сегодня вечером они с Алексом собирались наведаться на другую сторону острова, где был выставлен караул на случай, если поступит давно ожидаемый сигнал о приходе корабля. Ходили слухи, что долгожданный корабль, носивший имя «Индийская королева», затонул под тяжестью своего груза, бочонков с порохом и ящиков с мушкетами и пулями. Полиция генерала Джорджа Вашингтона отчаянно нуждалась в любых боеприпасах, которые можно было выпросить, позаимствовать или украсть.
Теперь необходимо было разработать план. Британский корабль, держащий курс на бостонскую гавань, будет, без сомнения, хорошо вооружен. Задача перехватить корабль и изъять боеприпасы требовала точного расчета, и малейшая ошибка могла привести к гибели Дункана и всех членов его команды. Согласно полученной информации, человек за штурвалом «Индийской королевы» был старым морским волком, и знание моря запечатлено в его душе, подобно невидимой татуировке. Одолеть такого соперника нелегко.
Дункан спустился по главной лестнице и вышел из дома через боковую дверь, не глядя по сторонам, а только перед собой, чтобы его взгляд случайно не упал на мистрисс Тарлоу, которая наверняка находится где-то поблизости. Он не желал отвлекаться от неотложной задачи, захват оружия для армии генерала Вашингтона.
Дункан миновал сад с его опьяняющими ароматами и буйством красок, которые была не в силах уничтожить недавняя буря, мимо итальянских статуй, мраморных бассейнов и резных каменных скамеек. Ван Рубен, голландский купец и плантатор, явился на этот остров в поисках одиночества, но привез с собой красоту Старого Света, чтобы наслаждаться ею в одиночестве. Дункан пролез через дыру в изгороди и спустился по крутой каменистой тропинке, ведущей по заросшему зеленью склону к пляжу. Надежно укрытая тропической зеленью бухта, в которой стоял на якоре его корабль, находилась дальше по берегу.
Он был рад увидеть на палубе свою команду, готовящую корабль к скорому плаванию. Очевидно, не он один ждал сигнала; Алекс как первый помощник уже отдал приказ готовить «Франческу» к отплытию.
Заметив капитана, двое матросов спустили на воду ялик, и один из них сел за весла.
Дункан зашел в воду, поленившись снять ботфорты: все-таки они сделаны из крепкой кожи и рассчитаны на самые суровые условия. Когда ялик оказался рядом, он ловко забрался в него, шлюпка даже не качнулась, хотя он обладал немалым весом.
— Наш корабль просто картинка, верно, капитан? — похвастался моряк по имени Келси с такой гордостью, будто судно принадлежало ему лично.
Это чувство гордости и личной заинтересованности Дункан весьма ценил в своей команде. Он улыбнулся, взглянув на крепкие мачты и аккуратные паруса «Франчески».
— Да, — с улыбкой согласился он. — Гораздо лучше, чем картинка.
Доплыв до веревочной лестницы, свисающей с корабля, Дункан и Келси закрепили ялик у борта и поднялись на палубу.
Алекс ждал на палубе, заложив руки за спину, с раскрасневшимися щеками и сверкающими глазами. Перспектива скорых приключений приводила его в восторг, как и самого Дункана, и, судя по довольному выражению его лица, можно было надеяться, что он миновал полосу мрачного настроения, подобно кораблю, вышедшему из полосы шквалов.
— Ты ожидаешь сигнал сегодня ночью, — сказал Алекс.
Дункан кивнул, бросив взгляд на суматоху приготовлений. — Да. И, похоже, ты разделяешь мое мнение.
— Ну да. — Алекс помолчал и дипломатично откашлялся, но не мог не улыбнуться. — Что там с таинственной мистрисс Тарлоу? — спросил он, делая вид, что осматривает берег, вытянув шею и заглядывая за плечо Дункана. — Я-то думал, что ты приведешь ее с собой, бедняжку, и повесишь на рее как предательницу и шпионку.
Дункану не понравилось это напоминание: он, в конце концов, приложил значительные усилия, чтобы временно оставить все размышления об этой таинственной личности. Он нахмурился и, пройдя мимо своего друга, спустился по трапу, направляясь к своей каюте, где находились карты, корабельный журнал и навигационные инструменты.
— У нас найдутся более важные темы для обсуждения, — сказал он Алексу, едва не наступавшему ему на пятки. — «Индийскую королеву» вполне может сопровождать эскорт, если учесть, какой груз она везет, а англичане умеют сражаться и не сдадутся без боя.
Алекс вздохнул и закрыл дверь каюты, а Дункан открыл иллюминаторы, впуская в помещение свет и воздух.
— Мы запланировали этот рейд несколько недель назад, — напомнил капитану первый помощник. — О чем тут еще говорить?
Дункан достал из шкафа карту и развернул ее на столе. — О многом, — ответил он. — Если наш первоначальный план потерпит неудачу, мы должны иметь под рукой запасной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34