Знаешь, кое-кто называет его упрямым, а он просто решительный, вот и все.
Мэгги посмотрела на свою мать, сидевшую напротив Пиджин в дачном кресле ажурного литья. Ответная улыбка леди Герберт была столь же понимающей, что и у Мэгги. Подбородки всех маленьких Ролингзов всегда упрямо задраны, как у их матери, когда та отстаивала свое мнение. Упорство, с которым Пиджин отказывалась это признавать, служило неиссякаемым источником развлечения всех ее друзей и соседей.
— Ох, Мэгги, — вздохнула Пиджин, — не знаю, как тебе это удалось.
— Я тоже не могу понять. — Леди Герберт чуть наклонилась вперед, наливая чай из серебряного чайника.
Пиджин снова ждала ребенка, хоть и позже, чем Анна, старшая сестра Мэгги, пристроившая чашку с блюдцем на крутой округлости живота. Отец Мэгги, сэр Артур, был поверенным в делах молодого герцога, и сейчас леди Герберт с дочерьми приехали в гости к Пиджин. Они проводили столько времени в поместье Ролингзов, что Мэгги привыкла считать его вторым домом и вела себя вполне свободно, чем смущала более чопорную Анну, которая особенно волновалась, когда сестра еще два года назад с завидной регулярностью съезжала по перилам господского дома.
— Свой талант она унаследовала явно не от меня, — продолжала леди Герберт. — Наверное, получила его с отцовской стороны.
— От папы? — Анна всегда чувствовала себя неловко при упоминании о художественном таланте сестры. — Не может быть! Никто из папиной родни не брал в руки кисти. Господи, мама, как ты можешь такое предполагать?
Мэгги опять бросила взгляд на детский портрет.
— Нет, все-таки улыбка у Лиззи не такая, — пробормотала она. — Недостаточно проказливая.
— Проказливая? — воскликнула леди Ролингз, прижимая картину к груди, словно боясь, что Мэгги попытается ее отнять и переделать. — Чепуха. В Лиззи нет проказливости, она настоящий ангелочек. Они все ангелочки. Анна, посмотри, как она передала глаза Джона! Видела ли ты когда-нибудь такое чудо?
Мэгги, вовсе не убежденная, посмотрела в дальнюю часть сада, где резвились «маленькие ангелочки» Пиджин, обрывая розовые кусты. Им помогали дети Анны, благовоспитанные племянники и племянницы Мэгги, несравненно менее шумные, чем юные Ролингзы, и еще пятнадцать сирот из приюта подкидышей. В этот майский день леди Пиджин устраивала в саду детский пикник. Единственный взгляд на старшего отпрыска Пиджин и Эдварда утвердил Мэгги во мнении, что она явно переложила сладости в изображение Элизабет Ролингз. Лиззи красивая девочка, но столь же упрямая и своенравная, как ее родители. Подтверждением этому служил комок сухой грязи, которым она запустила в брата Джона, когда тот отказался выполнять ее приказ.
— Удалось тебе поговорить с отцом насчет поступления в парижскую Школу искусств? — спросила Пиджин.
— Нет, — огорченно отозвалась Мэгги. — Он в ужасе даже от мысли, что я сойду с британской земли без сопровождения. Меня тут же совратят, похитят, увезут в Марокко и продадут в рабство арабскому принцу.
— Мэгги! — Чашка Анны звякнула о блюдце.
— Право же, Мэгги, — поддержала дочь леди Герберт. — О чем ты говоришь? Твой отец ничего подобного не думает.
— Нет, думает. Папа сознает мои личные плотские влечения.
— Мэгги! — вспыхнула от стыда Анна. — Сколько раз я умоляла тебя не произносить в общем разговоре слова вроде… вроде… О, леди Эдвард, пожалуйста, не смейтесь. Вы этим лишь поощряете ее.
— Господи! — Пиджин вытерла слезы, набежавшие от смеха на ее зеленые глаза. — Мэгги, дорогая, ты не должна говорить подобные вещи. Кончится тем, что ты заработаешь репутацию…
— У кого? — презрительно сморщилась девушка. — У местных фермеров-арендаторов? Вряд ли им интересно, употребляю я слово «плотский» или нет.
— Разумеется, не арендаторам, Мэгги, — заметила леди Герберт, — а молодым людям.
— Каким молодым людям? Единственные молодые люди, которые здесь есть, пасут овец и, ручаюсь, знают о «плотском» все, что можно.
— Мэгги! — Анна готова была ущипнуть сестру, лишь бы та замолчала. К несчастью, ей мешал большой живот, а она по опыту знала, что в подобном общении с Мэгги нужна быстрота. Ущипнуть и увернуться от шлепка. — Ради бога!
— Но ведь это так и есть.
— Верно, дорогая, но тебе почти семнадцать. В этом году ты выходишь в свет, и молодым людям, которых ты встретишь во время своего первого лондонского сезона, неинтересно будет выслушивать разглагольствования относительно твоих… влечений…
— Вообще-то, — задумчиво перебила Анну Пиджин, — я не сомневаюсь, что им понравится слушать об этом, только не уверена, что Мэгги следует громко заявлять о…
— Вот именно, — обрадовалась Анна. — Прислушайся к словам леди Эдвард. Если ты собираешься найти в Лондоне мужа, ты должна вести себя как леди…
— Мне не хочется вести себя как леди, — пробормотала Мэгги. — Это означает целый день бездельничать и примерять туалеты, а вечерами слушать нудные разговоры дурацких баронетов.
— Зачем ты ковыряешь дерево? — воскликнула леди Герберт. — Немедленно сядь и выбрось эту грязную палку.
Мэгги уронила палочку, но не села, а прислонилась к ободранному местечку на стволе вишни. Она сама не знала, почему ей неодолимо захотелось выместить свое раздражение на неповинном дереве, но с другой стороны, лучше на дереве, чем на беременной сестре.
— Если ты не хочешь вести себя как леди, Маргарет, то чего же ты хочешь? — шутливо поинтересовалась ее мать.
— Я уже говорила тебе, — вздохнула девушка. — Хочу заниматься живописью, хочу поехать к мадам Бонэр, чтобы научиться этому.
Леди Герберт возвела очи к небу, но Анна не выдержала:
— Мама, об этом не может быть и речи. Академия искусств мадам Бонэр! Мама, ты должна ей приказать, нельзя позволить Мэгги…
— Почему?
Возглас Пиджин прозвучал нетерпеливо и резко, и Мэгги не сдержала улыбку. Леди Ролингз постоянно вступала в борьбу за что-то, сегодня объектом ее защиты была Мэгги.
— Почему не может быть и речи, Анна? Нелепо дать погибнуть такому таланту, как у твоей сестры. Господи, да Мэгги в тысячу раз талантливее глупого художника, которого Эдвард нанял в прошлом году писать мой портрет. Взгляни на цвета. — Пиджин развернула картину к женщинам, чтобы они получше ее рассмотрели. — Она так смешала краски, что каждая светится, точно драгоценный камень. А как она ухватила детские лица… не сравнить с любым дагерротипом!
— Я согласна с тобою, Пиджин, — устало подтвердила леди Герберт. — Но…
— Неужели сэр Артур придерживается старомодных взглядов на образование девушек? — возмутилась Пиджин. — Если это так, я с радостью отправлюсь в Герберт-Парк, чтобы просветить его.
— Дело не только в этом, Пиджин, — торжественно объявила Анна. — Папа не одобряет, когда женщины отдают себя занятиям, не связанным с домашним очагом, а занятия искусством… Да одно упоминание об этом вызовет у него апоплексический удар. И признаюсь, я не могу с ним не согласиться. Просто скандал, какое число девиц отправляется в Лондон, чтобы стать няньками, медицинскими сестрами, учительницами, секретаршами и не знаю, кем еще. Полагаю, они вынуждены делать это, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Но Мэгги? Зачем ей работать? Ей просто хочется, что совершенно нелепо. Ведь единственно достойное предназначение женщины — это материнство.
— Дорогая, — прервала ее леди Герберт. — Мы знаем твои убеждения по поводу важности материнства. Однако ваш отец возражает против отъезда Мэгги, потому что она самая младшая. И единственная, кто пока остался дома. Мы еще не готовы считать ее взрослой.
— Рано или поздно вам придется отпустить ее, — сказала Пиджин. — Я имею в виду, что в следующем сезоне она начнет выезжать в свет.
Леди Герберт страдальчески вздохнула:
— Насколько я знаю Мэгги, ей будет ненавистна каждая минута.
— Разумеется, ей это будет противно, — согласилась Пиджин. — Девушка вроде Мэгги…
— Девушка вроде Мэгги ни минуты не выдержит в Лондоне! — воскликнула сама Мэгги, раздосадованная тем, что все говорят о ней, а не с ней. — Высший свет разорвет ее на клочки, девицы будут издевательски хихикать, потому что она слишком высокая, слишком громко разговаривает и у нее краска под ногтями… Мужчин, если они вообще обратят на нее внимание, отвратит то, что она употребляет слова типа «плотский».
— О нет, Мэгги! — возмутилась Пиджин. — Ты очень хорошенькая, у тебя чудесные темные волосы и огромные карие глаза. Ты гораздо красивее старшей дочери Смитов, а посмотри, как удачно она вышла замуж.
— Какое значение имеет ее внешность? — язвительно заметила Анна. — Едва Мэгги открывает рот, комната пустеет. Она слишком прямодушна.
— Нет, она просто говорит что думает. И всегда так поступала, за это я ее и люблю. — Пиджин с ободряющей улыбкой повернулась к Мэгги, но Анна не собиралась улыбаться младшей сестре.
— Она ляпает первое, что приходит ей в голову, совершенно не думая о последствиях. И чаще всего, когда ее мнения никто не спрашивает.
— Ее откровенность привлекательна, — встала на защиту дочери леди Герберт.
— Матушка, у нее совершенно нет понятия о приличиях. На днях я застала ее, когда она, подоткнув подол юбки… лезла на дерево!
Женщины укоризненно повернулись к Мэгги.
— Мне были необходимы цветы яблони. Для натюрморта, который я писала.
— Маргарет, — вздохнула ее мать, — ты иногда заходишь слишком далеко. Могла бы попросить садовника принести тебе цветущую ветку.
— Я, пожалуй, взгляну, чем занимаются дети, — нервно ответила Мэгги.
— По-моему, дорогая, тебе стоит поступить именно так, — с готовностью подхватила леди Герберт, которая намеревалась после ухода дочери продолжить обсуждение ее характера и будущего.
Вздохнув, Мэгги побрела туда, откуда доносились крики детей. Стоял необычно жаркий для мая день, первый по-настоящему теплый с начала весны, и Мэгги с утра ощущала какую-то истому. Частично ее состояние было вызвано скукой. После того как она закончила детский портрет Ролингзов, ей было нечего делать. Конечно, можно приняться за картину для старой леди Эшфорт, которая мечтала, чтобы Мэгги запечатлела на века двух ее кошек, но девушку такая перспектива не увлекала. То ли дело портреты людей! Надо верно найти выражение лица, передать сходство, не оскорбляя человека… Вот это захватывающе интересно. А кошки… их писать очень легко.
Мэгги увидела, что Элизабет, улыбку которой она изобразила на портрете слишком милой, зажала локтем голову брата. Няни и смотрительниц приюта видно не было. Девушка не удивилась бы, обнаружив несчастных женщин связанными в глубине садового лабиринта. Вздохнув, Мэгги подобрала юбку своего белого муслинового платья и бросилась выручать кричащего малыша.
— Он все время твердит, что премьер-министром будет он, — возмутилась Лиззи. — А сегодня премьер-министром полагается быть мне. Мама сказала, что я могу.
— Девочки премьер-министрами не бывают, — не сдавался Джон. — Так сказал папа.
Вспомнив подобные споры с герцогом Ролингзом, случавшиеся в прошлом, Мэгги взглянула на Джона и примирительно произнесла:
— Почему бы вам сегодня не поиграть во что-нибудь другое? Например, в игру, которой мы увлекались с вашим кузеном Джерри, когда были маленькими.
— Вы хотите сказать, что когда-то тоже были маленькой? — недоверчиво уточнила Лиззи. — Но вы же такая высокая.
— Не такая уж я высокая, — пробормотала Мэгги, скрыв раздражение.
— Высокая, высокая, — закивал Джон. — Выше папы.
— Совсем не выше. Может, я немного переросла вашу маму, но не отца.
— Нет, выше, — твердо заявил Джон. — Правда, Лиззи?
Элизабет внимательно оглядела Мэгги.
— Не выше, но все равно очень высокая. Для девушки.
Мэгги почувствовала, что краснеет, и рассердилась. Как она могла позволить невинной детской болтовне так задеть ее! Да, она всегда была самой высокой девочкой в школе. Ну и что? Зато быстро перестала расти. В десять лет ее рост составлял пять футов восемь дюймов, как и сейчас, она, конечно, выше матери и сестер и чуть уступает только отцу.
К тому же в высоком росте немало преимуществ. Она весьма мило выглядит в модных нынче полукринолинах, гладких спереди и пышных сзади, которые выгодно подчеркивают красивые округлости ее фигуры. А еще она легко дотягивается до самых верхних полок, что очень удобно при покупках.
— Знаете, — обратилась Мэгги к юным Ролингзам, — в детстве мы с вашим кузеном Джерри играли в «магараджу». Один из вас станет индийским принцем или принцессой, а другой отважным английским путешественником, которого раджа захватывает в плен, чтобы принести в жертву какому-то языческому богу. Остальные могут быть английскими солдатами, которые пытаются его спасти, или дикарями, пляшущими вокруг погребального костра и стреляющими в британцев отравленными стрелами. Разве это не увлекательно?
— Я буду магараджей, — объявила Лиззи.
— Нет, я, — закричал Джон.
— Ты будешь отважным путешественником, — невозмутимо заявила сестра.
Джон немедленно разозлился, прямо как Джереми, когда Мэгги настаивала, чтобы путешественником был он.
С чувством исполненного долга она пошла назад к дамам, сидящим под вишней, но их голоса заставили ее замереть на полпути.
— Анна, рисовать портреты вполне пристойное занятие, — говорила Пиджин. — История знает немало женщин-художниц…
— А сколько из них вышло замуж, хотела бы я знать? — негодующе возразила Анна. — Ручаюсь, что совсем немного. Женщина не может заниматься одновременно и семьей, и чем-то еще.
— Возможно. Но если она выйдет замуж за человека, который понимает… К тому же, обладая подобным талантом, Мэгги вообще может не выходить замуж. Я имею в виду, если она не захочет. Она чудесно может содержать себя, рисуя портреты детей из высшего общества.
Невольная свидетельница дискуссии покраснела. Она понимала, что нужно объявить о своем присутствии, но соблазн дослушать до конца возобладал. Изобразив внезапный интерес, Мэгги остановилась перед высокими ирисами и напрягла слух.
— Именно этого я больше всего и опасаюсь, Пиджин. Вы же знаете, какой непредсказуемой может быть Мэгги. Вдруг она влюбится в какого-нибудь голодного французского поэта, и ей придется жить где-то на чердаке Монмартра в окружении подобных «артистических» типов? Никто из них не признает брачных уз, считая их буржуазным предрассудком. Мэгги станет падшей женщиной. Что тогда скажут о нас люди?
Пиджин открыла рот, чтобы ответить, но ее опередила леди Герберт:
— Право, Анна, ты чересчур сурова к сестре. Она умная девушка и вряд ли совершит глупость, влюбившись во француза.
— Она наделает и больших глупостей, мама, не сомневайся. Вы с папой всегда позволяли ей своевольничать. И не отрицай этого. Вы ее избаловали. Ни одна из нас — ни Элизабет, ни я, ни Фанни, ни Клер — не стала такой упрямой и своенравной, как Мэгги.
— Что ж, — задумчиво произнесла леди Герберт, — ни на кого из вас не оказывалось такого влияния, как на Мэгги…
Поняв намек, Пиджин немедленно ринулась на защиту племянника:
— О, вы, полагаю, имеете в виду Джерри. Конечно, одно время они были просто неразлучны. Тем не менее должна заметить, что хотя Джерри старше, по-моему, всегда руководила Мэгги. Однажды я видела, как она ткнула его в грязь лицом и крепко повозила в ней. Джерри абсолютно не мог ей помешать, а ему тогда, помнится, было двенадцать лет, Мэгги около семи, но она была выше ростом… Кажется, он чувствовал себя очень униженным.
— Думаю, в ближайшее время нам не доведется увидеть его светлость? — с деланным безразличием поинтересовалась Анна, которая недолюбливала герцога. — Он все еще в Оксфорде?
— По правде говоря, — сообщила Пиджин, — вчера мы получили телеграмму, что сегодня он приедет домой. По словам Люси, узнавшей это от кухарки, племянник которой служит у Джерри камердинером, сегодня утром у него с дядей тайная встреча. Поэтому Эдвард час назад ускользнул в деревню, чтобы встретить экипаж Джерри. Судя по всему, я не должна знать причину его внезапного возвращения. Интересно, сколь долго оба надеются сохранить эту тайну от меня.
Окончания беседы Мэгги не услышала. Едва было упомянуто о приезде Джерри, она улыбнулась и заспешила к дому. Если он сейчас на пути к Ролингзам, ему нужно проскакать по дубовой подъездной аллее, под старинным дубом, низко склонившимся к земле, несмотря на все усилия садовников поддержать его ствол металлическими подпорками. Расстояние от нависших ветвей до выложенной плитами дороги составляло всего семь-восемь футов. Будет весьма забавно устроить засаду, как делали они в детстве, нападая оттуда на прибывающих гостей. Если повезет, ей удастся сбить его с коня. Чего он наверняка заслужил, раз, по словам Пиджин, его выгнали из очередной школы.
Забыв мольбы Анны, увещевавшей ее вести себя как леди, Мэгги подхватила юбки и помчалась через лужайку перед Ролингз-Мэнор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Мэгги посмотрела на свою мать, сидевшую напротив Пиджин в дачном кресле ажурного литья. Ответная улыбка леди Герберт была столь же понимающей, что и у Мэгги. Подбородки всех маленьких Ролингзов всегда упрямо задраны, как у их матери, когда та отстаивала свое мнение. Упорство, с которым Пиджин отказывалась это признавать, служило неиссякаемым источником развлечения всех ее друзей и соседей.
— Ох, Мэгги, — вздохнула Пиджин, — не знаю, как тебе это удалось.
— Я тоже не могу понять. — Леди Герберт чуть наклонилась вперед, наливая чай из серебряного чайника.
Пиджин снова ждала ребенка, хоть и позже, чем Анна, старшая сестра Мэгги, пристроившая чашку с блюдцем на крутой округлости живота. Отец Мэгги, сэр Артур, был поверенным в делах молодого герцога, и сейчас леди Герберт с дочерьми приехали в гости к Пиджин. Они проводили столько времени в поместье Ролингзов, что Мэгги привыкла считать его вторым домом и вела себя вполне свободно, чем смущала более чопорную Анну, которая особенно волновалась, когда сестра еще два года назад с завидной регулярностью съезжала по перилам господского дома.
— Свой талант она унаследовала явно не от меня, — продолжала леди Герберт. — Наверное, получила его с отцовской стороны.
— От папы? — Анна всегда чувствовала себя неловко при упоминании о художественном таланте сестры. — Не может быть! Никто из папиной родни не брал в руки кисти. Господи, мама, как ты можешь такое предполагать?
Мэгги опять бросила взгляд на детский портрет.
— Нет, все-таки улыбка у Лиззи не такая, — пробормотала она. — Недостаточно проказливая.
— Проказливая? — воскликнула леди Ролингз, прижимая картину к груди, словно боясь, что Мэгги попытается ее отнять и переделать. — Чепуха. В Лиззи нет проказливости, она настоящий ангелочек. Они все ангелочки. Анна, посмотри, как она передала глаза Джона! Видела ли ты когда-нибудь такое чудо?
Мэгги, вовсе не убежденная, посмотрела в дальнюю часть сада, где резвились «маленькие ангелочки» Пиджин, обрывая розовые кусты. Им помогали дети Анны, благовоспитанные племянники и племянницы Мэгги, несравненно менее шумные, чем юные Ролингзы, и еще пятнадцать сирот из приюта подкидышей. В этот майский день леди Пиджин устраивала в саду детский пикник. Единственный взгляд на старшего отпрыска Пиджин и Эдварда утвердил Мэгги во мнении, что она явно переложила сладости в изображение Элизабет Ролингз. Лиззи красивая девочка, но столь же упрямая и своенравная, как ее родители. Подтверждением этому служил комок сухой грязи, которым она запустила в брата Джона, когда тот отказался выполнять ее приказ.
— Удалось тебе поговорить с отцом насчет поступления в парижскую Школу искусств? — спросила Пиджин.
— Нет, — огорченно отозвалась Мэгги. — Он в ужасе даже от мысли, что я сойду с британской земли без сопровождения. Меня тут же совратят, похитят, увезут в Марокко и продадут в рабство арабскому принцу.
— Мэгги! — Чашка Анны звякнула о блюдце.
— Право же, Мэгги, — поддержала дочь леди Герберт. — О чем ты говоришь? Твой отец ничего подобного не думает.
— Нет, думает. Папа сознает мои личные плотские влечения.
— Мэгги! — вспыхнула от стыда Анна. — Сколько раз я умоляла тебя не произносить в общем разговоре слова вроде… вроде… О, леди Эдвард, пожалуйста, не смейтесь. Вы этим лишь поощряете ее.
— Господи! — Пиджин вытерла слезы, набежавшие от смеха на ее зеленые глаза. — Мэгги, дорогая, ты не должна говорить подобные вещи. Кончится тем, что ты заработаешь репутацию…
— У кого? — презрительно сморщилась девушка. — У местных фермеров-арендаторов? Вряд ли им интересно, употребляю я слово «плотский» или нет.
— Разумеется, не арендаторам, Мэгги, — заметила леди Герберт, — а молодым людям.
— Каким молодым людям? Единственные молодые люди, которые здесь есть, пасут овец и, ручаюсь, знают о «плотском» все, что можно.
— Мэгги! — Анна готова была ущипнуть сестру, лишь бы та замолчала. К несчастью, ей мешал большой живот, а она по опыту знала, что в подобном общении с Мэгги нужна быстрота. Ущипнуть и увернуться от шлепка. — Ради бога!
— Но ведь это так и есть.
— Верно, дорогая, но тебе почти семнадцать. В этом году ты выходишь в свет, и молодым людям, которых ты встретишь во время своего первого лондонского сезона, неинтересно будет выслушивать разглагольствования относительно твоих… влечений…
— Вообще-то, — задумчиво перебила Анну Пиджин, — я не сомневаюсь, что им понравится слушать об этом, только не уверена, что Мэгги следует громко заявлять о…
— Вот именно, — обрадовалась Анна. — Прислушайся к словам леди Эдвард. Если ты собираешься найти в Лондоне мужа, ты должна вести себя как леди…
— Мне не хочется вести себя как леди, — пробормотала Мэгги. — Это означает целый день бездельничать и примерять туалеты, а вечерами слушать нудные разговоры дурацких баронетов.
— Зачем ты ковыряешь дерево? — воскликнула леди Герберт. — Немедленно сядь и выбрось эту грязную палку.
Мэгги уронила палочку, но не села, а прислонилась к ободранному местечку на стволе вишни. Она сама не знала, почему ей неодолимо захотелось выместить свое раздражение на неповинном дереве, но с другой стороны, лучше на дереве, чем на беременной сестре.
— Если ты не хочешь вести себя как леди, Маргарет, то чего же ты хочешь? — шутливо поинтересовалась ее мать.
— Я уже говорила тебе, — вздохнула девушка. — Хочу заниматься живописью, хочу поехать к мадам Бонэр, чтобы научиться этому.
Леди Герберт возвела очи к небу, но Анна не выдержала:
— Мама, об этом не может быть и речи. Академия искусств мадам Бонэр! Мама, ты должна ей приказать, нельзя позволить Мэгги…
— Почему?
Возглас Пиджин прозвучал нетерпеливо и резко, и Мэгги не сдержала улыбку. Леди Ролингз постоянно вступала в борьбу за что-то, сегодня объектом ее защиты была Мэгги.
— Почему не может быть и речи, Анна? Нелепо дать погибнуть такому таланту, как у твоей сестры. Господи, да Мэгги в тысячу раз талантливее глупого художника, которого Эдвард нанял в прошлом году писать мой портрет. Взгляни на цвета. — Пиджин развернула картину к женщинам, чтобы они получше ее рассмотрели. — Она так смешала краски, что каждая светится, точно драгоценный камень. А как она ухватила детские лица… не сравнить с любым дагерротипом!
— Я согласна с тобою, Пиджин, — устало подтвердила леди Герберт. — Но…
— Неужели сэр Артур придерживается старомодных взглядов на образование девушек? — возмутилась Пиджин. — Если это так, я с радостью отправлюсь в Герберт-Парк, чтобы просветить его.
— Дело не только в этом, Пиджин, — торжественно объявила Анна. — Папа не одобряет, когда женщины отдают себя занятиям, не связанным с домашним очагом, а занятия искусством… Да одно упоминание об этом вызовет у него апоплексический удар. И признаюсь, я не могу с ним не согласиться. Просто скандал, какое число девиц отправляется в Лондон, чтобы стать няньками, медицинскими сестрами, учительницами, секретаршами и не знаю, кем еще. Полагаю, они вынуждены делать это, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Но Мэгги? Зачем ей работать? Ей просто хочется, что совершенно нелепо. Ведь единственно достойное предназначение женщины — это материнство.
— Дорогая, — прервала ее леди Герберт. — Мы знаем твои убеждения по поводу важности материнства. Однако ваш отец возражает против отъезда Мэгги, потому что она самая младшая. И единственная, кто пока остался дома. Мы еще не готовы считать ее взрослой.
— Рано или поздно вам придется отпустить ее, — сказала Пиджин. — Я имею в виду, что в следующем сезоне она начнет выезжать в свет.
Леди Герберт страдальчески вздохнула:
— Насколько я знаю Мэгги, ей будет ненавистна каждая минута.
— Разумеется, ей это будет противно, — согласилась Пиджин. — Девушка вроде Мэгги…
— Девушка вроде Мэгги ни минуты не выдержит в Лондоне! — воскликнула сама Мэгги, раздосадованная тем, что все говорят о ней, а не с ней. — Высший свет разорвет ее на клочки, девицы будут издевательски хихикать, потому что она слишком высокая, слишком громко разговаривает и у нее краска под ногтями… Мужчин, если они вообще обратят на нее внимание, отвратит то, что она употребляет слова типа «плотский».
— О нет, Мэгги! — возмутилась Пиджин. — Ты очень хорошенькая, у тебя чудесные темные волосы и огромные карие глаза. Ты гораздо красивее старшей дочери Смитов, а посмотри, как удачно она вышла замуж.
— Какое значение имеет ее внешность? — язвительно заметила Анна. — Едва Мэгги открывает рот, комната пустеет. Она слишком прямодушна.
— Нет, она просто говорит что думает. И всегда так поступала, за это я ее и люблю. — Пиджин с ободряющей улыбкой повернулась к Мэгги, но Анна не собиралась улыбаться младшей сестре.
— Она ляпает первое, что приходит ей в голову, совершенно не думая о последствиях. И чаще всего, когда ее мнения никто не спрашивает.
— Ее откровенность привлекательна, — встала на защиту дочери леди Герберт.
— Матушка, у нее совершенно нет понятия о приличиях. На днях я застала ее, когда она, подоткнув подол юбки… лезла на дерево!
Женщины укоризненно повернулись к Мэгги.
— Мне были необходимы цветы яблони. Для натюрморта, который я писала.
— Маргарет, — вздохнула ее мать, — ты иногда заходишь слишком далеко. Могла бы попросить садовника принести тебе цветущую ветку.
— Я, пожалуй, взгляну, чем занимаются дети, — нервно ответила Мэгги.
— По-моему, дорогая, тебе стоит поступить именно так, — с готовностью подхватила леди Герберт, которая намеревалась после ухода дочери продолжить обсуждение ее характера и будущего.
Вздохнув, Мэгги побрела туда, откуда доносились крики детей. Стоял необычно жаркий для мая день, первый по-настоящему теплый с начала весны, и Мэгги с утра ощущала какую-то истому. Частично ее состояние было вызвано скукой. После того как она закончила детский портрет Ролингзов, ей было нечего делать. Конечно, можно приняться за картину для старой леди Эшфорт, которая мечтала, чтобы Мэгги запечатлела на века двух ее кошек, но девушку такая перспектива не увлекала. То ли дело портреты людей! Надо верно найти выражение лица, передать сходство, не оскорбляя человека… Вот это захватывающе интересно. А кошки… их писать очень легко.
Мэгги увидела, что Элизабет, улыбку которой она изобразила на портрете слишком милой, зажала локтем голову брата. Няни и смотрительниц приюта видно не было. Девушка не удивилась бы, обнаружив несчастных женщин связанными в глубине садового лабиринта. Вздохнув, Мэгги подобрала юбку своего белого муслинового платья и бросилась выручать кричащего малыша.
— Он все время твердит, что премьер-министром будет он, — возмутилась Лиззи. — А сегодня премьер-министром полагается быть мне. Мама сказала, что я могу.
— Девочки премьер-министрами не бывают, — не сдавался Джон. — Так сказал папа.
Вспомнив подобные споры с герцогом Ролингзом, случавшиеся в прошлом, Мэгги взглянула на Джона и примирительно произнесла:
— Почему бы вам сегодня не поиграть во что-нибудь другое? Например, в игру, которой мы увлекались с вашим кузеном Джерри, когда были маленькими.
— Вы хотите сказать, что когда-то тоже были маленькой? — недоверчиво уточнила Лиззи. — Но вы же такая высокая.
— Не такая уж я высокая, — пробормотала Мэгги, скрыв раздражение.
— Высокая, высокая, — закивал Джон. — Выше папы.
— Совсем не выше. Может, я немного переросла вашу маму, но не отца.
— Нет, выше, — твердо заявил Джон. — Правда, Лиззи?
Элизабет внимательно оглядела Мэгги.
— Не выше, но все равно очень высокая. Для девушки.
Мэгги почувствовала, что краснеет, и рассердилась. Как она могла позволить невинной детской болтовне так задеть ее! Да, она всегда была самой высокой девочкой в школе. Ну и что? Зато быстро перестала расти. В десять лет ее рост составлял пять футов восемь дюймов, как и сейчас, она, конечно, выше матери и сестер и чуть уступает только отцу.
К тому же в высоком росте немало преимуществ. Она весьма мило выглядит в модных нынче полукринолинах, гладких спереди и пышных сзади, которые выгодно подчеркивают красивые округлости ее фигуры. А еще она легко дотягивается до самых верхних полок, что очень удобно при покупках.
— Знаете, — обратилась Мэгги к юным Ролингзам, — в детстве мы с вашим кузеном Джерри играли в «магараджу». Один из вас станет индийским принцем или принцессой, а другой отважным английским путешественником, которого раджа захватывает в плен, чтобы принести в жертву какому-то языческому богу. Остальные могут быть английскими солдатами, которые пытаются его спасти, или дикарями, пляшущими вокруг погребального костра и стреляющими в британцев отравленными стрелами. Разве это не увлекательно?
— Я буду магараджей, — объявила Лиззи.
— Нет, я, — закричал Джон.
— Ты будешь отважным путешественником, — невозмутимо заявила сестра.
Джон немедленно разозлился, прямо как Джереми, когда Мэгги настаивала, чтобы путешественником был он.
С чувством исполненного долга она пошла назад к дамам, сидящим под вишней, но их голоса заставили ее замереть на полпути.
— Анна, рисовать портреты вполне пристойное занятие, — говорила Пиджин. — История знает немало женщин-художниц…
— А сколько из них вышло замуж, хотела бы я знать? — негодующе возразила Анна. — Ручаюсь, что совсем немного. Женщина не может заниматься одновременно и семьей, и чем-то еще.
— Возможно. Но если она выйдет замуж за человека, который понимает… К тому же, обладая подобным талантом, Мэгги вообще может не выходить замуж. Я имею в виду, если она не захочет. Она чудесно может содержать себя, рисуя портреты детей из высшего общества.
Невольная свидетельница дискуссии покраснела. Она понимала, что нужно объявить о своем присутствии, но соблазн дослушать до конца возобладал. Изобразив внезапный интерес, Мэгги остановилась перед высокими ирисами и напрягла слух.
— Именно этого я больше всего и опасаюсь, Пиджин. Вы же знаете, какой непредсказуемой может быть Мэгги. Вдруг она влюбится в какого-нибудь голодного французского поэта, и ей придется жить где-то на чердаке Монмартра в окружении подобных «артистических» типов? Никто из них не признает брачных уз, считая их буржуазным предрассудком. Мэгги станет падшей женщиной. Что тогда скажут о нас люди?
Пиджин открыла рот, чтобы ответить, но ее опередила леди Герберт:
— Право, Анна, ты чересчур сурова к сестре. Она умная девушка и вряд ли совершит глупость, влюбившись во француза.
— Она наделает и больших глупостей, мама, не сомневайся. Вы с папой всегда позволяли ей своевольничать. И не отрицай этого. Вы ее избаловали. Ни одна из нас — ни Элизабет, ни я, ни Фанни, ни Клер — не стала такой упрямой и своенравной, как Мэгги.
— Что ж, — задумчиво произнесла леди Герберт, — ни на кого из вас не оказывалось такого влияния, как на Мэгги…
Поняв намек, Пиджин немедленно ринулась на защиту племянника:
— О, вы, полагаю, имеете в виду Джерри. Конечно, одно время они были просто неразлучны. Тем не менее должна заметить, что хотя Джерри старше, по-моему, всегда руководила Мэгги. Однажды я видела, как она ткнула его в грязь лицом и крепко повозила в ней. Джерри абсолютно не мог ей помешать, а ему тогда, помнится, было двенадцать лет, Мэгги около семи, но она была выше ростом… Кажется, он чувствовал себя очень униженным.
— Думаю, в ближайшее время нам не доведется увидеть его светлость? — с деланным безразличием поинтересовалась Анна, которая недолюбливала герцога. — Он все еще в Оксфорде?
— По правде говоря, — сообщила Пиджин, — вчера мы получили телеграмму, что сегодня он приедет домой. По словам Люси, узнавшей это от кухарки, племянник которой служит у Джерри камердинером, сегодня утром у него с дядей тайная встреча. Поэтому Эдвард час назад ускользнул в деревню, чтобы встретить экипаж Джерри. Судя по всему, я не должна знать причину его внезапного возвращения. Интересно, сколь долго оба надеются сохранить эту тайну от меня.
Окончания беседы Мэгги не услышала. Едва было упомянуто о приезде Джерри, она улыбнулась и заспешила к дому. Если он сейчас на пути к Ролингзам, ему нужно проскакать по дубовой подъездной аллее, под старинным дубом, низко склонившимся к земле, несмотря на все усилия садовников поддержать его ствол металлическими подпорками. Расстояние от нависших ветвей до выложенной плитами дороги составляло всего семь-восемь футов. Будет весьма забавно устроить засаду, как делали они в детстве, нападая оттуда на прибывающих гостей. Если повезет, ей удастся сбить его с коня. Чего он наверняка заслужил, раз, по словам Пиджин, его выгнали из очередной школы.
Забыв мольбы Анны, увещевавшей ее вести себя как леди, Мэгги подхватила юбки и помчалась через лужайку перед Ролингз-Мэнор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31