— Да, — сказала Пенелопа с покорностью в голосе, — Они не знают меня.
— Я бы сказала, что это большая потеря с их стороны, но это было бы слишком бесцеремонно с моей стороны, — проговорила леди Данбери. — Бесцеремонно по отношению не к ним, а к тебе, потому что, я довольно часто называю их дураками — а я, действительно, называя их дураками слишком часто, а поскольку я уверена, ты знаешь это — некоторые из них фактически нормальные люди — это просто преступление с их стороны не хотеть познакомиться с тобой. Я — Хм-м … Интересно, что же будет.
Пенелопа сидела на стуле, необъяснимо постепенно выпрямляясь от слов леди Данбери. Она спросила старую леди: — Что вы имеете в виду?
Но стало ясно, что все вокруг пришло в движение.
Люди шептались и двигались по направлению к небольшому возвышению, где сидели музыканты.
— Вы! — леди Данбери ткнула своей тростью в бедро близстоящего джентльмена, — Что происходит?
— Крессида Туомбли собирается сделать свое заявление, — ответил он и быстро отошел в сторону, чтобы избежать продолжения беседы с леди Данбери и ее тростью.
— Я ненавижу Крессиду Туомбли, — пробормотала Пенелопа.
Леди Данбери издала приглушенным смешок.
— И ты говоришь, что не знаешь, что сказать? Не вводи меня в заблуждение. Почему ты так сильно терпеть ее не можешь?
Пенелопа пожала плечами.
— Она всегда вела себя крайне плохо по отношению ко мне.
Леди Данбери понимающе кивнула.
— У всех хулиганок есть своя любимая жертва.
— Сейчас не так плохо, — сказала Пенелопа, — Но раньше, когда мы обе — когда она была Крессидой Купер — она не упускала случая помучить меня. И люди … ладно …, — она потрясла головой, — Это уже не имеет значения.
— Нет, пожалуйста, — проговорила леди Данбери, — продолжай.
Пенелопа вздохнула.
— Это все, действительно, ерунда. Просто я заметила, что люди не спешат защищать другого человека. Крессида была популярной — по крайней мере, по сравнению с другими — она скорее пугала всех остальных девочек нашего возраста. Никто не смел идти против нее. Хорошо, почти никто.
Это привлекло внимание леди Данбери, и она улыбнулась.
— Кто же был твоим защитником, Пенелопа?
— Защитниками, — поправила Пенелопа, — Бриджертоны всегда приходили ко мне на помощь. Энтони Бриджертон однажды проигнорировал ее, и повел меня к столу — ее голос прервался от воспоминаний, — хотя, по правде, сказать, он не должен был этого делать. Это бы официальный обед, и предполагалось, что он будет сопровождать какую-нибудь маркизу. Я так думаю, — вздохнула, она, храня в памяти это воспоминание, как ценное сокровище. — Это было чудесно.
— Он очень хороший человек, этот Энтони Бриджертон.
Пенелопа кивнула.
— Его жена потом сказала мне, что в тот день, она в него влюбилась. Когда она увидела, как он геройски спасает меня.
Леди Данбери улыбнулась.
— А молодой Бриджертон приходил к тебе на помощь?
— Вы хотите сказать, Колин? — Пенелопа, даже не дождавшись кивка от леди Данбери, добавила:
— Конечно, приходил, правда, никогда это не происходило так драматично. Но я должна сказать, так чудесно, что все Бриджертоны так благосклонно ко мне относятся, но…
— Но что, Пенелопа? — спросила леди Данбери.
Пенелопа вздохнула снова. Кажется, сегодня просто вечер вздохов.
— Я лишь хотела бы, чтобы им не приходилось так часто защищать меня. Вы думаете, я могу защищаться сама. Или, по крайней мере, вести себя так, что никакая защита не будет нужна никакая защита.
Леди Данбери ласково погладила Пенелопу по руке.
— Я думаю, это могло бы получиться у тебя гораздо лучше, чем ты думаешь. А что же касается Крессиды Туомбли… — лицо леди Данбери скривилось от отвращения, — Хорошо, она получит по заслугам, если ты спросишь меня. Хотя, — едко добавило она, — люди в последнее время почем-то почти не спрашивают меня.
Пенелопа не смогла подавить насмешливое фырканье.
— Посмотри, кем она стала, — сказала леди Данбери, — Овдовевшая, и даже без более-менее приличного состояния. Она вышла замуж за старого развратника Горация Туомбли, а оказалось, что он обманул всех и каждого, глупцы думали, будто у него были деньги. И сейчас у нее не осталось ничего, кроме своей увядающей внешности.
Честность заставила Пенелопу пробормотать:
— Она все еще довольно привлекательная женщина.
— Хм-м. Если только тебя нравятся кричаще одетые женщины с развязными манерами, — глаза леди Данбери сузились. — Это, очевидно, точно характеризует это женщину.
Пенелопа посмотрела на возвышение, где Крессида ждала, стоя там с удивительным терпением, пока все в зале успокаивались.
— Интересно, что же она собирается сказать?
— Ничего, что могло бы заинтересовать меня, — ответила леди Данбери, — Я — О, — она замолчала, ее лицо приняло странное выражение, слегка нахмуренное, слегка улыбающееся.
— Что такое? — спросила Пенелопа, она закрутила головой, пытаясь увидеть, что привлекло внимание леди Данбери, но довольно полный джентльмен закрывал ей весь обзор.
— Приближается твой мистер Бриджертон, — сказала леди Данбери, улыбка осветила ее хмурый взгляд. — И выглядит он решительно настроенным.
Пенелопа тут же стала вращать головой во все стороны.
— Ох, ради Бога, девочка, да не смотри ты так! — воскликнула леди Данбери, ткнув Пенелопу локтем в бок. — Он поймет, что ты им очень заинтересована.
— Я не думаю, что имеется хоть малейший шанс, что он это до сих пор не понял, — проворчала Пенелопа.
И затем появился он, прямо перед ней, словно красавец Аполлон, соизволивший почтить землю своим присутствием.
— Леди Данбери, — произнес он, вежливо и изящно кланяясь, — Мисс Физеренгтон.
— Мистер Бриджертон, — сказала леди Данбери, — Как приятно видеть вас здесь.
Колин посмотрел на Пенелопу.
— Мистер Бриджертон, — пробормотала Пенелопа в ответ, абсолютно не зная, что сказать.
Что следует говорить мужчине, который недавно целовал тебя? У Пенелопы, конечно, не было никакого опыта в этой области. Не упоминать же, его поспешное бегство из дома, после того, как он поцеловал ее.
— Я надеялся …, — начал Колин, затем остановился и нахмурился, посмотрев на возвышение, — На что это все смотрят?
— Крессида Туомбли собирается сделать какое-то объявление, — пояснила леди Данбери.
Лицо Колина приняло хмурое и раздраженное выражение.
— Независимо, оттого, что она собирается сказать, я это не хочу слышать, — пробормотал он.
Пенелопа не могла не улыбнуться. Крессида Туомбли считалась лидером в обществе, или так, по крайней мере, было, когда она была молодой и не состоящей в браке, но Бриджертонам она никогда не нравилась, что всегда заставляло Пенелопу чувствовать себя немного лучше.
Именно тогда прозвучал звук трубы, и в комнате наступила тишина, поскольку все посмотрели на графа Максфилда, который стоял на возвышении рядом с Крессидой, и выглядел определенно неуютно из-за обрушившихся на него со всех сторон взглядов.
Пенелопа улыбнулась. Ей рассказывали, что граф был когда-то отъявленным повесой, но сейчас граф был примерным мужем, и все свое время посвящал семье. Хотя, он все еще был достаточно красивым, чтобы быть повесой. Почти такой же красивый, как Колин.
Но только почти. Пенелопа знала, что она слишком предубеждена, но трудно представить, что на свете есть мужчина, такой же магнетически притягательный, как Колин, когда последний улыбался.
— Добрый вечер, — громко произнес граф.
— Добрый вечер и тебе, — раздался чей-то пьяный выкрик из дальнего угла комнаты.
Граф добродушно кивнул, терпимо улыбаясь.
— Моя, э-э, многоуважаемая гостья, — он кивнул в сторону Крессиды, — Хотела бы сделать объявление. Если вы готовы обратить ваше внимание на леди, стоящую рядом со мной, я представляю вам Крессиду Туомбли.
Волна шепота, прокатилась по залу, когда Крессида, шагнула вперед, кивая толпе, словно королева своим поданным. Она подождала пока установиться полная тишина.
— Леди и джентльмены, спасибо вам, что нашли время оторваться от ваших развлечений, и уделили мне ваше бесценное внимание.
— Давай, побыстрее, — прокричал кто-то, возможно, тот же самый человек, который кричал и графу.
Крессида проигнорировала этот выкрик.
— Я пришла к выводу, что больше не могу продолжить обман, который управлял моей жизнью в течение последних одиннадцати лет.
Зал загудел. Каждый понял, что она собирается сказать, и все же, никто из них не верил, что это могло быть правдой.
— Поэтому, — продолжала Крессида, голос ее нарастал, — Я решила открыть вам мою тайну.
— Леди и Джентльмены, Я леди Уислдаун!
Глава 11
Колин не мог вспомнить, когда он входил последний в зал с таким сильным дурным предчувствием.
Последние несколько дней не были лучшими днями в его жизни. Он был в плохом настроении, которое еще больше ухудшалось от сознания того факта, что он был всем известен своим хорошим настроением, которое подразумевало то, что каждый буквально чувствовал себя вынужденными комментировать его состояние.
Что могло быть хуже для плохого настроения, чем постоянные вопросы:
— Почему ты в таком плохом настроении?
Его семья прекратила что-либо спрашивать у него, после того, как он фактически прорычал — прорычал! — на Гиацинту, когда она всего лишь попросила его сопровождать ее в театр на следующей неделе.
Колин никогда не думал, что он способен рычать.
Он оказался перед необходимостью принести свои извинения Гиацинте, что являлось довольно неприятной задачей, так как Гиацинта никогда не принимала извинения благосклонно, по крайней мере, не от своих братьев.
Но объяснение с Гиацинтой было самой маленькой проблемой. Ни одна его сестра заслуживала его извинений.
Именно поэтому его сердце забилось от странного возбуждения, и в немыслимым темпе, когда он вошел в зал Максфилдов. Пенелопа должна была быть здесь. Он знал, что Пенелопа должна была быть здесь, потому что она всегда посещает главные балы сезона, хотя и делает это в большинстве случаев в качестве дуэньи своей сестры.
Было что-то уничижительное в чувстве его беспокойства и взволнованности, которое возникло из-за предстоящей встречи с Пенелопой.
Пенелопа была … Пенелопой. Было такое ощущение, что она всегда стояла у периметра зала, вежливо улыбаясь. И он считал это, конечно, само собой разумеющимся. Некоторые люди не менялись, и Пенелопа была одной из них.
Кроме того, что она все-таки изменилась.
Колин не знал, когда это случилось, и вряд ли кто-нибудь другой, кроме него, мог заметить это, но Пенелопа не была больше той самой женщиной, которую он всегда знал.
Или, может быть, она все же была той самой женщиной, а изменился он.
Из-за чего он чувствовал себя еще хуже, потому что в этом случае, Пенелопа была интересной, чудесной и необычайно привлекательной все эти годы, а он был незрелым настолько, что не смог заметить ее красоту и изящество.
Нет, лучше думать, что изменилась сама Пенелопа. Колин никогда не был большим любителем самобичевания.
Но, независимо от этого, он должен перед ней извиниться, и извиниться как можно скорее. Он должен извиниться за поцелуй, потому что она была леди, а он был (по крайней мере, большую часть времени) джентльменом. И он должен извиниться за свое дурацкое поведение после поцелуя, потому что это было просто необходимо сделать.
Лишь Небеса могли знать, что могла подумать Пенелопа о том, что же он о ней думает.
Было нетрудно найти ее, после того, как он вошел в зал. Он даже не посмотрел на танцующие пары (что ужасно злило его — почему другие мужчины могли пригласить ее на танец?). Он сразу сфокусировал свое внимание вдоль стен, и скоро увидел ее, сидевшую на длинной скамье, рядом с —
о, Господи! — леди Данбери.
Ладно, не оставалось ничего другого, как прямо идти вперед. Пенелопа и эта назойливая старушка держали друг друга за руки, и нечего было даже думать, что леди Данбери исчезнет в ближайшее время.
Когда он подошел к двум леди, он склонился в изящном поклоне перед леди Данбери.
— Леди Данбери, — произнес он, возвращая свое внимание на Пенелопу. — Мисс Физеренгтон.
— Мистер Бриджертон, — сказала леди Данбери, с удивительным отсутствием колкости и резкости в своем голосе, — Как приятно видеть вас здесь.
Он кивнул, затем посмотрел на Пенелопу, задаваясь вопросом, о чем же она сейчас думает, и способен ли он прочесть это в ее глазах.
Но независимо оттого, что она думала — или чувствовала — все это было сокрыто под толстым слоем нервозности. Или, лишь нервозность, было то, что она чувствовала рядом с ним. Он не мог обвинять ее в этом. После того, как он вылетел из ее гостиной без объяснения … она была вынуждена чувствовать смущение. И весь его опыт говорил ему, что смущение неизменно ведет к опасениям и страхам.
— Мистер Бриджертон, — в конце концов, пробормотала она, ее голос был безупречно вежливым.
Он слегка откашлялся. Как вырвать ее из когтей леди Данбери? Он не собирался уничижаться под любопытным взглядом старой графини.
— Я надеялся …, — начал он, собираясь сказать, что надеялся на личную беседу с Пенелопой.
Леди Данбери была ужасно любопытной, но не было другого способа, избавиться от нее. Но как только он сформировал свою просьбу, он осознал, что происходит нечто странное в танцевальном зале Максфилдов. Люди шептались, и указывали на небольшое возвышение, где находился маленький оркестр, члены которого уже сложили свои инструменты. Кроме того, ни леди Данбери, ни даже Пенелопа не удостаивали его достаточным количеством внимания.
— На что это все смотрят? — спросил Колин.
Леди Данбери, даже не посмотрев на него, ответила:
— Крессида Туомбли собирается сделать какое-то объявление.
Как раздражающе. Ему никогда не нравилась Крессида. Она была злобной и мелочной, еще когда была Крессидой Купер, а стала еще более злобной и мелочной, будучи Крессидой Туомбли. Но она была довольно красива и умна, хотя и была жестокой, и ее все еще рассматривали лидером в некоторых кругах светского общества.
— Независимо, оттого, что она собирается сказать, я это не хочу слышать, — пробормотал Колин.
Он заметил, что Пенелопа пытается скрыть улыбку, и посмотрел на нее взглядом: “Я поймал тебя”.
Она встретила его взглядом “И я полностью согласна с этим ”.
— Добрый вечер! — раздался громкий голос графа Максфилда.
— Добрый вечер и тебе! — раздался чей-то глупый пьяный выкрик.
Колин повернулся, чтобы посмотреть, кто это был, но толпа была слишком большая.
Граф сказал еще немного, затем Крессида открыла рот, и в этот момент Колин перестал обращать внимание. Независимо оттого, что скажет Крессида, это не поможет ему решить его главную проблему: выяснить, как же ему принести свои извинения Пенелопе. Он попробовал отрепетировать в уме, но ему никак не удавалось подобрать нужных слов, так что он надеялся, что его знаменитый бойкий язык поможет ему, когда придет время. Конечно, она поняла бы —
— Леди Уислдаун!
Внимание Колина привлекло последнее слово из монолога Крессиды, но непонятно, как он мог пропустить глубокий коллективный вздох, который возможно предшествовал этому слову.
И после этого со всех сторон послышался резкий, быстрый шепот, который сливался в один гул, который обычно слышится, когда кто-то пойман в очень незавидном и компрометирующим положении.
— Что?! — выпалил он, поворачиваясь к Пенелопе, которая в этот момент была бледная, как мел. —Что она сказала?
Но Пенелопа безмолвствовала.
Он посмотрел на леди Данбери, но старая леди поднесла руку ко рту, и выглядел так, словно вот-вот грохнется в обморок. Что было очень тревожащим событием, поскольку Колин был готов держать пари на огромную сумму денег, что леди Данбери никогда не падала в обморок за все своих семьдесят или около того лет.
— Что? — потребовал он снова, надеясь, что хоть одна из них выйдет из своего оцепенения.
— Это не может быть правдой, — конце концов, еле слышно прошептала леди Данбери, — Я не верю в это.
— Во что?
Она указала на Крессиду, было хорошо видно в искусственном мерцающем свете свечей, как ее указательный палец дрожал.
— Эта женщина не может быть леди Уислдаун!
Голова Колина поворачивалась туда, затем сюда. К Крессиде. К леди Данбери. К Крессиде. К Пенелопе.
— Она — леди Уислдаун? — наконец, выпалил он.
— Так она говорит, — ответила леди Данбери, большое сомнение было написано у нее на лицо.
Колин был согласен с ней. Крессида Туомбли, будет последним человеком, которого он свяжет с именем леди Уислдаун.
Она была разумна; нельзя было отрицать это. Но она никогда не была по настоящему умна и проницательна, она не была ужасно остроумной, когда пыталась шутить, точнее, издеваться над другими.
Леди Уислдаун обладала довольно хорошим чувством юмора, но за исключением ее бесславных и позорных комментариев относительно моды, она никогда не выбирала в качестве жертвы наименее популярных членов общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39