Что, если Брэндрейт первой увидит Аннабеллу и влюбится в нее?
Но, подумав немного, леди Эль успокоилась. Никогда в жизни — за исключением того дня, когда она впервые взглянула в милые смеющиеся глаза своего любимого Генри, — она не видела в чьем бы то ни было лице такой твердости, решительности и добродушия.
Нет, Зевс ей не лгал. Да и не пристало царю богов шутить шутки с почтенной женщиной. Снова обратив свои мысли к Эвелине, леди Эль попробовала взять с ней более легкий тон:
— Ну почему ты так расстроилась? Пояс — это еще не все, я уверена, мы так или иначе добьемся своей цели. Только ты должна мне доверять хоть чуть-чуть. А тем временем, я надеюсь, ты не собираешься впасть в уныние.
— Психея была так уверена в успехе. — Эвелина со слезами на глазах принялась расстегивать пояс. — Я даже на минуту поверила ей, что Брэндрейт еще не потерян для меня. А теперь вы говорите, что от пояса не будет никакого толку. Это слишком много для меня, моя милая леди Эль. Mоe сердце не может находиться в подвешенном состоянии, чтобы всякий, кому это придет в голову, дергал его туда-сюда.
— Мне не хотелось бы дурно говорить о ком-либо, милочка, но наша прелестная Бабочка немного легкомысленна и не слишком опытна в таких делах. Все-таки она не совсем богиня. Бессмертие — это еще не все.
Леди Эль подошла к Эвелине и начала помогать ей снимать пояс. У нее тоже выступили на глаза слезы. Разбив надежды Эвелины, она искала в памяти хоть что-нибудь, чем бы могла утешить девушку. Она подумала о своей любви к покойному мужу и начала негромким, успокаивающим тоном:
— Не знаю, как бы мне сказать тебе это, Эвелина, но я постараюсь. Я прожила уже больше семидесяти лет на этом прекрасном, хотя иногда и не слишком милосердном к своим обитателям острове, именуемом Англией. Я много раз видела, как приходит и уходит любовь. Когда Генри завладел моим сердцем, никто другой не мог даже надеяться туда проникнуть. У нас была настоящая, ни перед чем не отступающая, непреодолимая любовь. Такая же будет и у тебя с Брэндрейтом, я в этом уверена. — Она взяла пояс у Эвелины и продолжала, глядя ей прямо в лицо: — После смерти Генри я так и не нашла другой любви, хотя должна сказать тебе, моей руки добивались многие. Что ты на меня так смотришь? Разве в меня нельзя влюбиться даже в мои годы? Право же, я оскорблена. Твое удивление ранит мое тщеславие. Неужели ты видишь только мои морщины? Духом я так же молода, как и ты, и вполне могу быть привлекательна для человека, который…
С широко раскрытыми от изумления глазами Эвелина перебила ее:
— Вы не так меня поняли, тетушка. Вы хотите сказать, что могли бы избавиться от своего бедственного положения и отказались?
Леди Эль покачала головой:
— Глупенькая! Сколько раз я повторяла тебе, что я не бедна, раз у меня есть ты, Аннабелла и мой невыносимый племянник. Подлинная бедность не имеет отношения к деньгам. Это участь тех, чье единственное достояние — самонадеянность и чванство, вроде леди Фелмершэм.
— И все же Брэндрейт любит ее!
— Как и всякий мужчина, он способен совершить любую глупость. Ему могут вскружить голову хорошенькое личико и кокетливые манеры. Твой отец был такой же в некоторых отношениях. И тогда, не вмешайся Психея, кто знает, сидела ли бы ты сейчас здесь, скрашивая мою старость. Он, знаешь ли, был убежденный холостяк.
— Как? Разве Психея имела отношение к папе и маме? — спросила изумленная Эвелина. Леди Эль присела на краешек ее постели.
— И едва не попала в беду, — сказала она, складывая пояс у себя на коленях. — Она чуть было не устроила кораблекрушение, по крайней мере, так считает Афродита. — Решив наконец рассказать Эвелине все подробности этой истории, леди Эль погрузилась в воспоминания: — Ты не можешь себе представить, с каким удовольствием я бы рассказала тебе все уже давно. Но у меня хватило ума сообразить, что, поскольку никто, кроме меня, не видит олимпийцев, ты бы ни за что мне не поверила. Джордж — твой отец — ничего знать не хотел, кроме своей археологии. Уж конечно, ему было не до любви. Психея в это время развлекалась в Греции. Там она его и увидела. Она тут же прониклась идеей найти упрямцу жену. Вот тогда она и подумала о твоей матери.
А твоя мать! Помнишь, какая она была живая, веселая? Она настояла, чтобы одной путешествовать по Европе. Совершенно неприличная затея, хотя с ней и были шестеро сопровождающих и три горничные. Ну и подняли же тогда старухи шум! А ей и дела нет! Трудности возникли, когда, вопреки советам министра иностранных дел, она отплыла на торговом судне в Грецию. Однажды ночью их атаковал корабль алжирского работорговца. Капитан с радостью бы завладел белокурой рабыней. Не сомневаюсь, он получил бы за нее огромные деньги в Алжире, хотя скорее всего он попытался бы сначала взять за нее выкуп. Эвелина кивнула:
— Я знаю. Еще когда я была совсем маленькая, мама рассказывала мне эту историю сотни раз. Их корабль обстреляли, и он чуть было не затонул, прежде чем добрался до гавани. Все это было так ужасно, она действительно рисковала оказаться в рабстве, ее могли и просто убить. Как ей, наверное, было страшно. Но где же была Психея? Что она сделала?
— Насколько я понимаю, она дала знать капитану английского судна об угрожавшей ему опасности. А потом она явилась капитану пиратов и напугала его до смерти. Приняв ее за привидение, он раньше времени дал команду стрелять. Ядро тогда упало в тридцати ярдах от цели, дав возможность капитану-англичанину приготовиться и ответить огнем на нападение. Остальное тебе известно. По нынешний день Афродита утверждает, что это была неудачная затея. Если бы английский корабль затонул, то это была бы вина Психеи. Я думаю, что она уж слишком строга, но сама Психея признает, что богиня права.
Обе дамы помолчали немного. Затем Эвелина сказала:
— Вчера я поняла, что, судя по тому, как хорошо знакомо Психее мое прошлое, она уже давно находится рядом со мной. Но я никогда не думала, что она знала моих родителей.
— Да, Бабочка совершенно теряет голову, когда речь заходит о любви. Этим только и объясняется выбор ею мужа.
Когда Эвелина засмеялась, леди Эль наклонилась и расправила мерцающий шелк ее бального платья.
— Вот так-то лучше, — сказала она. — До чего же ты прелестна в этом туалете, и как красиво вьются у тебя волосы! Если только Брэндрейт при виде тебя не забудет все свои бредни и не откажется от этой… этой вертихвостки, я отрекусь от него — или просто надаю ему пощечин, чтобы скорее опомнился. Ну, пока я ухожу, и запомни одно: день еще не кончился и битва еще не проиграна. Ты только должна верить в себя и в его здравый смысл — сколько-то его все же осталось у бедняги после возмутительной выходки Эрота. Ваша любовь непременно восторжествует.
— Но это я виновата, что он не женился тогда на Сьюзен Лоренс. Он не может мне простить мои слова, сказанные много лет назад.
— Так попроси у него прощения! Сделай это ради себя самой. Поцелуй его и напомни, что он рискует потерять, если допустит, чтобы ты стала женой Шелфорда.
Слезы навернулись на глаза Эвелины.
— А как же Шелфорд?
— Не знаю, но я верю, что все как-нибудь образуется. Только ни в коем случае не отказывайся от своей любви к Брэндрейту. Слышишь — не вздумай!
— Я не могу покинуть Шелфорда. Это разобьет ему сердце.
Леди Эль сердито помахала у нее под носом пальцем.
— И ты, конечно, воображаешь, что он влюблен в тебя?
— А зачем бы иначе он сделал мне предложение?
— Я полагаю, он пленился твоими новыми серьгами и был совершенно опьянен своей победой над Брэндрейтом.
Эвелина ахнула:
— О боже. Неужели и он совершил ошибку?
— Безусловно, — решительно заявила леди Эль.
— До чего же все запуталось.
— Да уж, дальше некуда, — проговорила старушка, унося с собой пояс Афродиты.
28
Психея преодолевала одну стену за другой в поисках леди Эль, отчего-то утащившей пояс. Она просто не могла поверить, как эта, несомненно, очень опытная женщина убедила Эвелину снять его. Застав Эвелину в полном расстройстве. Психея чуть не разрыдалась. Опять все не клеилось. Просто рок какой-то. Гости уже начали съезжаться. Из бальной залы, откуда двери вели на террасу, доносилась музыка.
Психея бросилась в холл, где леди Эль и Брэндрейт встречали гостей. «Где же Аннабелла, — подумала она, — и почему Эвелина не принимает участия в церемонии встречи?» В отчаянии она приступила к леди Эль.
— Где пояс? — сердито вопросила она.
— У меня сейчас нет для вас времени, — невозмутимо отвечала леди Эль.
Мистер Шелфорд, восхищавшийся в этот момент брошью ее милости, был в недоумении:
— Простите, что вы сказали?
Леди Эль засмеялась:
— Что? Ах, простите, без моего рожка я совсем пропала. Простите меня, пожалуйста, мистер Шелфорд.
Повторив свой замысловатый комплимент и услышав на этот раз подобающий ответ, викарий отошел. Только тогда леди Эль могла ответить на вопрос Психеи:
— Я отдала его Аннабелле. Ей он нужен больше, чем Эвелине.
— Больше, чем Эвелине! Как вы можете так говорить. Разве вам не известно, что Брэндрейт ранен стрелой моего мужа? Без пояса она потеряет маркиза навсегда!
— Вы слишком мало верите в истинную любовь, моя милая. Даже странно. Возможно, поэтому вы и недооцениваете любовь к себе Эрота.
— Чью любовь?! — воскликнул пораженный мистер Элленби. Он только что подошел к леди Эль и остановился, изумленный и польщенный услышанным. — Элис? Вы ведь так сказали? — деловито уточнил он. — Я не знаю никакой Элис. Неужели вы снова дразните меня, леди Элизабет? Кто она такая? Мы знакомы?
— Ах, мистер Элленби! — воскликнула леди Эль. Щеки ее покрылись нежным румянцем. Она судорожно старалась придумать хоть что-нибудь. — Я не помню ее фамилию. Я даже не уверена, что ее зовут Элис, но я только что видела ее рядом с мистером Соли. Она смотрела на вас с таким нежным выражением. Я посоветовала бы вам заняться выяснением, кто она такая, причем немедленно.
Очарованный мистер Элленби, склонившись над ее рукой, поспешно удалился.
— Леди Эль, — прошептал Брэндрейт, не замечая приближавшегося к ним Фелмершэма. — С кем вы говорите?
— Сама с собой, — отвечала она, подавая руку виконту с самой обворожительной улыбкой. — Вы не согласны, милорд, что люди преклонных лет могут себе это позволить?
— Я и сам к этому порой склонен, — усмехнулся виконт. — Особенно после пары бутылок портвейна.
— Как остроумно! — Леди Эль взглянула через его плечо и ахнула. — Мне не хотелось бы вас беспокоить, милая, но, мне кажется, я вижу вашего мужа, — шепнула она Психее.
— Моего — кого? — воскликнул озадаченный виконт. — Вы хотите сказать, мою жену?
— А разве я сказала — мужа? Как странно! — Леди Эль повернулась к Брэндрейту и спросила совершенно искренним тоном: — Уж не с ума ли я схожу?
У Психеи краска сбежала с лица, когда, быстро осмотревшись по сторонам, она действительно увидела своего мужа. Подрагивая крыльями, что было у него признаком крайнего раздражения, он стоял рядом с рыцарскими доспехами.
— О Зевс всемогущий, — прошептала встревоженная Психея, потихоньку отходя от леди Эль. Выражение лица Эрота внушало ей опасения. Брови его были сурово сдвинуты, в глазах ни тени улыбки.
«Ничто между нами никогда не изменится», — печально подумала она. Резко повернувшись, она устремилась вверх по лестнице. Психея не шла, но летела. Она надеялась, что Эрот, обидевшись, останется в холле, но она ошиблась. К тому моменту как она достигла площадки лестницы, он уже поравнялся с ней, схватил ее за руку и потащил за собой вниз и оттуда на террасу.
Здесь он остановился и сжал обе ее руки повыше локтей.
— Я не намерен отсюда уйти, пока ты не вернешь мне пояс мамы и ее эликсиры. После этого ты можешь делать что пожелаешь. Я никогда больше не стану спрашивать тебя, чем ты занята, куда ты направляешься, или убеждать тебя в бессмысленности твоих поступков. Отдай мне только то, что ты украла у матери. А затем я вернусь на Олимп и найду себе какой-нибудь другой дворец для жилья.
Психея никогда еще не видела мужа в таком состоянии. Она не знала, какое чувство в ней преобладало — страх, что они больше не будут вместе, или ярость оттого, что до самого конца он так и остался на стороне матери и все его мысли были только об Афродите. Этот олух не желал понять ее. Психею.
— У меня нет ни пояса, ни эликсиров, — сказала она.
— Так ты отрицаешь, что ты их украла?
— Нет, они были мне очень нужны, особенно когда ты вмешался, куда тебе не следовало. Как ты мог выстрелить в Брэндрейта, когда между ним и Эвелиной все так хорошо налаживалось?
Его суровое выражение слегка смягчилось, и он отпустил ее руки.
— Потому что ты разозлила меня своим упрямством, своим молчанием, своей лживостью. К тому же тебе так понравилось нарушать приказы Зевса, что я подумал, не развлечься ли и мне по твоему примеру, пробуя на смертных свою власть.
— Ты презираешь меня за то, что я тоже некогда была смертной?
Он смотрел на нее, упрямо выпятив подбородок. Психея вспомнила голос, донесшийся до нее с дуновением ветерка: она непременно должна узнать, почему сердце ее мужа полно гнева.
— Эрот, — сказала она, сделав шаг по направлению к нему, — скажи мне только одно: почему ты так сердит на меня?
— Что ты хочешь, чтобы я тебе еще сказал? — спросил он с удивленным видом. — Ты же все прекрасно слышала. Или ты не находишь, что кража вещей моей матери может быть достаточной причиной?
— Нет, не нахожу, — отвечала она уверенно. — Я чувствую, есть что-то более важное, о чем ты мне никогда не говорил. Ты иногда так на меня смотришь, что мне кажется, ничто не могло бы доставить тебе большего удовлетворения, чем взять меня за горло и задушить.
Эрот слегка откинул голову назад, как будто впервые видел свою жену. Ее слова, похоже, нашли отзвук в его сердце. Не в состоянии дольше оставаться в неподвижности, он взмахнул крыльями и, задев ими Психею, опрокинул ее на каменный пол террасы. Она упала, содрав себе кожу на коленях и локтях.
Увидев, что он наделал, Эрот немедленно оказался с ней рядом, подхватив ее в свои объятия.
— О моя любимая! — воскликнул он. — Я не хотел… Я бы ни за что… О моя любимая Психея, что нам делать?
У Психеи перехватило горло. Она обняла его за шею, притянув к себе и прижимаясь щекой к его щеке.
— Я люблю тебя, я так тебя люблю, — шептала она. Слезы струились у нее по лицу, смачивая им обоим щеки.
— Психея, — со стоном произнес он.
— Скажи мне, Эрот, умоляю тебя, что я такого сделала? Почему, когда ты приходишь ко мне ночью, ты тушишь свечи и смотришь на меня так гневно? Ведь это не может быть только потому, что я взяла что-то у твоей матери. Не может!
Он теснее прижал ее к себе. Его пальцы сдавили нежную кожу ее рук, причиняя боль. Она знала, что он собирается с мыслями, борется со своими чувствами. Наконец с видимым усилием он заговорил:
— Ты мне неверна. Я знаю, мне следовало бы быть великодушным, но я не могу тебя простить. Не могу!
С этими словами он оттолкнул ее от себя. Психея была поражена. Она никак не могла ожидать, что он обвинит ее в неверности.
— Я? Неверна? Что ты этим хочешь сказать?
— Что я хочу сказать? Психея, когда я принудил себя заговорить о том, что лежит между нами как адская пропасть, ты еще можешь спрашивать? Ты лжешь мне на каждом шагу! Вот во что превратилась деликатная, нежная, добродетельная женщина, на которой я женился! Ты воруешь, ты мне изменяешь и ты же еще и лжешь? Психея, что с тобой случилось?
— Но я не лгу! — воскликнула она. — Я никогда тебе не изменяла. Никогда!
Он смотрел на нее с жестокой усмешкой.
— Если ты даже не хочешь признать свою вину, как я могу когда-нибудь вновь полюбить тебя?
— Но на мне нет никакой вины, — в отчаянии твердила она. Ужас, поразивший ее при подобном обвинении, уступал место гневу. — Скажи, пожалуйста, кого же это я соблазнила?
Помолчав немного, он устремил на нее полный сдержанной ярости взгляд.
— Моего брата, — произнес он хрипло. — И тебе отлично известно, притворщица.
Психея даже не удивилась. Мысль ее лихорадочно работала в нескольких направлениях сразу. Видел ли он, как Энтерот поцеловал ее тогда, двести лет назад? И потом еще раз! Милостивый Зевс, неужели это было только вчера? Неужели это Эрот напугал голубей Афродиты, когда они внезапно взлетели в воздух? Значит, он все видел и истолковал это в самом худшем для нее смысле!
— Энтерот, — сказала она, обдумывая, что делать дальше.
— Стало быть, это правда.
— Он настоял, — сказала она наконец. — И он поцеловал меня не один раз, а два, хотя эти проявления его безобидного внимания ко мне разделяют двести лет.
— Безобидного? Как ты можешь так спокойно говорить об этом! Надо же! Безобидного… Я видел, как ты сама обнимала его! Всякий бы принял вас за влюбленных! Не только ревнивый муж!
Выпрямившись, Психея сказала:
— Да, я отвечала на его поцелуй, поддавшись его мольбам, я не стану этого отрицать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Но, подумав немного, леди Эль успокоилась. Никогда в жизни — за исключением того дня, когда она впервые взглянула в милые смеющиеся глаза своего любимого Генри, — она не видела в чьем бы то ни было лице такой твердости, решительности и добродушия.
Нет, Зевс ей не лгал. Да и не пристало царю богов шутить шутки с почтенной женщиной. Снова обратив свои мысли к Эвелине, леди Эль попробовала взять с ней более легкий тон:
— Ну почему ты так расстроилась? Пояс — это еще не все, я уверена, мы так или иначе добьемся своей цели. Только ты должна мне доверять хоть чуть-чуть. А тем временем, я надеюсь, ты не собираешься впасть в уныние.
— Психея была так уверена в успехе. — Эвелина со слезами на глазах принялась расстегивать пояс. — Я даже на минуту поверила ей, что Брэндрейт еще не потерян для меня. А теперь вы говорите, что от пояса не будет никакого толку. Это слишком много для меня, моя милая леди Эль. Mоe сердце не может находиться в подвешенном состоянии, чтобы всякий, кому это придет в голову, дергал его туда-сюда.
— Мне не хотелось бы дурно говорить о ком-либо, милочка, но наша прелестная Бабочка немного легкомысленна и не слишком опытна в таких делах. Все-таки она не совсем богиня. Бессмертие — это еще не все.
Леди Эль подошла к Эвелине и начала помогать ей снимать пояс. У нее тоже выступили на глаза слезы. Разбив надежды Эвелины, она искала в памяти хоть что-нибудь, чем бы могла утешить девушку. Она подумала о своей любви к покойному мужу и начала негромким, успокаивающим тоном:
— Не знаю, как бы мне сказать тебе это, Эвелина, но я постараюсь. Я прожила уже больше семидесяти лет на этом прекрасном, хотя иногда и не слишком милосердном к своим обитателям острове, именуемом Англией. Я много раз видела, как приходит и уходит любовь. Когда Генри завладел моим сердцем, никто другой не мог даже надеяться туда проникнуть. У нас была настоящая, ни перед чем не отступающая, непреодолимая любовь. Такая же будет и у тебя с Брэндрейтом, я в этом уверена. — Она взяла пояс у Эвелины и продолжала, глядя ей прямо в лицо: — После смерти Генри я так и не нашла другой любви, хотя должна сказать тебе, моей руки добивались многие. Что ты на меня так смотришь? Разве в меня нельзя влюбиться даже в мои годы? Право же, я оскорблена. Твое удивление ранит мое тщеславие. Неужели ты видишь только мои морщины? Духом я так же молода, как и ты, и вполне могу быть привлекательна для человека, который…
С широко раскрытыми от изумления глазами Эвелина перебила ее:
— Вы не так меня поняли, тетушка. Вы хотите сказать, что могли бы избавиться от своего бедственного положения и отказались?
Леди Эль покачала головой:
— Глупенькая! Сколько раз я повторяла тебе, что я не бедна, раз у меня есть ты, Аннабелла и мой невыносимый племянник. Подлинная бедность не имеет отношения к деньгам. Это участь тех, чье единственное достояние — самонадеянность и чванство, вроде леди Фелмершэм.
— И все же Брэндрейт любит ее!
— Как и всякий мужчина, он способен совершить любую глупость. Ему могут вскружить голову хорошенькое личико и кокетливые манеры. Твой отец был такой же в некоторых отношениях. И тогда, не вмешайся Психея, кто знает, сидела ли бы ты сейчас здесь, скрашивая мою старость. Он, знаешь ли, был убежденный холостяк.
— Как? Разве Психея имела отношение к папе и маме? — спросила изумленная Эвелина. Леди Эль присела на краешек ее постели.
— И едва не попала в беду, — сказала она, складывая пояс у себя на коленях. — Она чуть было не устроила кораблекрушение, по крайней мере, так считает Афродита. — Решив наконец рассказать Эвелине все подробности этой истории, леди Эль погрузилась в воспоминания: — Ты не можешь себе представить, с каким удовольствием я бы рассказала тебе все уже давно. Но у меня хватило ума сообразить, что, поскольку никто, кроме меня, не видит олимпийцев, ты бы ни за что мне не поверила. Джордж — твой отец — ничего знать не хотел, кроме своей археологии. Уж конечно, ему было не до любви. Психея в это время развлекалась в Греции. Там она его и увидела. Она тут же прониклась идеей найти упрямцу жену. Вот тогда она и подумала о твоей матери.
А твоя мать! Помнишь, какая она была живая, веселая? Она настояла, чтобы одной путешествовать по Европе. Совершенно неприличная затея, хотя с ней и были шестеро сопровождающих и три горничные. Ну и подняли же тогда старухи шум! А ей и дела нет! Трудности возникли, когда, вопреки советам министра иностранных дел, она отплыла на торговом судне в Грецию. Однажды ночью их атаковал корабль алжирского работорговца. Капитан с радостью бы завладел белокурой рабыней. Не сомневаюсь, он получил бы за нее огромные деньги в Алжире, хотя скорее всего он попытался бы сначала взять за нее выкуп. Эвелина кивнула:
— Я знаю. Еще когда я была совсем маленькая, мама рассказывала мне эту историю сотни раз. Их корабль обстреляли, и он чуть было не затонул, прежде чем добрался до гавани. Все это было так ужасно, она действительно рисковала оказаться в рабстве, ее могли и просто убить. Как ей, наверное, было страшно. Но где же была Психея? Что она сделала?
— Насколько я понимаю, она дала знать капитану английского судна об угрожавшей ему опасности. А потом она явилась капитану пиратов и напугала его до смерти. Приняв ее за привидение, он раньше времени дал команду стрелять. Ядро тогда упало в тридцати ярдах от цели, дав возможность капитану-англичанину приготовиться и ответить огнем на нападение. Остальное тебе известно. По нынешний день Афродита утверждает, что это была неудачная затея. Если бы английский корабль затонул, то это была бы вина Психеи. Я думаю, что она уж слишком строга, но сама Психея признает, что богиня права.
Обе дамы помолчали немного. Затем Эвелина сказала:
— Вчера я поняла, что, судя по тому, как хорошо знакомо Психее мое прошлое, она уже давно находится рядом со мной. Но я никогда не думала, что она знала моих родителей.
— Да, Бабочка совершенно теряет голову, когда речь заходит о любви. Этим только и объясняется выбор ею мужа.
Когда Эвелина засмеялась, леди Эль наклонилась и расправила мерцающий шелк ее бального платья.
— Вот так-то лучше, — сказала она. — До чего же ты прелестна в этом туалете, и как красиво вьются у тебя волосы! Если только Брэндрейт при виде тебя не забудет все свои бредни и не откажется от этой… этой вертихвостки, я отрекусь от него — или просто надаю ему пощечин, чтобы скорее опомнился. Ну, пока я ухожу, и запомни одно: день еще не кончился и битва еще не проиграна. Ты только должна верить в себя и в его здравый смысл — сколько-то его все же осталось у бедняги после возмутительной выходки Эрота. Ваша любовь непременно восторжествует.
— Но это я виновата, что он не женился тогда на Сьюзен Лоренс. Он не может мне простить мои слова, сказанные много лет назад.
— Так попроси у него прощения! Сделай это ради себя самой. Поцелуй его и напомни, что он рискует потерять, если допустит, чтобы ты стала женой Шелфорда.
Слезы навернулись на глаза Эвелины.
— А как же Шелфорд?
— Не знаю, но я верю, что все как-нибудь образуется. Только ни в коем случае не отказывайся от своей любви к Брэндрейту. Слышишь — не вздумай!
— Я не могу покинуть Шелфорда. Это разобьет ему сердце.
Леди Эль сердито помахала у нее под носом пальцем.
— И ты, конечно, воображаешь, что он влюблен в тебя?
— А зачем бы иначе он сделал мне предложение?
— Я полагаю, он пленился твоими новыми серьгами и был совершенно опьянен своей победой над Брэндрейтом.
Эвелина ахнула:
— О боже. Неужели и он совершил ошибку?
— Безусловно, — решительно заявила леди Эль.
— До чего же все запуталось.
— Да уж, дальше некуда, — проговорила старушка, унося с собой пояс Афродиты.
28
Психея преодолевала одну стену за другой в поисках леди Эль, отчего-то утащившей пояс. Она просто не могла поверить, как эта, несомненно, очень опытная женщина убедила Эвелину снять его. Застав Эвелину в полном расстройстве. Психея чуть не разрыдалась. Опять все не клеилось. Просто рок какой-то. Гости уже начали съезжаться. Из бальной залы, откуда двери вели на террасу, доносилась музыка.
Психея бросилась в холл, где леди Эль и Брэндрейт встречали гостей. «Где же Аннабелла, — подумала она, — и почему Эвелина не принимает участия в церемонии встречи?» В отчаянии она приступила к леди Эль.
— Где пояс? — сердито вопросила она.
— У меня сейчас нет для вас времени, — невозмутимо отвечала леди Эль.
Мистер Шелфорд, восхищавшийся в этот момент брошью ее милости, был в недоумении:
— Простите, что вы сказали?
Леди Эль засмеялась:
— Что? Ах, простите, без моего рожка я совсем пропала. Простите меня, пожалуйста, мистер Шелфорд.
Повторив свой замысловатый комплимент и услышав на этот раз подобающий ответ, викарий отошел. Только тогда леди Эль могла ответить на вопрос Психеи:
— Я отдала его Аннабелле. Ей он нужен больше, чем Эвелине.
— Больше, чем Эвелине! Как вы можете так говорить. Разве вам не известно, что Брэндрейт ранен стрелой моего мужа? Без пояса она потеряет маркиза навсегда!
— Вы слишком мало верите в истинную любовь, моя милая. Даже странно. Возможно, поэтому вы и недооцениваете любовь к себе Эрота.
— Чью любовь?! — воскликнул пораженный мистер Элленби. Он только что подошел к леди Эль и остановился, изумленный и польщенный услышанным. — Элис? Вы ведь так сказали? — деловито уточнил он. — Я не знаю никакой Элис. Неужели вы снова дразните меня, леди Элизабет? Кто она такая? Мы знакомы?
— Ах, мистер Элленби! — воскликнула леди Эль. Щеки ее покрылись нежным румянцем. Она судорожно старалась придумать хоть что-нибудь. — Я не помню ее фамилию. Я даже не уверена, что ее зовут Элис, но я только что видела ее рядом с мистером Соли. Она смотрела на вас с таким нежным выражением. Я посоветовала бы вам заняться выяснением, кто она такая, причем немедленно.
Очарованный мистер Элленби, склонившись над ее рукой, поспешно удалился.
— Леди Эль, — прошептал Брэндрейт, не замечая приближавшегося к ним Фелмершэма. — С кем вы говорите?
— Сама с собой, — отвечала она, подавая руку виконту с самой обворожительной улыбкой. — Вы не согласны, милорд, что люди преклонных лет могут себе это позволить?
— Я и сам к этому порой склонен, — усмехнулся виконт. — Особенно после пары бутылок портвейна.
— Как остроумно! — Леди Эль взглянула через его плечо и ахнула. — Мне не хотелось бы вас беспокоить, милая, но, мне кажется, я вижу вашего мужа, — шепнула она Психее.
— Моего — кого? — воскликнул озадаченный виконт. — Вы хотите сказать, мою жену?
— А разве я сказала — мужа? Как странно! — Леди Эль повернулась к Брэндрейту и спросила совершенно искренним тоном: — Уж не с ума ли я схожу?
У Психеи краска сбежала с лица, когда, быстро осмотревшись по сторонам, она действительно увидела своего мужа. Подрагивая крыльями, что было у него признаком крайнего раздражения, он стоял рядом с рыцарскими доспехами.
— О Зевс всемогущий, — прошептала встревоженная Психея, потихоньку отходя от леди Эль. Выражение лица Эрота внушало ей опасения. Брови его были сурово сдвинуты, в глазах ни тени улыбки.
«Ничто между нами никогда не изменится», — печально подумала она. Резко повернувшись, она устремилась вверх по лестнице. Психея не шла, но летела. Она надеялась, что Эрот, обидевшись, останется в холле, но она ошиблась. К тому моменту как она достигла площадки лестницы, он уже поравнялся с ней, схватил ее за руку и потащил за собой вниз и оттуда на террасу.
Здесь он остановился и сжал обе ее руки повыше локтей.
— Я не намерен отсюда уйти, пока ты не вернешь мне пояс мамы и ее эликсиры. После этого ты можешь делать что пожелаешь. Я никогда больше не стану спрашивать тебя, чем ты занята, куда ты направляешься, или убеждать тебя в бессмысленности твоих поступков. Отдай мне только то, что ты украла у матери. А затем я вернусь на Олимп и найду себе какой-нибудь другой дворец для жилья.
Психея никогда еще не видела мужа в таком состоянии. Она не знала, какое чувство в ней преобладало — страх, что они больше не будут вместе, или ярость оттого, что до самого конца он так и остался на стороне матери и все его мысли были только об Афродите. Этот олух не желал понять ее. Психею.
— У меня нет ни пояса, ни эликсиров, — сказала она.
— Так ты отрицаешь, что ты их украла?
— Нет, они были мне очень нужны, особенно когда ты вмешался, куда тебе не следовало. Как ты мог выстрелить в Брэндрейта, когда между ним и Эвелиной все так хорошо налаживалось?
Его суровое выражение слегка смягчилось, и он отпустил ее руки.
— Потому что ты разозлила меня своим упрямством, своим молчанием, своей лживостью. К тому же тебе так понравилось нарушать приказы Зевса, что я подумал, не развлечься ли и мне по твоему примеру, пробуя на смертных свою власть.
— Ты презираешь меня за то, что я тоже некогда была смертной?
Он смотрел на нее, упрямо выпятив подбородок. Психея вспомнила голос, донесшийся до нее с дуновением ветерка: она непременно должна узнать, почему сердце ее мужа полно гнева.
— Эрот, — сказала она, сделав шаг по направлению к нему, — скажи мне только одно: почему ты так сердит на меня?
— Что ты хочешь, чтобы я тебе еще сказал? — спросил он с удивленным видом. — Ты же все прекрасно слышала. Или ты не находишь, что кража вещей моей матери может быть достаточной причиной?
— Нет, не нахожу, — отвечала она уверенно. — Я чувствую, есть что-то более важное, о чем ты мне никогда не говорил. Ты иногда так на меня смотришь, что мне кажется, ничто не могло бы доставить тебе большего удовлетворения, чем взять меня за горло и задушить.
Эрот слегка откинул голову назад, как будто впервые видел свою жену. Ее слова, похоже, нашли отзвук в его сердце. Не в состоянии дольше оставаться в неподвижности, он взмахнул крыльями и, задев ими Психею, опрокинул ее на каменный пол террасы. Она упала, содрав себе кожу на коленях и локтях.
Увидев, что он наделал, Эрот немедленно оказался с ней рядом, подхватив ее в свои объятия.
— О моя любимая! — воскликнул он. — Я не хотел… Я бы ни за что… О моя любимая Психея, что нам делать?
У Психеи перехватило горло. Она обняла его за шею, притянув к себе и прижимаясь щекой к его щеке.
— Я люблю тебя, я так тебя люблю, — шептала она. Слезы струились у нее по лицу, смачивая им обоим щеки.
— Психея, — со стоном произнес он.
— Скажи мне, Эрот, умоляю тебя, что я такого сделала? Почему, когда ты приходишь ко мне ночью, ты тушишь свечи и смотришь на меня так гневно? Ведь это не может быть только потому, что я взяла что-то у твоей матери. Не может!
Он теснее прижал ее к себе. Его пальцы сдавили нежную кожу ее рук, причиняя боль. Она знала, что он собирается с мыслями, борется со своими чувствами. Наконец с видимым усилием он заговорил:
— Ты мне неверна. Я знаю, мне следовало бы быть великодушным, но я не могу тебя простить. Не могу!
С этими словами он оттолкнул ее от себя. Психея была поражена. Она никак не могла ожидать, что он обвинит ее в неверности.
— Я? Неверна? Что ты этим хочешь сказать?
— Что я хочу сказать? Психея, когда я принудил себя заговорить о том, что лежит между нами как адская пропасть, ты еще можешь спрашивать? Ты лжешь мне на каждом шагу! Вот во что превратилась деликатная, нежная, добродетельная женщина, на которой я женился! Ты воруешь, ты мне изменяешь и ты же еще и лжешь? Психея, что с тобой случилось?
— Но я не лгу! — воскликнула она. — Я никогда тебе не изменяла. Никогда!
Он смотрел на нее с жестокой усмешкой.
— Если ты даже не хочешь признать свою вину, как я могу когда-нибудь вновь полюбить тебя?
— Но на мне нет никакой вины, — в отчаянии твердила она. Ужас, поразивший ее при подобном обвинении, уступал место гневу. — Скажи, пожалуйста, кого же это я соблазнила?
Помолчав немного, он устремил на нее полный сдержанной ярости взгляд.
— Моего брата, — произнес он хрипло. — И тебе отлично известно, притворщица.
Психея даже не удивилась. Мысль ее лихорадочно работала в нескольких направлениях сразу. Видел ли он, как Энтерот поцеловал ее тогда, двести лет назад? И потом еще раз! Милостивый Зевс, неужели это было только вчера? Неужели это Эрот напугал голубей Афродиты, когда они внезапно взлетели в воздух? Значит, он все видел и истолковал это в самом худшем для нее смысле!
— Энтерот, — сказала она, обдумывая, что делать дальше.
— Стало быть, это правда.
— Он настоял, — сказала она наконец. — И он поцеловал меня не один раз, а два, хотя эти проявления его безобидного внимания ко мне разделяют двести лет.
— Безобидного? Как ты можешь так спокойно говорить об этом! Надо же! Безобидного… Я видел, как ты сама обнимала его! Всякий бы принял вас за влюбленных! Не только ревнивый муж!
Выпрямившись, Психея сказала:
— Да, я отвечала на его поцелуй, поддавшись его мольбам, я не стану этого отрицать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26