Она не станет выступать в театре, если он того не пожелает. За исключением вполне понятных ограничений, она согласна подчиняться любому его приказу и потакать его самым неожиданным желаниям. – Фидкин широко улыбнулся. – Чтобы быть честным, я должен предостеречь джентльмена, которому она достанется. Очень похоже на то, что она сделает так, что в будущем вас не сможет удовлетворить никакая другая женщина.
Смех, возгласы одобрения. Кто-то громко выкрикнул:
– Хватит болтовни! Приведите ее!
Широко взмахнув рукой, Фидкин отступил в сторону, в оркестре зазвучали фанфары, изменилось освещение сцены. Джаррет затаил дыхание.
Он ждал… ну, он сам не знал чего, собственно. Конечно, не заговорщика в маске, в брюках, с ножом, приставленным к его горлу. Знакомую бестелесную певицу за занавесом… Нет. Возможно, буйную танцовщицу-цыганку или кокетливую озорницу на качелях. Скорее всего насмешливую кокетку, которая уселась ему на колени, потешалась над ним, возбуждала и перевернула его.
Кто же она такая, черт ее возьми? Они встретились всего дважды, и очень коротко, но она уже успела продемонстрировать полдюжины женщин, которые могли бы отразить ее истинную натуру. А возможно, и нет.
И вот на сцене появилась величественная, словно богиня, совершенно другая женщина. Казалось, весь свет сконцентрировался в том месте, где стояла она, в темно-синем платье, струящемся как вода. Талия была перевязана серебряным шнуром, на плечах платье удерживали серебряные пряжки, оставляя открытыми руки, и только. В то же время шелковая ткань намекала на все сокровища, которые она скрывала.
Девушка изящно протанцевала по кругу. Волосы, заплетенные в толстую косу до пояса, не скрывали ее лица. Оказавшись перед залом, полным мужчин, она слегка вздернула подбородок, как бы говоря: «Вот я какая. Сколько же я, по-вашему, стою?»
«Больше, чем у меня когда-нибудь будет», – с сожалением подумал Джаррет.
Вздохи сотни мужчин и его собственный вздох прозвучали как порыв ветра. И потом он заметил ее взгляд, направленный на то место, где он сидел накануне вечером.
– О, это было бы слишком предсказуемо, дорогая, – прошептал он, стискивая в пальцах счастливую монету.
Фидкин дождался, пока восторги, вызванные ее появлением, достигнут пика, потом снова вышел на свет.
– Лишь мужчина с сильным характером может претендовать на нее, – сказал он. – И еще ему потребуется дерзость. Это событие, которое бывает лишь раз в жизни, джентльмены, для того единственного среди вас, кто сможет бороться до конца и заплатить требуемую цену. Начинаем торги!
Его здесь нет!
Она должна была бы это предвидеть. Человек с сомнительной репутацией, как ей его описали, которому будут рады другие гости. А почему бы и нет? Он точно такой же, как и они, безответственный хам, которого совершенно не волнует выполнение своего долга.
Значит, теперь она будет продана одному из этих мужчин, которые строят ей глазки, чьи жадные взоры так и липнут к ее груди и низу живота.
Это не важно, решила она. Деринг мог оказаться бесполезен как союзник и раздражать ее. Ей сейчас было нужно, чтобы ее купил мужчина с ограниченными физическими возможностями и небольшим умом. Это позволило бы ей большую часть времени использовать для своих целей. Ясно, ей придется одной справляться с делом, но об этом она не слишком сожалела. Жизнь научила ее решать свои проблемы самостоятельно, не полагаясь ни на кого.
Она посмотрела в глубь зала, не видя ничего, входя в образ, выбранный ею на сегодняшний вечер. Греческая аристократка, преданная мужу и семье, продает себя, чтобы оплатить их долги. У ее ног толпится чернь, обсуждая ее достоинства, оценивая ее стоимость. Она слышит насмешки, хвастливые выкрики и иногда – предложение оскорбительной цены. Они хотели затянуть это действо, превратить его в спектакль. Что за удовольствие, если кто-нибудь утащит ее раньше времени?
Позор, бесчестие… Эта мысль жгла ее. Она чувствовала себя оскорбленной, ниже любого человека, хуже животного. Несколько лет назад она предпочла отказаться от своей личности, но не понимала, что сброшенную, как ей казалось, кожу с нее будут сдирать все снова и снова.
Она могла бы вынести это. Ведь сюда она прибыла, готовая к смерти. Даже желая конца, если тот перетянет чашу весов. Она не считала, будто вечный покой может быть меньшей жертвой, чем та, которую она сейчас приносила.
Уроки следовали один за другим, и каждый последующий – более жестокий, чем предыдущий. Нет для нее отпущения грехов без покаяния, их искупления – без наказания.
– Тысяча гиней, – выкрикнул кто-то.
Свет канделябров заплясал перед глазами. «Что, если я упаду в обморок? Что тогда?»
– Тысячу сто!
– Не будь дураком, Лоррик. Зачем она тебе?
– Тысячу двести! – предложил другой голос, постарше. Это хорошо.
– Тысячу четыреста!
«Но что я смогу узнать одна? Мне не разрешат ходить, куда мне вздумается. Все это зря».
Звук, отличный от всех прочих, возник у входа в зал. Атмосфера резко изменилась, будто окна открылись. Лениво, как кот, Деринг не спеша прокладывал себе путь к сцене среди столиков. Почувствовав движение в зале, мужчины обернулись посмотреть, в чем же дело.
Не заметить лорда Деринга было невозможно. Он был без фрака, и среди темных официальных костюмов всех остальных его белая рубашка и ослепительный, расшитый золотом жилет выделялись, как ком снега в корзине с углем. Когда он подошел ближе, Гаэтана разглядела, что он ослабил галстук и снял крахмальный воротничок. Каштановые волосы, слишком длинные и взлохмаченные, блестели. В одной руке он держал бокал, в другой – что-то маленькое, золотое.
Она невольно восхитилась его театральностью и своевременностью появления. До сих пор торги шли довольно вяло. Большинство мужчин, принявших участие в аукционе только потому, что это было модно в данный момент, вскоре, наверное, покинули бы его.
А теперь среди голубей появился кот. Он выглядел равнодушным, шикарным и уверенным в том, что все собрались здесь лишь для его развлечения. А им было любопытно, что же он предпримет.
К счастью, добыча была не забыта. Она собралась с духом и приготовилась выступить в новой роли, делая вид, будто не замечает его, но в то же время стараясь не упустить момент и вовремя подать знак. О чем это он говорил прошлой ночью? Что-то об «Укрощении строптивой». Да, он мог бы быть Петруччио, с важным видом явившимся в Падую, чтобы претендовать на невесту.
Роль Катарины она знала. Играла ее довольно часто, но никогда еще партнер не был таким Петруччио, который мог бы приручить ее не на сцене, а в реальной жизни. Сегодня вечером – если догадка верна – они с Дерингом разыграют комедию, где ставки будут гораздо выше, чем он думал. И она хотела быть достойной его. Предвидеть его поступки и превзойти его. Пересечь финишную прямую раньше его, хоть на один шаг.
Как это все странно! Всего несколько минут назад она мысленно сочла его никчемным. А сейчас он сделал свой великолепный выход засучив рукава, и она едва мог ла дождаться, когда они скрестят шпаги.
Человек, лицо которого скрывалось в тени, заговорил с Дерингом, когда тот проходил мимо его столика:
– Явились, чтобы предъявить на нее права? Не думайте, что она достанется вам так просто. Вам придется взять верх надо мной.
Деринг остановился, глядя назад через плечо:
– В чем?
– Сегодня вечером здесь играют только в одну игру, сэр. Деньги и кто готов потратить больше на эту шлюху.
– Пожалуйста, Шеффер, продолжайте веселье. Я здесь только для того, чтобы немного развлечься, и не более. Как идут торги?
– Тысяча четыреста, – сказал Фидкин, поднимая грифельную доску. – Но мы только начали.
– Боже! – Деринг обернулся, удивленно взглянув на нее. – И вы надеетесь на большее? Ставка и так уже слишком высока.
Катарина умела принять вызов, брошенный ей прямо в лицо. Улыбнувшись, она прошла по сцене туда, где свет сходился в одной точке.
– Человек, привыкший пользоваться услугами дешевых сводниц, – сладким голосом произнесла она, – едва ли может судить о качестве товара.
Смех в зале. Мужчины будут на ее стороне до тех пор, понимала Гаэтана, пока она не втянет Деринга в игру. Он тоже засмеялся.
– У него уже была герцогиня, – сообщил ей кто-то громким голосом. – Правда?
– Если вы имеете в виду мою последнюю герцогиню, – ответил Деринг, – то ее я выиграл в шахматы. Но все еще впереди. В самом деле, зачем мне платить за женщин, если они и так сами прыгают в мою постель?
– Я не отвечаю за тех женщин, которые переоценивают вас и недооценивают себя. – Она ступила на стеклянный мостик. – Будьте уверены, я не из их числа.
– Я тоже, – воскликнул какой-то мужчина, в словах которого энтузиазма было больше, чем логики. – Тысяча шестьсот!
Некоторое время ставки быстро повышались, и пока они кувыркались, лорд Деринг легким быстрым шагом подошел к пустой ложе слева от нее так близко, что она смогла рассмотреть предмет в его левой руке. Оказалось, что это – золотая монета, мелькавшая в его пальцах, как золотая рыбка в водорослях.
Ловкие руки. Наверное, он умел пользоваться ими при игре в карты и кости, чтобы жульничать.
Сейчас он давал понять, что его не интересует ни аукцион, ни она сама. Теперь ее очередь заговорить, чтобы изменить ситуацию? В голове у нее было пусто. Она была в замешательстве. Впервые она подумала, что на него она могла бы положиться.
– Три тысячи, – выкрикнул уверенный голос. Лорд Шеффер заявил о своем намерении.
Катарина похолодела. Ей была известна репутация лорда. Если он выиграет аукцион, ей придется, очевидно, убить его.
Деринг присел на барьер, прислонившись спиной к резной колонне, отделявшей одну ложу от другой, и задрал ногу на перекладину. Не Петруччио, подумала она. Теперь он был Паком, взобравшимся на сук, наблюдая за Боттомом и другими одурманенными персонажами, спотыкаясь бредущих в своем сне в летнюю ночь. Монета плясала у него меж пальцев. Улыбка кривила губы. Почти все в зале наблюдали за ним.
«Сделай же что-нибудь!» Или теперь ее очередь действовать? Она не могла ничего придумать, не знала, что сказать, какой выход найти. От сознания того, что ждет ее впереди, она затаила дыхание. Безмозглая. Никто не рискнет вызвать гнев Шеффера, оспаривая его предложение. Уже скоро он уведет ее отсюда, и тогда она пропала.
– Три тысячи, – спокойно, как бы беседуя, произнес Деринг, – и один.
Послышались голоса, мужчины принялись обмениваться мнениями. Он участвует в торгах. Или нет? Не может быть, чтобы он сделал свое предложение всерьез.
– Мы тут не играем в детские игры, – сказал Шеффер, хлопнув ладонью по столу. – Делайте вашу ставку, как полагается джентльмену, или выходите из игры.
– Ну, значит, тогда я выхожу, – сказал Деринг печальным голосом. – А я только набрался смелости, чтобы сразиться с Горгоной. Но никогда не говорите, сэр, будто я вел себя не как джентльмен. Что еще может предложить джентльмен, кроме всего, чем обладает?
– Он может помолчать, если ему нечего предложить, кроме одной гинеи.
– Что скажешь, цыганка? – Деринг взглянул в упор на нее. – Ты взяла бы меня за одну золотую монету? – И тут он подбросил в воздух свою монету, которая, вращаясь, пролетела расстояние между ними и упала на узком мостике, прямо у ее ног.
Она сдержалась, чтобы не взглянуть на нее. «Хорошо сыграно, сэр». Уперев руки в бедра, девушка бросила на него гневный взгляд:
– Вы хотите сыграть со мной дурную шутку среди этих парней?
Деринг широко улыбнулся:
– Когда же два больших огня сойдутся, они сжигают все, что их питает.
Господи, он знает пьесу наизусть. Может быть, не всю, а лишь эти строки, но он: выбрал именно такие, которые пробрали ее до костей. Богу известно, что она была яростным пламенем. Но она к тому же еще и опытная актриса, которая, правда, на некоторое время забыла все слова, что Шекспир написал для своей Катарины. За исключением вот этих:
– Где это научились краснобайству?
В улыбке блеснули его зубы.
– Экспромты все: я в матушку умом.
– Позвольте усомниться в этом, сэр. Некоторая доля остроумия просочилась в ваши сны, когда вы спали во время пьесы.
Слабый ответный удар, считала она, не заслуживающий того взрыва одобрительного смеха, который сопровождал ее слова. Зрители – большинство из них – желали посмотреть эту драму до конца, до последнего акта. Но конец пьесы уже был предрешен. Деринг не предложит более высокую цену, а Шеффер не тот человек, чтобы отступить.
Как бы подтверждая это, лорд Шеффер встал и ткнул пальцем в сторону сцены:
– Пять тысяч!
Зрители охнули, потрясенные величиной суммы, и принялись обмениваться догадками. Похоже, они знали лорда Шеффера лучше, чем она. Несколько лиц обернулись к ней, и на них она прочитала выражение жалости.
– Избави Боже от такого черта, – сказал Деринг. Было неясно, какого черта он имел в виду, поскольку смотрел задумчиво на расписной потолок. Несмотря на все увлечение этой процедурой и ее исходом, он, похоже, считал позолоченных херувимов. Ей страстно захотелось поднять проклятую золотую гинею и швырнуть ему в лицо.
Но Катарина уже исчезла. Она не смогла бы вынести это, будучи самой собой. И Гаэтана снова вошла в роль греческой аристократки. В отчаянии, безмолвно застыв в гордой позе, она ждала ее указаний.
В зале воцарилась неестественная тишина. Она заметила какое-то движение по соседству со столиком лорда Шеффера. Все, за исключением Деринга, смотрели в ту сторону, пытаясь расслышать, о чем там говорят. Гаэтана разглядела фигуру человека, склонившегося к столу и, похоже, что-то говорившего лорду Шефферу. Мужчин, сидевших раньше с ним за одним столом, уже не было.
Фидкин подошел к ней сзади, остановился у края сцены.
– Кажется, все закончилось. Хороший сбор, даже лучше, чем я надеялся. Руководство будет довольно. Вы подготовились?
Она молча кивнула, рот у нее пересох. Те немногие вещи, которые у нее были, уже упакованы. Ее костюмерша, миссис Киппер, проследит за тем, чтобы их доставили в квартиру ее владельца. Неимоверная тяжесть пригвоздила девушку к месту, оглушила ее. Она старалась не думать о том, что произойдет, после того как ее уведут со сцены и отдадут в собственность Шефферу.
Дальше она увидела, как маркиз Каррингтон приближается к сцене. Шеффера она ненавидела за то, кем он был и на что способен, но Каррингтона по-настоящему боялась. Когда он посмотрел на нее снизу своими мутно-серыми глазами, Кэт сразу поняла, что как женщина она его вовсе не интересует. Но ему может доставить удовольствие препарировать ее, подумала Гаэтана, провести биологический эксперимент.
– Мы с лордом Шеффером пришли к соглашению, – сказал Каррингтон мягким голосом, в котором сквозила насмешка. – Предложенная им вначале цена остается.
Фидкин хрипло произнес:
– Милорд. Предложение в пять тысяч фунтов уже зарегистрировано. Меньшую сумму мы не можем признать.
– О, я вовсе не хочу ни лишить «Рай» его прибыли, ни эту молодую женщину удовлетворения от того, что ее оценили так высоко. Все это остается в силе, если лорд Деринг примет мое предложение.
Деринг, вращая бокал в руках, посмотрел на него безо всякого интереса.
– Господи, неужели вы хотите теперь выставить на аукцион меня?
– Шесть пенсов! – выкрикнул мужчина, сидевший достаточно близко, чтобы расслышать этот разговор.
Маркиз – его пепельные волосы по старинной моде были зачесаны назад – надменно усмехнулся и повернулся к Дерингу:
– Вы хотите ее, сэр? Или это был лишь жест труса, уверенного, что его предложение не победит?
Деринг, казалось, обдумывал вопрос.
– Порыв, я думаю. Меня подхватило, а потом выбросило на берег, как… как кости ведьм.
– Ага. На вас подействовали местные слухи. Но вы так и не ответили на мой вопрос.
– Какой?.. Ах да. Хочу ли я ее? Ну, я хотел бы переспать с ней, конечно. Но цена высока, а удовольствие мимолетно.
– Поскольку в темноте все женщины похожи?
Засмеявшись, Деринг спустил свои длинные ноги с барьера ложи, встал и потянулся.
– Сейчас я с этим не согласен. Пока нет. Но я не могу представить, чтобы какая-нибудь из них отличалась на три тысячи гиней. Если вы хотите оказать мне любезность, сэр, – благодарю вас. Но пусть ее получит Шеффер. А мою золотую гинею она может оставить себе на память.
«Что он делает? – Кэт стояла, застыв как статуя, едва дыша, в голове у нее стучало от ярости. – Как он может вот так просто уйти, забыв свой долг? Уйти от меня?»
– Разве вы не спортсмен? – промурлыкал оскорбление Каррингтон. – Я вызываю вас на матч. Вам это будет стоить вашей начальной ставки, а моя доля – недостающие две тысячи гиней.
– Едва ли это честно.
Но Деринг, который, как было ясно, уже собрался уходить, задумался, сделал глоток, повернулся и, опершись спиной о стенку ложи, приготовился слушать.
– Вы получите в свое распоряжение женщину на неделю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Смех, возгласы одобрения. Кто-то громко выкрикнул:
– Хватит болтовни! Приведите ее!
Широко взмахнув рукой, Фидкин отступил в сторону, в оркестре зазвучали фанфары, изменилось освещение сцены. Джаррет затаил дыхание.
Он ждал… ну, он сам не знал чего, собственно. Конечно, не заговорщика в маске, в брюках, с ножом, приставленным к его горлу. Знакомую бестелесную певицу за занавесом… Нет. Возможно, буйную танцовщицу-цыганку или кокетливую озорницу на качелях. Скорее всего насмешливую кокетку, которая уселась ему на колени, потешалась над ним, возбуждала и перевернула его.
Кто же она такая, черт ее возьми? Они встретились всего дважды, и очень коротко, но она уже успела продемонстрировать полдюжины женщин, которые могли бы отразить ее истинную натуру. А возможно, и нет.
И вот на сцене появилась величественная, словно богиня, совершенно другая женщина. Казалось, весь свет сконцентрировался в том месте, где стояла она, в темно-синем платье, струящемся как вода. Талия была перевязана серебряным шнуром, на плечах платье удерживали серебряные пряжки, оставляя открытыми руки, и только. В то же время шелковая ткань намекала на все сокровища, которые она скрывала.
Девушка изящно протанцевала по кругу. Волосы, заплетенные в толстую косу до пояса, не скрывали ее лица. Оказавшись перед залом, полным мужчин, она слегка вздернула подбородок, как бы говоря: «Вот я какая. Сколько же я, по-вашему, стою?»
«Больше, чем у меня когда-нибудь будет», – с сожалением подумал Джаррет.
Вздохи сотни мужчин и его собственный вздох прозвучали как порыв ветра. И потом он заметил ее взгляд, направленный на то место, где он сидел накануне вечером.
– О, это было бы слишком предсказуемо, дорогая, – прошептал он, стискивая в пальцах счастливую монету.
Фидкин дождался, пока восторги, вызванные ее появлением, достигнут пика, потом снова вышел на свет.
– Лишь мужчина с сильным характером может претендовать на нее, – сказал он. – И еще ему потребуется дерзость. Это событие, которое бывает лишь раз в жизни, джентльмены, для того единственного среди вас, кто сможет бороться до конца и заплатить требуемую цену. Начинаем торги!
Его здесь нет!
Она должна была бы это предвидеть. Человек с сомнительной репутацией, как ей его описали, которому будут рады другие гости. А почему бы и нет? Он точно такой же, как и они, безответственный хам, которого совершенно не волнует выполнение своего долга.
Значит, теперь она будет продана одному из этих мужчин, которые строят ей глазки, чьи жадные взоры так и липнут к ее груди и низу живота.
Это не важно, решила она. Деринг мог оказаться бесполезен как союзник и раздражать ее. Ей сейчас было нужно, чтобы ее купил мужчина с ограниченными физическими возможностями и небольшим умом. Это позволило бы ей большую часть времени использовать для своих целей. Ясно, ей придется одной справляться с делом, но об этом она не слишком сожалела. Жизнь научила ее решать свои проблемы самостоятельно, не полагаясь ни на кого.
Она посмотрела в глубь зала, не видя ничего, входя в образ, выбранный ею на сегодняшний вечер. Греческая аристократка, преданная мужу и семье, продает себя, чтобы оплатить их долги. У ее ног толпится чернь, обсуждая ее достоинства, оценивая ее стоимость. Она слышит насмешки, хвастливые выкрики и иногда – предложение оскорбительной цены. Они хотели затянуть это действо, превратить его в спектакль. Что за удовольствие, если кто-нибудь утащит ее раньше времени?
Позор, бесчестие… Эта мысль жгла ее. Она чувствовала себя оскорбленной, ниже любого человека, хуже животного. Несколько лет назад она предпочла отказаться от своей личности, но не понимала, что сброшенную, как ей казалось, кожу с нее будут сдирать все снова и снова.
Она могла бы вынести это. Ведь сюда она прибыла, готовая к смерти. Даже желая конца, если тот перетянет чашу весов. Она не считала, будто вечный покой может быть меньшей жертвой, чем та, которую она сейчас приносила.
Уроки следовали один за другим, и каждый последующий – более жестокий, чем предыдущий. Нет для нее отпущения грехов без покаяния, их искупления – без наказания.
– Тысяча гиней, – выкрикнул кто-то.
Свет канделябров заплясал перед глазами. «Что, если я упаду в обморок? Что тогда?»
– Тысячу сто!
– Не будь дураком, Лоррик. Зачем она тебе?
– Тысячу двести! – предложил другой голос, постарше. Это хорошо.
– Тысячу четыреста!
«Но что я смогу узнать одна? Мне не разрешат ходить, куда мне вздумается. Все это зря».
Звук, отличный от всех прочих, возник у входа в зал. Атмосфера резко изменилась, будто окна открылись. Лениво, как кот, Деринг не спеша прокладывал себе путь к сцене среди столиков. Почувствовав движение в зале, мужчины обернулись посмотреть, в чем же дело.
Не заметить лорда Деринга было невозможно. Он был без фрака, и среди темных официальных костюмов всех остальных его белая рубашка и ослепительный, расшитый золотом жилет выделялись, как ком снега в корзине с углем. Когда он подошел ближе, Гаэтана разглядела, что он ослабил галстук и снял крахмальный воротничок. Каштановые волосы, слишком длинные и взлохмаченные, блестели. В одной руке он держал бокал, в другой – что-то маленькое, золотое.
Она невольно восхитилась его театральностью и своевременностью появления. До сих пор торги шли довольно вяло. Большинство мужчин, принявших участие в аукционе только потому, что это было модно в данный момент, вскоре, наверное, покинули бы его.
А теперь среди голубей появился кот. Он выглядел равнодушным, шикарным и уверенным в том, что все собрались здесь лишь для его развлечения. А им было любопытно, что же он предпримет.
К счастью, добыча была не забыта. Она собралась с духом и приготовилась выступить в новой роли, делая вид, будто не замечает его, но в то же время стараясь не упустить момент и вовремя подать знак. О чем это он говорил прошлой ночью? Что-то об «Укрощении строптивой». Да, он мог бы быть Петруччио, с важным видом явившимся в Падую, чтобы претендовать на невесту.
Роль Катарины она знала. Играла ее довольно часто, но никогда еще партнер не был таким Петруччио, который мог бы приручить ее не на сцене, а в реальной жизни. Сегодня вечером – если догадка верна – они с Дерингом разыграют комедию, где ставки будут гораздо выше, чем он думал. И она хотела быть достойной его. Предвидеть его поступки и превзойти его. Пересечь финишную прямую раньше его, хоть на один шаг.
Как это все странно! Всего несколько минут назад она мысленно сочла его никчемным. А сейчас он сделал свой великолепный выход засучив рукава, и она едва мог ла дождаться, когда они скрестят шпаги.
Человек, лицо которого скрывалось в тени, заговорил с Дерингом, когда тот проходил мимо его столика:
– Явились, чтобы предъявить на нее права? Не думайте, что она достанется вам так просто. Вам придется взять верх надо мной.
Деринг остановился, глядя назад через плечо:
– В чем?
– Сегодня вечером здесь играют только в одну игру, сэр. Деньги и кто готов потратить больше на эту шлюху.
– Пожалуйста, Шеффер, продолжайте веселье. Я здесь только для того, чтобы немного развлечься, и не более. Как идут торги?
– Тысяча четыреста, – сказал Фидкин, поднимая грифельную доску. – Но мы только начали.
– Боже! – Деринг обернулся, удивленно взглянув на нее. – И вы надеетесь на большее? Ставка и так уже слишком высока.
Катарина умела принять вызов, брошенный ей прямо в лицо. Улыбнувшись, она прошла по сцене туда, где свет сходился в одной точке.
– Человек, привыкший пользоваться услугами дешевых сводниц, – сладким голосом произнесла она, – едва ли может судить о качестве товара.
Смех в зале. Мужчины будут на ее стороне до тех пор, понимала Гаэтана, пока она не втянет Деринга в игру. Он тоже засмеялся.
– У него уже была герцогиня, – сообщил ей кто-то громким голосом. – Правда?
– Если вы имеете в виду мою последнюю герцогиню, – ответил Деринг, – то ее я выиграл в шахматы. Но все еще впереди. В самом деле, зачем мне платить за женщин, если они и так сами прыгают в мою постель?
– Я не отвечаю за тех женщин, которые переоценивают вас и недооценивают себя. – Она ступила на стеклянный мостик. – Будьте уверены, я не из их числа.
– Я тоже, – воскликнул какой-то мужчина, в словах которого энтузиазма было больше, чем логики. – Тысяча шестьсот!
Некоторое время ставки быстро повышались, и пока они кувыркались, лорд Деринг легким быстрым шагом подошел к пустой ложе слева от нее так близко, что она смогла рассмотреть предмет в его левой руке. Оказалось, что это – золотая монета, мелькавшая в его пальцах, как золотая рыбка в водорослях.
Ловкие руки. Наверное, он умел пользоваться ими при игре в карты и кости, чтобы жульничать.
Сейчас он давал понять, что его не интересует ни аукцион, ни она сама. Теперь ее очередь заговорить, чтобы изменить ситуацию? В голове у нее было пусто. Она была в замешательстве. Впервые она подумала, что на него она могла бы положиться.
– Три тысячи, – выкрикнул уверенный голос. Лорд Шеффер заявил о своем намерении.
Катарина похолодела. Ей была известна репутация лорда. Если он выиграет аукцион, ей придется, очевидно, убить его.
Деринг присел на барьер, прислонившись спиной к резной колонне, отделявшей одну ложу от другой, и задрал ногу на перекладину. Не Петруччио, подумала она. Теперь он был Паком, взобравшимся на сук, наблюдая за Боттомом и другими одурманенными персонажами, спотыкаясь бредущих в своем сне в летнюю ночь. Монета плясала у него меж пальцев. Улыбка кривила губы. Почти все в зале наблюдали за ним.
«Сделай же что-нибудь!» Или теперь ее очередь действовать? Она не могла ничего придумать, не знала, что сказать, какой выход найти. От сознания того, что ждет ее впереди, она затаила дыхание. Безмозглая. Никто не рискнет вызвать гнев Шеффера, оспаривая его предложение. Уже скоро он уведет ее отсюда, и тогда она пропала.
– Три тысячи, – спокойно, как бы беседуя, произнес Деринг, – и один.
Послышались голоса, мужчины принялись обмениваться мнениями. Он участвует в торгах. Или нет? Не может быть, чтобы он сделал свое предложение всерьез.
– Мы тут не играем в детские игры, – сказал Шеффер, хлопнув ладонью по столу. – Делайте вашу ставку, как полагается джентльмену, или выходите из игры.
– Ну, значит, тогда я выхожу, – сказал Деринг печальным голосом. – А я только набрался смелости, чтобы сразиться с Горгоной. Но никогда не говорите, сэр, будто я вел себя не как джентльмен. Что еще может предложить джентльмен, кроме всего, чем обладает?
– Он может помолчать, если ему нечего предложить, кроме одной гинеи.
– Что скажешь, цыганка? – Деринг взглянул в упор на нее. – Ты взяла бы меня за одну золотую монету? – И тут он подбросил в воздух свою монету, которая, вращаясь, пролетела расстояние между ними и упала на узком мостике, прямо у ее ног.
Она сдержалась, чтобы не взглянуть на нее. «Хорошо сыграно, сэр». Уперев руки в бедра, девушка бросила на него гневный взгляд:
– Вы хотите сыграть со мной дурную шутку среди этих парней?
Деринг широко улыбнулся:
– Когда же два больших огня сойдутся, они сжигают все, что их питает.
Господи, он знает пьесу наизусть. Может быть, не всю, а лишь эти строки, но он: выбрал именно такие, которые пробрали ее до костей. Богу известно, что она была яростным пламенем. Но она к тому же еще и опытная актриса, которая, правда, на некоторое время забыла все слова, что Шекспир написал для своей Катарины. За исключением вот этих:
– Где это научились краснобайству?
В улыбке блеснули его зубы.
– Экспромты все: я в матушку умом.
– Позвольте усомниться в этом, сэр. Некоторая доля остроумия просочилась в ваши сны, когда вы спали во время пьесы.
Слабый ответный удар, считала она, не заслуживающий того взрыва одобрительного смеха, который сопровождал ее слова. Зрители – большинство из них – желали посмотреть эту драму до конца, до последнего акта. Но конец пьесы уже был предрешен. Деринг не предложит более высокую цену, а Шеффер не тот человек, чтобы отступить.
Как бы подтверждая это, лорд Шеффер встал и ткнул пальцем в сторону сцены:
– Пять тысяч!
Зрители охнули, потрясенные величиной суммы, и принялись обмениваться догадками. Похоже, они знали лорда Шеффера лучше, чем она. Несколько лиц обернулись к ней, и на них она прочитала выражение жалости.
– Избави Боже от такого черта, – сказал Деринг. Было неясно, какого черта он имел в виду, поскольку смотрел задумчиво на расписной потолок. Несмотря на все увлечение этой процедурой и ее исходом, он, похоже, считал позолоченных херувимов. Ей страстно захотелось поднять проклятую золотую гинею и швырнуть ему в лицо.
Но Катарина уже исчезла. Она не смогла бы вынести это, будучи самой собой. И Гаэтана снова вошла в роль греческой аристократки. В отчаянии, безмолвно застыв в гордой позе, она ждала ее указаний.
В зале воцарилась неестественная тишина. Она заметила какое-то движение по соседству со столиком лорда Шеффера. Все, за исключением Деринга, смотрели в ту сторону, пытаясь расслышать, о чем там говорят. Гаэтана разглядела фигуру человека, склонившегося к столу и, похоже, что-то говорившего лорду Шефферу. Мужчин, сидевших раньше с ним за одним столом, уже не было.
Фидкин подошел к ней сзади, остановился у края сцены.
– Кажется, все закончилось. Хороший сбор, даже лучше, чем я надеялся. Руководство будет довольно. Вы подготовились?
Она молча кивнула, рот у нее пересох. Те немногие вещи, которые у нее были, уже упакованы. Ее костюмерша, миссис Киппер, проследит за тем, чтобы их доставили в квартиру ее владельца. Неимоверная тяжесть пригвоздила девушку к месту, оглушила ее. Она старалась не думать о том, что произойдет, после того как ее уведут со сцены и отдадут в собственность Шефферу.
Дальше она увидела, как маркиз Каррингтон приближается к сцене. Шеффера она ненавидела за то, кем он был и на что способен, но Каррингтона по-настоящему боялась. Когда он посмотрел на нее снизу своими мутно-серыми глазами, Кэт сразу поняла, что как женщина она его вовсе не интересует. Но ему может доставить удовольствие препарировать ее, подумала Гаэтана, провести биологический эксперимент.
– Мы с лордом Шеффером пришли к соглашению, – сказал Каррингтон мягким голосом, в котором сквозила насмешка. – Предложенная им вначале цена остается.
Фидкин хрипло произнес:
– Милорд. Предложение в пять тысяч фунтов уже зарегистрировано. Меньшую сумму мы не можем признать.
– О, я вовсе не хочу ни лишить «Рай» его прибыли, ни эту молодую женщину удовлетворения от того, что ее оценили так высоко. Все это остается в силе, если лорд Деринг примет мое предложение.
Деринг, вращая бокал в руках, посмотрел на него безо всякого интереса.
– Господи, неужели вы хотите теперь выставить на аукцион меня?
– Шесть пенсов! – выкрикнул мужчина, сидевший достаточно близко, чтобы расслышать этот разговор.
Маркиз – его пепельные волосы по старинной моде были зачесаны назад – надменно усмехнулся и повернулся к Дерингу:
– Вы хотите ее, сэр? Или это был лишь жест труса, уверенного, что его предложение не победит?
Деринг, казалось, обдумывал вопрос.
– Порыв, я думаю. Меня подхватило, а потом выбросило на берег, как… как кости ведьм.
– Ага. На вас подействовали местные слухи. Но вы так и не ответили на мой вопрос.
– Какой?.. Ах да. Хочу ли я ее? Ну, я хотел бы переспать с ней, конечно. Но цена высока, а удовольствие мимолетно.
– Поскольку в темноте все женщины похожи?
Засмеявшись, Деринг спустил свои длинные ноги с барьера ложи, встал и потянулся.
– Сейчас я с этим не согласен. Пока нет. Но я не могу представить, чтобы какая-нибудь из них отличалась на три тысячи гиней. Если вы хотите оказать мне любезность, сэр, – благодарю вас. Но пусть ее получит Шеффер. А мою золотую гинею она может оставить себе на память.
«Что он делает? – Кэт стояла, застыв как статуя, едва дыша, в голове у нее стучало от ярости. – Как он может вот так просто уйти, забыв свой долг? Уйти от меня?»
– Разве вы не спортсмен? – промурлыкал оскорбление Каррингтон. – Я вызываю вас на матч. Вам это будет стоить вашей начальной ставки, а моя доля – недостающие две тысячи гиней.
– Едва ли это честно.
Но Деринг, который, как было ясно, уже собрался уходить, задумался, сделал глоток, повернулся и, опершись спиной о стенку ложи, приготовился слушать.
– Вы получите в свое распоряжение женщину на неделю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35