А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Да-да, конечно.
— Надеюсь, вы не изменили своего решения из-за этой трагедии? Вы по-прежнему намерены ехать в Петербург и стать актрисой?
— Я не думаю, что это будет сейчас правильным.
— Вы шутите, дитя мое?! Вы хотите сказать, что передумали?
— Дядюшка умер в день моей премьеры. Боюсь, я никогда не смогу избавиться от этого воспоминания.
— Дорогая! Вы еще так молоды, и у вас впереди еще столько печалей и радостей, разочарований и любви.
— Любовь? Любовь и есть главный источник бед и разочарований.
— Так вот в чем дело! — улыбнулся Оболенский. — Я должен был догадаться. Но позвольте дать вам один совет. Когда вы будете выбирать между любовью и театром — вспомните, что любовь проходит, и ее сменяет пора забот и утраченных иллюзий. И ваш талант постепенно угаснет за семейными хлопотами. Тогда как театр навсегда будет давать вам ощущение новизны и продлевать вашу жизнь.
— Я благодарна вам, Сергей Степанович, за заботу, но я сейчас совершенно не готова думать о будущем!
— И все же рано или поздно вам придется выбирать между театром и любимым человеком, — с грустью сказал мудрый Оболенский. — Я знал много прекрасных актрис. Великих актрис. Я принимал участие в их судьбах. И смею вас уверить: чем раньше вы сделаете свой выбор, тем менее мучительным он будет для вас и для вашего избранника.
— К несчастью, я не так свободна в своем выборе, как это может показаться.
— Вы хороши собой, талантливы, добры. Вы способны внушать серьезные чувства. Мой племянник Михаил…
— Мы с ним едва знакомы, — перебила его Анна. — Возможно, ему понравилось мое пение, не более того.
— Вероятно, я ошибаюсь, но когда на балу вы танцевали, мне показалось, что амур нацелил свою стрелу прямо в его сердце.
— Простите меня, Сергей Степанович, — Анна решила прервать этот разговор, пока он не завел их еще дальше. — Мне надо вернуться в столовую. А вы отдыхайте здесь. Иван Иванович был бы счастлив видеть своего друга и говорить с ним.
Оболенский сей внезапной перемены в ее настроении не понял, но все же отнес это на счет недавней трагедии и убеждать Анну в обратном не стал. И, когда она вышла, снова погрузился в воспоминания и размышления о бренности земного бытия.
Анну же перехватила в коридоре неугомонная Полина и принялась выспрашивать, говорила ли она с Оболенским? У Анны не было ни сил, ни желания отвечать ей, она неопределенно кивнула головой и заспешила прочь. Полина ее молчание и этот жест поняла по-своему. Она тут же кинулась на кухню, налила чаю и, поправив складки и рюши на платье, явилась перед Оболенским.
— Спасибо тебе, милая, — рассеянно сказал он, принимая от нее тонкую чашечку из дорого китайского фарфора.
Иван Иванович был ценителем изящных и экзотических вещей, и азиатские раритеты всегда интересовали его особенно. Оболенский отпил чуть-чуть чаю и отметил, что сорт подстать своему благородному хозяину — изысканный по вкусу и редкий по цвету — с оттенком пурпурного.
— Что ж ты выпил все и мне ничего не оставил? — с театральным пафосом продекламировала Полина.
— В каком смысле?! — растерялся Оболенский.
— Это монолог Джульетты, в склепе, над бездыханным трупом Ромео, — пояснила Полина.
— Над ..трупом? — Оболенский едва не поперхнулся от ужаса. — Надо же предупреждать, милочка!
— Не пей, не пей вина, Гертруда! — Полина вплотную приблизилась к Оболенскому, едва не вжавшемуся в спинку кресла.
— А это что еще такое?
— Это Клавдий. Из «Гамлета». «Я пить хочу!» — застонала Полина, склоняясь к самому лицу князя. — А это уже Гертруда. О-о-о!..
— Что ты, девушка, встань! — не на шутку перепугался Оболенский, когда Полина принялась заваливаться к нему на колени. — Встань немедленно! Сюда могут войти! Совсем с ума сошла?
— Вам понравилось, Сергей Степанович? — Полина «ожила» и присела в поклоне перед креслом, в котором опадал вконец раздавленный ее бесцеремонностью Оболенский.
— Что понравилось? — грубо спросил он и брезгливо несколько раз провел рукой по камзолу, как будто стряхивая нечистое.
— Моя игра!
— Так это ты — играла?!
— Карл Модестович говорил, что на сцене я смотрюсь лучше, чем Анна.
— Карл Модестович? — не сразу понял Оболенский. — Ах, управляющий!.. Да ты полоумная, однако!
— Но вы же сами позвали меня на прослушивание.
— Какое тебе прослушивание?!
— Чтобы пригласить в театр. Разве Анна вам ничего не говорила?!
— Значит это все — чтобы поступить в театр? — с облегчением рассмеялся Оболенский.
— Конечно! — обиделась Полина. — Я еще из Сумарокова знаю!
— Нет-нет, — замахал руками повеселевший князь. — Сумарокова не надо, Шекспира достаточно. Насмешила!
— Куда же вы? — рассердилась Полина, глядя, как Оболенский встал с кресла и направился к выходу из библиотеки.
— Я? Я пока пойду. И передай барину, что прогуляюсь немного, а то, неровен час, еще какой талант объявится.
— Ну, ладно, Анька! — прошептала Полина со злостью. — Ты мне за это заплатишь!..
* * *
Тем временем Репнин выполнял данное Анне обещание — пытался понять, кому и зачем была выгодна смерть барона.
Когда гроб с телом старого Корфа вынесли из церкви, Михаил схватил Карла Модестовича под локоток и задержал.
— Еще одно слово плохое об Анне услышу, и я тебя убью!
— Вы меня, господин хороший, отпустите! Я не собираюсь в таком тоне продолжать разговор, если вы имеете все-таки намерение поговорить серьезно.
— Что ты хочешь сказать?
— Я вам уже докладывал — графинчик думал украсть. Черт попутал! Баварское стекло, между прочим! Но сами посудите: вы же меня и спасли. Если бы не остановили, в живых уж и не было бы. Вылить дорогущий бренди я бы не решился.
— Почему я должен тебе верить? Ты же ненавидел барона! Кому, как не тебе, желать ему смерти?
— Я не убийца! Деньги — крал, каюсь, я себе уже и поместье в Курляндии присмотрел. Но убить — на такой грех я бы в жизни не пошел! Вы подумайте, как следует! У других-то куда больше мотивов было!
Вы ведь даже не догадываетесь, что одна небезызвестная вам барышня способна. Все, все… — испуганно затараторил управляющий, увидев над собой занесенную для удара куку Репнина. — Молчу, молчу! В голове помутилось! Но есть и другие враги!
— Кто?
— Вот, к примеру — Забалуев, Андрей Платонович, предводитель уездного дворянства. Сам сатана! Он здесь такую темноту развел — всему жандармскому корпусу не разобраться.
— Слушай меня, — зашептал ему на ухо Репнин. — Если окажется, что ты врешь, я тебя убью! Найду, где бы ты ни был. Даже в твоей Курляндии. Понимаешь?
Модестович усиленно закивал головой. Репнин разжал пальцы, и управляющий скривился, растирая онемевшую руку. Потом он обиженно посмотрел на Репнина и побежал вслед за процессией на кладбище. Подошедший чуть позже Михаил, наверное, впервые за эти дни с интересом принялся рассматривать Забалуева. «А может, и прав этот рыжий? — подумал он. — Если судить по физиономии, то она у господина Забалуева приятностью не отмечена. Глазки маленькие, крысиные, как бусинки — туда-сюда снуют. Смотрит так, кажется, высокомерно, но вся осанка, между тем, — вороватая и хищная». Михаил вздрогнул — Забалуев поймал его взгляд и ответил своим, от которого Репнин почувствовал неудобство и неясную маету.
На обратном пути с кладбища Забалуев сам подошел к нему и спросил:
— Позвольте узнать, чем вызвано ваше любопытство?
— О чем это вы, Андрей Платонович? — смутился Репнин.
— Да вот вы на меня так странно посмотрели…
— Я?.. Я хотел поговорить с вами о смерти Ивана Ивановича. Убийца по-прежнему на свободе.
— А как же ваше дознание на управляющего?
— Владимир Иванович полагает, что он невиновен, — на ходу придумывал Репнин. — И вернул его в должность.
— Как же так? — засуетился Забалуев. — Неужели сын пошел против воли отцовской?
— Карл Модестович убедил Владимира в том, что виновников надо искать вне поместья. Барон мог оказаться поперек интересов какой-то персоны в вашем уезде, за которой водятся темные дела и грешки всякие. Управляющий намекнул, что кое-кому смерть барона была весьма на руку.
—И.., кому же?
— Он имени не назвал, и поэтому я решил, что управляющий крутит — очевидно, пытается отвести от себя подозрения. То есть, это нам с вами очевидно, а вот Владимир ему верит.
— Но это же глупо!
— Вот именно, но совместными усилиями мы могли бы положить этому конец и убедить Корфа, что управляющий его обманывает.
— Правильно мыслите, молодой человек. Можете на меня рассчитывать.
— В таком случае — до скорой встречи?
— Да-да, увидимся, — кивнул ему Забалуев и поспешил догонять Соню, которая сиротливо стояла у крыльца.
Разговор этот Михаилу не понравился. Забалуев не стал никого защищать, больше спрашивал и отвечал осторожно. Но намек Репнина понял и насторожился — это было заметно. А может быть, управляющий ничего не придумал, и Забалуев — первое лицо, заинтересованное в смерти барона? Михаил решил найти Анну и посоветоваться с ней, как поступать дальше и что сказать Владимиру.
Встретив Анну в столовой, он попросил ее пройти с ним в библиотеку. Михаил уже собрался ей все рассказать, как слуга доложил о приезде доктора Штерна. Доктор, простившись с бароном в церкви, немедленно вернулся к себе. Его помощник должен был закончить работу по исследованию яда, которым отравили Корфа, и Штерн хотел, как можно быстрее довести эти сведения до его близких.
— Мне сказали, что Владимира Ивановича все еще нет?
— Он на кладбище, — тихо сказала Анна.
— Вы что-нибудь узнали? — спросил нетерпеливый Репнин.
— Да. Я, однако, хотел подождать Владимира Ивановича.
— Здесь нет посторонних, — обиделся Репнин.
— Да-да, вы правы, — согласился доктор и присел на диван. — Должен сообщить вам, что барон Корф был отравлен редчайшим ядом. Я нашел его описание в одной книге. Этот яд сделан на основе растения, которое встречается только в Индии. Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы привезти его оттуда?
— Владимир был в Индии… — начала Анна.
— Вы полагаете, что это он убил отца? — растерялся Штерн.
— Как можно! — воскликнула Анна, зардевшись от негодования. — Я просто думаю, что он мог привезти яд из поездки в Индию, а кто-нибудь выкрасть его.
— Что ж, это вполне вероятно…
— А как насчет Андрея Платоновича? — предположил Репнин. — Он не мог бывать в Индии?
— При чем здесь господин Забалуев? Он уважаемый человек, предводитель уездного дворянства.
— В таком деле ни за кого нельзя поручиться, — с сомнением в голосе сказал Репнин.
— Спасибо, доктор, — Анна кивнула Штерну.
— А теперь я, пожалуй, пойду, — засобирался он. — Надеюсь, вы обо всем проинформируете Владимира Ивановича, а я возьму на себя обязанность дать отчет исправнику.
Когда Штерн откланялся, Анна обернулась к Репнину.
— Так вы подозреваете Забалуева?
— Я этого не утверждаю, я просто не исключаю такой возможности. Посудите сами — господин Забалуев выступает посредником в тяжбе с поместьем Корфов.
— А знаете, — задумалась Анна, — Лиза говорила, что мать обещала его Андрею Платоновичу в качестве приданого.
— Значит, Забалуеву выгодно, чтобы княгиня завладела поместьем!
— Но Забалуев — состоятельный человек, а Карл Модестович — нищий и негодяй!
— Я сам не в восторге от управляющего, — попытался успокоить ее порыв Репнин, — но мне кажется, в вас говорит личное предубеждение. Доказательств и мотива его участия в этом деле нет.
— Карл Модестович очень хитер!
— В этом я с вами согласен, но все же…
— Я опять вижу вас вместе, — раздраженно заметил входящий в библиотеку Владимир.
— Слава Богу, ты вернулся! — Репнин бросился к нему. — Здесь только что был доктор Штерн. Он уверяет, что яд, который отравили Ивана Ивановича, — из Индии.
— Стало быть, Карл Модестович чист, так как он пробавляется банальным мышьяком. И, значит, нам по-прежнему необходимо найти убийцу моего отца. Ты подозреваешь кого-нибудь?
— А что тебе известно о Забалуеве?
— Забалуев? Предводитель уездного дворянства? — удивился Корф, краем глаза наблюдая, как Анна подошла к шкафу с книгами и стала что-то искать и рассматривать в нем.
— Возможно, он как-то связан с темными делишками, которые творятся в вашем уезде — подделка документов, фальшивые ассигнации. Не исключено, что твой отец узнал что-то и стал опасен.
— Но только мне он об этом ничего не говорил. Впрочем, мы с ним нечасто и разговаривали. А вообще, Забалуев — скользкий тип. И кроме всего прочего, похоже, он мог быть сильно заинтересован в том, чтобы княгиня Долгорукая заполучила наше имение. Пожалуй, я просмотрю бумаги отца повнимательнее. Может быть, найду что-нибудь, проливающее свет на эти обстоятельства или хотя бы указывающее направление поиска. Куда же вы, Анна?
— Я уже собиралась уходить… — Анна отвела глаза.
— В чем дело? Вас раздражает мое присутствие?
— Нет, просто я хотела избежать очередной ссоры с вами.
— К чему же ссориться? Вы же видите, я сегодня настроен миролюбиво.
— Володя! — воскликнул Репнин.
— Ладно-ладно, оставь свои нравоучения, я больше не буду. — Владимир снова обернулся к Анне. — А позвольте полюбопытствовать, что это вы сейчас рассматривали?
— Рисунки, привезенные вами из Индии.
— И здесь Индия! — съерничал Корф. — Ряд совпадений — уже закономерность! Уж не подозреваете ли вы меня в убийстве отца?
— Вы знаете, кого я считаю убийцей.
— Я начинаю думать, дорогая, что между вами с Карлом Модестовичем что-то есть. Больно вы к нему неравнодушны — так и кипите страстью!
— Иногда вы совершенно невыносимы, Владимир Иванович! — Анна, прощаясь, посмотрела на Репнина и ушла.
— И все-таки я тебя не понимаю, Владимир! — вскричал Репнин, уязвленный его нападками на Анну. — Даже в такое время ты не можешь объявить перемирие!
— Ах, оставь! — отмахнулся Корф. — Это наши домашние радости, тебе не понять.
— Барин! — в дверь протиснулась зареванная Полина — Дозвольте в ножки пасть — обидели меня!
— Умеешь ты выбрать время и место, Полина! — нахмурился Корф, но потом подумал и махнул рукой. — Хорошо. Миша, оставь нас ненадолго.
Репнин вежливо откланялся.
— Итак, чего тебе?
— Не подать вам чаю? — Полина кошкой метнулась к Владимиру. — Иван Иванович в это время всегда чай….
— Не смей липнуть ко мне, — осадил ее Корф. — Зачем приходила? Кто тебя обидел?
— Да Анна же! Она вечно надо мной издевается, — Полина сделала паузу, ожидая реакции Корфа, и тот кивнул ей, давая понять всем своим видом, что весьма заинтересован в ее доносе. — Нынче прикинулась добренькой, обещалась за меня словечко замолвить перед Его Сиятельством, князем Оболенским.
— И как, замолвила?
— Ничего она Сергею Степановичу не сказала. А он меня на смех и поднял, когда я перед ним стала выступать.
— Вряд ли бы он стал смеяться над тобой.
— Но он смеялся! — заплакала Полина. — Сказал, что мне место в балагане.
— Может быть, ты его не правильно поняла? Нет? Да, полно тебе, будет слезы лить. Разберусь я с Анной, обещаю тебе.
— Ой, барин, — Полина принялась хвататься за его руку, — благодарствую, барин…
— Иди, иди, я уже все понял, — Корф оттолкнул Полину и прошел в кабинет отца.
Он просидел с бумагами барона до вечера, но ничего, объясняющего столь трагически сложившиеся обстоятельства, отыскать не смог. Или мы идем по ложному следу, или здесь замешаны силы совсем иного свойства, думал Владимир.
Когда речь зашла о яде из Индии, он вдруг решил, что отец мог покончить с собой. Его гордость была известна, а лишение сына военного звания и всех заслуг — удар не из легких. Владимир понимал, что молодому человеку с его репутацией более будет невозможно рассчитывать на карьеру и достойное отношение общества. И он был уверен — отец тоже понимал это.
Корф не исключал, что он мог дать Анне вольную и переписать завещание в ее пользу, а сам — уйти, спасая свой род и имя от позора. Владимир всегда подозревал в отце черты римского патриция, которые с достоинством уходили из жизни во благо своих близких и ради сохранения чести и славы своего имени.
Но, подумав, мысль эту Владимир все же отмел — перед смертью отец выглядел удивленным и потрясенным своим внезапным недугом. Да и Анна — он слишком ценил ее, чтобы бросить, не обеспечив всем, что обещал. Вольная — вот она, лежала перед ним, а нового завещания он так и не обнаружил. Может быть — только пока?
Нет-нет, остановил сам себя Владимир, это был злой умысел. Коварный и низкий. И теперь надо найти того, кто посмел убить его отца. Владимир бросил взгляд на его портрет — небольшую акварель в рамке из красного дерева, и тяжело вздохнул.
В этот миг ему показалось, что отец на рисунке улыбнулся и повернул голову к нему — художник запечатлел барона в профиль, как на медалях. И вот теперь отец смотрел ему прямо в лицо. Его взгляд был укоряющим и внимательным, и таким живым, что Владимир отшатнулся от стола и выбежал из кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19