А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Он ласкал пальцами ее пышную грудь. — К счастью, у нас впереди еще много часов. Посмотри. — Он легонько провел пальцами по ее соскам. — Они, вероятно, услышали, потому что еще сильнее набухли.
Она возбуждала в нем ненасытный голод, и это не могло его не беспокоить, как человека быстро пресыщающегося.
— Давай избавимся от этого платья. — В его голосе прозвучали нотки нетерпения, окрашенные легким раздражением, спровоцированным нежелательными мыслями. — Я хочу видеть тебя обнаженной.
— Ты тоже разденься, — отозвалась она томно. — Если не боишься замерзнуть.
Его взгляд снова повеселел.
— Вряд ли мы замерзнем.
— Тебе жарко? — поинтересовалась она и чуть-чуть качнула бедрами.
— А ты чувствуешь себя невероятно желанной, — прошептал он, гоня прочь мрачные мысли.
Их дорога в Кале превратилась в сексуальный марафон, полный открытий и наслаждений, восторга и нетерпения, то нежный и невинный для них обоих, то горячий и неистовый. Он продолжался до восхода луны, когда Паша вдруг сказал:
— Мы должны остановиться. Мне нужно перекусить, иначе у тебя появятся причины для недовольства.
— С чего ты взял?
Он взглянул на нее с любопытством.
— Скажу по-другому: я просто не смогу тебя насытить в полной мере.
— Тогда давай остановимся, — согласилась она. — Ноты пойдешь без меня. В таком виде я не могу появиться на людях.
Озаренная лунным светом, пробивающимся сквозь шторки, она лежала нагая на противоположном сиденье с распущенными по плечам волосами. Ее одежда валялась на полу.
— Почему бы и нет? — удивился он. — Если ты устала, я отнесу тебя на руках.
— Господи, Паша, мне только этого не хватает! Как будто я и без того не буду выглядеть достаточно неприлично в мятом платье и с непричесанной головой.
— Ты выглядишь сказочно, — возразил он, смакуя зрелище. — Теперь, если нам удастся раздобыть недурную еду, жизнь будет чертовски прекрасна.
— Для полного счастья мне понадобятся парикмахер и горничная, чтобы привести в порядок мое платье.
— Хочешь, чтобы я нашел кого-нибудь, кто мог бы тебе помочь?
— Нет… нет, не стоит.
Он был готов для нее сделать все, однако это лишь усилило бы ее чувство неловкости. Трикси сожалела, что в отличие от него ей небезразлично чужое мнение.
В конце концов ему удалось убедить ее выйти с ним из экипажа. С завидным рвением, если не со сноровкой, он помог ей одеться и привести в порядок волосы. Но ей понадобилось немало усилий, чтобы не замечать любопытных взглядов, обращенных на них, когда, проходя по общим залам, они направились в отдельный кабинет, где могли поужинать вдвоем.
Там их ждали теплая вода, зеркало и избыток хорошей пищи. Некоторое время спустя, освежившись и утолив голод, они вернулись в экипаж.
Паша помог Трикси залезть в экипаж, а сам посмотрел в сторону возницы по имени Мансель. Тот сидел на козлах в ожидании дальнейших распоряжений хозяина.
— Больше остановок не будет, кроме смены лошадей. Ясно?
— Да, сэр.
— К утру мы должны прибыть в Кале.
— Мы будем там до рассвета.
Паша улыбнулся и нырнул в карету. Как только дверца за ним захлопнулась, Мансель стеганул лошадей, посылая их в легкий галоп.
Они прибыли в Кале ранним утром. «Сокол» как раз только что пришвартовался в порту. Капитану пришлось идти под полными парусами, чтобы доставить яхту в Кале в peкордное время, как приказал хозяин.
Паша отнес Трикси на борт. После многочасовой дороги в Кале, сытая и довольная, она не сопротивлялась и безропотно позволила ему уложить себя в постель в его каюте.
— Поспи, дорогая, — прошептал он, целуя ее в пылающую щеку. — Я приду к тебе, как только мы выйдем в воды пролива.
— Ты невероятно милый.
— А ты чертовски прелестная, — отвечал он тихо, сознавая, что мог бы владеть ею еще сотни раз и не утолить мучивший его голод.
Слегка озадаченный подобным зовом плоти, Паша быстро вышел из каюты, чтобы не поддаться сладостному соблазну.
Холодный морской воздух вернул ему способность здраво мыслить. На палубе он получил возможность более спокойно обдумать свою необъяснимую одержимость. Трикси была поразительно красивой женщиной с незнакомым ему налетом невинности, что особенно привлекало его. «Еще, — размышлял он со слабой улыбкой, — она обладает необычной сексуальностью, не знающей пределов, неистовой и поразительно целомудренной одновременно». Только болван не воспользовался бы возможностью провести с ней отпуск. Когда все кончится, он вернется в Париж. Нет смысла анализировать и объяснять каждый нюанс переживаний.
Несмотря на попытку рассуждать здраво, он поймал себя на том, что несколько минут спустя снова воспылал к ней страстью. Этот мучительный, ненасытный голод зародил в душе Паши неприятные предчувствия, но он заставил себя оставаться на палубе, пока «Сокол» не удалился от берега на почтительное расстояние. Тогда он спустился вниз, в свою каюту, где не долго думая юркнул в постель, чтобы найти убежище в ее податливом теле, способном утолить его непостижимое вожделение.
Трикси встретила его с пылким нетерпением, которое не только не контролировала, но и не понимала. Еще задолго до приезда в Кале она отказалась от каких бы то ни было попыток постичь свое пугающее сексуальное влечение к этому мужчине. Разум оказался бессильным. Никакие изощренные объяснения не могли измерить степень ее физического влечения к нему. Удовольствие, бесспорно, являлось главной движущей силой, и она позволила себе безоглядно отдаться этому простому чувству.
В тиши уединения маленькой Пашиной каюты они чувствовали, помимо страсти, некую глубокую полноту единения.
— Это потому, что я еду домой, — произнесла Трикси сладким голосом, с очаровательной улыбкой.
А мужчина, который всего два дня назад посмеялся бы над словом «чары», вдруг подумал о том, не околдовали ли его шаманы матери.
В ту ночь они бросили якорь недалеко от берегов Англии и ждали рассвета, чтобы войти в порт. На заре Паша и Трикси стояли на палубе и смотрели, как белые скалы Дувра превращаются под лучами солнца из розовых в золотистые, и чувство удовлетворения согревало их души.
Паша никогда еще не испытывал такого умиротворения Со времен юности ему были знакомы лишь острые ощущения.
А Трикси, подобно узнику, получившему наконец свободу, после многих лет эмоционального голода, с жадностью впитывала в себя радость.
Это редкостное блаженство, уникальное для каждого из них, принесло им упоительную близость, не имевшую ничего общего с похотью, преобладавшей над их чувствами.
На пристани Паша помог справиться со сложностями доставки на сушу его экипажа, ловко орудуя шкивом и снастями. Экипаж перенесли через борт и опустили на берег с максимальной осторожностью, так что пружинные рессоры едва качнулись. Четырехместная коляска с зеленым лакированным корпусом, поблескивавшим под лучами бледного солнца, выглядела довольно неуместно на пристани, плотно уставленной грузами, как ослепительное произведение искусства посреди хлева. Пока его слуги запрягали нанятых лошадей и укладывали на повозку багаж и игрушки Криса, Паша сделал все необходимое, чтобы устроить свою прислугу в местной гостинице.
Сидя в вестибюле с чашкой чая, Трикси получила возможность увидеть Пашу в совсем другом свете. Проворный и умелый, он заплатил возчику и конюху, договорился с начальником порта относительно места швартовки «Сокола» и отдал распоряжения насчет комнат и питания для всей команды. Держался он властно и одновременно дружелюбно. По-английски говорил безупречно и без акцента. Прощаясь, он со всеми без исключения обменялся рукопожатием, что было несвойственно высокородному дворянину. Местных жителей этот дружеский жест немало удивил. Сияя улыбками, они с радостью жали ему руку. Теперь его имя здесь надолго запомнят, и не только за щедрость — на чаевые он не скупился, — но и за невиданную учтивость.
— Команда устроена, — бросил он Трикси, присоединяясь к ней за столиком. — Сейчас хозяйка принесет нам завтрак. Всего понемножку, если не возражаешь?
— Я много лет уже так хорошо не ела, — ответила Трикси с улыбкой.
— А я много лет не получал такого удовольствия. Должно быть, это судьба, — добавил он с широкой улыбкой и плюхнулся рядом с ней на стул, приняв вольготную позу.
— Ты имеешь в виду пищу и сладострастие, — усмехнулась она.
Его брови изогнулись дугой, а в глазах блеснули веселые искорки.
— Беспроигрышное сочетание.
— На вкус парижского распутника, я полагаю.
— Ты так думаешь? А английские повесы, по-твоему, не едят?
— Надо будет спросить, когда один из них нам повстречается.
Он прищурился:
— Я бы предпочел, чтобы тебе они не повстречались.
— Неужели мы ревнуем?
— Как ни странно, да.
— Очень мило с твоей стороны!
Его сдержанный ответ согрел ей сердце.
— Мне это несвойственно, — заметил Паша с известной долей растерянности. — Вероятно, я проголодался, — пред положил он, подключая мужскую логику. — На самом деле я действительно голоден. — Тонкости переживаний редко занимали его сколько-нибудь продолжительное время. — А вот и мой кофе, — воскликнул Паша, когда в комнату вошла горничная с подносом в руках.
Насытившиеся и отдохнувшие, они сели в карету и веко ре выехали на дорогу, ведущую в Лондон. Спустя почти час свернули на деревенский тракт, который должен был привести их к Берли-Хаус.
— Ты, наверное, считаешь меня простушкой, которой не дают покоя сомнения и комплексы, — промолвила Трикси, когда за окнами кареты поплыл знакомый ландшафт, — но в моем приходе все друг друга знают, и твое появление в наших местах непременно вызовет вопросы.
— Я твой двоюродный брат со стороны матери, — повторил Паша сотни раз отрепетированную легенду. — Рипоны из Тиссайда отправили одну из своих дочерей во Францию, где она вышла замуж, и два поколения спустя вуаля — Паша Дюра. Я не поставлю тебя в неловкое положение, — заверил он ее. — Даю слово.
— Особенно осторожным нужно быть в присутствии Криса, — напомнила Трикси, словно они не обсуждали этот вопрос бессчетное число раз.
— Обещаю, — сказал он серьезно.
— Надеюсь, что смогу без запинки представить тебя слугам.
— Не отвечай, если не хочешь… но как ты обходилась, когда рядом с тобой был отец Кристофера?
Трикси так нервничала, что можно было подумать, будто до Паши ни один мужчина не посещал Берли-Хаус.
Трикси промолчала, и Паша не замедлил принести извинения.
— Не нужно извиняться, — произнесла она наконец. — Ты имеешь право знать. — Она говорила так тихо, что ему Пришлось напрячь слух. — Дело в том, что отец Кристофера гостил в семье моего мужа.
— А где был твой муж?
Паше потребовалось заметное усилие, чтобы не выдать эмоций.
— К этому времен и его уже поместили в психиатрическую лечебницу.
— Прости.
Она выглядела расстроенной и сконфуженной.
— Я никогда не испытывала сочувствия к человеку порочному, хотя, видит Бог, старалась.
— Как долго вы состояли в браке? — спросил он мягко. В его взгляде сквозило сострадание.
— Пять лет.
— Достаточно долго.
— Ужасно долго.
— Тебе не повезло, — заметил он.
— Да, — пробормотала она, гоня прочь тяжелые воспоминания. — Но Гросвеноры хотели получить мою землю, а все остальное для них не имело значения.
— И никто из членов твоей семьи не вмешался?
— Мои родители к тому времени уже умерли. Два моих дяди, являвшиеся доверительными собственниками имения моего отца, заставили меня выйти замуж за Джорджа. Гросвеноры — весьма влиятельное семейство в Кенте.
Боже праведный, — тихо воскликнул Паша. — Заставили? — Он знал, что традиция устраивать браки имела широкое распространение. Первое замужество его матери, к примеру, было ей навязано, но это случилось достаточно давно, еще до его рождения. Сам Паша не собирался жениться и этими вопросами не интересовался.
— Теперь все позади, — сказала Трикси, но по ее топ Паша догадался, что этот период ее жизни навсегда останется в ее памяти. — И слава Богу, я больше ничем не обязана Гросвенорам.
— А земля?
Она сдержанно улыбнулась:
— Брачный контракт был весьма своеобразным. Они за брали мою землю. Тогда мне было семнадцать, и дядя подписал его за меня.
— Очень удобно.
— Очень. А теперь я бы хотела сменить тему, потому что чудесный весенний день не располагает ворошить прошлое. Отныне ты знаешь все грязные факты из моей биографии, пробормотала она с горечью, — и если по-прежнему согласен проводить время в моем обществе, то скоро увидишь Берли Хаус.
— Конечно, согласен. — Паша нежно погладил ее по руке. — Что касается грязи, — добавил он с полуулыбкой, — то боюсь, что мои скандалы способны затмить все твои, вместе взятые. Так что правильнее было бы сказать — если ты согласна остаться со мной.
— Согласна, — ответила она. — Хотя затрудняюсь найти этому логическое объяснение.
— По собственному опыту знаю, — вставил Паша, — что значение здравого смысла сильно преувеличено. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
Паша был для нее как живительный глоток воды. Милый, веселый, щедрый, с необузданной страстью, он являл собой полный контраст той мрачной реальности, в которой она жила столько лет.
— Я так рада, что ты поехал со мной. — Она ласково провела пальцем по его подбородку.
— Ты не смогла бы оставить меня одного.
Он перехватил ее палец и поднес ко рту, чтобы потеребить зубами.
От этой исполненной эротичности ласки в ее фиалковых глазах вспыхнул огонь. Она взяла его лицо в ладони и, мысленно возблагодарив небеса за то, что свели их вместе, сказала:
— Ты веришь в чудо?
— О да, — прошептал он.
И на короткий, мимолетный миг из их сознания исчезло весеннее солнце, растворился вдали ритмичный стук копыт, пропало покачивание кареты и прекратилась ритмичная пульсация вселенной.
Паша первым нарушил молчание. Его умение владеть собой взяло верх над эмоциями.
— Как ты думаешь, какая игрушка понравится Крису больше всего?
Трикси с трудом обрела душевное равновесие.
— Британская армия, — ответила она наконец и выдавила из себя жалкую улыбку. — Я никогда не смогу в полной мере отплатить тебе за то счастье, которое принесут ему эти игрушки.
— Уверен, что могу предложить тебе один или два способа. В богатой палитре его голоса прозвучала мелодия тайги, а от темных глаз повеяло благоуханием Востока.
— Ты должен вести себя прилично, — предупредила его Трикси.
— Конечно.
— Я серьезно.
Ее голос почему-то дрогнул.
— Никаких проблем.
— Ты дал мне слово, — напомнила она ему.
— При посторонних я не подойду к тебе ближе чем на фут. Обещание послужит испытанием его самообладанию.
— О Господи. — Она хотела его и в то же время противилась этому. Ее натянутые нервы звенели, как струны.
Его близость действовала на нее возбуждающе. — Не знаю, осмелюсь ли я смотреть на тебя, когда рядом будут другие люди.
— Конечно, сможешь. — Он взял в ладони ее руки. — Посмотри на меня.
Ее ресницы дрогнули, и она встретилась с ним взглядом.
— Все будет отлично, — заверил ее Паша. Его голос прозвучал спокойно. Он полностью контролировал свои эмоции. — Ты будешь восхитительной хозяйкой, а я — воспитанным гостем. Постараюсь не слишком демонстрировать свое французское происхождение. Англичанам претит французское жеманство. Кроме того, я помогу развлекать Кристофера. У меня есть младшие братья, и с ними я научился играть в их игры.
— Я думала, тебе знакомы только любовные игры, — обронила Трикси непринужденно.
— Я многое умею. — Он цинично улыбнулся.
— Насколько разносторонни твои способности? — промурлыкала она.
— Тебе представится шанс это узнать сегодня ночью, когда все уснут.
— Я, возможно, лягу пораньше. — В ее глазах вспыхнули озорные искорки.
— Почему бы не отдохнуть после обеда? — предложил он.
Когда коляска подъезжала к крыльцу, из парадных дверей Берли-Хаус пулей выскочил Кристофер. За ним, едва поспевая, бежала его няня.
— Мамочка, мамочка, мамочка! — кричал малыш, несясь с раскинутыми в сторону руками по гравиевой дорожке. Трикси выпрыгнула из кареты, когда та еще продолжала двигаться, и, упав на колени, заключила в объятия своего сынишку. По ее щекам покатились счастливые слезы. Его крепкое маленькое тельце, такое дорогое и знакомое, его запах наполнили ее сладостными воспоминаниями.
Она вернулась домой.
Но через секунду малыш закружился юлой.
— Что ты мне привезла? — воскликнул он, освобождаясь из материнских объятий, и, пританцовывая, от чего его темный кудряшки весело подпрыгивали, уставился на нее горящими от любопытства глазами. — Кейти увидела карету, и я понял, что это ты. Видишь, Кейти, это мама!
Выпрямившись, Трикси поздоровалась со своей немногочисленной челядью, выстроившейся на крыльце коттеджа, построенного в стиле короля Якова. Первой приветствовала ее миссис Орд, пухленькая и розовощекая, юная Джейн, помогавшая Кейти, присела перед ней в реверансе и покраснела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33