И что он относится ко мне не как старик к ребенку, а… по-другому.
— Понятно.
Рэйчел попыталась ничем не выдать своего изумления, но, по мере того как секунды шли, ошеломляющая новость начала казаться ей все менее удивительной и все более занимательной.
— Что навело тебя на мысль о его чувствах? Он… что-то такое сказал?
— Не на словах. По правде говоря, мне кажется, он никогда не сказал бы… И не скажет. Он думает, что слишком стар для меня, и что еще хуже — он считает меня ребенком. Вернее, нет, не совсем так… Он думает, что обязан считать меня ребенком. Не знаю почему, но мне кажется, это из-за того, что он такой благородный. Но все дело в том, миссис Уэйд, что я уже давным-давно не ребенок. Я просто не знаю, как объяснить такие вещи мистеру Холиоку. А может, и не следует объяснять? Не знаю, что мне предпринять, и надо ли вообще что-то делать.
Сидони испустила тяжкий вздох и опять повернулась лицом к реке, свесив руки за парапет и безнадежно глядя на воду. Рэйчел проследила за ее взглядом. Она не умела давать советы, это было для нее делом еще более непривычным, чем принятие решений. Сидони, казалось, спрашивала совета, но вот нужен ли он ей на самом деле? Она и вправду не была ребенком; знакомясь с ней ближе, Рэйчел все больше убеждалась, что Сидони куда взрослее и мудрее своих сверстниц, тем более что о бессмысленной жестокости жизни она знала не понаслышке.
— А что ты сама чувствуешь? — спросила Рэйчел. — Я хочу сказать, насчет Уильяма? Ты могла бы полюбить его как мужчину?
— О, мэм, я уже его люблю.
— Вот как. — Рэйчел удивленно и радостно улыбнулась. — Что ж, это упрощает дело.
— Правда? Но ведь я его почти не знаю. Да и как мне узнать его получше, если он обращается со мной, как будто мне двенадцать лет?
Досада, прозвучавшая в голосе Сидони, подсказала Рэйчел, что дело обстоит куда серьезнее, чем она первоначально предполагала.
— А может, тебе стоит самой поговорить с ним об этом? Намекнуть ему о своих чувствах? Тебя бы это смутило?
— Ну… сама-то я, наверное, смогла бы… Но я боюсь, что он сочтет меня вертихвосткой.
— М-м-м… Но, с другой стороны, может, ему легче станет? Может, он обрадуется, что все вышло наружу? Если ты будешь ждать, пока Уильям заговорит первым…
— …я успею поплакать на его похоронах, а потом сама умру старой девой, — со смехом закончила за нее Сидони. — Главное, о чем я хотела спросить, — продолжала она после долгого молчания, — это — как вы думаете: он слишком стар для меня?
— Сидони, этого я сказать не могу. Я не вправе об этом судить.
— Нет, но… вот если бы вы, к примеру, услышали со стороны, что мы с мистером Холиоком помолвлены, и вы бы ничего больше про нас не знали, только это. Вы пришли бы в ужас?
— В ужас? Нет, — задумчиво ответила Рэйчел.
В тот же самый миг ей пришло в голову, что с подобным вопросом Сидони лучше было бы обратиться не к ней, а к кому-нибудь другому. Пребывание в каторжной тюрьме преподало ей один, возможно, сомнительный урок: крайнюю, пожалуй, даже чрезмерную терпимость к любым человеческим слабостям и недостаткам, за исключением бессердечной жестокости. И все же чем больше она представляла себе милую маленькую Сидони рядом с честным великаном Уильямом, тем сильнее ей нравилась эта мысль.
— Нет, я не пришла бы в ужас, — более решительно повторила Рэйчел. — Я знаю вас обоих как людей порядочных и добрых. Вы никогда сознательно не причините друг другу зла и никогда не опуститесь до предательства. Если бы я услышала, что вы помолвлены… Я была бы рада за вас. Я бы думала: как это замечательно, что двое моих друзей нашли друг друга. И я пожелала бы вам счастья.
В ответ на ее улыбку хорошенькое личико Сидони расцвело, как цветок под лучами солнца. Она порывисто пожала руку Рэйчел.
— О, мэм… Это… мне кажется, именно это я и хотела услышать. Спасибо вам за все. За то, что выслушали мою болтовню и сказали мне такие добрые слова.
— Не за что меня благодарить.
Рэйчел хотела добавить что-то еще, но Сидони уже пятилась от нее прочь, пританцовывая, как маленький лесной эльф.
— Я знаю, где он сейчас… в конюшне вместе с Колли Хорроксом. Я поговорю с ним прямо сейчас.
— Ну, если ты считаешь, что так лучше…
— Прямо сейчас, пока я не струсила! Не беспокойтесь, — прокричала Сидони уже с другой стороны моста, — я не буду спешить, я буду очень осторожна. Я же не хочу напугать его до смерти!
Она помахала рукой, повернулась, подхватила юбки и бегом бросилась в конюшню.
Задумчиво улыбаясь, Рэйчел медленно пошла по узкой тропинке, огибавшей дальний берег реки. Неожиданный разговор с Сидони подбодрил ее. Как это будет чудесно, если Уильям и девушка с молочной фермы обретут счастье! Но как все это неожиданно! Как непредсказуема жизнь! Десять лет, проведенные в тюрьме, отучили ее верить, по-настоящему верить в возможность перемен. Наверное, подумала она, это и есть подлинное, всеобъемлющее определение безнадежности. Но оказалось, что перемены не только возможны, они происходили постоянно: крупные, весомые, поворачивающие ход всей жизни, не говоря уж о более мелких, настолько привычных, что их почти не замечаешь. Лучшим доказательством существования перемен служила сама Рэйчел. Между тем, какой она стала, и тем, какой была пять месяцев назад, имелась такая же разница, как между светом и мраком, между надеждой и отчаянием. К добру или к худу, надолго или нет, но переменами в себе она была обязана Себастьяну.
Погруженная в свои мысли, Рэйчел наконец заметила, что отошла слишком далеко от дома. Часов у нее не было, но, судя по положению августовского солнца, она решила, что сейчас около одиннадцати. Пора на встречу с месье Жодле. Они встречались каждое утро, чтобы обсудить обеденное меню, вернее, она слушала, пока он говорил. Подхватив подол, Рэйчел поспешила обратно к дому.
Кори, один из конюхов, водил по двору двух лошадей. Рэйчел узнала низкорослого пони с подстриженным жидким хвостом, принадлежавшего констеблю Бэрди. Местного блюстителя порядка она не видела уже несколько недель. Что он здесь делает? Она нерешительно пересекла двор и, приближаясь к крыльцу, увидела показавшегося в дверях Бэрди, причем не одного, а в компании еще с одним мужчиной. Узнав последнего, Рэйчел совершенно опешила. Это был старший констебль Льюис, к которому она была обязана являться раз в месяц в Тэвистоке.
Они вышли за порог, неловко пятясь задом, потому что на них наседал напоминавший разъяренного быка Себастьян. Его голос Рэйчел услышала раньше, чем увидела его самого с гневно горящими глазами.
— Говорю вам, это ошибка. И даже если нет, она под моей опекой. Черт побери, она же не собирается сбежать или… — Он осекся и замер, увидев ее.
Она подошла ближе.
— В чем дело? Что случилось?
Льюис был низкорослым краснолицым толстяком с маленькими и недобрыми черными глазками. Рэйчел невзлюбила его с первого взгляда, и за все время знакомства с ним у нее не было случая изменить свое мнение. В своей работе он проявлял удивительную смесь глупости и мелочной жестокости, напоминавшую ей обо всех тюремных охранниках, с которыми ей когда-либо приходилось сталкиваться.
— Миссис Уэйд! — воскликнул он, поворачиваясь к ней.
Она невольно отступила на шаг, но он тут же сократил расстояние и остановился на последней ступеньке, возвышаясь над ней.
— Миссис Уэйд, у меня имеется ордер на ваш арест.
Рэйчел почувствовала, как вся кровь отливает от ее лица. Бросив панический взгляд на Себастьяна, она испуганно спросила:
— За что?
— За то, что вы нарушили условия своего освобождения.
— Нет, я их не нарушала.
— В таком случае объясните, почему вы не явились в прошлую пятницу и где пропадали по средам последние три недели? И где фунт и десять шиллингов штрафа, которые вы задолжали короне за это время?
Рэйчел ошеломленно уставилась на него.
— Но я больше не обязана этого делать! — Ее вдруг охватила неудержимая дрожь. — Условия моего освобождения были отменены. У меня есть письмо.
— Что за письмо?
— От министра внутренних дел. Оно пришло…
— Если бы вы получили письмо от министра внутренних дел, значит, и шериф должен был получить такое же, — упрямо возразил Льюис. — Я должен был ознакомиться с ним, и Бэрди тоже. Однако никто из представителей власти в графстве ничего не знает о подобном письме.
Себастьян встал между ними, надежно загородив ее собой. За его широкими плечами ей стало немного спокойнее.
— Раз миссис Уэйд говорит, что получила письмо, значит, так оно и есть. Не советую вам обвинять мою домоправительницу во лжи.
— Никто никого не обвиняет во лжи, милорд, — засуетился Льюис, и его толстые румяные щеки еще больше побагровели. Долговязый Бэрди рядом с ним тоже как будто съежился. — У меня есть ордер на арест этой женщины, составленный по всей форме, поскольку миссис Уэйд нарушила предписания своего освобождения. Ордер подписан мэром Вэнстоуном, — добавил он, размахивая в воздухе сложенным листком бумаги. — Если письмо об отмене условий освобождения существует, я хотел бы на него взглянуть. В противном случае мой долг — выполнить предписание.
— Я его сейчас принесу, — торопливо сказала Рэйчел, не дав заговорить Себастьяну.
Она бросилась вверх по ступенькам, оставив трех мужчин во дворе. Глупо было бежать, но ноги несли ее сами собой; добравшись до порога своей комнаты, она едва переводила дух, но распахнула дверь, не останавливаясь, и, подлетев к письменному столу, рывком выдвинула средний ящик. Там, придавленные сверху тяжелым гроссбухом, лежали ее личные бумаги. Их было совсем немного: свидетельство об освобождении и два письма, полученные от брата из Канады много лет назад. Ну и, конечно, письмо от министра внутренних дел.
Но письма на месте не оказалось.
Рэйчел принялась лихорадочно рыться в ящике, от волнения у нее вспотели ладони. Два боковых ящика предназначались для перьев, карандашей, марок и конвертов, а также для счетов и расписок. Но она посмотрела и в них.
Ничего.
Деньги на хозяйство она держала в несгораемом сундучке. Пальцы у нее дрожали, пока она вставляла ключ в замок: она знала, что письма и там нет.
Ее опасения подтвердились.
В голове у нее было пусто. В груди покалывала крошечная ледяная иголочка страха, холодные тиски сжали сердце. Они не могут снова ее арестовать; Себастьян им не позволит. Он мировой судья, он виконт! Как бы то ни было, письмо должно быть где-то здесь, больше ему негде быть. Рэйчел начала поиски заново и, убедившись в их бесполезности, перешла в спальню, к маленькому ящичку ночного столика.
Пусто.
Она заставила себя медленно спуститься обратно в холл, глубоко дыша и стараясь успокоиться. Ожидавшие во дворе Себастьян и два констебля выглядели хмуро. Похоже, за время ее отсутствия они не обменялись ни единым словом. Они повернулись как по команде, заслышав ее шаги в дверях. Собрав все свои силы, Рэйчел выдавила:
— Я не могу найти письмо. Его нет там, куда я его положила.
Губы Себастьяна сурово сжались, Рэйчел не могла сказать, о чем он думает. Ей хотелось броситься ему на грудь, но в присутствии чужих это было невозможно. Льюис, собиравшийся взять ее под арест, выпятил грудь колесом. Он выглядел преисполненным сознания собственной важности и смущенным одновременно. Похоже, до него только теперь дошло, что арест любовницы лорда д’Обрэ может принести ему крупные неприятности.
— Ну что ж, — промямлил он, — в таком случае мне ничего иного не остается…
Себастьян выругался и повернулся к нему спиной.
— Не волнуйся, — тихо, но властно приказал он, взяв Рэйчел за обе руки и крепко сжимая их в своих. — Оставайся здесь.
С этими словами он повернулся на каблуках, подхватил Льюиса под локоть и отвел его на несколько шагов ближе к центру залитого солнцем двора. Бэрди последовал за ними. Рэйчел не могла разобрать ни слова, но до нее доносился приглушенный яростный рык в голосе Себастьяна. Он был непреклонен. И впервые с той минуты, как она увидела во дворе низкорослую лошадь Бэрди, у нее стало спокойнее на душе. Она поняла, что спасена. На какое-то время.
Ее ничуть не удивило, когда она увидела, как констебли, в последний раз кивнув на прощание, подошли к своим лошадям. Пока они проезжали под аркой ворот, Себастьян что-то сказал Кори. Мальчик выбежал вслед за всадниками, потом вернулся и бросился в конюшню.
Тут негде было уединиться. Ей хотелось броситься на шею Себастьяну и прижиматься к нему до тех пор, пока сотрясавший ее лихорадочный озноб не прекратится. Разумеется, она не могла это сделать посреди двора, на глазах у всех. Поэтому она старательно вытянула руки по швам и, еле сдерживая дрожь в голосе, спросила:
— Что все это может означать? Что теперь будет? Письмо было на месте, а теперь оно исчезло.
Не говоря ни слова, Себастьян взял ее под руку и помог взойти по ступеням крыльца в прохладный полутемный холл. Там они порывисто обнялись.
— Все в порядке, — сказал он ей, и Рэйчел попыталась ему поверить.
Она была растрогана тем, что он понял ее страх, не требуя объяснений, и нашла поддержку в его сильных объятиях. Она крепче прижалась к нему, чтобы набраться мужества.
Наконец он отпустил ее.
— Мне необходимо съездить к капитану Карноку. Он вместе со мной подпишет предписание о задержке исполнения этого дурацкого ордера. Что бы там ни задумал Вэнстоун, у него ничего не выйдет.
— Мэр? Что ты имеешь в виду? Неужели он хочет навредить мне? Зачем ему это нужно?
— Я не знаю. Возможно, я ошибаюсь, но тут что-то не так. Я чувствую запах крысы. Как только я вернусь из Суффолка, непременно дознаюсь, в чем тут дело. А пока…
— Суффолк? Ты возвращаешься домой? — переспросила пораженная Рэйчел, ее вновь охватила паника.
Он устало провел рукой по лбу.
— Я так и не успел тебе сказать. Сегодня утром, пока тебя не было, приехал нарочный. Мой отец умер.
— О Боже, нет!
— Мы же этого ждали. Он был при смерти.
— Я знаю, но…
Рэйчел прижала ладонь к его щеке. Глаза Себастьяна были опущены, она не могла прочесть их выражения.
— Мне очень жаль. Я знаю, вы не были близки, но все же… это должно что-то значить.
Его губы скривились в жестокой улыбке.
— Да, должно, — сказал он каким-то странным голосом. — Рэйчел, у меня очень мало времени. Я должен уладить это дело с Карноком немедленно. Будь добра, упакуй мой чемодан, пока меня не будет. Мне придется добираться в карете до Плимута, чтобы поспеть на вечерний поезд до Эксетера. Постарайся не волноваться: ничего не случится, пока я не вернусь. Ты в полной безопасности. Они не посмеют тебя тронуть, пока ты под моей защитой.
Рэйчел кивнула, надеясь, что так оно и есть, но Себастьян, вероятно, заметил сомнение в ее глазах и обнял ее еще крепче, шепча:
— Не бойся. Клянусь тебе, ты не вернешься в тюрьму.
Как только он это произнес, ее паника выплеснулась наружу.
— А что, если это случится? О Господи, я этого не перенесу.
— Тихо, успокойся…
— Я не переживу. Ты не знаешь, ты ничего не понимаешь! Если меня опять посадят…
— Они этого не сделают.
— А если сделают? Если сделают, я найду способ… Я не стану это терпеть во второй раз.
— Прекрати. Замолчи. — Себастьян сильно встряхнул ее и наклонился к самому ее лицу. — Ведь ты мне доверяешь, не так ли?
— Да.
— Ну так прислушайся к моим словам. Я им не позволю даже пальцем тебя тронуть. Не позволю.
Его широкие сильные руки крепко сжали ее плечи.
— Ты в безопасности. Ты веришь в это?
Она кивнула, но ему хотелось услышать слова.
— Ответь мне. Ты веришь, что я сумею тебя защитить?
— Да.
Еще минуту они стояли обнявшись. Рэйчел порывалась сказать ему, что она его любит. Никогда раньше ей так не хотелось сделать это признание, как сейчас, но она удержалась, потому что ей было страшно. К тому же он все равно это знал. Не мог не знать.
Цоканье лошадиных копыт по двору наконец заставило их разомкнуть объятия. Себастьян сжал ее лицо ладонями и крепко поцеловал.
— Я вернусь через час. Упакуй чемодан или попроси Приста…
— Я сама.
Ей нелегко было его отпустить, она держалась за его руку до последней секунды. Как только он скрылся из виду, ее вновь охватил панический страх.
Не задерживаясь во дворе, Рэйчел поспешила в дом и прошла в комнату Себастьяна, решительно вознамерившись не думать ни о чем, кроме последнего задания, которое он ей дал. Приста нигде не было видно, и это ее обрадовало: она была не в силах ни с кем разговаривать. Найдя чемодан Себастьяна в его гардеробной, она начала укладывать в него одежду. Как долго он пробудет в Суффолке? Может, ему понадобятся два чемодана? Три? Рэйчел забила чемодан рубашками, брюками, жилетами, галстуками, запонками, гребешками, носовыми платками, положила сверху два лучших черных костюма. Потом она выбежала из комнаты, поднялась в кладовую на третьем этаже, нашла еще два чемодана, притащила их в спальню и заполнила оставшейся в шкафах одеждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Понятно.
Рэйчел попыталась ничем не выдать своего изумления, но, по мере того как секунды шли, ошеломляющая новость начала казаться ей все менее удивительной и все более занимательной.
— Что навело тебя на мысль о его чувствах? Он… что-то такое сказал?
— Не на словах. По правде говоря, мне кажется, он никогда не сказал бы… И не скажет. Он думает, что слишком стар для меня, и что еще хуже — он считает меня ребенком. Вернее, нет, не совсем так… Он думает, что обязан считать меня ребенком. Не знаю почему, но мне кажется, это из-за того, что он такой благородный. Но все дело в том, миссис Уэйд, что я уже давным-давно не ребенок. Я просто не знаю, как объяснить такие вещи мистеру Холиоку. А может, и не следует объяснять? Не знаю, что мне предпринять, и надо ли вообще что-то делать.
Сидони испустила тяжкий вздох и опять повернулась лицом к реке, свесив руки за парапет и безнадежно глядя на воду. Рэйчел проследила за ее взглядом. Она не умела давать советы, это было для нее делом еще более непривычным, чем принятие решений. Сидони, казалось, спрашивала совета, но вот нужен ли он ей на самом деле? Она и вправду не была ребенком; знакомясь с ней ближе, Рэйчел все больше убеждалась, что Сидони куда взрослее и мудрее своих сверстниц, тем более что о бессмысленной жестокости жизни она знала не понаслышке.
— А что ты сама чувствуешь? — спросила Рэйчел. — Я хочу сказать, насчет Уильяма? Ты могла бы полюбить его как мужчину?
— О, мэм, я уже его люблю.
— Вот как. — Рэйчел удивленно и радостно улыбнулась. — Что ж, это упрощает дело.
— Правда? Но ведь я его почти не знаю. Да и как мне узнать его получше, если он обращается со мной, как будто мне двенадцать лет?
Досада, прозвучавшая в голосе Сидони, подсказала Рэйчел, что дело обстоит куда серьезнее, чем она первоначально предполагала.
— А может, тебе стоит самой поговорить с ним об этом? Намекнуть ему о своих чувствах? Тебя бы это смутило?
— Ну… сама-то я, наверное, смогла бы… Но я боюсь, что он сочтет меня вертихвосткой.
— М-м-м… Но, с другой стороны, может, ему легче станет? Может, он обрадуется, что все вышло наружу? Если ты будешь ждать, пока Уильям заговорит первым…
— …я успею поплакать на его похоронах, а потом сама умру старой девой, — со смехом закончила за нее Сидони. — Главное, о чем я хотела спросить, — продолжала она после долгого молчания, — это — как вы думаете: он слишком стар для меня?
— Сидони, этого я сказать не могу. Я не вправе об этом судить.
— Нет, но… вот если бы вы, к примеру, услышали со стороны, что мы с мистером Холиоком помолвлены, и вы бы ничего больше про нас не знали, только это. Вы пришли бы в ужас?
— В ужас? Нет, — задумчиво ответила Рэйчел.
В тот же самый миг ей пришло в голову, что с подобным вопросом Сидони лучше было бы обратиться не к ней, а к кому-нибудь другому. Пребывание в каторжной тюрьме преподало ей один, возможно, сомнительный урок: крайнюю, пожалуй, даже чрезмерную терпимость к любым человеческим слабостям и недостаткам, за исключением бессердечной жестокости. И все же чем больше она представляла себе милую маленькую Сидони рядом с честным великаном Уильямом, тем сильнее ей нравилась эта мысль.
— Нет, я не пришла бы в ужас, — более решительно повторила Рэйчел. — Я знаю вас обоих как людей порядочных и добрых. Вы никогда сознательно не причините друг другу зла и никогда не опуститесь до предательства. Если бы я услышала, что вы помолвлены… Я была бы рада за вас. Я бы думала: как это замечательно, что двое моих друзей нашли друг друга. И я пожелала бы вам счастья.
В ответ на ее улыбку хорошенькое личико Сидони расцвело, как цветок под лучами солнца. Она порывисто пожала руку Рэйчел.
— О, мэм… Это… мне кажется, именно это я и хотела услышать. Спасибо вам за все. За то, что выслушали мою болтовню и сказали мне такие добрые слова.
— Не за что меня благодарить.
Рэйчел хотела добавить что-то еще, но Сидони уже пятилась от нее прочь, пританцовывая, как маленький лесной эльф.
— Я знаю, где он сейчас… в конюшне вместе с Колли Хорроксом. Я поговорю с ним прямо сейчас.
— Ну, если ты считаешь, что так лучше…
— Прямо сейчас, пока я не струсила! Не беспокойтесь, — прокричала Сидони уже с другой стороны моста, — я не буду спешить, я буду очень осторожна. Я же не хочу напугать его до смерти!
Она помахала рукой, повернулась, подхватила юбки и бегом бросилась в конюшню.
Задумчиво улыбаясь, Рэйчел медленно пошла по узкой тропинке, огибавшей дальний берег реки. Неожиданный разговор с Сидони подбодрил ее. Как это будет чудесно, если Уильям и девушка с молочной фермы обретут счастье! Но как все это неожиданно! Как непредсказуема жизнь! Десять лет, проведенные в тюрьме, отучили ее верить, по-настоящему верить в возможность перемен. Наверное, подумала она, это и есть подлинное, всеобъемлющее определение безнадежности. Но оказалось, что перемены не только возможны, они происходили постоянно: крупные, весомые, поворачивающие ход всей жизни, не говоря уж о более мелких, настолько привычных, что их почти не замечаешь. Лучшим доказательством существования перемен служила сама Рэйчел. Между тем, какой она стала, и тем, какой была пять месяцев назад, имелась такая же разница, как между светом и мраком, между надеждой и отчаянием. К добру или к худу, надолго или нет, но переменами в себе она была обязана Себастьяну.
Погруженная в свои мысли, Рэйчел наконец заметила, что отошла слишком далеко от дома. Часов у нее не было, но, судя по положению августовского солнца, она решила, что сейчас около одиннадцати. Пора на встречу с месье Жодле. Они встречались каждое утро, чтобы обсудить обеденное меню, вернее, она слушала, пока он говорил. Подхватив подол, Рэйчел поспешила обратно к дому.
Кори, один из конюхов, водил по двору двух лошадей. Рэйчел узнала низкорослого пони с подстриженным жидким хвостом, принадлежавшего констеблю Бэрди. Местного блюстителя порядка она не видела уже несколько недель. Что он здесь делает? Она нерешительно пересекла двор и, приближаясь к крыльцу, увидела показавшегося в дверях Бэрди, причем не одного, а в компании еще с одним мужчиной. Узнав последнего, Рэйчел совершенно опешила. Это был старший констебль Льюис, к которому она была обязана являться раз в месяц в Тэвистоке.
Они вышли за порог, неловко пятясь задом, потому что на них наседал напоминавший разъяренного быка Себастьян. Его голос Рэйчел услышала раньше, чем увидела его самого с гневно горящими глазами.
— Говорю вам, это ошибка. И даже если нет, она под моей опекой. Черт побери, она же не собирается сбежать или… — Он осекся и замер, увидев ее.
Она подошла ближе.
— В чем дело? Что случилось?
Льюис был низкорослым краснолицым толстяком с маленькими и недобрыми черными глазками. Рэйчел невзлюбила его с первого взгляда, и за все время знакомства с ним у нее не было случая изменить свое мнение. В своей работе он проявлял удивительную смесь глупости и мелочной жестокости, напоминавшую ей обо всех тюремных охранниках, с которыми ей когда-либо приходилось сталкиваться.
— Миссис Уэйд! — воскликнул он, поворачиваясь к ней.
Она невольно отступила на шаг, но он тут же сократил расстояние и остановился на последней ступеньке, возвышаясь над ней.
— Миссис Уэйд, у меня имеется ордер на ваш арест.
Рэйчел почувствовала, как вся кровь отливает от ее лица. Бросив панический взгляд на Себастьяна, она испуганно спросила:
— За что?
— За то, что вы нарушили условия своего освобождения.
— Нет, я их не нарушала.
— В таком случае объясните, почему вы не явились в прошлую пятницу и где пропадали по средам последние три недели? И где фунт и десять шиллингов штрафа, которые вы задолжали короне за это время?
Рэйчел ошеломленно уставилась на него.
— Но я больше не обязана этого делать! — Ее вдруг охватила неудержимая дрожь. — Условия моего освобождения были отменены. У меня есть письмо.
— Что за письмо?
— От министра внутренних дел. Оно пришло…
— Если бы вы получили письмо от министра внутренних дел, значит, и шериф должен был получить такое же, — упрямо возразил Льюис. — Я должен был ознакомиться с ним, и Бэрди тоже. Однако никто из представителей власти в графстве ничего не знает о подобном письме.
Себастьян встал между ними, надежно загородив ее собой. За его широкими плечами ей стало немного спокойнее.
— Раз миссис Уэйд говорит, что получила письмо, значит, так оно и есть. Не советую вам обвинять мою домоправительницу во лжи.
— Никто никого не обвиняет во лжи, милорд, — засуетился Льюис, и его толстые румяные щеки еще больше побагровели. Долговязый Бэрди рядом с ним тоже как будто съежился. — У меня есть ордер на арест этой женщины, составленный по всей форме, поскольку миссис Уэйд нарушила предписания своего освобождения. Ордер подписан мэром Вэнстоуном, — добавил он, размахивая в воздухе сложенным листком бумаги. — Если письмо об отмене условий освобождения существует, я хотел бы на него взглянуть. В противном случае мой долг — выполнить предписание.
— Я его сейчас принесу, — торопливо сказала Рэйчел, не дав заговорить Себастьяну.
Она бросилась вверх по ступенькам, оставив трех мужчин во дворе. Глупо было бежать, но ноги несли ее сами собой; добравшись до порога своей комнаты, она едва переводила дух, но распахнула дверь, не останавливаясь, и, подлетев к письменному столу, рывком выдвинула средний ящик. Там, придавленные сверху тяжелым гроссбухом, лежали ее личные бумаги. Их было совсем немного: свидетельство об освобождении и два письма, полученные от брата из Канады много лет назад. Ну и, конечно, письмо от министра внутренних дел.
Но письма на месте не оказалось.
Рэйчел принялась лихорадочно рыться в ящике, от волнения у нее вспотели ладони. Два боковых ящика предназначались для перьев, карандашей, марок и конвертов, а также для счетов и расписок. Но она посмотрела и в них.
Ничего.
Деньги на хозяйство она держала в несгораемом сундучке. Пальцы у нее дрожали, пока она вставляла ключ в замок: она знала, что письма и там нет.
Ее опасения подтвердились.
В голове у нее было пусто. В груди покалывала крошечная ледяная иголочка страха, холодные тиски сжали сердце. Они не могут снова ее арестовать; Себастьян им не позволит. Он мировой судья, он виконт! Как бы то ни было, письмо должно быть где-то здесь, больше ему негде быть. Рэйчел начала поиски заново и, убедившись в их бесполезности, перешла в спальню, к маленькому ящичку ночного столика.
Пусто.
Она заставила себя медленно спуститься обратно в холл, глубоко дыша и стараясь успокоиться. Ожидавшие во дворе Себастьян и два констебля выглядели хмуро. Похоже, за время ее отсутствия они не обменялись ни единым словом. Они повернулись как по команде, заслышав ее шаги в дверях. Собрав все свои силы, Рэйчел выдавила:
— Я не могу найти письмо. Его нет там, куда я его положила.
Губы Себастьяна сурово сжались, Рэйчел не могла сказать, о чем он думает. Ей хотелось броситься ему на грудь, но в присутствии чужих это было невозможно. Льюис, собиравшийся взять ее под арест, выпятил грудь колесом. Он выглядел преисполненным сознания собственной важности и смущенным одновременно. Похоже, до него только теперь дошло, что арест любовницы лорда д’Обрэ может принести ему крупные неприятности.
— Ну что ж, — промямлил он, — в таком случае мне ничего иного не остается…
Себастьян выругался и повернулся к нему спиной.
— Не волнуйся, — тихо, но властно приказал он, взяв Рэйчел за обе руки и крепко сжимая их в своих. — Оставайся здесь.
С этими словами он повернулся на каблуках, подхватил Льюиса под локоть и отвел его на несколько шагов ближе к центру залитого солнцем двора. Бэрди последовал за ними. Рэйчел не могла разобрать ни слова, но до нее доносился приглушенный яростный рык в голосе Себастьяна. Он был непреклонен. И впервые с той минуты, как она увидела во дворе низкорослую лошадь Бэрди, у нее стало спокойнее на душе. Она поняла, что спасена. На какое-то время.
Ее ничуть не удивило, когда она увидела, как констебли, в последний раз кивнув на прощание, подошли к своим лошадям. Пока они проезжали под аркой ворот, Себастьян что-то сказал Кори. Мальчик выбежал вслед за всадниками, потом вернулся и бросился в конюшню.
Тут негде было уединиться. Ей хотелось броситься на шею Себастьяну и прижиматься к нему до тех пор, пока сотрясавший ее лихорадочный озноб не прекратится. Разумеется, она не могла это сделать посреди двора, на глазах у всех. Поэтому она старательно вытянула руки по швам и, еле сдерживая дрожь в голосе, спросила:
— Что все это может означать? Что теперь будет? Письмо было на месте, а теперь оно исчезло.
Не говоря ни слова, Себастьян взял ее под руку и помог взойти по ступеням крыльца в прохладный полутемный холл. Там они порывисто обнялись.
— Все в порядке, — сказал он ей, и Рэйчел попыталась ему поверить.
Она была растрогана тем, что он понял ее страх, не требуя объяснений, и нашла поддержку в его сильных объятиях. Она крепче прижалась к нему, чтобы набраться мужества.
Наконец он отпустил ее.
— Мне необходимо съездить к капитану Карноку. Он вместе со мной подпишет предписание о задержке исполнения этого дурацкого ордера. Что бы там ни задумал Вэнстоун, у него ничего не выйдет.
— Мэр? Что ты имеешь в виду? Неужели он хочет навредить мне? Зачем ему это нужно?
— Я не знаю. Возможно, я ошибаюсь, но тут что-то не так. Я чувствую запах крысы. Как только я вернусь из Суффолка, непременно дознаюсь, в чем тут дело. А пока…
— Суффолк? Ты возвращаешься домой? — переспросила пораженная Рэйчел, ее вновь охватила паника.
Он устало провел рукой по лбу.
— Я так и не успел тебе сказать. Сегодня утром, пока тебя не было, приехал нарочный. Мой отец умер.
— О Боже, нет!
— Мы же этого ждали. Он был при смерти.
— Я знаю, но…
Рэйчел прижала ладонь к его щеке. Глаза Себастьяна были опущены, она не могла прочесть их выражения.
— Мне очень жаль. Я знаю, вы не были близки, но все же… это должно что-то значить.
Его губы скривились в жестокой улыбке.
— Да, должно, — сказал он каким-то странным голосом. — Рэйчел, у меня очень мало времени. Я должен уладить это дело с Карноком немедленно. Будь добра, упакуй мой чемодан, пока меня не будет. Мне придется добираться в карете до Плимута, чтобы поспеть на вечерний поезд до Эксетера. Постарайся не волноваться: ничего не случится, пока я не вернусь. Ты в полной безопасности. Они не посмеют тебя тронуть, пока ты под моей защитой.
Рэйчел кивнула, надеясь, что так оно и есть, но Себастьян, вероятно, заметил сомнение в ее глазах и обнял ее еще крепче, шепча:
— Не бойся. Клянусь тебе, ты не вернешься в тюрьму.
Как только он это произнес, ее паника выплеснулась наружу.
— А что, если это случится? О Господи, я этого не перенесу.
— Тихо, успокойся…
— Я не переживу. Ты не знаешь, ты ничего не понимаешь! Если меня опять посадят…
— Они этого не сделают.
— А если сделают? Если сделают, я найду способ… Я не стану это терпеть во второй раз.
— Прекрати. Замолчи. — Себастьян сильно встряхнул ее и наклонился к самому ее лицу. — Ведь ты мне доверяешь, не так ли?
— Да.
— Ну так прислушайся к моим словам. Я им не позволю даже пальцем тебя тронуть. Не позволю.
Его широкие сильные руки крепко сжали ее плечи.
— Ты в безопасности. Ты веришь в это?
Она кивнула, но ему хотелось услышать слова.
— Ответь мне. Ты веришь, что я сумею тебя защитить?
— Да.
Еще минуту они стояли обнявшись. Рэйчел порывалась сказать ему, что она его любит. Никогда раньше ей так не хотелось сделать это признание, как сейчас, но она удержалась, потому что ей было страшно. К тому же он все равно это знал. Не мог не знать.
Цоканье лошадиных копыт по двору наконец заставило их разомкнуть объятия. Себастьян сжал ее лицо ладонями и крепко поцеловал.
— Я вернусь через час. Упакуй чемодан или попроси Приста…
— Я сама.
Ей нелегко было его отпустить, она держалась за его руку до последней секунды. Как только он скрылся из виду, ее вновь охватил панический страх.
Не задерживаясь во дворе, Рэйчел поспешила в дом и прошла в комнату Себастьяна, решительно вознамерившись не думать ни о чем, кроме последнего задания, которое он ей дал. Приста нигде не было видно, и это ее обрадовало: она была не в силах ни с кем разговаривать. Найдя чемодан Себастьяна в его гардеробной, она начала укладывать в него одежду. Как долго он пробудет в Суффолке? Может, ему понадобятся два чемодана? Три? Рэйчел забила чемодан рубашками, брюками, жилетами, галстуками, запонками, гребешками, носовыми платками, положила сверху два лучших черных костюма. Потом она выбежала из комнаты, поднялась в кладовую на третьем этаже, нашла еще два чемодана, притащила их в спальню и заполнила оставшейся в шкафах одеждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43