А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Распахнув тяжелую дверь, Рэйчел негромко сказала:
— Здравствуй, Лидия.
Снующие по полотнищу руки замерли. Лидия подняла голову, и Рэйчел сразу поняла, что все ее надежды на примирение были просто смехотворны. Одно-единственное чувство светилось в круглых карих глазах Лидии — жгучая ненависть. Она медленно встала с дивана.
— Я слышала, что кошки никогда не расшибаются при падении, — проговорила она срывающимся голосом, меряя Рэйчел взглядом с головы до ног. — Оказывается, и змеи тоже.
Рэйчел тяжело вздохнула.
— Что тебе нужно?
— Посмотри на себя. О, Боже мой, ты только посмотри на себя! — Раскатистый смех Лидии прозвучал до ужаса фальшиво. — Неужели ты думала, что сумеешь скрыть свою истинную сущность?
— Зачем ты…
— Ты думала, это черное платье может кого-нибудь одурачить? Что в этом доме есть хоть одна душа, которая не знает, что ты собой представляешь?
— Лидия, к чему все это? — бесстрастно спросила Рэйчел. — Зачем ты пришла?
— Нет, зачем ты сюда пришла? — взвизгнула Лидия, повысив голос и сверкая глазами. — Другого места не нашла?
— Ты прекрасно знаешь, почему мне пришлось сюда приехать. Не по своей воле. Меня выслали из Дорсета, когда я не смогла найти работу.
— Тебя надо было сослать на галеры. Такую, как ты, надо было посадить на корабль и отправить прямо в ад!
Рэйчел устало закрыла глаза.
— Этот разговор не имеет смысла.
— Ты видела меня на суде? Каждую минуту я молилась, чтобы тебя повесили. Ты меня видела?
— Я тебя видела.
— Когда огласили приговор и оказалось, что это каторжные работы, я потеряла веру в Бога. Но потом я передумала! Тебя повесить — это было бы слишком просто!
— Лидия, ради всего святого!
Рэйчел пришлось отступить подальше. От ее бывшей подруги волнами исходили подлинное бешенство и ненависть.
— У тебя всегда было полно кавалеров! Все они бегали за тобой, все причитали: «Рэйчел такая хорошенькая, Рэйчел такая умная!» — Ее зубы обнажились в уродливом и безумном оскале. — Знаешь, что делало меня счастливой все эти годы? Мысль о том, что ты заперта в одиночной камере. День за днем, месяц за месяцем, год за годом. Заперта в клетке.
— Довольно, Лидия, я прошу тебя уйти.
— Каждую ночь я засыпала, представляя тебя в твоей клетке. Я притворялась, что я — это ты. Будто я лежу на тюремной койке, а не в своей постели. Я узнала, каков распорядок в Дартмуре. Мне все известно о молчании и о наказаниях. Я даже знаю, что ты ела, во что одевалась.
Прекрасно понимая, что разубеждать Лидию бесполезно, Рэйчел все же сказала напряженным и тихим голосом:
— Послушай меня. Я не убивала твоего отца.
Оскаленные зубы Лидии с лязгом сомкнулись.
— Ты его убила. Расчетливо и хладнокровно.
— Нет. Я лишь нашла его тело… В то утро… мы собирались уехать в свадебное путешествие, но он был мертв. Он был уже мертв.
— Не дотрагивайся до меня! — завопила Лидия, ударив протянутую руку Рэйчел. — Ты его завлекла, совратила, а потом убила! А он был такой хороший, такой добрый и ласковый! А из-за тебя…
Ее пронзительный голос захлебнулся.
— Нет, он не был добрым, он…
— Врешь!
Лидия размахнулась и ударила Рэйчел по лицу, прежде чем та успела отпрянуть. Стараясь унять дрожь, Рэйчел прижала ладонь к горящей щеке. Удар пришелся и по глазу, из него невольно потекли слезы.
— Ты сама не знаешь, что говоришь.
— Знаю! Знаю! Один раз ты его оклеветала, но больше не выйдет, не надейся! Я тебя задушу, но не позволю позорить его имя!
За спиной у Лидии Рэйчел увидела в дверях Себастьяна. На мгновение он застыл, словно сраженный громом. Но тут Лидия бросилась на нее и ударила в грудь обеими руками, стиснутыми в кулаки. Рэйчел пошатнулась и сделала несколько неуверенных шагов назад, вскинув перед собой руки, словно щит. С отчаянным воплем Лидия кинулась вперед с протянутыми к ее лицу, скрюченными, как когти, пальцами.
Но она не успела напасть на Рэйчел. Себастьян обхватил ее за талию и вздернул вверх, так что ноги у нее оторвались от пола. Она отчаянно боролась, брыкалась, сыпала проклятиями, заходясь криком, как ребенок в истерике, извиваясь и дергаясь из стороны в сторону. Но он держал ее мертвой хваткой, и она вдруг обессилела, повисла у него на руках, словно тряпичная кукла.
Себастьян осторожно поставил ее на ноги. Рэйчел чувствовала себя не в силах говорить; когда он бросил на нее вопросительный взгляд, она лишь покачала головой, давая ему понять, что не пострадала.
В коридоре послышался шум возбужденных голосов и топот ног. Растерянная, раскрасневшаяся Сьюзен влетела в комнату и неловко замешкалась на пороге. Какая-то пожилая женщина протиснулась мимо нее и подбежала к Лидии. Десять лет назад ее волосы были каштановыми, теперь они поседели, но Рэйчел ее узнала.
— Лидия! О Господи, Боже милостивый… Что произошло?
Себастьян бросил на женщину испепеляющий взгляд.
— Кто вы такая, черт побери?
— Лорд д’Обрэ, я от всего сердца прошу у вас прощения! Я Маргарет Армстронг. Лидия — моя племянница. — С этими словами она обняла Лидию за плечи, приговаривая: — Боже, Боже.
Лидия все еще тяжело дышала, с ненавистью пожирая взглядом Рэйчел.
Себастьян встал между ними, заслонив собой Рэйчел.
— Советую вам отвезти вашу племянницу домой, миссис Армстронг. Немедленно.
— Да-да, конечно. Я глубоко сожалею, милорд, поверьте, но… дело в том, что Лидия нездорова. Прошу вас еще раз, простите меня за это бесцеремонное вторжение и… за все случившееся…
— Это не у меня вам следует просить прощения, — холодно перебил ее Себастьян, — а у миссис Уэйд.
Лидия уже направилась к двери, но, заслышав эти слова, повернулась, как волчок.
— Просить у нее прощения? У этой шлюхи? — Она была готова к новому нападению, и лишь присутствие Себастьяна, как стеной заслонявшего от нее Рэйчел, удержало ее на месте. Когда он угрожающе шагнул к ней, она зарычала, но попятилась, бормоча невнятные угрозы.
— Лидия, ради всего святого, идем со мной, — умоляюще прошептала миссис Армстронг и потянула ее за руку.
Лидия наконец повиновалась и последовала за своей тетушкой. Себастьян вышел за ними в холл, задержавшись в дверях, чтобы бросить еще один взгляд на Рэйчел. Все это время она опиралась на подоконник, едва не падая с ног, но теперь отошла на середину комнаты, чтобы показать ему, что с ней все в порядке. Он окинул ее непроницаемым взглядом и, повернувшись, вышел следом за Лидией и ее теткой.
Рэйчел никак не удавалось унять дрожь в коленях. Она еле добралась до дивана и, цепляясь за валик, как старуха, обошла его, чтобы сесть. Щеку все еще саднило, грудь болела от удара. Наверное, останутся синяки, мельком подумала она. Как бы ей хотелось прижаться лицом к мягкому валику дивана и расплакаться! Но Рэйчел подавила это желание, крепко зажмурив глаза и до боли стиснув зубы.
Боже! Она совсем позабыла про Сьюзен! Горничная подошла к ней, заламывая руки, ее доброе лицо вытянулось в испуге.
— О, мэм, как это ужасно! Я бы никогда, клянусь вам, никогда в жизни… С вами все в порядке?
— Да.
— Принести вам воды или еще чего-нибудь? Может, глоточек бренди?
— Нет, ничего не нужно, спасибо.
— Вы уверены?
— Да. Я просто посижу тут немного. Мне хотелось бы побыть одной. Спасибо вам, Сьюзен, — добавила она еще раз.
Еще с минуту Сьюзен постояла над ней в нерешительности, потом тяжело вздохнула и, пробормотав: «Ну ладно, мэм», — вышла из комнаты.
У Рэйчел было такое чувство, будто она побывала в дорожной катастрофе. Нет, хуже. Дорожная катастрофа была бы просто несчастным случаем, не направленным лично против нее, а вот то, что ей пришлось пережить… Это было столкновение с ненавистью, такой лютой, что она до сих пор ощущала ее опаляющий жар. Тюремная изоляция имела и свои преимущества. В тюрьме, как ни странно, Рэйчел чувствовала себя в безопасности: она была защищена от враждебности внешнего мира. Разумеется, в тюрьме ее тоже окружало всеобщее презрение в виде сотен мелких придирок и уколов ежедневно, выражаемое и надзирателями, и охранниками, и даже другими заключенными, но оно лишь притупляло и убивало в ней способность что-либо ощущать. Теперь же она лишилась защитной тюремной скорлупы и, словно неоперившийся птенец, выпавший из гнезда, ковыляла в высокой, полной опасностей траве реального мира. И здесь ее поджидал грозный враг.
Услышав звук открывающейся двери, Рэйчел подняла голову с диванной подушки и увидела Себастьяна, смотревшего на нее с другого конца комнаты. Он молча подошел к столику с напитками и налил бокал вина. Она была удивлена, когда он поднес бокал ей, вместо того чтобы выпить самому.
Из вежливости Рэйчел пригубила вино.
— Если я вам сейчас не нужна, — сказала она, возвращая бокал Себастьяну, — я бы попросила разрешения уйти в свою комнату.
Не обращая внимания на ее слова, Себастьян сел на софу с ней рядом.
Что тут произошло ? — спросил он, хмурясь.
Рэйчел отшатнулась, когда он протянул руку к ее лицу. Его глаза потемнели.
— Она вас поранила?
— Нет, со мной все в порядке.
Но он все-таки коснулся ее, его прохладная ладонь немного остудила ее пылающую от удара щеку. Рэйчел замерла, затаив дыхание.
— Что она вам наговорила?
Ей пришлось судорожно перевести дух.
— Только то, чего и следовало ожидать. Она уверена, что я убила ее отца. Извините.
С этими словами Рэйчел встала. Она больше не могла тут оставаться; проявленная Себастьяном забота сбивала ее с толку, ей становилось только хуже, а не лучше.
— Я бы хотела уйти в свою комнату. Вы позволите, милорд?
Себастьян откинулся на спинку дивана и вытянул ноги.
— Да, уходите, — сердито буркнул ее в ответ.
Они обменялись взглядами. Чего он хочет, чего ждет от нее? — недоумевала Рэйчел. Уж не думает ли он, что теперь она поведает ему свою историю? Доверится ему? Позволит себя утешить? Она не намерена ему доверять.
— Благодарю вас, — обронила она на ходу, чтобы соблюсти приличия, и поспешила вон из комнаты. Ей не терпелось остаться одной.
* * *
Всю вторую половину дня Рэйчел провела в своей маленькой спальне, погруженная в тоску и бесплодные размышления. Когда настало время обеда, Сьюзен принесла ей поднос, но она отослала добрую горничную, чувствуя себя не в силах проглотить ни кусочка. Больше ее никто не беспокоил.
До нее не доносилось ни звука. К тому времени как часы пробили десять, одиночество, которого она так жаждала, стало угнетать Рэйчел. А впереди ждала пустая, бесконечная и наверняка бессонная ночь. Воспоминания о прожитом дне преследовали ее, пока она лежала в постели, не то задремывая, не то грезя наяву. Выточенная из черного дерева трость лорда д’Обрэ, описывающая величественную дугу перед носками его сапог из тонкой кожи… Полевые цветы по обочинам грунтовой дороги и сама дорога из местной красноватой глины, взбирающаяся на пологие склоны холмов и вновь ныряющая вниз… Ее лицо в зеркале, которое подносит ей мисс Картер, хорошенькое и почти юное… Довольное, чуть ли не восхищенное выражение на лице Себастьяна, его странное отношение, такое доброе… Ласковое…
Пискливый голос Онории Вэнстоун с нарочито любезными интонациями ворвался в этот сон; Рэйчел окончательно проснулась и вспомнила свою предыдущую встречу с дочерью мэра. Это было неделю назад. В тот раз Онория и сопровождавшая ее незнакомая дама перешли на другую сторону Главной улицы, открыто демонстрируя свое нежелание столкнуться лицом к лицу с Рэйчел на одном тротуаре.
Чтобы хоть немного успокоиться, она постаралась восстановить в памяти мельчайшие, но столь дорогие сердцу подробности их знакомства с Энни Моррелл. Ясные и добрые серо-зеленые глаза, запах лилий и свежего дерна. «Зовите меня просто Энни…» Сердце Рэйчел вновь затрепетало надеждой и благодарностью при этом воспоминании. Потом связные мысли оборвались, образы прошедшего дня стали уплывать все дальше и дальше. Сонливость укрыла ее плотным черным одеялом.
И вдруг безо всякого предупреждения чернота рассеялась, взорванная вспышкой ослепительного света: перед ее мысленным взором возникло высокое мраморное надгробие с заостренной вершиной, и это острие, как кол, вонзалось ей в мозг. Рэйчел подскочила на кровати, лихорадочно обводя глазами комнату в поисках чего-то реального и прочного, чтобы прогнать кошмар. Выбравшись из постели, она бросилась к окну и отдернула шторы. Только свет звезд освещал каменные плиты двора. Она прижалась лбом к холодному стеклу, содрогаясь и шепча: «Нет, нет, нет», — чтобы прийти в себя, нарушить нестерпимую тишину и освободиться от охватившего ее ужаса.
Потом она зажгла свечу дрожащими пальцами и перешла с ней в кабинет. Постепенно уютная обыденность окружающей обстановки подействовала на нее успокаивающе. Рэйчел провела рукой по предметам на столе, по своим перьям, бювару и красивому куску кварца, которым пользовалась в качестве пресс-папье, потом открыла гроссбух. Аккуратные черные столбики цифр вселили в нее уверенность. Баланс сходился, у нее не было неоплаченных счетов, писем, требующих ответа. Но и книги для чтения тоже не было. Спать ей расхотелось — она боялась опять увидеть сон. Чтобы пережить эту ночь, надо было раздобыть книгу.
Библиотека находилась в ее крыле, на другом конце каменного коридора, напротив часовни. Ей не было холодно, но она зябко передернула плечами и поплотнее завернулась в халат: тишина вызывала у нее озноб, час был поздний, а пламя свечи не разгоняло мрак по углам комнаты. Неделю назад Рэйчел уже ходила ночью в библиотеку, но оказалось, что там лорд д’Обрэ; она заметила под дверью желтую полоску света от его лампы и в панике бросилась наутек. Он так ничего и не узнал.
Слава Богу, в эту ночь пыльная, пропахшая плесенью комната с высоким потолком оказалась необитаемой. Рэйчел поставила на место прочитанную книгу и пошла вдоль полок в поисках новой. Как она уже успела убедиться, найти что-либо занимательное в этой скудной коллекции было непросто, и приниматься за дело следовало без особых надежд на удачу. Она обнаружила все пять томов «Теологии» Дуайта и мысленно застонала, сообразив, что два из них уже прочла. В Дартмурской тюрьме Дуайт считался одним из самых душеспасительных авторов. Она также прочитала «Отрывки из Библии» Хорсли и «Биографию животных» Бингли, а также чуть ли не целую подшивку «Британского эссеиста».
«Надо же, — криво усмехнулась про себя Рэйчел, обнаружив наконец книгу, напечатанную уже после ее рождения, — оказывается, здесь не одни только древности». Книга называлась «Ласточки в амбаре», написал ее некий Джон П. Кеннеди. Подзаголовок на титульном листе гласил:
«Очерки жизни на плантациях американского Юга». Рэйчел со вздохом перенесла книгу к диванчику под окном, потому что над его изголовьем имелась ниша для свечи, и принялась за чтение.
Сон был коварным врагом. Через десять минут ей пришлось встать и энергично пройтись по комнате, чтобы взбодриться, но сонливость вернулась через минуту после того, как Рэйчел снова села и открыла «Ласточек в амбаре»: тягучий и вязкий стиль повествования убивал всякий интерес к жизни на американских плантациях. Сделав над собой усилие, она с трудом добралась до третьей главы, а две страницы спустя ее поглотила подкравшаяся из-за спины дремота.
Как всегда, приближение кошмара оказалось медленным, незаметным, обманчиво безобидным. Рэйчел увидела себя посреди незнакомой комнаты. Она чего-то ждала. Липкий страх охватил ее лишь в тот момент, когда она поняла, что ей надо ждать, что уйти нельзя, не положено. Она больше не стояла на ногах, нет, она сидела на краю высокой кровати, ее ноги не доставали до полу. Она была раздета донага, и вид ее собственных голых ног приводил ее в ужас. Только теперь она узнала комнату: это была спальня ее мужа, и вся ее обстановка представала перед глазами до тошноты отчетливо и знакомо. Рэйчел хотелось вскочить с постели и убежать, но ей не позволялось двигаться. Она должна была сидеть и ждать его, сидеть, раздвинув ноги, вот так, пошире, и сцепив руки на затылке. Это была «первая поза», наименее унизительная, но Рэйчел уже дрожала, дыхание застревало у нее в горле.
Она услышала шум за дверью и начала беззвучно плакать. Если он услышит рыдания, то накажет ее. Чья-то темная фигура появилась в дверях. Она знала, что это он, но настоящий ужас объял ее лишь после того, как он вошел в круг света. Страх неумолимо поднимался в ней, как уровень воды во время прилива, пока не заполнил ее целиком и не выплеснулся наружу. Ей делалось дурно от одного лишь вида его атласного халата цвета бургундского вина, но она не могла отвести взгляд, от блестящей шелковистой поверхности. Она уже знала, что этот халат холоден на ощупь и издает при каждом движении хозяина шуршащий звук, напоминавший возню крыс, от которого у нее желчь подступала к горлу. Он что-то держал в руке. Ее охватила паника, сердце едва не выпрыгивало из груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43