– Провела, – согласился он, открыл глаза и улыбнулся улыбкой, от которой замирало сердце. Откинул ее волосы и погладил по щеке. – От всей души надеюсь, что ты снова намереваешься провести меня сегодня вечером.
Глава 18
Джон, не теряя времени, дал понять слугам Хэммонд-Парка, что, когда те приносят завтрак, простого царапанья у двери явно недостаточно и следует оставить поднос в коридоре. Пока поднос не окажется пустым, никто не имеет права входить в хозяйскую спальню, при условии, разумеется, что в доме не начался пожар.
Весь июнь они с Виолой почти каждое утро вместе завтракали в постели.
Он постоянно обыгрывал ее в шахматы, но, стараясь загладить вину, проигрывал в пикет. Исполнил свое желание и научил Виолу плавать. Голой. При лунном свете.
Они устроили праздник и пригласили всех соседей. Давали званые ужины для местного дворянства. Затевали скачки в холмах, и он затаив дыхание наблюдал, как летят по ветру золотистые волосы. Джон тратил уйму денег на новые шляпки для Виолы, но ему было все равно.
Июнь сменился июлем. Медленно-медленно пустота в душе Джона, пустота, о существовании которой он не знал до той ночи, проведенной на дожде у ворот парка Гросвенор-сквер, уступала место душевному покою, которого он так жаждал и по которому так тосковал. Война между ними, длившаяся долгих девять лет, казалось, навсегда закончилась, и Джон постепенно стал забывать о том времени, когда Виола не спала рядом с ним в одной постели.
Они часто ссорились. Обычно потому, что она вечно желала поговорить по душам, а Джон всячески старался этого избегать. Но потом они неизменно мирились, и эта часть нравилась ему больше всего. И сколько бы они ни ругались, Джону в голову не приходило ночевать на раскладной кровати в гардеробной.
Он любил дразнить ее, потому что она всегда попадалась на удочку. Когда Виола спросила, нельзя ли пригласить на вечеринку Дилана с Грейс и Энтони с Дафной, он немедленно принял неприступный вид.
– Нет.
Она взглянула на него поверх подноса с завтраком. Такая прелестная… глаза удивленно раскрыты, волосы разметались по белоснежной подушке.
– Почему нет?
– Твой брат ненавидит меня.
– Вовсе нет.
Джон впился зубами в ломтик бекона.
– Он с радостью отсек бы мне голову, если бы мог уклониться от наказания.
– Дилан поможет избежать скандала.
– Ха! Дилан?! Для него нет большего наслаждения, чем стать свидетелем очередной нашей стычки!
– А Грейс и Дафна? – Виола отставила поднос и придвинулась к мужу. – Ты нравишься Дафне. Она всегда была на твоей стороне. Даже когда я считала тебя подлецом, она всегда вставала на твою защиту!
– Правда? – удивился он, но тут же вспомнил лицо невестки в тот день, когда Виола сбежала в Эндерби.
– Я знаю, что такое отчаяние…
– Я очень уважаю жену Тремора, но это ничего не меняет – твой брат ненавидит меня.
Виола прильнула к нему и поцеловала в ухо.
– Может, настало время примирения?
Джон повернул голову и припал к ее губам, после чего откинулся на подушки, глядя на нее сквозь полуопущенные веки.
– Если я соглашусь, – надменно протянул он, – какую награду получу?
Ее рука опустилась на его голую грудь, и она сжала губы, прекрасно понимая, что победила. Но постаралась не улыбнуться и продолжила игру.
– Чего ты хочешь?
Он честно ответил, и Виола покраснела от корней волос до кончиков пальцев на ногах. Через десять дней герцог Тремор и мистер Дилан Мур с женами получили приглашение провести в августе две недели в Хэммонд-Парке.
Теплые безмятежные августовские дни тянулись неспешно. И каждый День Джон находил новые способы рассмешить жену. Сочинял для нее самые абсурдные лимерики, а иногда читал написанные в ее честь стихотворения. Постепенно Виола начала понимать его настроение, хотя заставить его говорить на личные темы было труднее, чем открыть раковину живой устрицы. Обычно Джон отделывался остроумной репликой или небрежной сменой темы. Постепенно она приучилась не задавать подобных вопросов, поняв, что он расскажет ей очередные подробности из собственной жизни, когда будет готов, и ни секундой раньше.
В тех редких случаях, когда он делал это, она всегда терялась от неожиданности. Как-то вечером, когда они сидели в библиотеке и Виола просматривала меню для предстоящей домашней вечеринки, Джон наконец рассказал о бисквите.
В это время Виола читала список блюд, предложенных миссис Миллер и качала головой.
– Нет-нет, – бормотала она себе под нос, – это никак не пойдет.
Она подняла перо, окунула в чернила и вычеркнула одно блюдо.
– Что именно? – осведомился Джон, опустив газету.
– Паштет. Энтони терпеть не может паштет. Всегда терпеть не мог. При мысли о печени он зеленеет. Я не подвергну его такому испытанию.
– Хотелось бы видеть, как зеленеет Тремор, – рассмеялся Джон.
– Немедленно прекрати! – Она послала мужу предостерегающий взгляд. – Эта вечеринка отчасти затевается для того, чтобы вы забыли о старых обидах, помнишь? Я так хочу, чтобы вы стали друзьями.
– Знаю, знаю, – страдальчески вздохнул муж. – Значит, никакой печени. Каких еще деликатесов мы лишимся во время визита твоего братца?
– Не будет никакого бисквита, если тебя именно это беспокоит, – мягко пообещала она.
– Да уж, постарайся, иначе я уволю миссис Миллер. Впрочем, такой ошибки она не сделает.
Виоле хотелось расспросить его подробнее, но она знала, что он ничего не скажет, поэтому вновь обратилась к меню. Вычеркнула ненавистную баранину и заменила говяжьим филеем. Добавила шоколадное ассорти, потому что Дафна обожала шоколад, и стала размышлять над выбором вин, когда Джон неожиданно заговорил.
– Все потому, что умерла моя сестра, – признался он так тихо, что она едва расслышала.
– Твоя сестра?
Виола изумленно уставилась на него, пораженная репликой, исходившей, казалось, из ниоткуда. Муж не смотрел на нее. Уставился в газету.
– Бисквит. Все из-за моей сестры Кейт. Мне было семь, и я ужинал наверху в детской, когда вошла моя старая няня. От нее я все и узнал. Мать не потрудилась покинуть Париж, где жил ее любовник, а отец был в Йоркшире, в доме своей любовницы. Знаешь, это очень странно, – добавил он так мягко, что самый звук его голоса надрывал сердце.
Виола подошла к нему, встала на колени и положила ладонь на его ногу.
– Что тут странного?
– Как воспоминания могут возвращаться и терзать тебя, хотя все случилось много лет назад. Я не помню подробностей. Только чертов десерт, стоявший передо мной. Я сидел, глядя в чертову чашку, когда няня рассказывала, что случилось. И в голове вертелась только одна мысль – Кейт любила бисквит больше всего на свете, но больше она никогда его не попробует.
Его рука сжалась в кулак, сминая газету.
– Даже после стольких лет я тоскую по сестре, – выдавил он сквозь зубы, словно каждое слово вырывали у него силой.
Выпустив газету, он потер глаза яростным, быстрым движением, отвернувшись от жены.
– Видишь ли, Кейт делала мою жизнь сносной. С тех пор прошло двадцать восемь лет, и пусть это звучит глупо, но каждый раз, когда я вижу бисквит, красный джем, желтый заварной крем и белые сбитые сливки, словно снова становлюсь семилетним мальчишкой. Родители находятся в сотнях миль от дома, моя сестра мертва, а в желудке ужасное, тошнотворное чувство.
Он не смотрел на нее. Только выпрямился в кресле, поднял газету и притворился, что читает. Словно ничего не произошло.
Она смотрела на его холодный, гордый профиль и думала о том, почему в семнадцать лет полюбила его. За улыбку, остроумие, способность смешить. Но теперь ей уже не семнадцать, и, глядя на него, она не замечала тех мелочей, которые были так важны для нее в те времена.
И в этот момент Виола снова влюбилась в Джона Хэммонда.
Она знала, что любые слова бесполезны, и поэтому промолчала. Только осторожно вытянула из его рук газету.
– Пойдем со мной, – попросила она, взяв его за руку.
– Куда?
– Позволь мне немного покомандовать…
Она повела мужа наверх. Зажгла лампу в спальне и принялась его раздевать. Сняла вечерний фрак, развязала галстук и отбросила в сторону. Расстегнула жилет и рубашку и стащила с плеч. Он не возражал. На губах не было улыбки. Красивое лицо оставалось мрачным. Но он позволял ей ласкать его, хотя тело оставалось неподатливым и напряженным под легкими прикосновениями ее пальцев.
Она провела ладонями по его обнаженному торсу: широким плечам, груди и животу. Потом опустилась на колени и расстегнула брюки. К тому времени, как она стала ласкать его плоть, он уже был откровенно возбужден.
Виола поцеловала его, взяла в рот, и Джон, задохнувшись, погрузил руки в узел ее волос, откинул голову и застонал.
Потом он зарычал, стиснул ее запястья, оттолкнул, вскочил, поднял ее на ноги и стал целовать, отчаянным рывком задирая юбки. Похоже, Джон окончательно потерял самообладание.
Вскинув к талии ярды шелка и муслина, он стиснул ее ягодицы и оторвал жену от земли.
– Обхвати меня ногами, – приказал он.
Виола повиновалась. Джон прижал ее к себе, насадил на свою плоть и прижал спиной к стене.
– О! – выдохнул он, яростно вонзаясь в нее раз, второй, третий, прежде чем содрогнуться в экстазе. Он еще долго продолжал держать ее, жадно глотая воздух, потом медленно поставил на ноги и тут же лихорадочно прижал к себе, целуя ее волосы.
– Виола, – шептал он. – Моя жена. Моя жена.
Глава 19
Виола с нетерпением ждала приезда своего брата. Она знала, что Энтони будет вежлив с Джоном хотя бы ради нее и ради соблюдения этикета. А когда увидит, как она счастлива, наверняка забудет и простит обиды. Дафна, конечно, обрадуется примирению супругов. А Дилан и Грейс обязательно помогут мужчинам найти общий язык, тем более что дружат и с тем, и с другим. К концу двухнедельного визита Энтони и Джон уже станут считать друг друга братьями. По крайней мере Виола очень на это надеялась.
Но вопреки ее чаяниям все пошло не так гладко. Первые несколько дней ситуация была невероятно неловкой. Она видела старания мужа и брата быть взаимно учтивыми. Но шутки Джона не веселили Энтони. Мало того, неприязнь Энтони к зятю была ощутимой. Поэтому за обедом чаще всего царило молчание, прерываемое редкими репликами Дилана и попытками женщин вести светскую беседу. Хуже всего было, когда после обеда дамы удалялись в гостиную, а мужчины оставались в столовой поговорить за портвейном и бренди. Обычай диктовал, чтобы эта церемония продолжалась не менее получаса. Однако мужчины неизменно присоединялись к дамам гораздо раньше. Все изменилось на пятый день. Прошло четверть часа, полчаса, час… полтора… Мужчины не появлялись.
– Что, по-вашему, они там делают? – спросила Виола, стараясь не выказывать волнения. – Успели поладить или убивают друг друга?
Неожиданно снизу донесся мужской смех, и Виола стиснула руку Дафны.
– Слушайте! – велела Дафна.
Очевидно, веселье в столовой было в самом разгаре.
– Они смеются? – пораженно прошептала Виола, переводя взгляд с Дафны на Грейс. – Энтони и Джон в одной комнате, и они смеются!
– Возможно, потому что пьяны, – безмятежно предположила Грейс, пригубив мадеры, и, лукаво взглянув на Виолу, добавила: – Дилан сказал, что глупая распря между лучшими друзьями продолжается слишком долго. Что он собирается напоить обоих и положить этому конец раз и навсегда.
– Напоить?! – повторила Дафна. – Он так решил? А если они поубивают друг друга?
– Я спросила о том же, – улыбнулась Грейс, поправляя светлые волосы. – Дилан сказал, чтобы я не беспокоилась. В пьяном виде Джон особенно остроумен, а Энтони становится куда дружелюбнее, поскольку сразу забывает, что он – его светлость герцог.
Из столовой по-прежнему доносился смех, и Виола поспешно вскочила.
– Я этого не вынесу! Меня буквально сжирает любопытство! Нужно непременно узнать, над чем они смеются. Идемте!
Женщины беспрекословно последовали за ней вниз и стали подслушивать у двери столовой. Причина смеха стала тут же ясна. Все трое сочиняли лимерики. Непристойные и до ужаса глупые.
– Как-то шлюха из Чешира, – начал Дилан, пока Виола тихо приоткрывала дверь, чтобы взглянуть на мужчин. – Как-то шлюха из Чешира, – повторил Дилан, но дальше дело не пошло. – Что рифмуется с Чеширом? – Он подлил себе бренди из полупустой бутылки.
– Глупый вопрос, Мур, – фыркнул Джон, отпив портвейна. – Мир, конечно! Что еще?
– Пир, – предложил Энтони и издал торжествующий крик.
– Есть! – воскликнул Дилан.
Как-то шлюха из Чешира
Возвращалась ночью с пира.
Лицо, как у ведьмы, кожа в морщинах,
Зато знает толк в горячих мужчинах.
Остальные разразились смехом, и Виола удивленно покачала головой. Ее брат сочиняет неприличные лимерики с Джоном и Диланом!
– Черт возьми, Тремор! – воскликнул Джон. – У тебя настоящий талант. Давай еще! Однажды девка из Норфолка…
Виола плотнее прикрыла дверь и прошептала:
– Подумать только, что миром правят мужчины!
– Пугающая мысль. Не так ли? – прошептала Грейс в ответ.
Женщины дружно кивнули и на цыпочках поднялись наверх. Едва войдя в гостиную, Дафна буквально рухнула на стул, весело засмеялась и объявила:
– Виола, думаю, ты можешь быть абсолютно уверена вот в чем: отныне твой муж и твой брат станут гораздо лучше ладить. И кроме того, завтра утром будут ужасно мучиться от похмелья.
Виола улыбнулась, посчитав, что похмелье – очень малая цена за мир в доме.
Хотя предсказание Дафны о том, как будут чувствовать себя мужчины на следующее утро, оправдалось, исход вечера был успешным. Прошла всего неделя, а Джон и Энтони уже обсуждали совместные предприятия, ловили форель и пребывали в полном согласии по поводу многих политических проблем. Дилан, как заметила Виола, чаще всего находился в оппозиции, насколько она понимала, намеренно, поскольку это всегда вынуждало Энтони и Джона объединяться против него. Дилан всегда был дьявольски умен.
На восьмой день визита они пили чай в доме лорда и леди Стейн, что еще больше скрепило дружбу, поскольку граф Стейн был другом Джона и давно заслужил уважение Энтони.
Утром перед завтраком все они отправились покататься верхом, и Энтони так понравилась прекрасная кобылка сестры, что он попросил отдать ему первого жеребенка. Ничего не скажешь, все надежды Виолы оправдались!
– Хэммонд, у вас прекрасные сады, – заметила Дафна, когда, оставив лошадей у крыльца, они направились к дому. – Энтони, у меня появилось множество новых идей насчет садов в Тремор-Холле.
– В последнее время моя жена страстно увлечена английскими садами, – сообщил Энтони. – И почему? Она любит гулять под дождем. Говорит, что в дождь английские сады пахнут раем.
Прежде чем кто-то успел ответить; послышался стук колес экипажа. Все остановились на крыльце. На подъездной аллее появилась неизвестная коляска. С запяток спрыгнул лакей, открыл дверцу, и стройная женщина в зеленом спустилась вниз. Виола тихо ахнула, узнав Эмму Роулинс.
Сначала она не поверила своим глазам. Но это была она, последняя любовница Джона!
Женщина взглянула на Виолу и удивленно раскрыла глаза, но тут же, словно позабыв о ней, обратилась к Джону.
– Милорд, – начала она, остановившись на нижней ступеньке крыльца, – нам нужно кое-что обсудить.
Обсудить? Довольно дерзко для бывшей содержанки явиться в дом мужчины, да еще и требовать разговора в присутствии его жены и гостей. Но Эмму, похоже, приличия не волновали.
– У нас с вами нет никаких дел, мадам, – спокойно ответил Джон, ничем не выдавая своих эмоций. – По-моему, я достаточно ясно дал это понять.
– Дали понять? – пронзительно вскрикнула она. – Каким это образом?! Вы даже не потрудились написать мне! И не ответили ни на одно мое письмо.
– Я ответил на первые три. А потом не видел в этом смысла.
– Вы даже их не читали! Отсылали обратно.
Она сунула руку в карман юбки, вытащила горсть сложенных розовых листочков, похожих на те, которые Виола видела в Эндерби, и швырнула Джону в лицо.
– Вы самый жестокий на свете человек!
– Держите себя в руках, мисс Роулинс, – сдержанно процедил Джон, когда письма рассыпались по земле. – Мы не одни.
– Держать себя в руках? Но чего ради? – Она снова взглянула в сторону Виолы. – Потому что здесь ваша жена? Потому что у вас гости? Потому что это может унизить вас? – Ее лицо исказилось страшной болью. – Это я унижена, милорд, – всхлипнула она. – Не вы! И, словно лишившись сил, она упала у его ног.
– Я любила вас. Боже, как я любила вас! Я отдала вам все! Все! Как вы могли так поступить со мной?!
Виола в ужасе взирала на нее. Плечи Эммы сотрясались от рыданий. Пальцы судорожно дергались.
Она оглянулась, но все стоявшие на крыльце, включая выбежавших слуг, застыли, словно парализованные. Все взгляды были направлены на Эмму. Никто не шевелился.
– Ты тоже меня любил, – простонала Эмма. – Я знала, что любил. Наверняка любил! Все, что ты мне говорил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26