Я хочу тебя… и хочу, чтобы ты ответила на мое желание. Хочу так, что, кажется, потерял разум. Поэтому стоял два часа под дождем, поэтому ездил с тобой по магазинам. Поэтому все время пытался поговорить с тобой. – Он глубоко вздохнул. – Именно поэтому я снял дом с пунцовой гостиной. Даже когда отношения между нами были хуже некуда, я лелеял тайную надежду, что когда-нибудь ты вернешься ко мне.
Ее нижняя губа задрожала под его пальцами.
– Я тебе не верю.
– Но когда-то ты хотела меня, Виола. Каждый день на завтрак. Неужели не помнишь? И нам было хорошо, правда? И весело вдвоем.
– Правда, – шепнула она, лаская губами его пальцы. И хотя поспешно сжала его запястье, все же не оттолкнула и не отвернулась. – Когда-то нам было хорошо и весело вдвоем.
Он осторожно отнял руку и погладил ее затылок. Липкий джем склеил пряди ее волос, но она не противилась. Он притянул ее к себе, так что их губы почти соприкасались.
– Знаешь, когда у нас все разладилось? Когда нам больше не стало весело и хорошо. Когда мы перестали делать то, что нам нравилось, и когда я не мог тебя рассмешить.
– Веселье и смех не всегда помогают.
– Знаю.
Он смотрел на ее измазанные джемом губы. Желание так терзало его, что он сдерживался из последних сил.
– Для этого годятся поцелуи.
– Для тебя все так просто? Так легко?
– Да. Думаю, это ты все усложняешь.
Он должен поцеловать Виолу. Хотя бы раз… а потом он оставит ее в покое.
Он коснулся губами уголка ее губ, ощущая вкус джема, и наслаждение оказалось таким огромным, а желание – таким непреодолимым, что лишь невероятным усилием воли он запретил себе отбросить поднос и придавить Виолу к перине. Он сидел не шевелясь, стараясь побороть сладостную боль во всем теле, жадно вдыхая запах фиалок. Выжидая.
Виола отстранилась, прервав поцелуй.
Джон сознавал, что необходимо отпустить ее. Пока он еще в состоянии это сделать. Она не готова принять его, а он не хочет ее спугнуть.
Он убрал руку и отодвинулся, по-прежнему пытаясь побороть муки, ведомые лишь мужчине, охваченному неутоленным желанием.
Он машинально взял вилку и снова принялся за яйца с беконом.
Виола последовала его примеру, упорно не поднимая глаз.
Завтрак подходил к концу, когда Джон попытался снова начать разговор.
– Надеюсь, ты покажешь мне, что успела переделать в доме? Я имею в виду другие комнаты, а не эту, чисто женскую цветочную фантазию, которую вижу здесь.
– После таких слов ты можешь сам устроить себе экскурсию, – пробормотала она с полным ртом.
– Но если я пойду сам, то не смогу поймать тебя в укромном уголке и сорвать поцелуй, – резонно заметил он и сунул в рот кусочек бекона, думая о том, что умрет, если она позволит себя целовать, не сняв при этом одежду.
Она доела тост.
– Не сможешь.
– Ты обожаешь мои поцелуи, не смей это отрицать, – весело объявил он и, поднявшись, взял поднос и поставил на ближайший столик. – Уже к ужину ты будешь мечтать о них. Одевайся. Я подожду тебя внизу.
– Я никогда не буду мечтать о твоих поцелуях – заверила она, стряхивая крошки с сорочки. – Никогда!
Джон нагнулся над ней, вдавив ладони в перину.
– Пока еще нет, но день длинный, – возразил он и быстро поцеловал ее, не давая увернуться. – А ночь еще длиннее.
– Прелестно, – простонала Виола, глядя вслед мужу. Казалось, будто ей предстоит день пыток. – Просто прелестно!
Виоле пришлось провести Джона по дому и саду и показать ее переделки. Ему понравился лабиринт из самшита, но он не одобрил, что она снесла ветхий лодочный сарай у реки. Джон восхитился новой конюшней, которую она велела выстроить в прошлом году. Он также похвалил новый амбар.
– Ты проделала здесь превосходную работу. – Он остановился у мельничного пруда, глядя на воду. – Все в идеальном порядке. Ты прекрасная хозяйка.
– Спасибо.
Что-то привлекло внимание Джона. Он помедлил, присмотрелся к воде еще раз, подошел к деревянному причалу и показал на лодку, покачивавшуюся на воде.
– Весла на дне. Давай покатаемся. Можем пересечь пруд и пуститься вниз по реке.
Сердце Виолы сжалось от дурного предчувствия.
– По-моему, слишком холодно, – попыталась она найти отговорку.
– Холодно? Нисколько. Прекрасный день. Кроме того, мы не собираемся плавать.
Он снял сюртук и бросил на траву.
– Но я не хочу грести.
– Я сам сяду за весла, – заверил он. – Ты будешь сидеть на корме и читать Шелли, пока я буду грести и любоваться тобой.
Виола молча наблюдала, как он развязывает галстук, расстегивает ворот сорочки и стягивает жилет. Когда Джон сел на корточки и нагнулся над лодкой, чтобы достать весла, Виола испугалась еще больше.
– Нет, Джон. Я не хочу, – повторила она.
– Это самое малое, что ты можешь сделать после того, как снесла мой лодочный сарай. Не трусь, Виола. Вот увидишь, будет весело!
Виола вытерла потные ладони о юбку.
– Джон, я не сяду в эту лодку! – почти взвизгнула она.
Он оглянулся, удивленно вскинув брови.
– Почему? Или тебя укачивает?
Она прижала руку к животу, чувствуя, что сейчас ее стошнит. Стошнит от страха.
Виола молча покачала головой.
Он пристально всмотрелся в Виолу, отложил весла и вернулся к ней.
– Что с тобой?
– Я плавать не умею!
– И это все? – рассмеялся он.
– Все?!
Теперь она испугалась по-настоящему.
– Что, если лодка перевернется? Я могу утонуть.
– Ты не утонешь, – категорично заявил он и, перестав смеяться, погладил ее по щеке. – Я прекрасный пловец.
– Нет, – решительно покачала головой Виола.
– Пруд очень мелкий, течение в реке медленное. Кроме того, даже если лодка перевернется, с тобой ничего не случится. Потому что я буду рядом. – Он нежно поцеловал ее и взял за руку. – Тебе просто придется довериться мне. Пойдем. Даю слово, я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
– Уверена, что мне все это не понравится, – сказала Виола, но пошла за ним.
Он встал одной ногой в лодку и притянул ее к деревянному причалу.
– Не бойся. Садись.
Виола глубоко вздохнула, подобрала подол, судорожно вцепилась в руку Джона и осторожно ступила в лодку. Уселась на корме и, когда он отпустил ее руку, крепко схватилась за борта.
Джон отвязал лодку, взял весла и, оттолкнувшись от причала, вставил их в уключины и начал грести.
– Скажешь, когда мы подойдем к повороту, – велел он, энергично орудуя веслами. – Нужно вывести лодку в реку.
– Мы уже подходим к устью, – сообщила она. – Слева от тебя.
Джон оглянулся и умело повел лодку. Река лениво струилась между зарослями берез и плакучих ив. Когда они выплыли на длинный прямой отрезок, он снова оглянулся на нее.
– Ну, все в порядке? Больше не боишься? Не тошнит?
– Нет, – солгала она.
– Видишь? Сначала фехтование, теперь гребля. Скоро я начну давать тебе уроки плавания.
Она в ужасе посмотрела на него.
– Не начнешь.
– Обязательно начну. Будем плавать обнаженными. В лунном свете.
Ее обдало жаром. Она смотрела мимо, вздернув подбородок, делая вид, что высматривает речные повороты. Притворяясь, что не заливается краской до кончиков пальцев на ногах.
– У тебя богатое воображение.
– Да, – тут же согласился он.
Она чувствовала на себе его взгляд и знала, что именно он сейчас представляет.
Джон снова принялся работать веслами, легко выгребая против медленного течения. Под рукавами рубашки перекатывались мощные мускулы. Виола словно завороженная не могла отвести от него глаз. Пришлось постоянно напоминать себе о необходимости смотреть, куда они плывут.
– Ты хорошо гребешь, – заметила она.
– Какая это гребля! – отмахнулся он. – Я могу выгрести и одним веслом.
– Все равно хорошо.
– Большая практика. Я занимался этим как в Харроу, так и в Кембридже. – Он налег на весла. – Я был загребным нашей команды в лодочных гонках на Кеме. Каждую Майскую неделю, все четыре года, что учился в Кембридже.
– И ты побеждал?
– Обычно да. – Он засмеялся. – Перси был нашим рулевым, и притом очень хорошим. Он был так методичен, что задавал темп лучше других рулевых.
– Тебе, должно быть, его не хватает.
Джон помрачнел, перестал грести и налег на весла так, что лопасти поднялись из воды. Виола ждала, что он заговорит о кузене, но вместо этого он, погруженный в свои мысли, долго смотрел на поросший деревьями берег.
– Джон, о чем ты думаешь?
– Я так тоскую по нему, что сердце болит. – Он покачал головой, словно пытаясь отбросить горькие воспоминания, и снова стал грести. – Потолкуем о чем-нибудь приятном. Сегодня нам полагается веселиться. И должен же быть хоть какой-то толк от моего университетского образования? Стихи какого поэта ты хочешь послушать? Выбери романтические, тогда я смогу быть страстным и пылким и пробужу в тебе желание.
Он и раньше так делал? Сажал женщину в лодку и читал любовные стихи?
Виола глубоко вздохнула и подавила вспышку неуместной ревности.
– Джон ты вовсе не обязан читать мне стихи.
– Не видел я лица прекрасней и милее.
При встрече с ней и жизнь становится светлее.
Странно, но она не знала автора этих поэтических строк, зато прекрасно распознала этот взгляд. Потому что сегодня уже видела его дважды – когда ела тост с джемом и минутой раньше, когда Джон упомянул об уроках плавания. И с каждым разом становилось все легче поверить, что им владеет не просто обычное желание.
Виола поспешно отвернулась.
– Не узнаю, чьи это стихи.
– Я бы очень удивился, узнай ты автора, поскольку я только сейчас их сочинил.
Она растерянно уставилась на него:
– Как! Только сейчас?!
Джон кивнул:
– Я пишу стихи едва ли не с детства.
– А я понятия не имела. Конечно, вы с Диланом вечно сочиняете глупые лимерики, но чтобы стихи?!
– А я понятия не имел, что ты не умеешь плавать. – Он прикрыл глаза. – Кстати, нам следует как можно скорее начать уроки плавания. Мельничный пруд не глубокий. Идеальное место. Можем начать завтра.
– А я думаю, что нам следует вернуться домой. Сейчас, должно быть, начало четвертого, и хотелось бы принять ванну и переодеться перед обедом. Мы здесь живем по-деревенски, так что обед у нас в пять, – напомнила она.
Джон склонил голову набок.
– А есть у нас ванна, достаточно большая, чтобы вместить двоих?
– Нет, – чопорно процедила Виола.
Джон рассмеялся и больше ничего не сказал. Только повернул лодку к берегу. А Виола повторяла про себя прочитанные им строчки. Разум говорил, что Джон не может быть искренним. Сердце не хотело слушать.
– Поскольку мои стихи не произвели на тебя должного впечатления, у меня родились другие.
Он вынул весла из воды, и лодка снова замерла.
– Лимерик! – Глаза его озорно блеснули.
– Лимерик обо мне?
– Знаю я женщину из Гемпшира,
Чья улыбка дороже целого мира,
Волосы – золото, глаза – озерный ил.
А поцелуй ее навек меня пленил.
– Что? – с негодованием воскликнула Виола, не обращая внимания на ту строку, где говорилось о пленившем его поцелуе. – Мои глаза вовсе не цвета озерного ила!
– Точно тот же оттенок. – Он показал на ближайший берег пруда. – Смотри. Зеленовато-коричневый. И что тут плохого? Совершенно по-английски, полагаю. И очень поэтично.
– Поэтично? – возмутилась Виола. – Поэтам полагается сравнивать женские глаза со звездами, небесами и тому подобными штучками, Если сравнение с грязью входит в твой план соблазнить меня, ничего не выйдет.
Глаза его стали серьезными. Он вытащил весла из уключин, со стуком уронил на дно лодки и подвинулся к ней. У Виолы перехватило дыхание при виде его пылающих глаз. Он вдруг встал на колени, вцепился в края дощатого сиденья и, подавшись вперед, коснулся губами ее губ.
– Как насчет этого? Сработает?
Ее охватила внутренняя дрожь.
– Нет, – выдохнула она и крепко сжала губы.
– Виола, будь справедлива, – пробормотал он ей в губы. – Да, я сказал, что у тебя глаза цвета озерного ила, но добавил также, что волосы – золото, а поцелуй меня пленил. – Он чуть куснул ее губы. – Так что попробуй взять меня в плен своим поцелуем.
Виола отвернулась.
– Я не собираюсь целовать тебя, – объявила она сухо, но тут же рассмеялась: – Нет-нет, ты все испортил упоминанием об иле!
Он усмехнулся тихим горловым смешком.
– Но английский озерный ил очень красив. Мне нравится.
Его руки скользнули под нее, и с пугающей внезапностью он перетащил ее к себе на колени. Не ожидавшая такого коварства, Виола стала с визгом извиваться, раскачивая лодку.
– Прекрати! – крикнула она, когда он развернул ее лицом к себе.
Лодка закачалась сильнее и перевернулась. Виола мгновенно ушла под воду с головой и в панике взмахнула руками, не в силах увидеть что-то в мутных глубинах. Но Джон тут же подхватил ее.
– Я тебя держу, – заверил он, обнимая ее. – Держу.
Она судорожно втягивала в легкие воздух и цеплялась за его рубашку. Паника понемногу улеглась, когда она осознала, что Джон крепко прижимал ее к себе, ноги прочно стояли на дне пруда, а вода доходила только до подмышек.
– Отдышалась? – спросил он и, отстранившись, внимательно оглядел Виолу и откинул с ее лба мокрые волосы.
– Ничего страшного. – Она потерла руки. – Холодно, правда, но все обошлось.
Джон присел и подхватил ее на руки.
– Ничего себе награда за стихи в твою честь! – с притворным негодованием воскликнул он, унося ее на берег. – Купание в холодной воде – и ни поцелуя в благодарность!
– Так тебе и надо, – фыркнула она, когда он поставил ее у самого края воды. – Глаза цвета ила, подумать только!
Он не видел, как она улыбнулась, когда подобрала промокшие юбки и побежала к заросшему травой пригорку.
Глава 15
После приключений на пруду следовало бы немедленно принять ванну и переодеться. Судомойки натаскали горячей воды и наполнили медную ванну. Виола купалась первой, и пока Селеста мыла и вытирала ей волосы, она видела перед собой глаза Джона, читавшего ей стихи. Неужели он выразил то, что чувствовал?
Она снова и снова задавала себе этот вопрос, не обращая внимания на Селесту, надевавшую на нее халат из тяжелого розового шелка.
Наконец она вышла в смежную с ванной гардеробную, и Селеста принялась вытаскивать из шкафа одно платье за другим. Но Виоле было не до туалетов.
Был ли он искренним? При таком количестве женщин… можно ли верить, что она значит для него больше, чем любая другая? И как можно быть уверенной, что это продлится долго?
Виола слышала, как слуги носят воду для ванны Джона. И представляла, как он голым садится в ванну. Она хорошо помнила его обнаженное тело, и теперь воспоминания и воображение терзали ее, как те сны, которые мучили ее ночами.
Он сказал, что при встрече с ней жизнь становится светлее. Что не видел лица прекраснее. Говорил ли он правду?
Она пыталась напомнить себе, что слов недостаточно. Но что делать, если она изнемогала от желания, стоило ему дотронуться до нее?
«Нам было хорошо когда-то, помнишь?»
Она помнила.
Виола в смятении прижала пальцы ко лбу. Она была не в состоянии думать связно.
– Миледи? – встревожилась Селеста. – Вы нездоровы?
Виола опустила руку.
– Спасибо, Селеста, я абсолютно здорова.
Женщина, бывшая ее горничной с тех пор, как Виоле исполнилось пятнадцать, облегченно вздохнула и подняла два платья.
– Слоновая кость или светло-голубое?
– Голубое, – равнодушно обронила Виола.
Горничная вынесла голубое платье из гардеробной. Виола осталась на месте.
За дверью слышались голоса Джона и Стивенса. Она не могла разобрать, что они говорили, потому что в ушах звучали слова: «Я хочу тебя и хочу, чтобы ты тоже меня хотела. Хочу так, что, кажется, потерял разум… Даже когда отношения между нами были хуже некуда, я все-таки питал крошечную надежду на то, что когда-нибудь ты вернешься ко мне».
Неожиданно все показалось кристально ясным, и все смятенные чувства вылились в одно простое решение. Виола глубоко вздохнула, вошла в спальню и приблизилась к кровати, на которой уже было разложено голубое шелковое платье.
– Селеста, – попросила она, – пошли кого-нибудь па кухню и передай, что обед задерживается часа на два.
Горничная недоуменно воззрилась на нее, но кивнула:
– Да, миледи.
– И найди чем заняться, пока я не позову тебя. Если вообще позову.
Кажется, горничную осенило, потому что лицо ее выразило неподдельное изумление. Но она воздержалась от расспросов и поспешно удалилась, оставив Виолу одну.
Виола подошла к туалетному столику и взяла расческу. Распутала влажные пряди, но не стала заплетать косу или делать прическу. Оставив волосы распущенными, она прошла через гардеробную.
Джон все еще сидел в ванне – она слышала плеск воды и голоса, но все же повернула дверную ручку и глубоко вздохнула, прежде чем открыть дверь.
Джон развалился в ванне, откинув голову на бортик и держась обеими руками за края, а Стивене стоял рядом с полотенцем наготове. При виде Виолы мужчины удивленно воззрились на нее.
Не обращая внимания на камердинера, Виола шагнула ближе.
– Ты действительно говорил правду? – бесцеремонно спросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Ее нижняя губа задрожала под его пальцами.
– Я тебе не верю.
– Но когда-то ты хотела меня, Виола. Каждый день на завтрак. Неужели не помнишь? И нам было хорошо, правда? И весело вдвоем.
– Правда, – шепнула она, лаская губами его пальцы. И хотя поспешно сжала его запястье, все же не оттолкнула и не отвернулась. – Когда-то нам было хорошо и весело вдвоем.
Он осторожно отнял руку и погладил ее затылок. Липкий джем склеил пряди ее волос, но она не противилась. Он притянул ее к себе, так что их губы почти соприкасались.
– Знаешь, когда у нас все разладилось? Когда нам больше не стало весело и хорошо. Когда мы перестали делать то, что нам нравилось, и когда я не мог тебя рассмешить.
– Веселье и смех не всегда помогают.
– Знаю.
Он смотрел на ее измазанные джемом губы. Желание так терзало его, что он сдерживался из последних сил.
– Для этого годятся поцелуи.
– Для тебя все так просто? Так легко?
– Да. Думаю, это ты все усложняешь.
Он должен поцеловать Виолу. Хотя бы раз… а потом он оставит ее в покое.
Он коснулся губами уголка ее губ, ощущая вкус джема, и наслаждение оказалось таким огромным, а желание – таким непреодолимым, что лишь невероятным усилием воли он запретил себе отбросить поднос и придавить Виолу к перине. Он сидел не шевелясь, стараясь побороть сладостную боль во всем теле, жадно вдыхая запах фиалок. Выжидая.
Виола отстранилась, прервав поцелуй.
Джон сознавал, что необходимо отпустить ее. Пока он еще в состоянии это сделать. Она не готова принять его, а он не хочет ее спугнуть.
Он убрал руку и отодвинулся, по-прежнему пытаясь побороть муки, ведомые лишь мужчине, охваченному неутоленным желанием.
Он машинально взял вилку и снова принялся за яйца с беконом.
Виола последовала его примеру, упорно не поднимая глаз.
Завтрак подходил к концу, когда Джон попытался снова начать разговор.
– Надеюсь, ты покажешь мне, что успела переделать в доме? Я имею в виду другие комнаты, а не эту, чисто женскую цветочную фантазию, которую вижу здесь.
– После таких слов ты можешь сам устроить себе экскурсию, – пробормотала она с полным ртом.
– Но если я пойду сам, то не смогу поймать тебя в укромном уголке и сорвать поцелуй, – резонно заметил он и сунул в рот кусочек бекона, думая о том, что умрет, если она позволит себя целовать, не сняв при этом одежду.
Она доела тост.
– Не сможешь.
– Ты обожаешь мои поцелуи, не смей это отрицать, – весело объявил он и, поднявшись, взял поднос и поставил на ближайший столик. – Уже к ужину ты будешь мечтать о них. Одевайся. Я подожду тебя внизу.
– Я никогда не буду мечтать о твоих поцелуях – заверила она, стряхивая крошки с сорочки. – Никогда!
Джон нагнулся над ней, вдавив ладони в перину.
– Пока еще нет, но день длинный, – возразил он и быстро поцеловал ее, не давая увернуться. – А ночь еще длиннее.
– Прелестно, – простонала Виола, глядя вслед мужу. Казалось, будто ей предстоит день пыток. – Просто прелестно!
Виоле пришлось провести Джона по дому и саду и показать ее переделки. Ему понравился лабиринт из самшита, но он не одобрил, что она снесла ветхий лодочный сарай у реки. Джон восхитился новой конюшней, которую она велела выстроить в прошлом году. Он также похвалил новый амбар.
– Ты проделала здесь превосходную работу. – Он остановился у мельничного пруда, глядя на воду. – Все в идеальном порядке. Ты прекрасная хозяйка.
– Спасибо.
Что-то привлекло внимание Джона. Он помедлил, присмотрелся к воде еще раз, подошел к деревянному причалу и показал на лодку, покачивавшуюся на воде.
– Весла на дне. Давай покатаемся. Можем пересечь пруд и пуститься вниз по реке.
Сердце Виолы сжалось от дурного предчувствия.
– По-моему, слишком холодно, – попыталась она найти отговорку.
– Холодно? Нисколько. Прекрасный день. Кроме того, мы не собираемся плавать.
Он снял сюртук и бросил на траву.
– Но я не хочу грести.
– Я сам сяду за весла, – заверил он. – Ты будешь сидеть на корме и читать Шелли, пока я буду грести и любоваться тобой.
Виола молча наблюдала, как он развязывает галстук, расстегивает ворот сорочки и стягивает жилет. Когда Джон сел на корточки и нагнулся над лодкой, чтобы достать весла, Виола испугалась еще больше.
– Нет, Джон. Я не хочу, – повторила она.
– Это самое малое, что ты можешь сделать после того, как снесла мой лодочный сарай. Не трусь, Виола. Вот увидишь, будет весело!
Виола вытерла потные ладони о юбку.
– Джон, я не сяду в эту лодку! – почти взвизгнула она.
Он оглянулся, удивленно вскинув брови.
– Почему? Или тебя укачивает?
Она прижала руку к животу, чувствуя, что сейчас ее стошнит. Стошнит от страха.
Виола молча покачала головой.
Он пристально всмотрелся в Виолу, отложил весла и вернулся к ней.
– Что с тобой?
– Я плавать не умею!
– И это все? – рассмеялся он.
– Все?!
Теперь она испугалась по-настоящему.
– Что, если лодка перевернется? Я могу утонуть.
– Ты не утонешь, – категорично заявил он и, перестав смеяться, погладил ее по щеке. – Я прекрасный пловец.
– Нет, – решительно покачала головой Виола.
– Пруд очень мелкий, течение в реке медленное. Кроме того, даже если лодка перевернется, с тобой ничего не случится. Потому что я буду рядом. – Он нежно поцеловал ее и взял за руку. – Тебе просто придется довериться мне. Пойдем. Даю слово, я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
– Уверена, что мне все это не понравится, – сказала Виола, но пошла за ним.
Он встал одной ногой в лодку и притянул ее к деревянному причалу.
– Не бойся. Садись.
Виола глубоко вздохнула, подобрала подол, судорожно вцепилась в руку Джона и осторожно ступила в лодку. Уселась на корме и, когда он отпустил ее руку, крепко схватилась за борта.
Джон отвязал лодку, взял весла и, оттолкнувшись от причала, вставил их в уключины и начал грести.
– Скажешь, когда мы подойдем к повороту, – велел он, энергично орудуя веслами. – Нужно вывести лодку в реку.
– Мы уже подходим к устью, – сообщила она. – Слева от тебя.
Джон оглянулся и умело повел лодку. Река лениво струилась между зарослями берез и плакучих ив. Когда они выплыли на длинный прямой отрезок, он снова оглянулся на нее.
– Ну, все в порядке? Больше не боишься? Не тошнит?
– Нет, – солгала она.
– Видишь? Сначала фехтование, теперь гребля. Скоро я начну давать тебе уроки плавания.
Она в ужасе посмотрела на него.
– Не начнешь.
– Обязательно начну. Будем плавать обнаженными. В лунном свете.
Ее обдало жаром. Она смотрела мимо, вздернув подбородок, делая вид, что высматривает речные повороты. Притворяясь, что не заливается краской до кончиков пальцев на ногах.
– У тебя богатое воображение.
– Да, – тут же согласился он.
Она чувствовала на себе его взгляд и знала, что именно он сейчас представляет.
Джон снова принялся работать веслами, легко выгребая против медленного течения. Под рукавами рубашки перекатывались мощные мускулы. Виола словно завороженная не могла отвести от него глаз. Пришлось постоянно напоминать себе о необходимости смотреть, куда они плывут.
– Ты хорошо гребешь, – заметила она.
– Какая это гребля! – отмахнулся он. – Я могу выгрести и одним веслом.
– Все равно хорошо.
– Большая практика. Я занимался этим как в Харроу, так и в Кембридже. – Он налег на весла. – Я был загребным нашей команды в лодочных гонках на Кеме. Каждую Майскую неделю, все четыре года, что учился в Кембридже.
– И ты побеждал?
– Обычно да. – Он засмеялся. – Перси был нашим рулевым, и притом очень хорошим. Он был так методичен, что задавал темп лучше других рулевых.
– Тебе, должно быть, его не хватает.
Джон помрачнел, перестал грести и налег на весла так, что лопасти поднялись из воды. Виола ждала, что он заговорит о кузене, но вместо этого он, погруженный в свои мысли, долго смотрел на поросший деревьями берег.
– Джон, о чем ты думаешь?
– Я так тоскую по нему, что сердце болит. – Он покачал головой, словно пытаясь отбросить горькие воспоминания, и снова стал грести. – Потолкуем о чем-нибудь приятном. Сегодня нам полагается веселиться. И должен же быть хоть какой-то толк от моего университетского образования? Стихи какого поэта ты хочешь послушать? Выбери романтические, тогда я смогу быть страстным и пылким и пробужу в тебе желание.
Он и раньше так делал? Сажал женщину в лодку и читал любовные стихи?
Виола глубоко вздохнула и подавила вспышку неуместной ревности.
– Джон ты вовсе не обязан читать мне стихи.
– Не видел я лица прекрасней и милее.
При встрече с ней и жизнь становится светлее.
Странно, но она не знала автора этих поэтических строк, зато прекрасно распознала этот взгляд. Потому что сегодня уже видела его дважды – когда ела тост с джемом и минутой раньше, когда Джон упомянул об уроках плавания. И с каждым разом становилось все легче поверить, что им владеет не просто обычное желание.
Виола поспешно отвернулась.
– Не узнаю, чьи это стихи.
– Я бы очень удивился, узнай ты автора, поскольку я только сейчас их сочинил.
Она растерянно уставилась на него:
– Как! Только сейчас?!
Джон кивнул:
– Я пишу стихи едва ли не с детства.
– А я понятия не имела. Конечно, вы с Диланом вечно сочиняете глупые лимерики, но чтобы стихи?!
– А я понятия не имел, что ты не умеешь плавать. – Он прикрыл глаза. – Кстати, нам следует как можно скорее начать уроки плавания. Мельничный пруд не глубокий. Идеальное место. Можем начать завтра.
– А я думаю, что нам следует вернуться домой. Сейчас, должно быть, начало четвертого, и хотелось бы принять ванну и переодеться перед обедом. Мы здесь живем по-деревенски, так что обед у нас в пять, – напомнила она.
Джон склонил голову набок.
– А есть у нас ванна, достаточно большая, чтобы вместить двоих?
– Нет, – чопорно процедила Виола.
Джон рассмеялся и больше ничего не сказал. Только повернул лодку к берегу. А Виола повторяла про себя прочитанные им строчки. Разум говорил, что Джон не может быть искренним. Сердце не хотело слушать.
– Поскольку мои стихи не произвели на тебя должного впечатления, у меня родились другие.
Он вынул весла из воды, и лодка снова замерла.
– Лимерик! – Глаза его озорно блеснули.
– Лимерик обо мне?
– Знаю я женщину из Гемпшира,
Чья улыбка дороже целого мира,
Волосы – золото, глаза – озерный ил.
А поцелуй ее навек меня пленил.
– Что? – с негодованием воскликнула Виола, не обращая внимания на ту строку, где говорилось о пленившем его поцелуе. – Мои глаза вовсе не цвета озерного ила!
– Точно тот же оттенок. – Он показал на ближайший берег пруда. – Смотри. Зеленовато-коричневый. И что тут плохого? Совершенно по-английски, полагаю. И очень поэтично.
– Поэтично? – возмутилась Виола. – Поэтам полагается сравнивать женские глаза со звездами, небесами и тому подобными штучками, Если сравнение с грязью входит в твой план соблазнить меня, ничего не выйдет.
Глаза его стали серьезными. Он вытащил весла из уключин, со стуком уронил на дно лодки и подвинулся к ней. У Виолы перехватило дыхание при виде его пылающих глаз. Он вдруг встал на колени, вцепился в края дощатого сиденья и, подавшись вперед, коснулся губами ее губ.
– Как насчет этого? Сработает?
Ее охватила внутренняя дрожь.
– Нет, – выдохнула она и крепко сжала губы.
– Виола, будь справедлива, – пробормотал он ей в губы. – Да, я сказал, что у тебя глаза цвета озерного ила, но добавил также, что волосы – золото, а поцелуй меня пленил. – Он чуть куснул ее губы. – Так что попробуй взять меня в плен своим поцелуем.
Виола отвернулась.
– Я не собираюсь целовать тебя, – объявила она сухо, но тут же рассмеялась: – Нет-нет, ты все испортил упоминанием об иле!
Он усмехнулся тихим горловым смешком.
– Но английский озерный ил очень красив. Мне нравится.
Его руки скользнули под нее, и с пугающей внезапностью он перетащил ее к себе на колени. Не ожидавшая такого коварства, Виола стала с визгом извиваться, раскачивая лодку.
– Прекрати! – крикнула она, когда он развернул ее лицом к себе.
Лодка закачалась сильнее и перевернулась. Виола мгновенно ушла под воду с головой и в панике взмахнула руками, не в силах увидеть что-то в мутных глубинах. Но Джон тут же подхватил ее.
– Я тебя держу, – заверил он, обнимая ее. – Держу.
Она судорожно втягивала в легкие воздух и цеплялась за его рубашку. Паника понемногу улеглась, когда она осознала, что Джон крепко прижимал ее к себе, ноги прочно стояли на дне пруда, а вода доходила только до подмышек.
– Отдышалась? – спросил он и, отстранившись, внимательно оглядел Виолу и откинул с ее лба мокрые волосы.
– Ничего страшного. – Она потерла руки. – Холодно, правда, но все обошлось.
Джон присел и подхватил ее на руки.
– Ничего себе награда за стихи в твою честь! – с притворным негодованием воскликнул он, унося ее на берег. – Купание в холодной воде – и ни поцелуя в благодарность!
– Так тебе и надо, – фыркнула она, когда он поставил ее у самого края воды. – Глаза цвета ила, подумать только!
Он не видел, как она улыбнулась, когда подобрала промокшие юбки и побежала к заросшему травой пригорку.
Глава 15
После приключений на пруду следовало бы немедленно принять ванну и переодеться. Судомойки натаскали горячей воды и наполнили медную ванну. Виола купалась первой, и пока Селеста мыла и вытирала ей волосы, она видела перед собой глаза Джона, читавшего ей стихи. Неужели он выразил то, что чувствовал?
Она снова и снова задавала себе этот вопрос, не обращая внимания на Селесту, надевавшую на нее халат из тяжелого розового шелка.
Наконец она вышла в смежную с ванной гардеробную, и Селеста принялась вытаскивать из шкафа одно платье за другим. Но Виоле было не до туалетов.
Был ли он искренним? При таком количестве женщин… можно ли верить, что она значит для него больше, чем любая другая? И как можно быть уверенной, что это продлится долго?
Виола слышала, как слуги носят воду для ванны Джона. И представляла, как он голым садится в ванну. Она хорошо помнила его обнаженное тело, и теперь воспоминания и воображение терзали ее, как те сны, которые мучили ее ночами.
Он сказал, что при встрече с ней жизнь становится светлее. Что не видел лица прекраснее. Говорил ли он правду?
Она пыталась напомнить себе, что слов недостаточно. Но что делать, если она изнемогала от желания, стоило ему дотронуться до нее?
«Нам было хорошо когда-то, помнишь?»
Она помнила.
Виола в смятении прижала пальцы ко лбу. Она была не в состоянии думать связно.
– Миледи? – встревожилась Селеста. – Вы нездоровы?
Виола опустила руку.
– Спасибо, Селеста, я абсолютно здорова.
Женщина, бывшая ее горничной с тех пор, как Виоле исполнилось пятнадцать, облегченно вздохнула и подняла два платья.
– Слоновая кость или светло-голубое?
– Голубое, – равнодушно обронила Виола.
Горничная вынесла голубое платье из гардеробной. Виола осталась на месте.
За дверью слышались голоса Джона и Стивенса. Она не могла разобрать, что они говорили, потому что в ушах звучали слова: «Я хочу тебя и хочу, чтобы ты тоже меня хотела. Хочу так, что, кажется, потерял разум… Даже когда отношения между нами были хуже некуда, я все-таки питал крошечную надежду на то, что когда-нибудь ты вернешься ко мне».
Неожиданно все показалось кристально ясным, и все смятенные чувства вылились в одно простое решение. Виола глубоко вздохнула, вошла в спальню и приблизилась к кровати, на которой уже было разложено голубое шелковое платье.
– Селеста, – попросила она, – пошли кого-нибудь па кухню и передай, что обед задерживается часа на два.
Горничная недоуменно воззрилась на нее, но кивнула:
– Да, миледи.
– И найди чем заняться, пока я не позову тебя. Если вообще позову.
Кажется, горничную осенило, потому что лицо ее выразило неподдельное изумление. Но она воздержалась от расспросов и поспешно удалилась, оставив Виолу одну.
Виола подошла к туалетному столику и взяла расческу. Распутала влажные пряди, но не стала заплетать косу или делать прическу. Оставив волосы распущенными, она прошла через гардеробную.
Джон все еще сидел в ванне – она слышала плеск воды и голоса, но все же повернула дверную ручку и глубоко вздохнула, прежде чем открыть дверь.
Джон развалился в ванне, откинув голову на бортик и держась обеими руками за края, а Стивене стоял рядом с полотенцем наготове. При виде Виолы мужчины удивленно воззрились на нее.
Не обращая внимания на камердинера, Виола шагнула ближе.
– Ты действительно говорил правду? – бесцеремонно спросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26